По себе, а научиться в совершенстве наблюдать можно лишь путем усердных трудов и упражнений.

Греческая философия далее всего продвинулась в изучении трех дисциплин — языка, искусства и истории, для которых едва ли найдется еще такая кузница, какой была Греция. Греческий язык благодаря поэтам, ораторам и философам стал по своему складу столь многогранным, богатым и красивым, что это орудие мысли продолжало привлекать к себе внимание и тогда, когда его нельзя уже было применить к прежним блестящим предметам общественной жизни. Отсюда искусство грамматиков, которые нередко были настоящими философами. Правда, большую часть таких писателей похитило у нас время, и мы как-нибудь примиримся с их утратой, обладая более важными вещами, однако труды греческих грамматиков отнюдь не пропали даром, потому что благодаря изучению греческого языка началось изучение языка римского, а от этой искры пошла и вся философия языков мира. И в Переднюю Азию эта языковедческая наука пришла только из Греции, потому что сформулировать правила еврейского, арабского и других языков сумели только благодаря греческому. И о философии искусств подумали тоже только в Греции, потому что, следуя прекрасному природному влечению и усвоенной привычке вкуса, сами поэты и художники осуществляли на практике некую философию красоты, и аналитики искусства позднее просто позаимствовали у них их художественные правила. В результате невиданной конкуренции в сочинении эпопей, театральных пьес и речей не могла не сложиться со временем и критика, причем такая, что нашей критике далеко до нее. От критических сочинений, помимо Аристотеля, сохранились, правда, только некоторые отрывки, относящиеся к позднему времени, однако и они свидетельствуют об утонченной проницательности греческих критиков. И наконец, Греция — родной дом философии человеческой истории, потому что только у греков и есть история в собственном смысле слова. У людей восточных есть генеалогия и сказки, у людей северных — сказания, у других — песни; а грек из сказаний, песен, сказок и генеалогий сложил со временем проникнутое здоровым духом тело повествования, каждый член которого живет полнокровной жизнью. И здесь истории предшествовала древняя поэзия, ведь и сказку трудно рассказать приятнее и легче, чем эта поэзия рассказывала эпос; распределение материала между рапсодиями послужило образцом для подобных же разделений исторического повествования, а длинный стих гекзаметра сформировал благозвучие греческой прозы. Так, Геродот стал преемником Гомера, а позднейшие историографы республик взяли их краски, прибавили к ним свой республиканский ораторский дух и все это перенесли в свой рассказ. Поскольку в лице Фукидида и Ксенофонта история греков вышла из пределов Афин, а писатели эти были государственными деятелями и полководцами, то их историческое повествование не могло не стать прагматической историографией, хотя они отнюдь не старались придать ему подобный вид. Такую форму придали ему дух речей, произносимых перед народом, переплетение интересов греческих государств, живой облик вещей, живые пружины действия; можно смело

378

утверждать, что без греческих республик на свете не было бы прагматической историографии. Чем больше развивалось искусство государственного управления, военное искусство, тем искуснее становился и прагматический дух истории, и, наконец, Полибий превратил историографию, если можно так сказать, в науку ведения войны и управления государством. Образцы подобного рода давали обильный материал для позднейших комментаторов, и, конечно, Дионисии³⁷ могли упражняться в основах исторического искусства получше какого-нибудь китайца, иудея и даже римлянина.

