СКАЗАНИЕ О МАМАЕВОМ ПОБОИЩЕ 1 страница

Подготовка текста В. П. Бударагина и Л. А. Дмитриева, перевод В. В. Колесова, комментарии Л. А. Дмитриева

ВСТУПЛЕНИЕ

«Сказание ο Мамаевом побоище» — основной памятник Куликовского цикла. Это самый подробный рассказ ο победе Дмитрия Донского над Мамаем и самое увлекательное сюжетное повествование ο событиях на Куликовом поле.

«Сказание ο Мамаевом побоище», вероятнее всего, было написано в первой четверти XV в. Особый интерес κ Куликовской битве, ο которой в это время еще хорошо помнили, объяснялся вновь обострившимися взаимоотношениями с Ордой и, в частности, нашествием Едигея на Русь в 1408 г. Нашествие Едигея, успех которого объяснялся недостаточной сплоченностью и единодушием русских князей, вновь с особой остротой поставило вопрос ο необходимости единения всех князей под руководством великого князя московского для борьбы с Ордой. Эта мысль является основной в «Сказании ο Мамаевом побоище».

По сюжету и содержанию многих эпизодов «Сказание ο Мамаевом побоище» близко κ пространной летописной повести ο Куликовской битве. Большинством исследователей это объясняется зависимостью «Сказания...» от летописной повести. Однако вопрос этот далеко не столь бесспорен. Нельзя забывать, что оба произведения посвящены одному событию, авторы их пользовались одними и теми же устными рассказами и преданиями ο Куликовской победе и близость содержания обоих произведений может объясняться именно этим обстоятельством. Текстуальные же совпадения между пространной летописной повестью и «Сказанием ο Мамаевом побоище» столь малочисленны и имеют такой характер, что у нас отнюдь не меньше оснований предполагать обратную зависимость, а именно — зависимость пространной летописной повести от «Сказания...».

«Сказание ο Мамаевом побоище» сообщает значительно больше всевозможных подробностей как ο подготовке к битве, так и ο самом сражении, чем пространная летописная повесть. He приходится сомневаться, что многие из этих подробностей являются отражением действительных исторических фактов, более нигде не зафиксированных. Так, например, только в «Сказании...» обстоятельно рассказано ο действиях засадного полка Владимира Андреевича, решившего исход боя в пользу великого князя московского, только в «Сказании...» перечисляются купцы-сурожане, отправившиеся на Куликово поле, только в «Сказании...» приводятся подробные данные об «уряжении» (расстаковке) полков во время подготовки κ сражению и в ходе битвы и т. п.

Немало в памятнике и книжно-риторических эпизодов, явно легендарных сообщений, элементов церковно-религиозного характера. Стремясь нарисовать идеальный образ великого князя московского, автор «Сказания...», в соответствии с мировоззрением своей эпохи, трактует своего героя в ярко выраженном религиозном плане.

Β соответствии с публицистической направленностью произведения автор его допускает исторические анахронизмы. Β «Сказании...» поход Дмитрия благословляет не только Сергий Радонежский, но и митрополит Киприан, литовский союзник Мамая назван Ольгердом. Между тем Киприана в 1380 г. в Москве не было — он находился в это время в Киеве, литовским союзником Мамая был сын Ольгерда Ягайло — Ольгерд умер в 1377 г., за три года до Куликовской битвы. Это не ошибки, а умышленный литературно-публицистический прием. Для феодального периода объединение княжеской и духовной власти было типичным. Для того чтобы подчеркнуть силу и общерусское значение великого князя московского, автор «Сказания...» показывает его тесный союз с митрополитом, изображает дело так, будто все поступки, все действия великого князя одобрены и благословлены митрополитом всея Руси: деяния, санкционированные и одобренные митрополитом всея Руси, приобретали общерусское значение, осенялись особой значимостью и величием. Великий князь литовский Ольгерд был опасным противником московского князя, его набеги на Москву и опустошения, причиненные им Московскому княжеству, делали это имя ненавистным в Москве. Ягайло же ни до этого, ни после не воевал против московского князя. Поэтому называя литовского союзника Мамая Ольгердом, автор «Сказания...» тем самым с особой силой подчеркивал могущество московского князя. И монголо-татары, которые угнетали русский народ, и литовский князь, который дважды угрожал Москве и принес столько бедствий ее жителям, на этот раз, когда с московским князем объединились все остальные русские князья и биться вышел весь народ, потерпели поражение.

