Женщинам — логика, мужчинам — эмоция

Особо многочисленны межполушарные связи у женщин (Как и у всех японцев обоих полов)(отсюда более тесная связь между рациональным, вербальным и эмоциональным аспектами поведения). У мужчин диссимметрия выражается сильнее (с наступлением половой зрелости) при несколько большем развитии правого полушария.

Известно, что мужчины, как правило, добиваются большего успеха в задачах с пространственной доминантой (например в механике), а женщины чувствуют себя свободней в вербальных видах деятельности, которыми руководит левое полушарие.

Некоторые авторы предполагают, что здесь речь идет о филогенетическом наследии; ведь первобытным мужчинам-охотникам пришлось развивать в себе ощущение пространства, чутье и способность к ориентации, в то время как женщины, занятые воспитанием детей, испытывали потребность в расширении вербальной коммуникации.

Уже, наверное, стало понятно, что в противоположность стойким предрассудкам, женский мозг сильнее связан не только со словом, но и с логикой, анализом, научным подходом, а мужской мозг — более склонный к синтезу, а также к художественному творчеству — тесно связан с эмоциями.

Конечно же, многие врожденные неврологические предпосылки могут изменяться под воздействием образования и культуры.

Часто приходится слышать утверждения о том, что креативность — одна из функций, находящихся под контролем правого полушария, однако эта точка зрения опровергается современными исследованиями (Гарднер, Боген, Зайдель и др.). Стало выясняться, что правое полушарие, наоборот, специализируется на восприятии банальной, стереотипной, бытовой информации из повседневной жизни, а левое обрабатывает новые, оригинальные или сложные данные, возбуждая таким образом творческую активность. Но настоящее творчество, вероятнее всего, подразумевает слаженную работу обоих полушарий (и в особенности фронтальных долей) при их энергетизации со стороны лимбического мозга, то есть значительную мобилизацию всего головного мозга.

Из имеющих конкретное терапевтическое значение результатов последних исследований отметим еще тот факт, что одно полушарие головного мозга подавляет другое: так, например, если левое полушарие неактивно, то усиливается восприятие образов и эмоций. Точно так же при гипервентиляции легких, приводящей через гиперацидоз к «опьянению» кортикальных зон, происходит высвобождение деятельности подкорковых областей — гипоталамуса и лимбического отдела, что благоприятствует возникновению образов и эмоций (этой технике отдается особое предпочтение в реберсинге и биоэнергетике), и наоборот: если неактивно правое полушарие, то облегчается вербализация.

Напомним, что Школой Пало Альто (Paul Watzlvik The Language of Change. Elements of Therapeutic Communication. Basic Books Inc., N.Y., 1978) были разработаны многочисленные техники блокады левого полушария и освобождения правого: релаксация, визуализация, глушение левого полушария быстрым бессвязным потоком слов, упражнения в логолалии (В них предлагается говорить на языке, состоящем из выдуманных слов, пытаясь объясняться через интонацию и т.д.) Активизация правого полушария (что особо поощряется в Гештальте калифорнийского стиля) ведет к мобилизации эмоций и изменению отношения к проблемам.

Отмечалось, что деятельность правой доли носила мрачный и даже пессимистический эмоциональный оттенок, в то время как деятельность более вербального, более коммуникативного, а значит, сильнее нацеленного на общение левого полушария вызывала более радостное и оптимистичное настроение. ...Потому-то женщина — словно солнышко для мужчины!

Результаты последних исследований мозга тех, кто страдает дислексией (Гешвинд и Галабурда из Гарвардского университета в Бостоне (США), 1984) показывают, что крайние случаи дислексии скорее связаны с внутриутробными аномалиями развития мозга, чем с условиями, в которых проходило обучение чтению, или с внутрисемейными аффективными отношениями, которые представляются всего лишь способствующими дислексии факторами.

Статистика показала, что дислексия значительно преобладает у мальчиков (в четыре раза чаще, чем у девочек), левшей, детей со способностями к музыке, к визуальным видам искусств, математике (В противоположность распространенному мнению, математика (высшая) связана с правой долей, так как здесь речь идет о синтетическом видении, а не о стереотипном логическом анализе. И наоборот, вычислительные операции обрабатываются преимущественно в левой доле головного мозга) и спорту, а кроме того, у блондинов и аллергиков.

