Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

РУССКОЕ МОНАШЕСТВО В МАКЕДОНИИ




Игумен Николай (Трайковский)

 

    О месте монашества в жизни Церкви Христовой написано много, и достаточно обратиться к историческим фактам, особенно относящимся к византийской эпохе, чтобы понять, сколь велик вклад монашества в сохранение истинной апостольской и святоотеческой веры, христианской духовности, в развитие богословской мысли и богослужения.

    В Македонии почти в каждом монастыре есть одна, а то и несколько могил русских иноков. Русские монахи эмигрировали сюда в то время, когда уже десятилетиями здесь ощущался тяжелый духовный кризис, обители приходили в запустение, разрушались. Для обновления монастырской жизни, как мы увидим на примере тех, о ком расскажем далее, прежде всего была необходима духовная сила. Как это ни парадоксально, русское монашество в двадцатые годы, в разгар революционных событий, переживало, может быть, лучшее и самое плодоносное время своей духовной жизни за всю историю. В Королевстве сербов, хорватов и словенцев, куда входила и Вардарская Македония, ярко проявились и суть русского старчества, и подвижнический дух общежительства, и многое другое.

    Наряду с монахами, изгнанными из родных монастырей, мы встречаем и тех, кто избрал для себя иноческую жизнь уже в Македонии. Это объясняется великими потрясениями и переменами во внутренней жизни изгнанника, напряжнное богоискателсьво в страдании и апокалиптический дух, в котором жили первые русские колонии, и через призму которого толковались исторические процессы, связанные с падением Империи. Монастырь в представлении русских эмигрантов часто становился духовной крепостью, в которой человек приуготовляется к скорому Пришествию Спасителя. Уходя из мира, монах освобождается от истории, но не отрицает ее, а, погрузившись в потустороннее, живет в ней и освящает ее. Многие страждущие смысла, обретали себя во времени и пространстве, дарованных монастырем.

    С другой стороны, идея об общей ответственности за русскую трагедию начала быстро распространяться в эмигрантских кругах, став еще одной нитью в непрестанном покаянии, являющемся сущностной особенностью православного монашества и духовности. В своих проповедях зарубежные иерархи постоянно повторяли, что не только покаяние каждого, но и всего народа есть единственный путь спасения Святой Руси. В условиях самопожертвования и самоотречения ради этой цели совершенно естественным и желаемым становится мученический характер православного монашества. Падение Империи становится испытанием веры, которое всегда подразумевало и подвижнический порыв в духовной жизни: "Внешние подвиги совершались в тесной связи с внутренними с целью приобрести Божию благодать. Они совершались ради очищения от страстей и испытания веры", - говорит митрополит Ловчанский Гавриил о русском подвижничестве в XIX веке.

     Далее мы расскажем о нескольких группах русских монахов в Македонии. В некоторых обителях, где общины были более многочисленны, жизнь протекала так же, как на родине. Так было в монастыре Святого Наума, где проживало более двадцати насельников, в Кичевском монастыре Святой Пречистой Богородицы, сестричество которого насчитывало около тридцати монахинь, или в монастыре в с. Лешок, принявшем тридцать пять монахов с Валаама. В большинстве же монастырей проживало от одного до пяти насельников, что создавало там атмосферу скита.

    Справедливости ради необходимо заметить, что самыми тяжелыми искушениями для русских монахов были сложные бюрократические процедуры, ставшие обязательными уже в первые годы после прихода в Македонию сербской иерархии. Эти препоны более всего подрывали и без того хрупкий организм монашеской общины. Русские монахи в большей степени, нежели македонские, реагировали на это давление, о чем свидетельствуют многочисленные письменные объяснения, увещевания, замечания, предупреждения, которые в их адрес направляли епархиальные служащие.

    Новые представления, согласно которым "хороший" монастырь – это монастырь богатый, преуспевающий в скотоводстве и земледелии, никогда не были идеалом в Македонии. Эта идея чужда и основным принципам православного монашества в целом. Обители, которыми управляли сербские монахи, за короткое время добились невиданного хозяйственного подъема: интенсивно развивалось свиноводство, тысячи гектаров были засажены сливами, воздвигались новые жилые корпуса, ворота и колокольни, не соответствовавшие духу национальной архитектуры.

    В македонских монастырях нашли кров и самые бедные беженцы из России, которые нуждались во временном пристанище, пока не устроятся в городах. Отмечены десятки случаев, когда принимались инвалиды-белогвардейцы. Так, по решению Битольской епархии в 1926 г. шесть инвалидов были размещены в разных обителях. Сохранилось решение владыки Николая (Велимировича) от 1936 г. выделить русским во временное пользование имущество, чаще всего земельные участки, принадлежащее монастырям.

    Русские иноки нередко оказывались в центре внимания общественности. Например, некто М.Х. пишет о русских монахах как о настоятелях монастырей. Комментируя опубликованный в газете "Политика" от 26 ноября 1934 г. текст о посещении обители в с. Слепче бывшим черноризцем и четником Василием Трбичем, он сетует на то, что монастырь, до недавнего времени процветавший, с приходом туда русских монахов пришел в упадок, и насельники покинули его, как только все разграбили. Комментатор, судя по всему, тоже монах, критикует русское монашество в Королевстве. Он говорит, что не всегда русские были хорошими настоятелями, что многие из них вначале даже не знали языка местного населения, указывает на различия между местными монашескими традициями и русскими, обычаями двух народов, различия в административном управлении, отношениях с мирянами и т.п. Не все вновь прибывшие были образцовыми монахами, опытными подвижниками, которые представляли гордость монашества в самой России, но немало было среди них тех, кому удалось добиться высот в духовном совершенствовании и подъеме монастырей. В заключение автор признаёт, что упадок монашества – общая беда всех монастырей, а не только тех, где насельники – русские иноки.

    Это не единственный критический отзыв в адрес русского духовенства. Тем не менее, факты показывают, что, несмотря на различия в традициях и культуре русского, сербского и македонского монашества, обновление духовной жизни в огромном числе обителей на всем Балканском полуострове, и особенно в Королевстве СХС, - заслуга именно русских изгнанников.

 

ВАЛААМСКИЕ МОНАХИ

    Летом 1925 г. тридцать пять валаамских монахов стали насельниками монастыря Святого Афанасия в селе Лешок. Общежительный устав, продолжительные богослужения на церковнославянском языке русского извода, особенный распев были частью повседневной духовной атмосферы. Из целого ряда источников мы узнаем об усилиях, которые были вложены братией для создания условий жизни в монастыре, пребывавшем ранее в запустении. В душах этих боголюбивых иноков, кротких чад Церкви Божией боль от расставания с родным Валаамом переживалась стремлением сохранить вековые духовные традиции там, где укажет Господь. В их дальнейшем подвиге Валаам стал не местом, а образом жизни и спасением.

    Трагический переворот на Валааме произошел совершенно неожиданно, хотя и был следствием продолжительного смущения в рядах братства в связи с переходом на новый стиль в богослужебной жизни монастыря. Неожиданным же было то, что церковные власти были готовы на все ради решения проблемы календаря, проявляя нетерпимость и вражду по отношению к сторонникам старого богослужебного порядка. В кругах ревностных валаамцев это нововведение было воспринято как противоречащее святоотеческому Преданию. Такой позиции придерживались все члены братства, хотя существовали разногласия в отношении того, следует ли проявить непослушание.