Автор «Сказания...» широко использовал в своем произведении изобразительные средства «Задонщины». Вставки из «Задонщины» были сделаны автором «Сказания...» не механически, он не просто выписывал понравившиеся ему отрывки из этого произведения, а перерабатывал их в соответствии с основным идейным и художественным замыслом. Κ «Задонщине» обращался не только автор первоначального текста «Сказания...», но и последующие редакторы этого произведения.

«Сказание ο Мамаевом побоище» дошло до нас в очень большом количестве списков, датируемых периодом времени с XVI по XIX в. включительно. Все эти списки делятся на восемь редакций, которые в свою очередь подразделяются на многочисленные варианты. Из четырех редакций «Сказания...», которые бесспорно возникли не позже XVI в. («Основная», «Летописная», «Распространенная» и «Киприановская»), наиболее близка κ первоначальному виду произведения Основная редакция.

Текст Основной редакции публикуется по списку первой половины XVI в. — РНБ, Q. IV, 22.

ОРИГИНАЛ

НАЧАЛО ПОВѢСТИ, КАКО ДАРОВА БОГЪ ПОБѢДУ ГОСУДАРЮ ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ ДМИТРЕЮ ИВАНОВИЧУ[1] ЗА ДОНОМЪ НАД ПОГАНЫМ МАМАЕМ,[2] И МОЛЕНИЕМ ПРЕЧИСТЫА БОГОРОДИЦА И РУСЬСКЫХ ЧЮДОТВОРЦЕВЪ ПРАВОСЛАВНОЕ ХРИСТИАНСТВО РУССКУЮ ЗЕМЛЮ БОГЪ ВЪЗВЫСИ, А БЕЗБОЖНЫХ АГАРЯНЪ ПОСРАМИ

НАЧАЛО ПОВЕСТИ О ТОМ, КАК ДАРОВАЛ БОГ ПОБЕДУ ГОСУДАРЮ ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ ДМИТРИЮ ИВАНОВИЧУ ЗА ДОНОМ НАД ПОГАНЫМ МАМАЕМ И КАК МОЛИТВАМИ ПРЕЧИСТОЙ БОГОРОДИЦЫ И РУССКИХ ЧУДОТВОРЦЕВ ПРАВОСЛАВНОЕ ХРИСТИАНСТВО — РУССКУЮ ЗЕМЛЮ БОГ ВОЗВЫСИЛ, А БЕЗБОЖНЫХ АГАРЯН ПОСРАМИЛ

Хощу вамъ, братие, брань повѣдати новыа побѣды, како случися брань на Дону великому князю Димитрию Ивановичю и всѣм православным христианом с поганым Мамаемъ и з безбожными агаряны. И възвыси Богъ род христианскый, а поганых уничижи и посрами их суровство, якоже въ прежняя врѣмена Гедеону над мадиамы и преславному Моисию над фараоном.[3] Подобаеть намъ повѣдати величество и милость Божию, како сътвори Господь волю боящихся его, како пособьствова Господь великому князю Дмитрию Ивановичю и брату его князю Владимеру Андрѣевичю[4] над безбожными половци и агаряны.

Хочу вам, братья, поведать о новой победе в битве, как на Дону случилась брань великого князя Дмитрия Ивановича и всех православных христиан с поганым Мамаем и с безбожными язычниками. И возвысил Бог род христианский, а поганых унизил и посрамил их дикость, как и в старые времена помог Гедеону над мадиамлянами и преславному Моисею над фараоном. Надлежит нам поведать о величии и милости Божьей, как исполнил Господь пожелание верных ему, как помог великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю Владимиру Андреевичу над безбожными половцами и язычниками.

