СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАНЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ………………………………………………………………………..3

1. ГЛАВА 1 ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ……………………………….5

2. ГЛАВА 2 «НОВАЯ СОЦИАЛЬНАЯ» ИСТОРИЯ…………………………...7

3. ГЛАВА 3 МЕТОДЫ…………………………………………………………..18

    3. 1 Методы демографической истории………………………………….18

    3. 2 Методы «новой социальной» истории………………………………21

ЗАКЛЮЧЕНИЕ………………………………………………………………….29

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАНЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ………...31

ВВЕДЕНИЕ

Первоначальное значение слова «история» восходит к древнегреческому термину, означавшему «расспрашивание, узнавание, установление, добывание знаний». История отождествлялась с установлением подлинности, истинности событий и фактов. В древнеримской историографии (историография в современном значении – отрасль исторической науки, изучающая её историю) это слово стало обозначать не способ узнавания, а повествование о событиях прошлого. Вскоре «историей» стали называть вообще всякий рассказ о каком-либо случае, событии, происшествии, действительном или вымышленном.

Истории, популярные в той или иной культуре, но не подтверждаемые сторонними источниками, например, легенды о короле Артуре, считаются обычно частью культурного наследия, а не «беспристрастным исследованием», которым должна быть любая часть истории как научной дисциплины.

Слово история пришло из греческого языка, и происходит от праиндоевропейского слова wid-tor-, где корень weid-, «знать, видеть». В русском языке представлен словами «видеть» и «ведать».

В Древней Греции слово «история» означало любое знание, получаемое путём исследования, а не только собственно историческое знание в современном смысле. Например, Аристотель использовал это слово в «Истории животных». Оно встречается также в гимнах Гомера, сочинениях Гераклита и тексте присяги Афинскому государству. В древнегреческом было также слово historeîn, «исследовать», которое сначала использовалось только в Ионии, откуда затем распространилось на всю Грецию и, в конце концов, всю эллинистическую цивилизацию.

В том же древнегреческом смысле слово «история» употреблялось в XVII веке Фрэнсисом Бэконом в широкоупотребительном термине «естественная история». Для Бэкона история – «знание о предметах, место которых определено в пространстве и времени», и источником которого является память (так же как наука – плод размышлений, а поэзия – плод фантазии). В средневековой Англии слово «история» чаще использовалось в смысле рассказа вообще. Особый термин история как последовательность прошедших событий появился в английском языке в конце XV века, а слово «исторический» – в XVII веке. В Германии, Франции и России в обоих смыслах по-прежнему употребляется одно и то же слово «история».

ГЛАВА 1

ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ

Демографическая история – направление исследований в рамках социальной истории, изучающая демографические процессы, т.е. в общем виде воспроизводство населения в целом или изменение численности всего населения в результате рождений и смертей.

Демографическая история исследует такие проблемы как воспроизводство населения, т.е. смену поколений в результате естественного движения населения, динамику миграций (эмиграция и иммиграция) и убыли населения в связи со смертью в разных возрастах.

Понятие демографического перехода впервые было введено в научное обращение американским демографом Фрэнком Ноутстейном в 1945 году, хотя сходные идеи высказывались и раньше. Сама концепция демографического перехода приобрела особую популярность позднее, в связи с демографическими изменениями, происшедшими после Второй мировой войны в освободившихся от колониализма странах. В результате значительного снижения смертности (на первых порах главным образом из-за успешных противоэпидемических мероприятий) и сохранения высокого уровня рождаемости в этих странах резко ускорился рост населения, что получило название демографического взрыва. Было выяснено, что аналогичные изменения произошли в основном уже в XIX веке и в ныне экономически развитых странах, но в них резкое ускорение роста населения сопровождалось снижением уровня рождаемости и в конечном счете стабилизацией роста населения. С другой стороны, достаточно быстрое снижение рождаемости наблюдается в настоящее время и в странах Третьего мира, многие из которых (например, Иран) уже достаточно близки к завершению демографического перехода.

В концепции демографического перехода выделяются четыре последовательных этапа в демографической истории человечества. Обозначим коэффициент рождаемости через R(x), коэффициент смертности через S(x), тогда прирост коэффициента рождаемости будет R'(x), а коэффициента смертности будет S'(x).

На первом этапе обнаруживается меньшее снижение коэффициента рождаемости чем снижение коэффициента смертности (R'(x)>S'(x)), следовательно коэффициент естественного прироста максимален (прирост максимальный). К 1925 г. этап пройден промышленно развитыми странами.

На втором коэффициент смертности снижается и достигает минимума (S'(x)=0,(min)), в то время как коэффициент рождаемости снижается быстрее коэффициента смертности (R'(x)

На третьем этапе коэффициент смертности увеличивается (S(x) растёт) (вследствие демографического старения), а также замедляется снижение коэффициента рождаемости (R'(x) падает). К концу третьего этапа коэффициент рождаемости примерно равен уровню простого воспроизводства, а коэффициент смертности ниже уровня простого воспроизводства. (R(x) ≈ 2.1, S(x) < 2.1, где 2.1 — это уровень простого воспроизводства).