    За несколько лет до их изгнания, в октябре 1917 г., в Валаамском монастыре состоялся церковный собор духовенства и мирян из нескольких финляндских приходов по вопросу о возможности введения нового стиля в Церкви. Несмотря на разницу в подходах, ввиду опасности перехода нескольких приходов в лютеранство, было решено принимать григорианский календарь там, где того пожелают две трети прихода. В следующем году Финляндия отделилась от России, что не могло не сказаться на связях валаамских монахов с Отечеством. Монастырь в новых условиях перешел в юрисдикцию автономной Финляндской Православной Церкви, которая официально приняла новый календарь в 1921 г. на  Сердобольском соборе. В сентябре 1923 г. Финляндская Церковь самовольно перешла в юрисдикцию Константинопольского патриархата. При всей сложности ситуации с вопросом о юрисдикции Церкви в Финляндии, летом 1923 г. Вселенский Патриарх Мелетий и святой Патриарх Московский Тихон благословили Валаамской обители перейти на новый стиль.

    Об этом было объявлено 1 ноября 1923 г. После литургии в монастырском соборном храме игумен Павлин с амвона прочитал послание епископа Серафима о благословении двух патриархов. Обращаясь к братии, он призывал избегнуть распрей и раздоров и сохранить единство во Христе.

    Однако случилось прямо противоположное: немалая часть братства высказывала возмущение в связи с отменой старого стиля. Начались волнения и конфликты. Тогда к братству обратились архиепископ Финляндский Серафим и представитель Константинопольского патриархата митрополит Лондонский Германос, изложивший монахам историю календарного вопроса и его экклесиологическое значение. Монахи считали, что Вселенская патриархия, которая уже применяла новостильный календарь, попадает под осуждение Первого Никейского собора: "Все дерзающие нарушати определение <…> о святом празднике спасительныя Пасхи, да будут отлучены от общения и отвержены от Церкви <…> Аще же кто от предстоятелей Церкви <…> после сего определения дерзнет <…> особитися и со иудеями совершати Пасху: таковаго святый Собор отныне уже осуждает быти чуждым Церкви" (Первое правило Антиохийского Поместного Собора).

    При постоянных конфликтах между двумя разделившимися сторонами братства прилагалось много сил, чтобы избежать худшего. Наибольшие искушения случились в период 1925-26 гг. Почитаемый монастырский старец иеромонах Авраамий на собрании еще раз призвал братию не поддерживать переход на новый стиль, несмотря на давление. То же он говорил и в беседах с монахами один на один.

    Уже 17 сентября 1925 г. были приняты и первые меры – изгнание монахов. Часть иноков, которые согласились с переменами, были привлечены к выяснению взглядов остальных. Около десяти человек было отправлено в выборгскую тюрьму, где их допрашивали, но поскольку иноки твердо стояли на своем, их разослали по отдаленным скитам.

    В 1925 г. на Валаам вместе с вновь назначенным Финляндским архиепископом Германом, избрание которого валаамцы сочли противоречащим канонам, прибыл служить и представитель Константинополя митрополит Германос. Старостильные монахи отказались сослужить с архиереями. После всенощной, между 7 и 8 часами, на Рождество Пресвятой Богородицы 1925 г. решение валаамского вопроса вышло за пределы доброй воли и диалога. Той же осенью была сформирована специальная комиссия, которая провела перепись и установила, что из более чем 600 насельников 225 были против введения нового календаря, - и к ним были применены санкции.

    Во время продолжавшегося несколько лет спора старостильные монахи получали поддержку духовенства из России и от некоторых заграничных архиереев. Митрополит Крутицкий Петр, епископ Ладожский Иннокентий и многие другие направили послания братству, но особенную радость вызывали частые письма заграничного первоиерарха, митрополита Антония (Храповицкого), который был давним другом Валаама. Духовная помощь приходила и от святогорских монахов. Сохранилась часть переписки старостильных монахов с русским старцем Феодосием Карульским и его послушником Никодимом.

    В 1925 г. за непринятие нового стиля были осуждены 42 монаха. По сведениям инока Всеволода (Филипьева), пред судом предстали иеромонахи Поликарп, Евстафий, Киприан, Исидор, Мелетий, Патапий, Марин, Арефа, Хрисанф, Иоанникий, Феодосий, Ираклий, Александр, иеродиаконы Савватий, Тимолай, Ювеналий, Мардарий, Нил, Герман (Кошманов), Филимон, Аггей, Павел, Уриил, Осий и монахи Феофил, Никандр, Орест, Аристоклий, Панкратий, Полихроний, Геласий, Феодорит, Максимиан, Таврион, Равула, Герман, Илиан, Малх, Феодор, Феоктист, Иларион и Иона. По свидетельству принявшего постриг на Валааме инока Филимона (впоследствии игумена монастыря Святой Троицы в Джорданвилле) единственным поводом для суда было то, что они выступали ревнителями Православия и приверженцами юлианского календаря.

    В сентябре 1926 г. несколько десятков монахов было вызвано на новое "форменное судилище" в Сердоболе, каждый из них был приговорен к изгнанию на 35 лет "за город в Халахуты". 22 октября 1926 г. приговор вступил в силу. Иеромонах Никандр с большим волнением вспоминает эти события.

    Группа изгнанников Валаама через месяц после этого прибыла в Македонию. Половина из них проведет здесь остаток своей земной жизни. В своих письмах на Валаам митрополит Антоний (Храповицкий) писал братии о своей уверенности, что в Королевстве СХС найдется место для изгнанников во имя Православия, а также о том, что уже немало монастырей этой страны населено исключительно русскими монахами. Хотя этим вопросом занимались и многие члены Карловацкого Синода, известно, что особая заслуга здесь принадлежит пасторской заботе митрополита Скопского Варнавы.

    Так, в 1926 г. митрополит Варнава в соответствии с каноном объявил о решении принять всех 35 валаамцев, обратившихся за помощью. Из воспоминаний игумена Серафима, который в статье "Личные воспоминания о Святейшем Патриархе Варнаве" повествует о тех событиях, мы узнаем, что к тому времени в большинстве монастырей Скопской епархии настоятелями были русские. Владыка Варнава часто посещал обители и наблюдал за их жизнью. То, что изгнанникам он доверил самый большой и самый богатый монастырь в епархии, говорит о доверии, которое вызывали у него монахи с Валаама. С самого начала владыка покровительствовал их пребыванию в монастыре Святого Афанасия в с. Лешок, хотя, по словам игумена Серафима, "местные условия оказались не совсем благоприятными для устроения мужского общежительного монастыря" - прежде всего имеются в виду частые нападения и грабежи албанских разбойничьих банд.

    Именно поэтому после неполных двух лет пребывания в монастыре в Лешоке братство группами по 2-3 человека расселилось по другим монастырям епархии. Это стало мудрым решением в свете исторических обстоятельств, которые диктовали необходимость присутствия духовников и в самых отдаленных монастырях. Кроме того, такое распределение монашествующих было более полезным для Македонии в первые десятилетия двадцатого века, когда в целом трудно было говорить о существовании общежительного монашества.

    Некоторые монахи с Валаама в последующие годы покинули Македонию, откликнувшись на призыв заграничной иерархии посвятить себя церковной деятельности в кругах русской эмиграции в Западной Европе. Несколько иноков переселились в монастырь Св. Иова Почаевского во Владимировой (Словакия), в Мюнхен, Париж и др.

    О жизни валаамских монахов, оставшихся в Македонии, к настоящему времени собрано не так много сведений. Как мы скажем далее, у них было много причин жить затворниками и не привлекать внимания окружающих, особенно после Второй мировой войны.

    Македонский художник Лазар Личеновский, писатели Владо Малеский, Блаже Конеский в своих воспоминаниях говорят о русских монахах.