Попущением Божиимъ за грѣхы наша, от навождениа диаволя въздвижеся князь от въсточныа страны, имянем Мамай, еллинъ сый вѣрою, идоложрецъ и иконоборецъ, злый христьанскый укоритель. И начатъ подстрѣкати его диаволъ и вниде вь сердце его напасть роду христианскому, и наусти его, како разорити православную вѣру и оскверънити святыя церкви и всему христианству хощеть покорену от него быти, яко бы ся не славило Господне имя в людех его. Господь же нашь Богъ, царь и творецъ всеа твари, елико хощеть, тъ и творить.[5]

Попущением Божьим, за грехи наши, по наваждению дьявола поднялся князь восточной страны, по имени Мамай, язычник верой, идолопоклонник и иконоборец, злой преследователь христиан. И начал подстрекать его дьявол, и вошло в сердце его искушение против мира христианского, и подучил его враг, как разорить христианскую веру и осквернить святые церкви, потому что всех христиан захотел покорить себе, чтобы не славилось имя Господне средь верных Богу. Господь же наш, Бог, царь и творец всего сущего, что пожелает, то и вершит.

Онъ же безбожный Мамай начатъ хвалитися и поревновавъ второму Иулиану[6] отступнику, царю Батыю,[7] и нача спрашывати старых татаръ како царь Батый плѣнилъ Русскую землю. И начаша ему сказывати старые татарове, како плѣнилъ Русскую землю царь Батый, какъ взялъ Киевъ и Владимерь, и всю Русь, словенскую землю, и великого князя Юрья Дмитреевичя убилъ,[8] и многых православных князей избилъ и святыа церкви оскьверни, и многы манастыри и села пожже, и въ Володимерѣ вселенскую церковь златаверхую разграбилъ.[9] Ослѣплену же ему умомъ, того бо не разумѣ, како Господу годе, тако и будеть. Якоже въ оны дни Иерусалимъ плѣненъ бысть Титомъ римскым и Навходнасором, царемъ вавилонскым[10] за ихъ съгрѣшениа и маловѣрие — нъ не до конца прогнѣвается Господь, ни въ вѣкы враждуетъ.

Тот же безбожный Мамай стал похваляться и, позавидовав второму Юлиану-отступнику, царю Батыю, начал расспрашивать старых татар, как царь Батый покорил Русскую землю. И стали ему сказывать старые татары, как покорил Русскую землю царь Батый, как взял Киев и Владимир, и всю Русь, славянскую землю, и великого князя Юрия Дмитриевича убил, и многих православных князей перебил, а святые церкви осквернил и многие монастыри и села пожег, а во Владимире соборную церковь златоверхую разграбил. И так как был помутнен он разумом, то того не постиг, что как Господу угодно, так и будет: так же и в давние дни Иерусалим был пленен Титом-римлянином и Навуходоносором, царем вавилонским, за прегрешения и маловерие иудеев — но не бесконечно гневается Господь и не вечно карает.

Слышавъ же безбожный Мамай от своих старых татаръ и нача подвиженъ быти и диаволомъ палим непрестанно, ратуа на христианство. И бѣ в себѣ нача глаголати къ своим еулпатом[11] и ясаулом, и князем, и воеводам, и всѣм татаром, яко: «Азъ не хощу тако сътворити, якоже Батый, нъ егда доиду Руси и убию князя их, и которые грады красные довлѣють нам, и ту сядем и Русью владѣем, тихо и безмятежно пожывемъ». А не вѣдый того оканный, яко Господня рука высока есть.[12]

Узнав все от своих старых татар, начал Мамай поспешать, дьяволом распаляемый непрестанно, ополчаясь на христиан. И, забывшись, стал говорить своим алпаутам, и есаулам, и князьям, и воеводам, и всем татарам: «Не хочу я так поступить, как Батый, но когда приду на Русь и убью князя их, то какие из городов наилучших достаточны будут для нас — тут и осядем, и Русью завладеем, тихо и беззаботно заживем», — а не знал того, проклятый, что Господня рука высока.

И по малех днех перевезеся великую реку Волгу съ всѣми силами. И ины же многы орды къ своему великому въинству съвокупи и глагола имъ: «Поидем на Русскую землю и обогатѣемъ русскым златом!» Поиде же безбожный на Русь, акы левъ ревый пыхаа, акы неутолимая ехыдна гнѣвом дыша. И доиде же до усть рѣкы Вороножа и распусти всю силу свою и заповѣда всѣм татаром своимъ яко: «Да не пашете ни единъ васъ хлѣба, будите готовы на русскыа хлѣбы!»