На четвертом этапе коэффициент смертности увеличивается (S(x) растёт), и становится равным коэффициенту рождаемости. (S(x)=R(x)) Процесс демографической стабилизации заканчивается.

В настоящее время развивающиеся страны находятся на 2-3 этапах, развитые — вышли на 4 этап, при этом во многих из них смертность превысила рождаемость и наблюдаются отрицательные показатели естественного прироста населения.

Переход от высоких уровней рождаемости и смертности к низким и получил название демографического перехода. Согласно такой периодизации, экономически развитые страны уже завершили демографический переход, а развивающиеся заканчивают второй и вступают в третий этап, то есть выходят из состояния демографического взрыва и приближаются к завершению демографического перехода.

ГЛАВА 2

«НОВАЯ СОЦИАЛЬНАЯ» ИСТОРИЯ

Социальная история всегда была частью предмета исторической науки, так же как экономическая, политическая, идеологическая и другие «истории» ее составляющие. Исторический процесс является неразделимым целым и вычленение вышеуказанных его аспектов помогает более глубоко исследовать отдельные факторы, обуславливающие его содержание и развитие.

В предмет социальной истории входит изучение внутреннего состояния общества, отдельных его групп и отношений между ними с использованием методов социологии. Социальные группы анализируются с двух сторон:

· со стороны индивидов, составляющих общность – жизненный путь человека, описываемый через смену социальных ролей и стереотипов поведения в контексте социального жизненного пространства;

· раскрытие внутренней организации и функционирования социальной среды, микромира общины…, малых групп и выявления соотношений между ними.

Под воздействием культурной антропологии в социальную историю проникает взгляд на прошлое с точки зрения действующих лиц-индивидов (изучается обыденное сознание, ментальность, символические системы, психологические установки, стереотипы восприятия, модели поведения) Происходит реконструкция картины мира каждой социальной общности. В предмет социальной истории входит сфера человеческого сознания, как неотъемлемой структуры социальной жизни.

Социальная история становится ведущей областью научных исследований в рамках «новой научной истории». Ее составляющие компоненты:

· история общественных отношений;

· история социальной структуры;

· история повседневной жизни;

· история частной жизни;

· история социальных общностей и социальных конфликтов;

· история общественных классов;

· история социальных групп.

«Старая» социальная история изучала классовое и имущественное расслоение в обществе. «Новая» социальная история (под воздействием структурно-функциональной социологии) изучает систему иерархически взаимосвязанных социальных позиций, которые фиксируют общественное положение, права и обязанности людей, обладающих различным статусом и престижем, и совокупности ролевых предписаний, предъявляемых обществом к лицам, занимающим эти позиции.

Под воздействием постмодернизма меняет исследовательские приемы и новая социальная история. В конце ХХ в. она зиждется на принципах современной герменевтики, на базе новых теорий языка, использует понятие дискурса.

Делается акцент на изучении источников личного происхождения. В центре внимания новой «социальной истории – человек,…, как элементарная клеточка живого и развивающегося общественного организма…На основе этого осуществляется переход к анализу различных общественных образований и социальных групп, их роли в историческом процессе».

«История развертывается не сверху, через восприятие «сильных мира сего» и не через официальный дискурс, воплощающий «язык власти», а как бы «снизу» и «изнутри», начиная с того, как складывалась жизнь обычных людей в то или иное время, какие существовали формы общественного бытия, какая связь была между ними и властными институтами, как исподволь видоизменялось их место и роль в системе общественных связей» С точки зрения новых подходов «нужно обращаться к свидетельствам людей, представляющих различные социальные слои…». Важно изучение «взаимоотношения людей и власти на,…, бытовом уровне».

Принципы «новой социальной истории»: – отказ от политики и идеологии; – замена истории «сверху» на историю «снизу»; – исторический синтез на микроуровне общества; – отказ от научно-исторического объяснения, переход к «структурному нарративу» (на основе языковых когнитивных структур и герменевтического прочтения источников).

Социальная история понимается «как история общества (организация производства, жизнедеятельности, власти, управления и т.д.), а не как обособленное направление исследований. Экономика, государственные институты, культура и т.п. рассматриваются как производное. Социальные структуры тоже вырастают из истории общества с особенностями прошлого той или иной страны. Властные структуры изучаются не как самодовлеющие и существующие по своим законам, но как результат определенного исторического развития.

Объекты «новой социальной истории» – проблемы отношений между людьми; семьи, брака, рождения и воспитания детей; взаимоотношения полов, образования, материального благополучия, отдыха и т.д.; социальная мотивация человеческого поведения, разные общественные учреждения, призванные поддерживать каждодневные основы существования, материальное благополучие, моральное и психическое здоровье общества; проблемы пьянства, преступности, наркомании..; взаимоотношения власти и людей; символы веры, мифы общественного сознания, ритуалы, разговорная практика, фольклор и другие элементы социально-культурной практики.