Британка Ребекка Вест в путевых заметках о своих путешествиях по Македонии красочно описывает свои впечатления, рисуя соотечественникам картину жизни на Балканах, отличающуюся от принятой в то время на Западе. В книге "Черный ягненок и сизый сокол", опубликованной в тридцатые годы, она описывает встречу со старцем Аггеем в Свято-Пантелеимоновом монастыре в с. Нерези близ Скопье. Вот что она пишет: “…Из дома вышел монах невысокого роста, один из самых дорогих мне людей, которых я встретила в Югославии. Это маленькое существо, не знающее греха. Его глаза, сияющие под густыми бровями, морщины на лице и борода - не просто светлые, от них исходит свет. Изгнанник, который вынужден был покинуть свою страну из-за исключительных обстоятельств. Это русский монах, но не из числа тех, что бежали от большевиков. Он принадлежал братству одного большого монастыря на острове в Ладожском озере. Монастырь и ныне существует на границе между Финляндией и Россией. Инок покинул любимое им место, где жил с раннего детства, чтобы оказаться в захолустном селе, где больше мусульман, чем христиан, в ужасном для его северной крови климате, и все это лишь потому, что не хотел принять нового календаря. В самом монастыре велись жестокие споры, следует ли сохранить старый церковный календарь. Беседуя с ним, мы спросили, как ему живется, и он отвечал, что все хорошо, вот только нет рыбы. На Ладожском озере он ел рыбу почти каждый день, прекрасную свежую рыбу из озера, а тут в селе ее не достать. Он привык пить чай, а здесь пьют только кофе, а чай плохой. Когда мы спросили его, не бывает ли ему одиноко, он произнес: “Очень редко, потому что Господь всегда здесь””.

    Житие отцов-валаамцев ждет обширных изысканий. Но тот материал, которым мы располагаем, не оставляет сомнений, что их пребывание в монастырях и церквах Македонии было особым благословением. Валаамский патерик пока еще остается недописанной страницей в истории Македонии ХХ века.

    Вкратце мы расскажем о некоторых иноках из числа Валаамского братства, оставивших здесь особый след.

Схиигумен Сергий Валаамец (Гавриил Николаевич Кошманов), родился в с. Алексеевка Курской губернии в 1880 г. В 1908 г. приехал в Валаамский монастырь. В 1914 г. принял постриг с именем Герман и поступил в число братии Валаамского монастыря. Рукоположен в иеродиакона в 1923 г. В 1926 г. за неприятие перехода на новый стиль был изгнан. В монастыре в с. Лешок Скопской епархии прожил около пяти лет. В 1927 г. в Скопье хиротонисан в иеромонаха. В 1930-1944 гг. служил в монастыре Печского патриархата и в Сичевском монастыре. В период после Информбюро в 1950 г. был изгнан в Болгарию. С 1951 г. иеромонах, ответственный за монастырские богослужения, старостильного Свято-Покровского девичьего монастыря в Княжево, предместье Софии (Болгария). В 1956 г. вернулся на Родину, скончался в Харьковской области в 1973 г.

    Иеромонах Аристоклий Валаамец, после изгнания становится насельником монастыря в с. Лешок. Рукоположен в иеромонаха в Лесновском монастыре. В июне 1928 г. назначен наместником монастыря Св.Пантелеимона в г. Штип. Последние обнаруженные упоминания о нем относятся к пребыванию в Положском монастыре Св.Георгия.

    Иов Валаамец, был игуменом в скопских монастырях до 1934 г., когда получил канонический отпуст в Шабацкую епархию.

    Савватий Валаамец был рукоположен в иеродиакона, а затем в иеромонаха в Македонии.

    Мокий Валаамец, монашествовал в Лешоке, а с ноября 1928 г. - в монастыре Св.Андрея, близ Скопье.

    Никанор Валаамец, инок из монастыря в Лешоке, на праздник Благовещения в 1928 г. рукоположен в иеродиакона, а в 1929 г. поступил в Мильков монастырь Браничевской епархии (Сербия).

    Аггей Валаамец, монах из Лешока, хиротонисан в иенодиакона на праздник Благовещения в 1926 г., а уже как иермонах из Лешока поставлен старейшиной в монастырь Св.Андрея (в каньоне Матка). Почил о Господе в монастыре Св.Пантелеимона (с. Нерези), где подвизался около двадцати лет.

    Хрисанф Валаамец, иеромонах, переведен из Лешока в с. Баняни в сентябре 1928 г., поставлен старейшиной в монастыре в с. Баняни, получил канонический отпуст в Чехословакию в октябре 1928 г.

    Нил Валаамец, иеродиакон, из Лешока переведен в монастырь Св.Андрея в сентябре 1928 г.

    Варсава Валаамец, монах, из Лешока переведен в Браничево в августе 1928 г.

    Марк Валаамец, схииеромонах, в 1928 г. поставлен духовником в монастыре в Лешоке.

    Александр Валаамец, рукоположен в иеромонаха в день Собора Иоанна Крестителя митрополитом Варнавой в 1928 г. Принадлежал к братству монастыря в Лешоке в 1928 г., в августе 1928 г. окормлял приход в г. Гостиваре, получил отпуст в Чехословакию в октябре 1928 г. Публиковал поэтические произведения и мемуары в газете "Православная Русь". После Второй мировой войны был игуменом Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле.

    Мардарий Валаамец, в иеромонаха хиротонисан в 1926 г., в 1928 г. поставлен старейшиной Ветерского монастыря.

    Палладий Валаамец, архидиакон, направлен в монастырь в Лешоке в январе 1928 г., отпущен для переезда в Германию, куда направлен по решению РПЦЗ.

    Феодорит Валаамец, иеромонах, был поставлен старейшиной монастыря в с. Согле и временным управляющим Бистрицкой епархией в Велесской области в мае 1926 г. В 1927 г. вновь возвращается в Лешок. Ко времени его пребывания в этом монастыре относится одно замечательное событие. По воспоминаниям Радослава Груича, старая церковь в монастыре была разрушена, засыпана землей и поросла лесом. Земляная насыпь была высотой более четырех метров, но с одной стороны виднелись небольшие остатки северо-восточной стены алтаря. Среди местных жителей существовала традиция: ежегодно накануне дня Св.Афанасия (18/31 января) крестьяне из окрестных сел собирались и на этом святом месте зажигали свечи. Это побудило русского монаха попытаться откопать разрушенную церковь. Раскопки подтвердили ожидания, и отец Феодорит известил митрополита Варнаву, который прибыл в Лешок, чтобы лично руководить работами, в которых участвовали и местные жители. К концу 1927 г. храм был полностью расчищен. Среди крестьян доныне бытует предание, что раскрытие церкви случилось по молитве русского монаха.

    Игумен Тимолай Валаамец (Пастухов Василий Гаврилович) родился в г. Калуга. Закончил трехклассное городское училище. В юношеском возрасте поступил в Валаамский монастырь, где принял монашеский постриг. Иеродиаконом с группой монахов приехал в Македонию. Став иеромонахом, поставлен в 1927 г. духовником Лесненской Свято-Богородицкой женской обители в Хопово. К этому периоду относится начало его духовного общения с монахиней Зоей Жингель, впоследствии схиигуменией Ириной. В 1950 г. он переехал с обителью во Францию, где скончался 31 января 1959 г. Вместе с ним в монастыре в селе Согле (Велесская область) некоторое время жил и монах Сисой, князь по рождению, принадлежавший к старинному аристократическому роду Святополк-Мирских, который, по всей вероятности, принял монашество уже в Королевстве.

    Во время пребывания русских монахов в монастыре Лешок было построено несколько монастырских зданий, а особенная забота уделялась погребениям упокоившихся монахов и ктиторов в монастырском дворе. По старому святогорскому и русскому обычаю общежительных монастырей черепа покойных иноков благоговейно извлекались из могил и помещались в особую усыпальницу, а кости хранились в специальном помещении (костнице) над усыпальницей.