И через несколько дней перешел он великую реку Волгу со всеми силами, и другие многие орды к великому воинству своему присоединил и сказал им: «Пойдем на Русскую землю и разбогатеем от русского золота!» Пошел же безбожный на Русь, будто лев ревущий ярясь, будто неутолимая гадюка злобой дыша. И дошел уже до устья реки Воронежа, и распустил всю силу свою, и наказал всем татарам своим так: «Пусть не пашет ни один из вас, будьте готовы на русские хлеба!»

Слышавъ же то князь Олегъ Резанскый,[13] яко Мамай кочуеть на Вороножѣ, а хощеть ити на Русь, на великого князя Дмитриа Ивановича Московскаго. Скудость же бысть ума въ главѣ его, посла сына своего к безбожному Мамаю с великою честью и съ многыми дары и писа грамоты своа к нему сице: «Въсточному великому и волному, царемъ царю Мамаю — радоватися! Твой посаженикъ и присяжникъ Олегъ, князь резанскый, много тя молить. Слышах, господине, яко хощеши итти на Русскую землю, на своего служебника князя Димитриа Ивановича Московъскаго, огрозитися ему хощеши. Нынѣ же, господине всесвѣтлый царю, приспѣ твое врѣмя: злата и сребра и богатьства много наплънися земля Московскаа и всякого узорочиа твоему царству на потребу. А князь Дмитрей Московской человекъ христианъ, егда услышить имя ярости твоеа, то отбежить в далниа отокы своа: любо в Новъгород Великый, или на Белоозеро или на Двину, а многое богатьство московское и злато — все въ твоих руках будеть и твоему въйску в потребу. Меня же раба твоего, Олга Резанскаго, дръжава твоа пощадить, царю. Аз бо ти велми устрашаю Русь и князя Дмитриа. И еще молим тя, царю, оба раби твои, Олегъ Резанскый и Ольгордъ Литовскый,[14] обиду приахом велику от того великого князя Дмитриа Ивановичя, и гдѣ будеть о своей обидѣ твоимъ имянем царьскым погрозим ему, онъ же о том не радить. И еще, господине царю, град мой Коломну за себя заграбилъ. И о томъ о всем, царю, жалобу творимъ тебѣ».

Прознал же о том князь Олег Рязанский, что Мамай кочует на Воронеже и хочет идти на Русь, на великого князя Дмитрия Ивановича Московского. Скудность ума была в голове его, послал сына своего к безбожному Мамаю с великою честью и с многими дарами и писал грамоты свои к нему так: «Восточному великому и свободному, царям царю Мамаю — радоваться! Твой ставленник, тебе присягавший Олег, князь рязанский, много тебя молит. Слышал я, господин, что хочешь идти на Русскую землю, на своего слугу князя Дмитрия Ивановича Московского, устрашить его хочешь. Теперь же, господин и пресветлый царь, настало твое время: золотом, и серебром, и богатством многим переполнилась земля Московская, и всякими драгоценностями твоему владению на потребу. А князь Дмитрий Московский — человек христианский — как услышит слово ярости твоей, то отбежит в дальние пределы свои: либо в Новгород Великий, или на Белоозеро, или на Двину, а великое богатство московское и золото — все в твоих руках будет и твоему войску на потребу. Меня же, раба твоего, Олега Рязанского, власть твоя пощадит, о царь: ведь ради тебя я крепко устрашаю Русь и князя Дмитрия. И еще просим тебя, о царь, оба раба твои, Олег Рязанский и Ольгерд Литовский: обиду приняли мы великую от этого великого князя Дмитрия Ивановича, и как бы мы в своей обиде твоим именем царским ни грозили ему, а он о том не тревожится. И еще, господин наш царь, город мой Коломну он себе захватил — и о все том, о царь, жалобу воссылаем тебе».