Необходимо использование новых источников, которые требуют специальных приемов и методов изучения. Таким методом является, например, «дискурсивная квантификация». Применяется микроанализ, выразившийся в создании многих электронных архивов и баз данных. По мнению А.К.Соколова «современный дискурс в социальной истории должен быть, прежде всего, направлен на исследование того, как люди «на собственной шкуре» испытывают тот или иной исторический опыт, выяснять, «что люди говорят, и что это значит».

«Большое значение для социальной истории имеют такие группы источников, которые отражают непосредственные взаимоотношения людей с государственными и общественными институтами. Среди них письма, обращения, заявления, жалобы, личные и персональные дела, судебно-следственные материалы и прочие документы подобного типа, служащие источниками для построения коллективных биографий (просопографии). Для советского периода особое значение приобретают сводки и донесения о настроениях в обществе, систематически составлявшиеся различными политическими органами, материалы проверок, чисток, контрольных комиссий и т.д., которые давали представление о действительном, а не мнимом состоянии общества, каким его видела или хотела видеть власть».

«Наиболее плодотворным, – по А.К.Соколову, – сегодня следует рассматривать возникающее понятие «нового историзма» или «исторического историзма», стоящего на том, что человек может быть понят только через историю, а не как некая абстракция. В связи с этим необходимо вырабатывать синтез различных подходов к изучению прошлого».

Становление и расцвет социальной истории как ведущей исторической дисциплины справедливо связывается с интенсивным процессом обновления методологического арсенала исторической науки, развернувшимся в послевоенные десятилетия. Главной и определяющей чертой развития историографии середины XX в. было движение за аналитическую междисциплинарную историю, обогащенную теоретическими моделями и исследовательской техникой общественных наук, в противоположность традиционной истории, которая рассматривалась исключительно как область гуманитарного знания. Именно в русле этого широкого интеллектуального движения второй половины XX в. и родилась так называемая "новая социальная история", которая выдвинула задачу интерпретации исторического прошлого в терминах социологии, описывающих внутреннее состояние общества, его отдельных групп и отношений между ними.

«Новой социальной истории» предшествовала длительная стадия кристаллизации так называемой старой, или классической, социальной истории и накопления принципиальных расхождений традиционного и сциентистского подходов, которая и завершилась разрывом с историографической традицией. Если попытаться кратко сформулировать важнейшие отличительные черты социальной истории как области исторического знания, то, пожалуй, прежде всего, следовало бы отметить ее удивительную подвижность и способность адаптироваться к радикальным изменениям в динамично развивающейся современной историографии. На разных этапах своего развития эта научная дисциплина неоднократно оказывалась перед необходимостью переопределения собственного предмета и обновления ставших привычными моделей исследования и обобщения.

Своей изменчивостью и восприимчивостью, определявшими логику развития "новой социальной истории" в течение нескольких десятилетий, она обязана той предельной открытости другим областям знания – исторического, гуманитарного, социально-научного, – которая заложена в самой природе ее интегрального объекта познания.

В 1960-е – начале 1970-х гг. стремление к изучению социальных отношений проявлялось в рамках историко-социологических исследований, а в понимании самой социальной истории превалировал идеал тотальности, ориентировавший на изучение общества как целостности. Именно в эти годы возрождается интерес к исторической и сравнительной социологии, а также к наследию Макса Вебера, который успешно сочетал конкретноисторический, сравнительно-типологический и идеально-типический методы рассмотрения общественных процессов (т. е. исторический и социологический подходы) и рассматривал историю и социологию как два направления научного интереса, а не как две разные дисциплины. В 1970-е – начале 1980-х гг. бурный рост "новой социальной истории" и ее субдисциплин, как и всей "новой исторической науки", происходил на достаточно эклектичной методологической основе, но в это время значительно расширилось само понятие социальной истории: наряду с классами, сословиями и иными большими группами людей она сделала предметом своего изучения социальные микроструктуры: семью, общину, приход, разного рода другие общности и корпорации, которые были столь распространены в доиндустриальную эпоху. Прямолинейному классовому подходу была противопоставлена более сложная картина социальных структур, промежуточных слоев и страт, позволявшая тоньше нюансировать характер социальных противоречий, политики государства, роли религии и церкви, различных форм идеологии. Позитивным моментом явился и постепенный отход от классического факторного анализа (как в монистическом, так и в плюралистическом его вариантах). Принципиальной исходной установкой стал взгляд на общество как целостный организм, в котором все элементы взаимодействуют в сложной системе прямых и обратных связей, исключающей возможность редукции и нахождения какого-либо одного, пусть даже относительно независимого, фактора, способного определять все историческое развитие.

Однако в целом социально-научные теории, облегчающие анализ структур и процессов, оказались неспособны связать его с изучением деятельности субъектов истории. Новое направление поиску придало введение в социальную историю подходов, заимствованных из антропологии и социальной психологии, причем в середине 1970-х – начале 1980-х гг. на авансцену междисциплинарного взаимодействия вышла культурная антропология. Именно под ее растущим влиянием происходит явный сдвиг интересов социальных историков от исследования объективных структур и процессов к изучению культуры в ее антропологической интерпретации, т. е. к реальному содержанию обыденного сознания людей прошлых эпох, к отличающимся массовым характером и большой устойчивостью ментальным представлениям, символическим системам, обычаям и ценностям, к психологическим установкам, стереотипам восприятия и моделям поведения.