 

РУССКИЕ СВЯТОГОРЦЫ И ОСТАЛЬНОЕ РУССКОЕ МОНАШЕСТВО

    Святая Гора на протяжении десяти веков не переставала быть ярчайшим духовным очагом для всего православного мира. Зографский, Хилендарский, Пантелеимонов монастыри посещали и паломники из Македонии, многие из них в поисках духовного совершенства находили в них подлинный духовный опыт и живое молитвенное предание, и эти неразрывные связи всегда облагораживали церковную жизнь в Македонии. Иконы, книги, антиминсы, частицы мощей Святого Пантелеимона в македонских церквах и монастырях подтверждают это. Эпоха русских святогорцев в Македонии – ещё одна глава в истории этих связей.

    Русское монашество со Святой Горы в тридцатые годы прошлого века составляло еще одну группу среди насельников македонских монастырей. Для эмиграции русских святогорцев в Македонию было несколько причин: связи с имяславцами в русских кругах на Святой Горе, голод и нищета в двадцатые годы, вызванные перенаселенностью Пантелеимонова монастыря и многочисленных русских скитов и келлий и, конечно, землетрясение 1934 г., после которого русские монахи массово покидали Афон. Политика эллинизации Святой Горы также была в числе этих причин. Греческие власти приняли закон, согласно которому афонские монахи независимо от национальности должны были иметь греческое гражданство, а условием его получения было десятилетнее проживание в Греции.

    Святая Гора для монахолюбивых русских веками представляла неиссякаемый источник святости и благодати. Сотни паломников, особенно с конца XX века ежегодно посещали Афон и по традиции оставались там на некоторое время. Были и такие, которые жили в уделе Божией Матери по нескольку месяцев в русском Пантелеимоновом монастыре и его многочисленных метохах. Промыслом Божиим были среди русских паломников и те, кто принимал решение посвятить себя монашеской жизни в этой далекой земле. Невзирая на тревожные времена, они оставались странствовать по благословенному саду.

    В качестве первой причины, по которой русские монахи начали покидать Святую Гору, мы указали появление имяславцев. В конце 1913 г. внимание общественности России было приковано к смущению среди русских монахов на Афоне. Богословский спор разгорелся еще в 1912 г., после того как схимонах Иларион опубликовал книгу "На горах Кавказа", в которой описывал собственный духовный опыт Иисусовой молитвы. Предисловие написал один из защитников "имябожия", отец Павел Флоренский. Как выяснилось позже, схимник Иларион не предполагал, какую бурную реакцию вызовет его книга среди русских монахов на горе Афон.

    Среди первых противников этой публикации на Святой Горе был схимонах Хрисанф из Ильинского скита. Он отмечал, что подобных идей он не встречал ни у одного из святых отцов, и что "автор номинальное, невещественное имя Иисус олицетворяет в живое и самое высочайшее Существо Бога". Хрисанф объявил  это пантеизмом. Ему немедленно ответил схимонах Мартиниан из Фиваидского скита. Он написал записку, которую вручил игумену Пантелеимонова монастыря Мисаилу и духовнику Агафодору. В ней он, в частности, писал: "Божественнейшее и святейшее Имя "Иисус" называю Богом по своей сердечное вере, что оно неотделимо и не может быть отъято от Него, Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, но едино с Ним". Возникли два противопоставленных лагеря имяславцев и имяборцев.

    Митрополит Антоний (Храповицкий) выступил против учения имябожцев. Хотя существуют различные мнения, почему он избрал такую позицию, архимандрит Киприан (Керн) утверждает, что единственно догматические основания побудили владыку действовать против сторонников этой идеи. Весной 1913 г. Храповицкий направил на Афон для выяснения расхождений между насельниками архиепископа Никона (Рождественского), который впоследствии организовал изгнание из Пантелеимонова монастыря более тысячи монахов. Часть из них не вернулась в Россию, а продолжила свой подвиг в монастырях на Балканах.

    14 сентября 1932 г. на Афоне произошло страшное землетрясение, которое стало новым несчастьем для русских. Все монастыри и скиты нуждались в неотложном восстановлении пострадавших строений. В последующие годы в периодических изданиях русской эмиграции регулярно печатались объявления с просьбой о помощи в восстановлении монашеских обителей. Только в "Православном русском календаре за 1934 г.", изданном Русской церковной типографией во Владимировой, мы насчитали семь таких обращений Братства русских обителей во имя Царицы Небесной Афонской о помощи русским келейникам и еремитам на Афоне.

    Иноки рассчитывали прежде всего на помощь русской эмиграции. Небольшие группы монахов отправлялись в православные страны, особенно на Балканы, где рассказывали о тяжелой ситуации в монастыре, собирали пожертвования, принимали заказы на изготовление икон и церковной утвари и т.п. Так, в "Православной Руси" в ноябре 1937 г. было напечатано следующее обращение обители Святого Благовещения: "Возлюбленные во Христе братья и сестры, все православные христиане! Святая Гора Афонская с древних времен пользовалась милосердием всех Христолюбивых людей, а в особенности русские обители, не располагая никакими земными угодьями и никакими средствами к существованию, а тем паче с 1917 г., после перемен в нашем Отечестве. Двадцать лет уже прерваны связи России с Афоном, и за все это время наша обитель Благовещения Пресвятой Богородицы переносит и терпит многие лишения… Потому молим Вас принять к сердцу нашу смиренную просьбу, и уделить от Ваших благ в пользу братии нашей, которые оскудели и на церковные нужды: масло, свечи и т.п., которых не хватает в нашей обители. Молим Вас о пожертвованиях с приложением имен Ваших и Ваших ближних за здравие и упокой для поминания во время Божественных богослужений. Всякое пожертвование будет принято с благодарностью. Да не оскудеет рука дающего! Отец Иоанникий с братством"[1].

    Игумен Анания Святогорец. О высокопреподобном отце Анании (Герасимове) мы знаем, что он родился в селе Копривны, Волынского округа, 1 декабря 1879 г. После окончания школы, душа его искала монашеской жизни, и уже в 1902 г. он становится послушником на Святой Горе Афонской, но доподлинно не известно, в которой из обителей. В последующие годы он принял постриг, а в 1908 г. рукоположение в иеромонаха. На Святой Горе он служил Господу до 1921 г., после чего приехал в Македонию. Здесь отец Анания был насельником, а затем и старейшиной нескольких монастырей в Скопской епархии, и всюду он оставил по себе глубокий след в душе собратьев и посещавших монастырь паломников. Его личность был исполнена христианских и человеческих добродетелей. Он отличался мягкостью и смирением.

    Известно, что он подвизался в монастыре Св. Георгия в с. Делядровци, в монастыре Пресвятой Богородицы близ с. Побожье, в монастыре Св. Георгия в с. Беляковци, а с 1936 г. в монастыре Св.Иоакима Осоговского, где и жил до самого своего упокоения. Осоговский монастырь в то время – один из самых больших женских общежительных монастырей в Македонии. Отец Анания был духовником этого монастыря, заботился о молитвенной и духовной жизни инокинь. В болезни и на смертном одре он был окружен великим вниманием и любовью игумении Апполинарии и сестер. Упокоился отец Анания 1 января 1963 г. и погребен на следующий день в монастырской ограде. Отпевание совершили несколько священников в присутствии многочисленных верующих, которые пришли проститься со своим духовным пастырем.

    Игумен Варсонофий Святогорец, монах Серафим Святогорец.  На склонах Скопской Црна-Горы, в километре от с. Побожье, находится монастырь Пресвятой Богородицы, где упокоен старец Варсонофий Святогорец. Сельские старожилы еще помнят этого кроткого человека, со светлым лицом и длинной седой бородой.

    Старец Варсонофий (Колыванов) был молчаливым человеком, очень редко рассказывал о себе и своем прошлом, за него говорили его жизнь и дела, которыми он служил ближним. Он родился 14 июля 1874 г. в Иванове. По свидетельству его современников, он был военным и в последние годы Царской России участвовал во многих боях. По долгу службы он побывал и в Алжире. Не установлено, в каком году он покинул Россию, но наверняка это произошло вскоре после революции. Монашеский постриг принял на Святой Горе, видимо, в монастыре Св. Пантелеимона или в одном из русских скитов.