А другаго же посла своего вѣстника князь Олегъ Резанскый с своимъ написаниемъ, написание же таково в грамотах: «К великому князю Олгорду Литовьскому — радоватися великою радостию! Вѣдомо бо, яко издавна еси мыслилъ на великого князя Дмитриа Ивановичя Московскаго, чтобы его згонити с Москвы, а самому владѣти Москвою. Нынѣ же, княже, приспѣ врѣмя наше, яко великый царь Мамай грядеть на него и на землю его. Нынѣ же, княже, мы оба приложимся къ царю Мамаю, вѣм бо, яко царь дасть тебѣ град Москву, да и иные грады, которые от твоего княжениа, а мнѣ дасть град Коломну, да Владимерь, да Муромъ, иже от моего княжениа близъ стоять. Азъ же послах своего посла къ царю Мамаю с великою честью и съ многыми дары. Еще же и ты пошли своего посла и каковы имаши дары и ты пошли к нему, и грамоты свои списавъ, елико самъ вѣси, паче мене разумѣеши».

И другого послал скоро своего вестника князь Олег Рязанский со своим письмом, написано же в грамоте было так: «К великому князю Ольгерду Литовскому — радоваться великою радостию! Известно ведь, что издавна ты замышлял на великого князя Дмитрия Ивановича Московского, с тем, чтобы изгнать его из Москвы и самому завладеть Москвою. Ныне же, княже, настало наше время, ибо великий царь Мамай грядет на него и на землю его. И сейчас, княже, присоединимся мы оба к царю Мамаю, ибо знаю я, что царь даст тебе город Москву да и другие города, что поближе к твоему княжеству, а мне отдаст он город Коломну, да Владимир, да Муром, которые к моему княжеству поближе стоят. Я же послал своего гонца к царю Мамаю с великою честью и со многими дарами, так же и ты пошли своего гонца, и что у тебя есть из даров, то пошли ты к нему, грамоты свои написав, а как — сам знаешь, ибо больше меня понимаешь в том».

Князь же Олгордъ Литовскый, слышавъ то, велми рад бысть за велику похвалу другу своему князю Олгу Резанскому. И посылаеть скоро посла къ царю Мамаю с великыми дары и съ многою тѣшью царьскою. А пишеть свои грамоты сице: «Въсточному великому царю Мамаю! Князь Олгордъ Литовскый, присяжникъ твой, много тя молить! Слышах, господине, яко хощеши казнити свой улусъ,[15] своего служебника, московскаго князя Дмитриа. И того ради молю тя, волный царю, рабъ твой, яко велику обиду творить князь Дмитрей Московской улуснику твоему князю Ольгу Резанскому, да и мнѣ такоже велику пакость дѣеть. Господине царю волный Мамаю! Да приидеть дръжава твоего царства нынѣ до наших мѣстъ, да внидеть, царю, твое смотрение нашеа грубости от московскаго князя Дмитриа Ивановичя».

Князь же Ольгерд Литовский, прознав про все это, очень рад был высокой похвале друга своего князя Олега Рязанского и отправляет быстро посла к царю Мамаю с великими дарами и подарками для царских забав. А пишет свои грамоты так: «Восточному великому царю Мамаю! Князь Ольгерд Литовский, присягавший тебе, много тебя молит. Слышал я, господин, что хочешь наказать свой удел, своего слугу, московского князя Дмитрия, потому и молю тебя, свободный царь, раб твой: великую обиду наносит князь Дмитрий Московский улуснику твоему князю Олегу Рязанскому, да и мне также большой вред чинит. Господин царь, свободный Мамай! Пусть придет власть твоего правления теперь и в наши места, пусть обратится, о царь, твое внимание на притеснения наши от московского князя Дмитрия Ивановича».

Помышляше же в себѣ, глаголющи, Олегъ Резанскый и Олгордъ Литовскый: «Яко егда услышить князь Дмитрей царевъ приход и ярость его и нашу присягу к нему, тъ отбѣжыть с Москвы въ Великый Новъград или на Бѣлоозеро, или на Двину. А мы сядемъ на Москвѣ и на Коломнѣ. Егда же царь приидеть, и мы его з болшими дары срящем и с великою честию и умолимъ его, и възвратится царь въ свои орды, а мы княжение Московское царевым велѣниемъ раздѣлим себѣ, ово к Вилнѣ, ово к Резани, и имать нам дати царь Мамай ярлыкы своа и родомъ нашим по насъ». Не вѣдаху бо, что помышляюще и что се глаголюще, акы несмыслени младые дѣти, невѣдяще Божиа силы и Владычня смотрениа. По истиннѣ бо рече: «Аще кто к Богу вѣру з добрыми дѣлы и правду въ сердци дръжыт и на Бога упование възлагаеть, и того человека Господь не дасть в поношение врагом быти и в посмѣх».[16]