Показательно, что критика истории ментальностей на рубеже 1970–1980-х гг. была, по существу, направлена на превращение ее в социальную историю. Это проявлялось в признании социальной дифференцированности культурного поведения и субординации ментальных комплексов, а также в отрицании их автономной динамики и требовании соединения истории ментальностей с историей структур посредством нахождения диалектических взаимосвязей между объективными условиями жизни и способами их осознания. Реконструкция характерной для данной человеческой общности картины мира или совокупности образов, представлений, ценностей, которыми руководствовались в своем поведении члены той или иной социальной группы, все более воспринималась как неотъемлемый компонент анализа социальной системы и как необходимое звено, позволявшее связать исследование социальной среды с анализом деятельности. Особое внимание в объяснении формирующих социальную реальность человеческих действий, исторических событий и явлений стало уделяться содержательной стороне сознания действующих субъектов, в первую очередь их представлениям о взаимоотношениях между разными общественными группами, о социальной иерархии и о своем месте в ней. В такой интепретации история ментальностей, по существу и даже по формулировке ключевых проблем, превращалась в социальную историю ментальностей.

В поисках информации, содержавшей достоверные, хотя и косвенные сведения о неотрефлектированных представлениях, социокультурных стереотипах людей прошлого, социальные историки стали также активно заимствовать специфические методы и познавательные приемы антропологов, разработанные для раскодирования чуждых и непонятных европейцу культур далеких племен (методики истории жизни и семейной истории, или истории рода, анализ эпизода, события и др.). Так, вслед за социологическим в современной историографии произошел антропологический поворот: главное русло междисциплинарного взаимодействия было переведено в плоскость исторической антропологии. Антропологическая ориентация выразилась, в частности, в проецировании на социальную историю центральных задач антропологии – постижения субъективных ментальных миров членов той или иной социальной группы и выяснение системы идей и понятий, лежащей в основе любого человеческого действия.

1970–1980-е гг. стали периодом бума отдельных социально-исторических исследований, совершивших подлинный прорыв в области изучения индивидуальных и коллективных поведения и сознания. Радикальное изменение самой проблематики исследования, направленного на выявление человеческого измерения исторического процесса, потребовало решительного обновления концептуального аппарата и исследовательских методов и привело к формированию новой парадигмы социальной истории, которая включила в свой предмет сферу человеческого сознания как неотъемлемую структуру социальной жизни.

Одновременно развивалась ожесточенная полемика между наиболее активными сторонниками и теоретиками социальноструктурной истории, с одной стороны, и исторической антропологии, с другой. Сторонники и теоретики последней обвиняли представителей социально-структурной истории в игнорировании гуманистической стороны истории и призывали отказаться от надличностных (или безличных) структур и процессов и повернуться лицом к обычному человеку. Так, в социально-исторических исследованиях сложилась ситуация отнюдь не мирного сосуществования двух парадигм: социологически ориентированной социально-структурной истории и антропологически ориентированной истории социально-культурной. Однако инициативу постепенно захватила антропологическая история, или историческая антропология, которая, поставив перед собой задачу синтеза всей исторической действительности в фокусе человеческого сознания (в субъективной реальности), в свою очередь, выступила с претензией на последнюю истину и безраздельное господство в новейшей историографии.

Начав с народных низов, антропологическая история постепенно включила в свой предмет поведение, обычаи, ценности, представления, верования всех социальных классов и групп, независимо от их положения в общественной иерархии (включая отражение меры взаимного противостояния в их представлениях друг о друге), причем интересы историков, не ограничиваясь наиболее устойчивыми и всеобщими стереотипами обыденного сознания, распространялись и на обширный слой более изменчивых социокультурных представлений, во многом специфичных для разных социальных групп. Включение в исследовательский проект новой задачи реконструкции глубинной программы всех видов человеческой деятельности, заложенной в культурной традиции социального универсума, стало несомненным достижением антропологического подхода к социальной истории. И хотя центральный для исторического объяснения вопрос о механизме изменений в сфере сознания оставался нерешенным, антропологическая ориентация открыла пути выхода социальной истории на новый уровень познания.

В 1980-е гг. социальная история стала ведущей областью конкретных исследований "новой исторической науки": большинство новых областей междисциплинарной историографии переплетались именно в ее русле. Группа дисциплин была обязана своим происхождением развитию массовых общественных движений, нуждавшихся в формировании исторического самосознания и стимулировавших интерес к прошлому угнетенных и эксплуатируемых слоев населения, народов "без истории" или "спрятанных от истории". Движение за "историю снизу", или народную историю, которое сыграло решающую роль в обогащении социальной истории и переопределении ее предмета, привело, в частности, к выделению таких субдисциплин, как "новая рабочая история", "история женщин", "крестьянские исследования" (главным образом, по истории стран Азии, Африки и Латинской Америки) и др. Одновременно организационно оформились объединенные по исследовательским методикам "локальная" и "устная" истории.