    На Святую Гору он прибыл, выполняя послушание от своего старца Арсения, вместе с еще одним монахом, отцом Савватием (Воздюхиным). Они собирали пожертвования для монастыря, который в тот период выживал с большим трудом. По Божиему Промыслу, оба святогорских монаха навсегда остались в Македонии. Отец Серафим упокоился в 1960 г. и был погребен в соседнем монастыре Св.Николая Чудотворца в с. Любанци, где провел около двадцати лет. Место пребывания его мощей – колокольня, которую он сам же и построил.

    После прибытия в монастырь старец Арсений сразу обратил на себя внимание своим незаурядным обликом. Единственное, что вызывало нарекания в его адрес, - полное равнодушие к хозяйственным делам и внешнему виду монастыря. Он не заботился о строительстве новых келейных корпусов и обработке угодий, о приумножении монастырского имущества. Его душе было чуждо все мирское. В то время в монастыре Пресвятой Богородицы в Побожье подвизалось сестричество. После прибытия отца Варсонофия этот монастырь прославился не только тем, что там ежедневно служили литургию, но и духовной жизнью монахинь. Большинство из них после 1945 г. расселились по разным монастырям Македонии и Сербии.

    Отец Варсонофий вызывал восхищение редким качеством: он жил в абсолютной нищете, одевался очень бедно и никогда не брал денег за совершение треб. Если же кто-то настаивал и все же оставлял ему деньги, отец Варсонофий тут же отдавал их нуждающимся семьям. Люди заметили, что его молитва имеет силу, и что по его молитве над страждущим быстро приходит утешение.

    Большинство посещавших монастырь во времена отца Варсонофия, указывали на тот печальный факт, что он и его собрат отец Серафим из монастыря в селе Любанци очень часто терпели притеснения от коммунистических властей. После упокоения отца Варсонофия отец Серафим остался в Побожье, чтобы отслужить Сорокоуст. Когда он вернулся в Любанци, дорогу ему преградили несколько человек, не позволившие войти в монастырь. С того дня и до конца его земной жизни он ежедневно подвергался издевательствам и унижениям, и нередко видели, что он плачет, как ребенок.

    Старец Варсонофий дожил до глубокой старости и упокоился о Господе 16 февраля 1955 г., прожив более восьмидесяти лет. Многие священнослужители старшего поколения, знавшие отца Варсонофия, считают, что он должен быть канонизирован.

    Игумен Серафим (Леонид Георгиевич Иванов, 1897-1987), впоследствии архиепископ Чикагско-Детройтский и Средне-Американский, родился в Курске. Окончил философский и богословский факультеты Белградского университета. Принял постриг на Афоне в 1926 г. В 1926-1928 гг. жил в Скопье, где был рукоположен в иеродиакона, а затем в иеромонаха. Здесь он преподавал Закон Божий и был глубоко почитаемым духовником среди верующих. С 1928 по 1946 гг. подвизался в миссионерской обители преп. Иова Почаевского во Владимировой (Словакия). Из его статьи о чудесном явлении иконы Пресвятой Богородицы в Скопье, мы узнаем, что от старицы Марии он получил подарок – ленту ручной работы для Почаевской иконы Божией Матери. В 1946 г. был хиротонисан во епископа и поселился в Свято-Троицком монастыре в г. Джорданвилль (США). Ему принадлежит идея создания одного из самых авторитетных изданий русской эмиграции "Православная Жизнь", ежемесячного приложения к газете "Православная Русь",

 

***

    Кроме валаамцев и святогорцев, в Македонии было немало русских монахов из числа "белой эмиграции".

    Игумен Вениамин. Игумен монастыря Св.Наума, русский эмигрант, убит в 1942 г. по дороге из Преспы в село Трпейца, близ Охрида. Убийство так и не было раскрыто.

    Игумен Иулий был настоятелем Карпинского монастыря Пресвятой Богородицы близ г. Куманово. Монастырь находился в юрисдикции Скопской епархии. Известно, что, хотя он и был русским, болгарские оккупационные власти не изгнали его, оставив на своей должности. Но в 1944 г. фашисты, обвинив его в том, что укрывал в монастыре партизан и помогал им, вывезли в село Страцин, пытали, а затем убили.

    Иеромонах Алексий принадлежал к братству монастыря в Побожье, где скончался 9 января 1926 г. Родился в с. Шамонино Тульской губернии в 1901 г. Жил в разных монастырях Скопской епархии, был настоятелем монастыря в с. Забел.

    Русский монахологий Македонии сохранил имена еще нескольких монахов: архимандрит Кирилл, иеромонах Варфоломей и иеромонах Досифей из монастыря Святого Прохора Пчиньского, архимандрит Григорий, игумен Серафим, иеромонахи Иоаким, Феолог и Савватий из Спасо-Преображенского монастыря в с. Зрзе, почитаемый иконописец монах Зосима Схимник из монастыря в с. Люботен, иеромонах Вениамин из Маркова монастыря, игумен Феодосий из монастыря Святой Пречистой Богородицы в Кичево, иеромонах Максимиан из Архангельского монастыря в с. Кучевиште, игумен Виталий и монах Павел из Лесновского Махиало-Архангельского монастыря, игумен Анания, подвизавшийся в монастыре Св.Иоакима Осоговского. В монастыре Успения Пресвятой Богородицы в с. Трескавец жили игумен Василий, игумен Симон, монах Макарий (Коледа), в Бигорском монастыре Иоанна Крестителя игуменами были Каллистрат и Вениамин, в Поречье и в с. Монастирец старейшиной был иеромонах Иннокентий, в Побожье  - игумен Фирмилиан, в монастыре Св. Иоакима Осогосвского почил о Господе в 1924 г. архимандрит Кесарий, в Буковском монастыре подвизался игумен Вениамин, а в горах над г.Штип монашеский подвиг совершали двое русских пустынников.

 

РУССКОЕ ЖЕНСКОЕ МОНАШЕСТВО

    В период духовного возрождения в России в ХIХ в. женское общежительное монашество переживает значительный подъем. Появляются новые киновии, в которых жизнь монахинь подчинена самому строгому монашеском уставу. Нередко вблизи мужских монастырей существовало и несколько сестричеств, например, обители вокруг Саровского монастыря, основанного преподобным старцем Серафимом († 02.01.1833 г.). Согласно официальным данным Московского Патриархата, в 20-х годах ХХ века женское монашество в Российской Империи по численности почти вдвое превосходило мужское.

    В период духовного обновления в России в конце XIX – начале XX вв. особенно плодотворной была деятельность нескольких сестричеств, основанных лицами благородного происхождения, нередко в городах, вблизи мирской суеты. Эти обители в центр своей деятельности ставили социальное служение. Игумения Леснинского женского монастыря Екатерина (в миру графиня Евгения Борисовна Ефимовская) предприняла шаги по восстановлению чина диаконисс, который существовал в древности, и этот проект поддержали многие видные деятели Церкви. Ходатайницей перед Синодом выступила великая княгиня Елисавета Федоровна, учредившая в Москве Марфо-Мариинскую обитель. Преподобная Елисавета в своих усилиях возобновить институт диаконисс заручилась поддержкой первого русского новомученика митрополита Киевского Владимира, но эта идея встретила непримиримого противника в лице епископа Саратовского Гермогена, обвинившего великую княгиню в попытках устроить дело на протестантский лад. Столкнувшись со столь резким сопротивлением, великая княгиня уступила, сочтя, что еще не созрели условия для воплощения этого проекта, имеющего прочную историческую и экклесиологическую основу.