Помышляли же про себя Олег Рязанский и Ольгерд Литовский, говоря так: «Когда услышит князь Дмитрий о приходе царя, и о ярости его, и о нашем союзе с ним, то убежит из Москвы в Великий Новгород, или на Белоозеро, или на Двину, а мы сядем в Москве и в Коломне. Когда же царь придет, мы его с большими дарами встретим и с великою честью, и умолим его, и возвратится царь в свои владения, а мы княжество Московское по царскому велению разделим меж собою — то к Вильне, а то к Рязани, и даст нам царь Мамай ярлыки свои и потомкам после нас». Не ведали ведь, что замышляют и что говорят, как несмышленые малые дети, не ведающие Божьей силы и Господнего предначертания. Ибо воистину сказано: «Если кто к Богу веру с добрыми делами и правду в сердце держит и на Бога уповает, то того человека Господь не предаст врагам в поношение и на осмеянье».

А огосударь князь великий Дмитрий Ивановичь смиренъ человекъ и образъ нося смиреномудрия, небесных желаа и чаа от Бога будущих вѣчных благъ, не вѣдый того, что на него съвѣщевають золъ съвѣтъ ближнии его друзи. О таковых бо пророкъ рече: «Не сътвори ближнему своему зла и не рой, ни копай врагу своему ямы. На Бога Творца въскладай. Господь Богъ можеть живити и мертвити».[17]

Государь же князь великий Дмитрий Иванович — мирный человек — образцом был смиренномудрия, небесной жизни желал, ожидая от Бога грядущих вечных благ, не ведая того, что на него замышляют злой заговор ближние его друзья. О таких ведь пророк и сказал: «Не сотвори ближнему своему зла и не рой, не копай врагу своему ямы, но на Бога-творца надейся, Господь Бог может оживить и умертвить».

Приидоша же послы къ царю Мамаю от Олгорда Литовскаго и от Олга Резанскаго и принесоша ему многыа дары и написаныа книгы. Царь же приатъ дары с любовию и книгы, и розслушавъ в грамотах, и пословъ чествовавъ отпусти, и написа отписание сицева: «Олгорду Литовскому и Ольгу Резанскому. На дарѣх ваших и за хвалу вашу, что приписастеся ко мнѣ, елико хощете от мене вотчины русскые тѣмъ отдарю вас. А вы ко мнѣ присягу имѣйте и срѣтите мене, елико гдѣ успѣете, и одолѣйте своего недруга. Мнѣ убо ваша помощь не добрѣ удобна: нъ аще бых азъ нынѣ хотѣлъ своею силою великою и азъ бы древний Иерусалимъ плѣнилъ, якоже и халдѣи. Нъ нынѣ чести вашей хощу, моимъ имянем царьскым и грозою, а вашею присягою и рукою вашею распуженъ будеть князь Дмитрей Московскый, и огрозится имя ваше въ странах ваших моею грозою. Мнѣ убо царю достоить побѣдити царя, подобна себѣ, то мнѣ подобаеть и довлѣеть царьскаа чесьть получити. А вы нынѣ пойдите от меня и рците князем своим глаголы моя».

Пришли же послы к царю Мамаю от Ольгерда Литовского и от Олега Рязанского и принесли ему большие дары и грамоты. Царь же принял дары и письма благосклонно и, заслушав грамоты и послов почтя, отпустил и написал ответ такой: «Ольгерду Литовскому и Олегу Рязанскому. За дары ваши и за восхваление ваше, ко мне обращенное, каких захотите от меня владений русских, теми одарю вас. А вы в верности мне присягните и скорее идите ко мне и одолейте своего недруга. Мне ведь ваша помощь не очень нужна: если бы я теперь пожелал, то своею силою великою я бы и древний Иерусалим покорил, как прежде халдеи. Теперь же хочу поддерживать вас: моим именем царским и силою, а вашею клятвой и рукою вашею разбит будет князь Дмитрий Московский, и грозным станет имя ваше в странах ваших моею угрозой. Ведь если мне, царю, предстоит победить царя, подобного себе, то мне подобает и надлежит царскую честь получить. Вы же теперь идите от меня и передайте князьям своим слова мои».