В процессе становления новых субдисциплин росло разнообразие сюжетов и форм исследования, в тех или иных параметрах покрываемых "зонтиком" социальной истории. При этом большинство новых областей междисциплинарной истории, взаимно перекрывая смежные области, охватили все широкое пространство социальной истории и одновременно перекинули своеобразные мостки к смежным гуманитарным и социальным дисциплинам. Но в отсутствие теоретически проработанного основания для обобщения данных, полученных при исследовании все более дробившихся новых междисциплинарных объектов, перспективы ожидаемого синтеза становились все более туманными.

Очередная смена научных ориентиров – антропологический поворот – не сопровождалась необходимой теоретической работой, которая могла бы способствовать практическому "присвоению" достижений различных исследовательских подходов. Ничто не свидетельствовало не только о согласии относительно будущей программы междисциплинарного синтеза, но и о наличии внутридисциплинарного консенсуса по самым принципиальным вопросам. Представители разных направлений в области социальной истории с самого начала расходились в понимании ее предмета и методов. Теоретико-методологические и идейно-политические разногласия обусловили и различные подходы к содержанию, задачам исследования и общественной функции социальной истории. Одни исследователи, рассматривая социальную историю как промежуточную область между историей экономической и политической, ограничивали ее задачу изучением социальной структуры в узком смысле слова, то есть социальных ячеек, групп, институтов, движений (так называемая социально-структурная история).

Последствия радикальных изменений в предметной области историографии и в классификации исторических субдисциплин. Концепция «исследовательских полей». Противоречивые процессы внутренней дифференциации и междисциплинарного сотрудничества и их институ­циональное воплощение в научной сфере и в системе образования. «Те­матическая социальная история» и ее разветвленная структура, фрагментация социальной истории. Расхождения в понимании предмета, методов и задач социальной истории. Различные трактовки понятия «со­циальная структура». От социально-структурной истории к истории обще­ства как системы. Идея превращения социальной истории в тотальную. Научные программы, отражающие представление об интегративной при­роде социальной истории (Г.Перкин, Э.Хобсбоум, Ж.Дюби, Э.Бриггс и др.). Международные дискуссии 1970-1980-х годов о предмете, содержа­нии и статусе социальной истории.

Попытки преодоления антитезы структурного и антропологического подходов. Осознание взаимодополнительности новых междисциплинарных и традиционных исторических методов. Проявление интегративных тенденций в отдельных субдисциплинах социальной истории: в истории семьи, истории города, истории женщин, социальных движений и рево­люций. Успехи и разочарования. Теоретические поиски 1980-х годов. Тотальная история как сверхзадача и ее реализация в локальной исто­рии, в рамках социальной жизни, приближенной к индивиду. Ведущие тенденции в методологии конкретных социально-исторических исследо­ваний. Применение комплексного метода социального анализа, опираю­щегося на последовательную комбинацию системно-структурного и со­циокультурного подходов.

ГЛАВА 3

МЕТОДЫ

    3. 1 Методы демографической истории

Методы демографии подразделяются на общенаучные и демографические, отражающие специфику воспроизводства населения как самовозобновляющейся совокупности людей, обладающей особыми качественно-количественными структурами, процессами их функционирования и развития, формами воспроизводства.

Теоретической основой демографии являются концепции демографического и миграционного переходов. Поскольку те и другие условия существования и развития челове­ка динамичны, что обусловливает воспроизводства населения одного типа другим, то в методологии демографического исследования важное место принадлежит принципу историзма. Причем, исторический подход важен при изучении не только предмета демографии, но и эволюции самого демографического знания.

В демографии широко применяются общенаучные методы исследования – научной абстракции и восхождения от абстрактного к конкретному, сравнение, анализ и синтез, индукция и дедукция, выдвижения гипотез и их проверки, экстраполяции и моделирования.

Собственные методы демографии соответствуют предмету демографического познания, в частности, половозрастной и брачной структуре населения и зависящих от пола и возраста характеристик демографически процессов. Таковы:

– метод когорт, применяемый при изучении того или иного процесса на протяжении поколения. Его называют еще методом реального поколения, или продольного анализа. При этом демографические процессы, например, рождаемость или смертность, брачность или разводимость анализируются в совокупностях людей, одновременно вступивших в какое-либо демографическое состояние. Задача этого метода заключается в получении для данной когорты населения характеристик изучаемых демографических процессов, зависящих от промежутка времени между образованием когорты и наступлением выражающего тот или иной процесс демографического со­бытия.

– метод поперечного анализа, иначе называемый методом условного, или гипотетического поколения, с помощью которого изучение демографических процессов основано на интерпретации показателей частоты демографических событий, полученных по интервалам длительности соответствую­щих демографических состояний для сравнительно непродолжительного временного периода, как набора последовательности частот таких событий на протяжении жизни поколений. Это тот же метод когорт, позволяющий получить графическое изображение событий, протекающих как бы поперек линии жизни поколения.