Такие особенности, по всей видимости, связаны с неким нарушением перемещения нейронов в течение внутриутробной жизни, которое с легкостью обнаруживается при наблюдениях микроструктур мозга дислексичных детей. Вероятно, это нарушение вызывается избыточным выделением тестостерона (мужского гормона) у матери во время беременности, что приводит к чрезмерному развитию правого полушария!.. (Что было искусственно воспроизведено на крысах и обезьянах, которым вводился тестостерон, но только в особо чувствительный период второй половины беременности и перед родами).

А это значит, что внутриутробная сверхчувствительность плода к мужским гормонам или к их избыточному выделению в период его созревания усиливает скрытую предрасположенность не только к дислексии, математике, искусству и спорту, но и... к Гештальту.

Но только бы эти исследования не попались в руки к какому-нибудь директору расистского института, который, получив их, тут же поспешит составить портрет-робот идеального малыша-гештальтиста: «Субъект мужского пола, блондин, левша, спортсмен и художник, чувствителен, аллергик, страдает дислексией, но одарен в математике!»... что сразу же, освободило бы нас от всех щекотливых процедур приема на дидактический курс Парижской школы Гештальта

Глава 11

ГЕШТАЛЬТ И РАБОТА ВООБРАЖЕНИЯ:

УПРАВЛЯЕМЫЕ ФАНТАЗИИ, СНОВИДЕНИЯ, КРЕАТИВНОСТЬ

Каково же место воображения в Гештальте? Имеется в виду классическая двузначность этого термина: 

· ментальное воспроизведение образов прошлого,

· производство новых комбинаций слов, образов, жестов или обдуманных поступков.

Гештальт позволяет мне исследовать узкую полосу — пляж моей свободы — то пустеющий под натиском бури, то горячий, залитый солнцем, наполненный ароматами воздуха. Он сопровождает меня в моих спонтанно возникающих телесных ощущениях, переживаниях, эмоциях, реальных или воображаемых образах, ночных сновидениях или дневных мечтаниях, и все это — в актуальном контексте реальных отношений.

Мы уже говорили о теле как о реальности во плоти, теперь же давайте коснемся области спонтанно возникающей фантазии.

Ментальный челнок

Одной из характерных черт Гештальта является постоянное возвратное движение, челночная связь между телом и мыслями, между реальностью здесь и теперь реально происходящего процесса (и его осознавания) и фантазиями, возникающими при оживлении «незакрытых ситуаций» или вследствие блокировок как проявлений неких стойких ригидных механизмов.

· Психоанализ работает в основном с фантазиями, которые создаются самим клиентом и редко соприкасаются с реальностью.

· Поведенческая терапия, наоборот, стремится преодолеть трудности или симптомы, обнаруженные в самой повседневной реальности.

· В Гештальте работа ведется над переходом от одного к другому, разрешая и поощряя уход в область воображаемого (сновидение, мечтания, метафора или творчество) при условии непрерывного поиска своих связей с конкретной социальной реальностью.

Яркий тому пример — гештальтистский подход к явлениям переноса, терапевт дает им возможность проявиться и даже усилиться — после чего он поощряет клиента к их осознаванию (пока они не закрепились):

Николя (терапевту Сержу): Мне не нравится, как ты меня заставляешь работать! Уж слишком ты самоуверен. У меня такое впечатление, что ты принимаешь меня за пацана, который готов встать по стойке смирно. Как только я заговариваю с тобой о том, как мне трудно поддержать свой авторитет среди ребят, с которыми я работаю, то мне становится страшно, что ты начнешь давать советы из твоего большого опыта воспитательской работы.

Серж: Разве я раньше давал тебе советы?

Николя: Нет!.. Пока нет! Но скоро обязательно начнешь!... Мой директор тоже всегда так делает: он заранее предостерегает меня от недопустимых ошибок... И мой отец тоже делал точно так же всякий раз, как я собирался выйти из дома...

Серж: Что же ты ожидаешь от меня сейчас?

Николя: Я?.. Но я ничего не ожидаю! Да я ни о чем тебя и не спрашивал! Я просто сообщил тебе, что мне нужно хоть кому-то рассказать о моих трудностях. ...Но сейчас я отдаю себе отчет в том, что я сам, добровольно, в очередной раз наделил тебя статусом авторитетности и опять занялся самоуничижением...