Послы же възъвратившеся от царя къ своим княземъ и сказаша имъ, яко: «Царь Мамай здравить и велми вамъ за хвалу вашу великую, добръ глаголъ глаголеть». Они же скудни умом възрадовашася о суетнѣм привѣтѣ безбожнаго царя, а не вѣдуще того, яко Богъ даеть власть, емуже хощеть. Нынѣ же едина вѣра, едино крещение, а къ безбожному приложишяся вкупѣ гонити православную вѣру Христову. О таковых бо пророкъ рече: «Поистинѣ сами отсѣкошяся своеа добрыа масличны и присадишяся к дивии масличнѣ».[18]

Послы же, возвратись от царя к своим князьям, сказали им: «Царь Мамай приветствует вас и очень за восхваление ваше великое благорасположен к вам!» Те же, скудные умом, порадовались суетному привету безбожного царя, не ведая того, что Бог дает власть кому пожелает. Теперь же — одной веры, одного крещения, — ас безбожным соединились вместе преследовать православную веру Христову. О таких ведь пророк сказал: «Воистину сами себя отсекли от доброго масличного древа и привились к дикой маслине».

Князь же Олегъ Резанскый начатъ поспѣшывати, слати к Мамаеви послы и рече: «Подвизайся, царю, скорѣе к Руси». Глаголет бо премудрость: «Путь нечестивых не спѣшится, нъ събирают себѣ досажениа и поносъ».[19] Нынѣ же сего Олга оканнаго новаго Святоплъка нареку.[20]

Князь Олег Рязанский стал торопиться отправлять к Мамаю послов, говоря: «Выступай, царь, скорее на Русь!» Ибо говорит великая мудрость: «Путь нечестивых погибнет, ибо собирают на себя досаду и поношение». Ныне же этого Олега окаянного новым Святополком назову.

Слышавъ же то князь великий Дмитрей Ивановичь, яко грядеть на него безбожный царь Мамай и съ многыми ордами и съ всѣми силами, неуклонно яряся на христианство и на Христову вѣру и ревнуя безглавному Батыю, князь же великий Дмитрий Ивановичь велми опечалися о безбожных нахождении. И ставъ пред святою иконою Господня образа, яже въ зглавии его стояще, и пад на колѣну свою, нача молитися и рече: «Господи! Азъ, грѣшный, смѣю ли молитися тебѣ, смиреный рабъ твой? то к кому простру уныние мое? нъ на тебя надѣюся, Господи, и възвергу печаль мою.[21] И ты, Господи, Царю, Владыко, Свѣтодателю, не сътвори нам, Господи, якоже отцемъ нашимъ, иже наведе на них и на грады их злаго Батыа, и еще бо, Господи, тому страху и трепету в нас суще велику. И нынѣ, Господи, Царю, Владыко, не до конца прогнѣвайся на нас, вѣм бо, Господи, яко мене ради, грѣшнаго, хощеши всю землю нашу погубити; аз бо съгрѣших пред тобою паче всѣх человекъ. Сътвори ми, Господи, слез моих ради, яко Иезекию,[22] и укроти, Господи, сердце свирѣпому сему звѣрю!» Въсклонся и рече: «На Господа уповах — и не изнемогу».[23] И посла по брата своего по князя Владимера Андрѣевичя в Боровескъ,[24] и по всѣ князи русские скорые гонци розославъ, и по вся воеводы мѣстныа, и по дѣти боярскые, и по всѣ служылые люди. И повелѣ имъ скоро быти у себя на Москвѣ.