    В противоположность положению в России, на первый взгляд может показаться, что в Македонии женское монашество в первой четверти ХХ века находилось в тени, полностью в стороне от общественной жизни. Действительно, в период османского владычества повсеместно на Балканах в отношении духовных подвижнических традиций более всего пострадало общежительное женское монашество. О возникновении и развитии женского монашества в Македонии в исторической литературе сообщается весьма скудно и вскользь.

    Хотя существовало несколько действующих женских монастырей, особенно во второй половине ХХ века, трудно с достаточным основанием говорить об их вкладе в жизнь Церкви. Российский историк В.И. Косик в книге "Русская церковь в Югославии" пишет: "Возрождение женских обителей началось в начале ХХ столетия на македонской земле (монастырь Калишта), а потом распространилось дальше". Автор указывает, что после Первой мировой войны женское монашество получило деятельное подкрепление в лице прибывших из России насельниц, изгнанных из своих обителей. Благодаря их чуткости к церковным, культурным и общественным условиям в новой среде, македонское женское монашество получает значительную духовную поддержку.

    Большинство русских монахинь в Македонии жили уединенно или в небольших общинах, по 2-3 насельницы, за исключением сестричества под управлением старицы Диодоры в монастыре Святой Пречистой Богородицы в Кичево, насчитывавшего около тридцати насельниц, и сестричества в Побожье, где подвизались около пятнадцати сестер. Отыскивая свидетельства об их жизни, мы убедились, что, хотя русские монахини из разных монастырей и не поддерживали тесных взаимных контактов, все они следовали единому подвижническому образцу, восходящему к живому монашескому преданию, усвоенному ими еще в России.

    В Македонии начала ХХ века едва ли можно было найти сестричества, которые жили бы в соответствии с высокими требованиями общежительных уставов. Авторитетный святогорский старец Эмилиан Симонопетрис считает, что, независимо от того, в какую эпоху существуют женские общежительные монастыри, их духовность определяется двумя факторами. Это, прежде всего, потребность в духовном покровительстве мужского монастыря, а иногда и одного мудрого старца. И второе, условием свободного развития в духе классических монашеских традиций и для женских, и для мужских общежительных обителей является отношения между управляющим Епископом, как верховным настоятелем монастырей в его Епархии, с одной стороны, и самим сестричеством или братством, с другой.

    Говоря о положении женского монашества в Македонии в ХХ веке, нельзя обойти молчанием еще один аспект. Речь идет о новом, до 1920 г. почти совсем неизвестном явлении, когда под сербской юрисдикцией вводится практика превращать традиционно мужские монастыри в женские, не сообразуясь с местными традициями. Так произошло с Осоговской, Слепченской, Лешокской и другими обителями, как и с двумя монастырями, о которых пойдет речь ниже – в г. Кичево и в с. Зрзе.

    Из биографического романа монаха Каллиста, освещающего некоторые аспекты церковной жизни в Македонии в период 1920-1940 гг., мы узнаем, что отношение митрополитов к женским монастырям в Королевстве СХС не всегда было конструктивным. Обители не имели право на самостоятельное управление, монастырское руководство назначалось владыкой, а не, скажем, монастырским собором. В довершение несчастья порой незрелые городские священнослужители играли роль монастырских старцев и неподобающим образом демонстрировали безграничный деспотизм, нарушая древние принципы особости и сокровенности монашеской жизни, самой природы иноческого жительства. В те монастыри, где возникала потребность воздействовать на этническое самосознание сестер и местного населения, направлялись сербские монахини, которым доверяли управление обителью.

    В последние годы были собраны драгоценные свидетельства и воспоминания очевидцев о жизни двух русских сестричеств в Македонии. В монастыре Святой Пречистой Богородицы близ города Кичево в течение десяти лет жила преподобная игумения Диодора с сестрами, а затем до самого своего упокоения в монастыре пребывала монахиня Салафаила с еще несколькими русскими насельницами. В Спасо-Преображенском монастыре в с. Зрзе подвизалась схиигумения Ирина с послушницей Параскевой. В старицах Салафаиле и Ирине во время их земной жизни и в особенности после их упокоения верующие видели святых христолюбиц. Об этих богоносных душах следует рассказать подробнее.

    Кроме того, сохранились свидетельства о монахине Катерине из Михаило-Архангельского монастыря в Вароше (г. Прилеп) и монахине Марине, несшей монашеское служение в с. Лешок и в монастыре Илии Пророка в с.Мирковци.

    Игумения Диодора (в великой схиме Мария) с сестричеством. Недавно было опубликовано жизнеописание преподобной схиигумении Марии, написанное ее духовным чадом, епископом Макариопольским Гавриилом. Лидия Николаевна Дохторова родилась в Киеве в 1896 г. Она прошла долгую эмигрантскую одиссею, скитаясь по балканским и европейским странам. Ее путь к монашескому подвигу начался с пребывания в Леснинском монастыре в Хопово, откуда она пришла в монастырь Жабка в Бессарабии, где встретила юродивую старицу Диодору. После смерти своей духовной матери приняла монашеский постриг, приняв имя в честь своей старицы. Испытав немало несправедливости и горьких искушений от самых близких, она с тридцатью сестрами нашла приют в монастыре Святых Кирика и Иулитты в Смиловцах около Цариброда в Сербии.

    С 1925 по 1950 гг. матушка Диодора подвизалась в одном из монастырей в Сербии, а затем в монастыре Святой Пречистой Богородицы близ Кичева. Ее жизнь в Македонии недостаточно исследована, но существует несколько важных свидетельств об этом женском общежитии. Ее духовником в то время был архиепископ Феофан Полтавский. В монастыре монахини поселились в 1936 г. и оставались там до 1945 г. В Кичевском монастыре, как и всюду, где инокиня подвизалась с сестрами, соблюдался устав святого Кирилла Белозерского. Несколько лет мать Диодора провела в полном молчании, нося на себе вериги.

       Ее духовная дочь Михаила, игумения Благовещенского монастыря в Овчар-Кабларском ущелье, рассказывает, что в монастырь она ушла около 1934 года, в с. Дивляне, где в то время подвизалась матушка Диодора. В Дивляне сестры перешли из монастыря Святых Кирика и Иулитты, поскольку он был очень мал. Великую схиму и имя Мария монахиня Диодора приняла в Благовещенском монастыре близ с. Стагари. Из этого монастыря схиигумения Мария с 40 сестрами и двумя русскими духовниками перебрались в монастырь Пречистой Богородицы в 1937 г. В том году несколько послушниц были пострижены в монахини скопским митрополитом Иосифом. Сестры оставались в монастыре до 1945 г., после чего перешли в Благовещенский монастырь Белградской митрополии.

    После Информбюро и разрыва отношений между СССР и Югославией старица Мария с русскими сестрами в 1950 г. были жестоко выдворены в Албанию. Оттуда они просили об убежище в Болгарии, и в 1954 г. переехали (вместе с тремя другими инокинями русского происхождения) в город Клисура, недалеко от Софии, основав там скит Святой Параскевы.

    Игумения Салафаила (1890-1988). Одна инокиня из числа духовных воспитанниц первого Леснинского сестричества, духовное чадо игумении Диодоры, по милости и особенному назначению Пресвятой Богородицы провела остаток своей земной жизни в Македонии, в монастыре Пресвятой Пречистой Богородицы в Кичево.

    От рождения она была наречена именем Нина (Линдебанова). В монашестве получила имя Агриппина, а в великую схиму приняла с именем Салафаила. Боголюбие, страдания, подвиги, сверхчеловеческое терпение, добровольный отказ от себя и мира, бесконечная любовь к ближним и многочисленным духовным чадам… В старости все эти черты запечатлелись на ее лике, которое светилось красотой, бывшей не от мира сего. В беседе с одним из ее духовных друзей, на мой вопрос о ее биографии он ответил: "Знаете, отче, когда вы встречались с матушкой, достаточно было хотя бы несколько минут блаженно созерцать свет ее лика, и все остальное было излишним". И тем не менее, из того, что нам удалось собрать из различных источников, предстает чудесное ее житие.