А коль скоро так богаты и счастливы были греки всякого рода упражнениями духа, созданиями поэтическими, ораторскими, философскими, научными, историческими, что- же ты, о Судьба времен, отказала нам в столь многом из этих богатств? Где «Амазония» Гомера³⁸, где его «Фиваида» и «Иресиона», где его ямбы, где «Маргит»? Где множество потерянных стихотворений Архилоха, Симонида, Алкея, Пиндара, где восемьдесят три трагедии Эсхила, сто восемнадцать Софокла и бессчетное число других сочинений трагиков, комиков, лириков, величайших мудрецов, самых нужных историков, самых замечательных математиков, физиков и т. д.? За одно сочинение Демокрита, Аристотеля, Феофраста, Полибия, Евклида, за одну трагедию Эсхила, Софокла и столь многих других авторов, за одну комедию Аристофана, Филемона, Менандра, за одну оду Алкея или Сапфо, за утраченные естественнонаучные и исторические книги Аристотеля, за Полибия в 35 книгах— кто не отдаст, и не отдаст с величайшей готовностью, целую гору новейших сочинений, и свои собственные прежде всего, чтобы целый год можно было топить ими александрийские бани"? Но у судьбы с ее железной пятой — иной путь, и она не считается с бессмертием отдельных научных трудов или художественных творений. Могучие афинские Пропилеи, храмы богов, роскошные дворцы, стены, колоссы, статуи, троны, акведуки, улицы, алтари — все, создававшееся древним миром для вечности, все пало жертвою яростных разрушителей,— так разве могли быть пощажены какие-то слабые листочки, свидетельства человеческих раздумий и трудов? Скорее еще приходится удивляться тому, что еще есть у нас, и, быть может, всего еще слишком много, так что мы далеко не всем воспользовались должным образом. Теперь же, чтобы разъяснить в целом рассмотренное по отдельности, поразмыслим над всей греческой историей; философия истории шаг за шагом, неотступно следует за ней, наставляя и поучая нас.

VI. История перемен, происходивших в Греции

Как бы ни изобиловала и ни усложнялась греческая история многочисленными переменами, совершавшимися в ней, все же нити ее сводятся к нескольким основным моментам, а естественный закон этих моментов вполне очевиден.

379

Для истории таких морских и прибрежных областей земли, как эти три составные части Греции с ее островами и полуостровами, характерно то, что еще в древности множество племен и колоний переселялись по суше и по морю с одного места на другое, основывали поселения, оттесняли друг друга. Но только в Греции все такие переселения совершались оживленнее, потому что поблизости находились северные горы, где жило много народностей, и рядом была и огромная Азия, а благодаря ряду Случайных причин, о которых рассказывают легенды, в греческом народе всегда поддерживался смелый и предприимчивый дух. Такой была история Греции на протяжении почти семисот лет.

Между греческими племенами должна была постепенно распространиться культура, приходившая в Грецию от разных народов; это отвечает природе вещей и географическому положению страны. Культура спускалась к грекам с севера, она шла из соседних областей, где жили культурные народы, и закреплялась по-разному в разных местах. Наконец, эллины, одержавшие верх над другими племенами, внесли во все свое единство и стали задавать тон греческому языку и образу мыслей. Но зародыши этой дарованной грекам культуры пошли в рост неровно и совсем по-разному в Малой Азии, в Малой и Великой Греции; однако сами различия пробуждали дух соревнования, способствовали переселению и пересаживанию культурных ростков на новую почву и этим помогли греческому духу встать на ноги; ибо из естественной истории растений и животных известно, что одно семя не будет целую вечность произрастать на одной почве, а, будучи вовремя пересажено на другое место, принесет более сочные и свежие плоды.

Мелкие, разделенные государства были первоначально маленькими монархиями, а со временем эти монархии стали аристократиями, некоторые — и демократиями; тем и другим весьма часто угрожала опасность оказаться во власти одного правителя, но демократии эта опасность грозила чаще. И это вновь естественный ход человеческого общежития в период его ранней юности. Племенная знать полагала, что может обойтись без царской власти, а поскольку народ не был способен управлять собою сам, то знатные люди и становились его вождями. А в зависимости от рода занятий, духа, жизненного уклада народ или покорялся этим вождям, или боролся до тех пор, пока не получал своей доли в управлении государством. Пример первого — Лакедемон, пример второго — Афины. Причина всякий раз — в конкретных условиях и строе обоих городов. В Спарте правители зорко следили друг за другом, чтобы не появился между ними тиран, а в Афинах народ не раз заманивали льстивыми речами под власть тирании, если даже форма правления и не называлась таким словом. Оба города и все, что произвели они на свет,— это такие же естественные создания их географического положения, времени, жизненного уклада и исторических обстоятельств, как и все производимое природой.