И прослышал князь великий Дмитрий Иванович, что надвигается на него безбожный царь Мамай со многими ордами и со всеми силами, неустанно ярясь на христиан и на Христову веру и завидуя безумному Батыю, и сильно опечалился князь великий Дмитрий Иванович из-за нашествия безбожных. И став пред святою иконою Господня образа, что в изголовье его стояла, и упав на колени свои, стал молиться и сказал: «Господи! Я, грешный, смею ли молиться тебе, смиренный раб твой? Но к кому обращу печаль мою? Лишь на тебя надеясь, Господи, и вознесу печаль мою. Ты же, Господи, царь, владыка, светодатель, не сотвори нам, Господи, того, что отцам нашим сотворил, наведя на них и на их города злого Батыя, ибо еще и сейчас, Господи, тот страх и трепет великий в нас живет. И ныне, Господи, царь, владыка, не до конца прогневайся на нас, знаю ведь, Господи, что из-за меня, грешного, хочешь всю землю нашу погубить; ибо я согрешил пред тобою больше всех людей. Сотвори мне, Господи, за слезы мои, как Иезекии, и укроти, Господи, сердце свирепому этому зверю!» Поклонился и сказал: «На Господа уповал — и не погибну». И послал за братом своим, за князем Владимиром Андреевичем в Боровск, и за всеми князьями русскими скорых гонцов разослал, и за всеми воеводами на местах, и за детьми боярскими, и за всеми служилыми людьми. И повелел им быстро быть у себя в Москве.

Князь же Владимеръ Андрѣевичь прииде вборзѣ к Москвѣ и вси князи и воеводы. Князь же великий Дмитрей Ивановичь, поимъ брата своего князя Владимера Андрѣевичя, прииде къ преосвященному митрополиту Киприану[25] и рече ему: «Вѣси ли, отче нашь, нынѣ настоащую сию бѣду великую, яко безбожный царь Мамай грядеть на нас, неуклонным образом ярость нося?» Митрополитъ же рече великому князю: «Повѣжь ми, господине, чимъ еси пред нимъ не исправилъся?» Князь же великый рече: «Испытахомся, отче, повелику, яко все по отець наших преданию, еще же нъипаче въздахом ему». Митрополитъ же рече: «Видиши ли, господине, попущениемъ Божимъ, наших ради съгрѣшений идеть плѣнити землю нашу, нъ вамъ подобаеть, князем православным, тѣх нечестивых дарми утолити четверицею сугубь. Аще того ради не смѣрится, ино Господь его смирить, того ради Господь гръдым противится, а смиренным благодать дает.[26] Тако же случися иногда Великому Василию в Кесарии:[27] егда злый отступникъ Иулианъ, идый в пръсы, и хотѣ разорити град его Кесарию, Василий же Великий помолися съ всѣми христианы Господу Богу и събра много злата и посла к нему, дабы его пресъступника утолити. Онъ же оканный паче възярися, и Господь посла на него въина своего Меркуриа[28] погубити его. И невидимо пронзенъ бысть в сердце нечестивый, жывотъ свой злѣ сконча. Ты же, господине, възми злато, елико имаши, и пошли противу его и паче исправися пред нимъ».

Князь же Владимир Андреевич прибыл скоро в Москву, и все князья и воеводы. А князь великий Дмитрий Иванович, взяв брата своего князя Владимира Андреевича, пришел к преосвященному митрополиту Киприану и сказал ему: «Знаешь ли, отче наш, предстоящее нам испытание великое, — ведь безбожный царь Мамай движется на нас, неумолимую в себе ярость распаляя?» И митрополит отвечал великому князю: «Поведай мне, господин мой, чем ты пред ним провинился?» Князь же великий сказал: «Проверил я, отче; все точно, что все по заветам наших отцов, и даже еще больше, выплатил дани ему». Митрополит же сказал: «Видишь, господин мой, попущением Божьим ради наших грехов идет он полонить землю нашу, но вам надлежит, князьям православным, тех нечестивых дарами насытить хотя бы и вчетверо. Если же и после того не смирится, то Господь его усмирит, потому что Господь дерзким противится, а смиренным благодать дает. Так же случилось когда-то с Великим Василием в Кесарии: когда злой отступник Юлиан, идя на персов, захотел разорить гор0од его Кесарию, Василий Великий помолился со всеми христианами Господу Богу, собрал много золота и послал к нему, чтобы утолить жадность преступника. Тот же, окаянный, только сильнее разъярился, и Господь послал на него воина своего, Меркурия, уничтожить его. И невидимо пронзен был в сердце нечестивый, жизнь свою жестоко окончил. Ты же, господин мой, возьми золота, сколько есть у тебя, и пошли навстречу ему — еще раз пред ним оправдайся».