Продольный и поперечный анализ дает возможность сравнивать особенности воспроизводства ряда поколений, что важно как для исторической демографии, так и для демографического и социального прогнози­рования, а следовательно, для выработки социальной политики.

Методы реального и условного поколения являются отличительными специфическими методами демографии наряду с привлечением всего арсенала методов статистики, социологии, социальной психологии, истории и культурологии.

Знание возраста отдельных людей на момент наблюдения или наступления в их жизни тех или иных демографических событий даёт представление о возрастном составе и возрастной структуре населения, а так же о том, в каких возрастах происходят те или иные события.

В возрастной структуре население распределяется по одногодичным, пятилетним и более укрупненным возрастным группам. Важную роль в демо­графическом анализе играет понятие поколения, которое характеризует совокупности людей, родившихся в определенный период (чаще всего равный календарному году). Различают совокупность ровесников, составляющих реальное поколение, и совокупность современников разного возраста, составляющих т.н. гипотетическое поколение. Длина поколения выражается среднем промежутком времени между рождением родителей в некоторой их совокупности и рождением всех их детей. Для разных исторических пери­одов развития человечества возрастная протяженность поколения – вели­чина неоднозначная. В настоящее время с определенной долей условнос­ти она принимается равной 32 - 35 годам.

Наиболее адекватно длину поколения отражает планеметрический метод Вильгельма Лексиса с помощью изохроны в системе координат «возраст – хронологическое время» для чего на оси абсцисс и ординат откладываются равные по протяженности отрезки (интервалы) соответствующие одному году возраста и одному году астрономического времени.

Более распространенным способом является построение возрастных пирамид, например, по данным переписей населения 1089-2002 г.г. в России.

В принципе возрастная пирамида ближе по идее к гипотезе условного, нежели реального поколения, поскольку моделирует «разрез» существующих поколений (когорт) по возрасту.

Методы стандартизации демографических коэффициентов, позволяющие при сравнении демографических коэффициентов искать влияние струк­турных особенностей сравниваемых демографических общностей. Сравне­ние общих демографических коэффициентов для характеристики того или иного демографического процесса может дать искаженную картину его, если не учитывать влияние различных сравниваемых совокупности по по­лу, возрасту, брачному состоянию, уровню образования и т.д. Поэтому общие коэффициенты сравниваются только после корректировки с учетом этого влияния или стандартизации. При этом показатели интенсивности процесса и структура одной сравниваемой демографической совокупности принимается за стандарт, а для прочих высчитывается свойственный каждой из них индекс по отношению к стандарту. Умножая этот индекс на показатели стандарта, получают стандартизированные демографические коэффициенты для сравниваемых демографических совокупностей, в ко­торых индивидуальные особенности их структуры устранены.

Методы демографического моделирования являются в настоящее время наиболее распространенным приемом анализа и прогнозирования демовоспроизводственных процессов. Они описывают изменение населения в целом или компонентов его роста. Метод моделирования заменяет собой метод эксперимента, который в демографии далеко не всегда возможен.

Распространёнными являются модели стационарного населения и стабильного населения, а также числовые модели демографических процессов для гипотетических поколений в виде демографических таблиц, широко используются стохастические (вероятностные) модели и т.д.

Современный этап развития демографических знаний характеризуется быстрым развитием в нем приемов и методов математического моделирования, что позволяет повысить его эффективность, в том числе возможности использования этих знаний в практике социального управления.

Все эти методы опираются на массовые проявления единичных демографических событий. Поэтому важное место в демографической методологии занимают приёмы изучения и анализа соотношений количественных мер демографических явлений, а следовательно, статистические и математические методы.

Для наглядного представления возрастно-половой структуры населения применяется возрастно-половая пирамида. Для её построения на вертикальной оси откладывается возраст, влево – распределение по возрасту мужского населения, вправо – женского (в одинаковом мас­штабе). За единицу измерения обычно принимается пятилетие.

Возрастно-половая пирамида высокоразвитых стран выглядит как колонна, отражающая тот факт, что численность детей, подростков, мо­лодых людей, людей среднего и старшего возраста примерно одинакова. Это объясняется тем, что среднее число детей, которое рождает женщина в течение жизни, близко к простому воспроизводящему уровню, когда каждая возрастная группа замещает предыдущую.

Территориальное сравнение демографических локальных состояний и процессов осуществляется с помощью картографических методов. При этом исполь­зуются карты: людности поселений и плотности территориального расселения; половозрастного состава, а так же механического и естественного движения; социоструктурные, в том числе социально-профессионального, классового, этносоциального и т.д. состава; культурных, бытовых, антропологических, лингвистических особенностей демографических общностей; расселенческих характеристик, в том числе особенностей населения города и деревни, разного типа поселений и регионов.

 Особое место занимает метод построения демографической сетки, позволяющий с помощью геометрических построений получать разнообразные характеристики, в том числе прямо не наблюдаемые, демографических процессов в поколении и анализировать их протекание во времени.