(Далее следует длительная работа над его отношением к своему отцу).

Такой «челнок» (термин самого Перлза) между фантазией и реальностью особо плодотворен в работе с клиентами — психотиками или в случае «пограничных состояний» (borderline). Он позволяет таким клиентам сначала взлететь и парить в своей внутренней реальности, а затем приземлиться на твердую почву внешней реальности, существующей здесь и теперь. Терапевт может временно сопровождать клиента в его полетах, следя при этом за выполнением регулярных промежуточных посадок, необходимых для восстановления контакта с землей, и уточняя время от времени маршрут.

Вот пример направляемой фантазии (waking-dream) подобного рода:

Марион — молодая женщина-borderline. Она не замужем, и ей не удается устанавливать прочные связи с мужчинами. Вот уже несколько месяцев она посещает пролонгированную ежемесячную терапевтическую группу.

Марион: У меня совсем нет энергии: меня сегодня развезло! Я как лужа... на земле... вот тут!... Белесая лужа... Это молоко...

Серж: Посмотри на эту лужу на ковре, опиши ее.

Марион: Да! Это молоко! Она по виду — как перчатка, как варежка...

Серж: Ты можешь стать этой варежкой?

(Марион вытягивается на полу и закрывает глаза).

Марион: Я — варежка из белого молока. Я смотрю изнутри... Хм! А тут есть капля воды!... Она блестит... Она что-то отражает... Я вижу отражение большой стены... Большой стены с окнами...

Серж: Взгляни на одно из окон.

Марион: Вот оно! Да! Мне его хорошо видно! Это окно совсем темное. Там есть подоконник... Но в окне никого нет: оно пустое и темное... 

Серж: ... а если бы там кто-нибудь был? 

Марион: Ну, конечно же, мой отец! Я смотрю... Я жду его... но его там нет. Это его окно, но оно пустое и он не приходит! (Марион никогда не видела своего отца). Совсем темно. (Она съеживается на полу в позе зародыша). Как в черной дыре... Это черная дыра... Это труба... А! Нет! Вижу: это совсем черная и круглая резиновая камера! А я — внутри нее...

(Я тихонько подаю всем членам группы знак приблизиться и сесть вокруг нее на колени. При контакте с их телами она съеживается еще больше, сжимается в комок).

Марион: А в моей камере тепло! Я в «воздушном колпаке»! (Через мгновение она вдруг начинает головой прокладывать себе проход). Я могу выйти, если захочу!.. Я хочу выйти!.. Выпустите меня! (Она кричит.)

(После минутных усилий Марион, издав громкий крик радости и освобождения, «рожает себя» без посторонней помощи, а затем делится своими впечатлениями с терапевтом и членами группы). Этот эпизод обозначил поворотный пункт в терапии, общая «окраска» которой со следующей сессии стала меняться.

Это был случай своего рода сопровождаемой направляемой фантазии, возникшей практически спонтанно. Следуя классической стратегии Гештальта, я просто благоприятствую амплификации того, что возникает на воображаемом внутреннем пути клиента. С этой целью используется телесное проигрывание, позволяющее субъекту лучше идентифицироваться с видениями, возникающими в его собственном мозге, и «облечь в плоть» образы и слово. В данном случае сеанс происходит в группе, поэтому я использую ее, мобилизуя для воплощения «камеры» материнского чрева.

Можно отметить переход от самой воображаемой сцены к ее воссозданию в более реальном терапевтическом «переходном пространстве» (переход от образов к слову и телу) и заключительное обращение клиента к терапевту и к группе, которое позволяет последовательно плести полисемическую связь между воображаемым, символическим и реальным (Наша методика «направляемых фантазий» (фр. reve-eveille, англ. waking dreams) несколько напоминает методику Дезуайя (Desoille), которая, впрочем, была сильно модифицирована в современных французских школах, пользующихся психоаналитическим пониманием переноса).

Усиленная стимуляция воображения при помощи образов используется и в некоторых других разновидностях Гештальта, например в «видео-Гештальте» Барри Гудфилда, который пользуется не только видеомагнитофоном, но также и аутогипнозом (эриксонианского направления), позволяющим осуществлять глубокие «погружения». 