Матушка Салафаила родилась в г. Холм (Холмская Русь, в то время в составе Российской Империи) в большой, богатой еврейской семье. По рассказам леснинской монахини Матроны (которая с еще десятью сестрами переселилась из кичевского монастыря Святой Пречистой Богородицы в русский монастырь в Эйн-Карем, Израиль), в возрасте всего четырнадцати лет этой боголюбивой душе было видение Матери Божией, которая указала девочке на Православие как единственную истинную веру. Придя в себя, будущая монахиня обнаружила, что у нее в одночасье поседели волосы.[2]

После этого чудесного явления она тайком убежала из родительского дома и добралась до ближайшего монастыря, Леснинской женской обители Пресвятой Богородицы. Там она поведала архимандриту о том, что с ней произошло, и попросила облечь ее в черное, чтобы не быть узнанной родными, когда те придут ее искать. В ее памяти запечатлелась картина, как архимандрит поучал ее в Христовой науке, указывая на иконы и фрески. Выходя из церкви, они увидели, как в монастырь через главные ворота въезжает экипаж, запряженный четверкой лошадей. Это были отец и дядя, приехавшие за ней. Она в испуге перекрестилась, на что мужчины закричали: "Помешалась! Помешалась!" Родственники уехали, оставив ее в монастыре. Епископ Холмский и Люблинский Евлогий обращает ее в православную веру, нарекая ее при крещении Ниной.

О первых годах ее монашества и периоде революции, когда все сестричество было изгнано из России, почти ничего не известно. Во время пребывания леснинских монахинь в Благовещенском монастыре в Хопово у нее было послушание с еще несколькими сестрами просить милостыню по городам и селам Сербии. Именно тогда у нее тяжело разболелись ноги, и впоследствии она передвигалась с большим трудом.

    В монастыре Пречистой Богородицы в Кичево она поселилась до Второй мировой войны вместе с еще тридцатью сестрами и старицей Диодорой. Во время войны она заболела раком и при том состоянии медицины надежды на исцеление не было. Тогда инокиня обратилась к Богородице перед Её чудотворной иконой, которая до сих пор находится в монастыре, со словами: "Пречистая Дево, если оставишь меня жить, я никогда не покину Тебя!" Так и произошло: когда игуменья Диодора и несколько сестер перешли в монастыри в Овчарско-Кабларском районе, Салафаила с остальными монахинями осталась в Кичевской обители. В настоящее время рядом с ней здесь погребены русские инокини схимонахиня Варвара, монахини Рафаила, Таисия, Олимпиада, Варвара и послушница Елена. Схимонахиня Варвара, по свидетельству современников, приняла подвиг юродства во Христе и выполняла самую тяжелую и грязную физическую работу, ночуя в хлеву вместе с коровами.

С 1949 по 1951 гг. из-за послевоенных обстоятельств игумения Салафаила находилась в Слепченском монастыре, который в то время был метохом Кичевского монастыря. С 1951 г. инокиня принимает на себя заботу о монастыре Пречистой Богородицы, никогда не выходя за пределы монастыря до самого своего блаженного упокоения. Матушка преимущественно пребывала в уединении в своей келлии, оберегая внутреннюю жизнь от посторонних глаз. Первое, о чем вспоминают те, кто ее видел, - необыкновенное сияние ее лика, молчаливость, молитвенность и затворничество. Из келлии она выходила только для церковных богослужений. Тем не менее, ее редкий Божий дар прозорливости к концу ее земной жизни стал очевиден для окружающих. Однажды во время беседы с двумя гостями она внезапно пришла в волнение, вскрикнув: "Нет, нет, нет!" "Матушка, что с тобой? Что случилось?" - спросили ее. "Вот, сюда едут люди из Битолы, и машина переворачивается!" Спустя несколько часов в обитель приехали посетители, которые рассказали, что по дороге их автомобиль перевернулся, но, благодарение Богу, они остались живы. Оказалось, что это произошло в тот самый момент, когда вскрикнула старица.

Последние годы своей жизни эта Божия агница была прикована к постели. На ногах открылись страшные раны, но она с молитвой терпеливо ожидала того часа, когда отойдет к Небесному Жениху. Старица монастыря мать Агния сообщила нам, что, хотя матушка была несколько лет неподвижна, за полчаса до кончины она встала и села на стул у окна. Мать Агния тогда вспомнила, что в народе говорят: человек перед смертью хочет на прощание полюбоваться на этот мир. Так, сидя на стуле, матушка Салафаила упокоилась. Когда тело готовили к погребению, с удивлением обнаружили, что открытые раны на ногах совершенно затянулись.

Матушка погребена на монастырском кладбище вместе с другими русскими монахинями. Ее благодатное присутствие ощущается и сегодня.

Игумения Ирина (1891-1962). Спасо-Преображенский монастырь, расположенный в трех километрах от села Зрзе близ города Прилеп, более десяти веков является значительным культурным и духовным центром в Македонии. Всем посетившим обитель в период с 1948 по 1962 гг. запомнились встречи со смиренной и благодатной старицей, монахиней, которую все называли Матушкой. Схиигумения Ирина прожила здесь в молитве и покаянии последние двадцать лет своей богоугодной жизни. Ее друзья и духовные чада не случайно называют память о Матушке святой: ее молитвенный подвиг многих привел в Церковь, для других стал духовной опорой и утешением, а некоторых ее пример вдохновил на иноческое служение. По этому тернистому и тесному пути решились пойти монахини Параскева, Марина, Херувима, Екатерина, что в тот период, о котором идет речь, требовало от человека немалого мужества и стойкости.

Игуменья Ирина родилась 10 декабря 1882 года в Санкт-Петербурге в дворянской семье Косицких, при крещении наречена была Зоей. В родном городе она получила юридическое образование. В ее памяти навсегда сохранились воспоминания о Царской России, о крепости народной веры народа и братоубийственном революционном терроре. С супругом, белогвардейским офицером, она эмигрировала в Королевство СХС, по-видимому, с группами генерала Врангеля, поскольку первым пристанищем для них стала Белая Церковь (после 1920 г.). В браке детей у нее не было, а поле нескольких лет жизни в изгнании, в сорокалетнем возрасте, умер ее супруг.

Православное Предание знает два благословенных пути спасения и стяжания Святого Духа. Первый – это брачный союз, а второй – монашество. После того как Господь проявил свою волю, забрав супруга в объятия Авраама, Зоя решила принять монашество. Должно быть, ей и ранее была хорошо известна жизнь многочисленного русского сестричества в монастыре в Хопово, которое постоянно посещали видные духовные деятели Русской Церкви в рассеянии. Напомним лишь, что, как пишет В.И.Косик, "по прошествии некоего времени на югославской земле появились 32 женских монастыря и много маленьких, скромных, невидных обителей". Зоя была принята в сестринство около 1926-27 гг., в период управления игумении Нины.

Следует назвать духовных пастырей, которые оказали на нее особенное влияние, направив по пути ко спасению. Первый из них – святогорский постриженик иеромонах Иоанн (князь Шаховской), впоследствии архиепископ Сан-Францисский, благословленный старцем Силуаном из русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря. С ним матушка Ирина состояла в переписке до самого своего упокоения: из писем видно, с каким почтением он беседует с ней о Церкви и спасении. Он посылал ей книги, периодические издания, фотографии. Вторым пастырем был валаамский иеромонах Никандр, свидетель событий и носитель благословения последних старцев славного Валаама. Одна его запись, относящаяся, по-видимому, к 1940-43 гг., свидетельствует, что после того, как известные события вынудили сестер из Хопово поделиться на небольшие сестричества, он благословил матушку поступить старицей в Иоанно-Предтеченский монастырь близ города Лесковац. Протоиерей Алексий, третий важный наставник игуменьи Ирины, последние годы жизни провел подле леснинского сестричества в Хопове.