Методы демографического прогноза дают возможность оценивать роль тех или иных компонентов изменения населения, сравнивая их влия­ние на численность и структуру населения в будущем. Наиболее распрос­транен метод передвижки по возрастам, который применяется при перс­пективных исчислениях населения, и метод компонентов, состоящий в раздельном прогнозировании рождаемости, смертности и миграции.

Например, изучая демографическое поведение людей, мы выявляем действующие социально-психологические нормы, мотиацию демографических событий и исходим из того, что мнение людей по этим вопросам обуславливает их действия. Важно не только узнать, сколько детей предпочитает иметь семья, но и установить, почему она хочет (или не хочет) их иметь и почему одного – двух, а не больше; сколько семья предпочитает надеть детей в реальных условиях (ожидаемое число детей) и сколько хотела бы иметь без учета конкретной жизненной ситуации и личных возможностей. В ходе таких исследований стоят задачи определения механизма формирования демографических ценностей и резервов роста населения, решение которых необходимо для разработки мер демографической политики.

В последние годы для раскрытия механизма формирования отношения населения к демографическим проблемам стали широко применяться психологические тесты и методики, которые позволяют глубже понять даже не всегда осознанное отношение населения к проблеме.

Пользуясь методами других наук, демография видоизменяет их в со­ответствии со своими особенностями, поэтому четкую границу между ни­ми и методами собственно демографическими провести иногда трудно; они, преломляясь в изучении воспроизводства населения, становятся неотъемлемой частью демографической методики.

    3. 2 Методы «новой социальной» истории

«Новая социальная история» формируется в западной историографии с середины XX столетия в русле «новой исторической науки», в качестве ведущего направления. От «старой» социальной истории она отличается когнитивной стратегией и ориентацией на аналитический подход, структурный анализ, активное использование теоретических моделей социальных наук, обращение к новым источникам и методам их обработки. Междисциплинарный характер исследований «новой социальной истории» был тесно связан с иной тематикой и иными принципами пробле-матизации исторического знания. В центре исследований оказались отношения между человеком, обществом и средой применительно к прошлому. Этапы её развития определялись воздействием различных общественных наук и проявлялись в изменении предметной области исследования и научной методологии. Процесс становления и развития «новой социальной истории» не раз являлся предметом специального анализа западных и отечественных историков.

Становление «новой социальной истории» России Нового времени происходило в 60-80-х гг. XX в. в рамках советской историографии. Это проявилось в формировании междисциплинарных подходов и новых исследовательских полей, изменениях в структуре самой исторической науки. Наибольших успехов добилась квантитативная социально-экономическая история, которая достигла стадии институционализации (создание специальных лабораторий, связанных с применением количественных методов, закрепление в формальных университетских структурах в виде социальных исторических дисциплин, выпуски непериодических сборников по данному направлению) и превратилась, несмотря на неприятие новых подходов сторонниками традиционно-исторических методов анализа, во влиятельное направление, успешно взаимодействующее с западными клиометристами. Вместе с тем, процесс развития «новой социальной истории» был асинхронным по отношению к европейской науке и задержался на первой её стадии – социоструктурных исследованиях. Историко-психологическая проблематика (за исключением работ Н.Я. Эйдельмана и Ю.М. Лотмана) рассматривалась в то время во взаимосвязи духовной жизни общества с развитием идеологической сферы, в контексте общественно-политической, антифеодальной и революционной борьбы. При этом, новые подходы к изучению социальных структур не всегда сопровождались их теоретическим оснащением за счет других общественных наук и применением новых методов анализа исторических источников.

Вскоре появился ряд работ, в которых были апробированы оригинальные методики анализа крестьянского менталитета. Первое в нашей историографии монографическое исследование по моделированию политического менталитета (методом контент-анализа) русского крестьянства начала XX в. было проведено О.Г. Буховцом. Т.В. Шатковская попыталась выявить особенности правовой ментальное™ русского крестьянства второй половины XIX в16. Б.Н. Миронов в своей монографии «Социальная история» специальное внимание уделил изучению ментальности городского и сельского населения в процессе социальной трансформации XIX — начала XX вв.

Е.А. Марасинова на базе эпистолярных источников с применением метода контент-анализа исследовала социальную психологию элиты российского дворянства (эмоциональный настрой, преобладающий тип личности, изменение системы ценностей, межличностное взаимодействие) последней трети XVIII в. В историко-психологическом исследовании С.С. Минц основным стал источниковедческий аспект. Она показала большие потенциальные возможности мемуаристики для изучения социальной психологии дворянства последней трети XVIII — н. XX в.в. (взаимоотношения индивидуального и группового сознания) на основе системного подхода и сравнительно-исторического метода. О.В. Будницкий предпринял первую в нашей историографии попытку анализа психологических аспектов терроризма в российском освободительном движении.

Наряду с традиционными методами анализа В.В.Керов активно использовал метод контент-анализа, разработал, адаптированный к религиозным текстам, метод семантической сопряженности понятий. Концептуализируя результаты проведенного исследования (вероучение – религиозные ценности – социальная практика), В.В. Керов включил изучаемые явления в более широкий сравнительно-исторический, цивилизационный и модернизационный контекст (роль старообрядчества в модернизационных процессах сравнивает с официальным православием, западным католичеством и, прежде всего, протестанизмом), а также сформулировал квинтэистическое положение всего исследования об альтернативной модели национальной модернизации, которая была реализована в старообрядчестве на основе русских православных ценностей.