Сновидения в Гештальте

Уже стал очевидным тот факт, что Гештальт отдает особое предпочтение работе с использованием ночных сновидений. Сам Перз стал знаменитым после своих отснятых на кинопленку работ со сновидениями, некоторые из них представлены в книге Gestalt Therapy Verbatim.

Для него, как и для Фрейда, сновидение — это царский путь в терапии. Вот как он излагает свою рабочую гипотезу (Гипотеза, которую до него развивал Отто Ранк, чьи работы Перлз читал):

«Все различные элементы сновидения являются фрагментами личности сновидца. Так как цель каждого из нас — стать здоровой, то есть целостной, личностью, то нам нужно собрать вместе различные фрагменты сновидения. Мы должны снова присвоить себе эти спроецированные отрывочные элементы нашей личности и обрести таким образом скрытый потенциал сновидения. [...]

В Гештальт-терапии мы не занимаемся интерпретацией сновидений. Мы делаем с ними кое-что поинтересней. Вместо анализа и вскрытия сновидения мы стремимся вернуть его к жизни. Как это сделать? Вновь прожить сновидение так, как будто оно разворачивается прямо сейчас. Вместо того чтобы рассказывать о нем как об уже свершившейся истории, воплотите его в действие, сыграйте его в настоящем, чтобы оно стал частью вас самих, чтобы вы стали его действительным участником. [...] Если вы хотите в одиночку работать над сновидением, то запишите его, составьте список всех его элементов, всех его деталей, а затем проработайте каждую из них, поочередно становясь каждым элементом сновидения».

Большинство традиционных техник Гештальта может использоваться и в работе со сновидениями: осознавание (awareness), воплощение в действие, монодрама, амплификация, работа с полярностями, принятие ответственности, исследование контакта и отступления (с использованием элементов сновидения) с терапевтом, с одним из членов группы и т.д. Конечно же, при этом, как обычно, будут обнаруживаться механизмы избегания или срыва контакта («сопротивления» или механизмы защиты).

Некоторые гештальтисты, например Исидор Фром, идут еще дальше и рассматривают сновидение (особенно в ночь накануне или после терапевтического сеанса) не только как проекцию, но и как ретрофлексию, то есть как крупное нарушение граница-контакт между клиентом и терапевтом: сновидец бессознательно говорит все самому себе с тем, чтобы не выразить это эксплицитно своему терапевту.

«Ведь проходящий терапию пациент обычно знает, что если он вспомнит о сновидении, то он будет рассказывать его своему терапевту. Тогда я выдвигаю гипотезу, что этот факт некоторым образом определяет содержание сновидения пациента: это уже не просто сновидение, это сновидение, которое он собирается рассказать своему терапевту (Хорошо известно, что сновидения пациентов более богаты как сексуальными образами, так и духовными архетипами, чем сновидения аналитика (согласно фрейовским или юнгианским воззрениям).

[...] Иначе «ретрофлексию» можно было бы назвать «цензурой» или «сдерживанием»: пациент разговаривает сам с собой [...], говорит себе то, что он не смог бы или не захотел бы сказать терапевту» (Беседа Исидора Фрома с Эдвардом Розенфельдом. Гештальт-журнал, том 1, № 2, осень 1978).

Таким образом, Фром более или менее эксплицитно вводит понятие переноса:

«Перенос — это эквивалент «здесь и теперь». [...] Перенос интересен тем, что он создает возможность неоконченным ситуациям прошлого, которыми приходится заниматься любому виду терапии, завершиться в настоящем. [...] Мы не поощряем развитие переноса, как это сознательно практикуется в психоанализе в силу специфики его метода. Но если мы его и не поощряем, то это вовсе не означает, что мы его исключаем. [...] Было бы абсурдно говорить, что мы не пользуемся переносом. [...] Мы задаем вопросы, цель которых — предупредить нашего пациента о наличии переноса и снять этот перенос».

Так всякий гештальтист развивает свой собственный стиль, одновременно оставаясь верным тому, что составляет саму суть Гештальта.

На этом я остановлюсь в своем рассказе о работе со сновидениями в Гештальте, тем более что на эту тему уже были даны многочисленные примеры в разных главах книги.