В 1948 г., вместе с послушницей Анной (впоследствии игуменьей Параскевой, которая сорок лет прожила рядом с ней), матушка приняла малую схиму в монастыре Святителя Николая в с. Слепче. В том же году они перешли в Спасо-Преображенский монастырь в Зрзе, который еще с IX в. сохранял характер исихастирия. По сравнению с монастырями, в которых они жили до этого, условия здесь были самыми суровыми: труднодоступная дорога, отсутствие элементарных условий для жизни. В период их пребывания в обители были конфискованы чудотворные иконы, национализированы монастырские земли, лес и скот. Все это монахини переживали очень тяжело. По свидетельству многих, нищета была такая, что монахини нередко голодали по нескольку дней. Однако промыслом Божиим именно здесь подвижницы обрели защиту от безбожного мира, который их окружал. Матушка жила истиной, что сила Божия в немощи совершается. Заслуга этих двух инокинь и в том, что в тот тяжелый период в Зрзе пришли и двое монахов из числа русских эмигрантов, иеромонах Савватий и архимандрит Григорий, несколько лет богослужившие в Преображенской обители в Зрзе. Житие игумении в молитве и тиховании вызывало не только благоговение у верующих, но и почтение даже у представителей коммунистического режима, часто нарушавших покой насельниц монастыря. Несмотря на многочисленные искушения, матушка решила навсегда остаться в Зрзе.

     Встречи и беседы с этой необыкновенной подвижницей были великим благом и благословением для всех, кто с ней общался. С близкими она делилась воспоминаниями о жизни в России, о русской духовности, о монашестве и подвиге во Имя Христа, о собственном молитвенном опыте, о монашеских бдениях, об Иисусовой молитве. В Зрзе матушка пребывала в безмолвии. В дни престольного праздника, когда двор наполнялся людьми, она бежала от шума и по нескольку дней скрывалась в окрестных пещерах. Тогда заботы о монастыре принимала на себя ее послушница Анна. На попечении добрых инокинь было несколько сирот из села Зрзе.

    Во время игуменства матушки Ирины, монастырь был потаенным духовным очагом, не менее значимым, чем другие выдающиеся монашеские центры русской эмиграции в послевоенной Югославии. Монастырская ризница обогатилась обширным книжным фондом (духовные и светские произведения) и ценнейшим эпистолярным наследием. Матушка состояла в переписке со многими деятелями русской эмиграции в Европе и Америке.

Кроткая игумения Ирина отошла ко Господу в 1962 г. из-за последствий тяжелейшего воспаления легких. Хотя смиренная инокиня тщательно скрывала свои подвиги от посторонних глаз, об одном из них стало известно после ее смерти. В ночь перед погребением, готовя тело к преданию земле, сестра Параскева и помогавшие ей две женщины обнаружили, что матушка носила на себе вериги и крест весом около шести килограммов. От вериг на теле монахини образовались глубокие раны.

Через несколько лет после ее кончины в монастыре побывал один старый священник, русский, который на могилу Матушки высыпал горсть родной земли. Могила, расположенная у самого входа в Церковь, неизменно привлекает паломников, а для монашеской братии это возможность вновь и вновь разделить с ними живую память о монахине, которая еще несколько десятилетий назад, с русским акцентом, тихо говорила на языке сердца.

И сегодня в Преображенском монастыре ощущается ее молитвенное присутствие. Когда в 90-х гг. ХХ в. сюда пришли новые монахи, возрождать и восстанавливать обитель, они чувствовали, что русская подвижница и после кончины все еще заботится о своей обители и помогает им.

Многие христиане из Прилепа и окрестных сел были близки к монастырю - неизвестные миру, но связанные между собой пламенем веры и потребностью в духовном прибежище. Василий Папучкоский, чтец из села Кривогаштани, который в самые суровые коммунистические годы совершал паломничество на Святую Гору, монахиня Марина, прилепчанка Коца и ее благочестивый супруг, а позже монахиня Екатерина из монастыря Святого Димитрия в Селце, как и многие другие, трудившиеся в делании Иисусовой молитвы. Эти примеры – плоды духовной жизни Преображенской обители.

Игумения Параскева. 16 апреля 1967 г. сестра Анна, духовное чадо игумении Ирины, епископом Преспанско-Пелагонийским Климентом была пострижена в малую схиму с именем Параскева. В тот же день она была произведена в чин игумении. Это была энергичная и открытая личность. В то время крестьяне из Зрзе массово переселяются в города, село пустеет. Настоятельница монастыря не покладая рук занималась хозяйственными заботами, следила за первыми научными исследованиями в Зрзе, реставрацией фресок, колокольни и внешнего притвора. Вместе со всем верующим македонским народом она приветствовала провозглашение автокефальности Македонской Православной Церкви.

В конце жизни ей посчастливилось посетить Отечество. Через несколько недель после возвращения из России игумения Параскева отошла ко Господу (1975 г.). Она завещала похоронить ее рядом с могилой своей духовной матери. На постаменте надгробий в виде русских восьмиконечных крестов вырезаны слова: Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил.

***

        О русском сестричестве в монастыре Пресвятой Богородицы недалеко от села Побожье на Скопской Црна-Горе мы пока располагаем немногими сведениями. В обители подвизалось десять русских монахинь, одна схимонахиня и несколько послушниц из числа местных жителей. В монастыре в Побожье они прожили около десяти лет. В этот период обитель прославилась углубленной духовной жизнью, богослужебным порядком и гостеприимством. Сестры заботились о десятке сирот.

    В Михаило-Архангельском монастыре в Вароше сохраняется память еще об одной русской инокине - монахине Екатерине. Из России она приехала вдовой с ребенком. Была насельницей монастыря до середины пятидесятых годов, а затем жила при русской церкви в Битоле. Скончалась в доме престарелых в Битоле и погребена на городском кладбище.


Справка переводчика:


Монастырь в селе Лешок

Село Лешок находится на западе Македонии, на склоне горы Шар-Планина в восьми километрах от города Тетово.

Обитель основал в XIV в. иеромонах Антоний (впоследствии епископ Положский Иоаникий), монастырский храм во имя св. Афанасия Александрийского был возведен в 1331 г. Монастырь функционировал до XVII в, когда братство из-за постоянных разбойничьих нападений принуждено было переселиться ближе к селу, построив келейный корпус возле церкви Св. Богородицы. Однако в 1690 г. османские завоеватели изгнали монахов и разрушили оба монастыря. Развалины храма Св. Афанасия за несколько веков покрылись землей. 

Возрождение обители связано с именем выдающегося подвижника иеромонаха, а с 1818 г. игумена монастыря Кирилла Пейчиновича (1771-1845) , который не только отстроил монастырский комплекс вокруг церкви Св. Богородицы, но и превратил обитель в важнейший духовный центр и очаг просвещения.

Церковь Св. Афанасия была откопана русским монахом Феодоритом в 1927 г. При этом были обнаружены мраморный иконостас, три саркофага, архиерейский трон и другие ценнейшие находки.

Во время межэтнического конфликта 2001 г. монастырь пережил еще одну трагедию. Албанскими террористами был взорван новый храм Св. Афанасия. Пострадали и келейные корпуса, были разграблены монастырские святыни.

Храм заново отстроен и освящен в 2007 г.










Последнее изменение этой страницы: 2018-05-31; просмотров: 320.

stydopedya.ru не претендует на авторское право материалов, которые вылажены, но предоставляет бесплатный доступ к ним. В случае нарушения авторского права или персональных данных напишите сюда...