Переход от методологического монизма к научному плюрализму проявился в становлении ее основных субдисциплин: исторической антропологии, исторической психологии, тендерной истории, микроистории, истории труда, локальной истории. В отдельных исследованиях отечественные историки вышли на уровень третей парадигмы «новой социальной истории», нацеленной на интеграцию социоструктурного и социокультурного подходов. Исследования Б.Н. Миронова и В.В. Керова не только дают основание утверждать, что в отечественной историографии Нового времени началось формирование «социоистории», но и свидетельствуют о ее «включенности» в мировое гуманитарное знание. Однако, в целом, новые подходы и методы «затронули» лишь узкий слой специалистов по отечественной истории ХVIII – начала XX вв. Персонификация отдельных направлений, незаполненность предметного поля «новой социальной истории» России XVIII начала XX вв. свидетельствует об отставании от западной историографии. Новая локальная история находится в стадии становления и пока еще не вышла за границы эпистемологических рефлексий. Междисциплинарность часто понимается как выбор аспекта, ракурса изучения объекта и не сопровождается обращением к понятиям, методам смежных социальных и гуманитарных наук.

Резкий переход от тотальной объяснительной модели к свободе методологического выбора стал непосильным для многих историков старшего поколения и подтолкнул их к спасительной «фактографии» и описательности. «Возрождение нарратива» такого рода не имеет ничего общего с «новым историцизмом» западной историографии, связанным с «использованием историческим сообществом культурной теории, а в методологическом аспекте, с признанием особой роли «власти» литературных форм, способных оказывать определяющее влияние на процесс рождения и оформления идей, предмета и практики исторических сочинений».

Тревогу вызывает и хаотизированные методологические представления младшего поколения исследователей, занимающихся проблемами социальной истории России Нового времени, которые свидетельствуют о невысоком уровне его профессионализма, слабой рецепции достижений западной «новой социальной истории». Это заключение основано на анализе 47 авторефератов кандидатских диссертаций (за последние десять лет), посвященных отдельным социальным группам российского общества XIX – начала XX вв. В 12 из 47 авторефератов методологический раздел вообще отсутствует; в 24 работах методологическими основаниями работы методологическими основаниями работы названы принципы «научной объективности» и «историзма».

Большинство диссертантов перечисляют, кроме этого, специально-научные (историко-генетический, историко-сравнительный) и общенаучные методы («системный», «структурно-функциональный»), а многие называют «хронологический», «проблемно-хронологический» и «ретроспективный» подходы (заметим, еще раз, что объектами исследования являются социальные группы, а не историография их изучения). Встречаются заявления, свидетельствующие о «живой связи» с прошлым. В качестве методологической основы диссертации без какой-либо попытки критического переосмысления заявляются труды советских исследователей или «концепция феодализма». Профессиональная беспомощность в поисках новых подходов видна в претензиях на особый «нравственно-этический подход» или «синтетический метод исторического исследования», связанный с принципом «толерантности». Лишь в семи работах (из 47) сказано, что авторы используют подходы и методы других общественных наук. Только в трех из семи работах употребляется понятие «междисциплинарность»; только в двух работах сформулирована модель исследования на основе этого подхода.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Становление и расцвет социальной истории как ведущей исторической дисциплины справедливо связывается с интенсивным процессом обновления методологического арсенала исторической науки, развернувшимся в послевоенные десятилетия. Главной и определяющей чертой развития историографии середины XX в. было движение за аналитическую междисциплинарную историю, обогащенную теоретическими моделями и исследовательской техникой общественных наук, в противоположность традиционной истории, которая рассматривалась исключительно как область гуманитарного знания. Именно в русле этого широкого интеллектуального движения второй половины XX в. и родилась так называемая «новая социальная история», которая выдвинула задачу интерпретации исторического прошлого в терминах социологии, описывающих внутреннее состояние общества, его отдельных групп и отношений между ними.

«Новой социальной истории» предшествовала длительная стадия кристаллизации так называемой старой, или классической, социальной истории и накопления принципиальных расхождений традиционного и сциентистского подходов, которая и завершилась разрывом с историографической традицией. Если попытаться кратко сформулировать важнейшие отличительные черты социальной истории как области исторического знания, то, пожалуй, прежде всего, следовало бы отметить ее удивительную подвижность и способность адаптироваться к радикальным изменениям в динамично развивающейся современной историографии. На разных этапах своего развития эта научная дисциплина неоднократно оказывалась перед необходимостью переопределения собственного предмета и обновления ставших привычными моделей исследования и обобщения.

История демографической науки долгое время была связана с развитием эмпирической формы познания, ограничиваясь сбором, обработкой и интерпретацией данных о населении в соответствии с практическими потребностями. Выполнение этой функции сопровождалось постоянным совершенствованием методов исследования. Демография имеет свой чётко очерченный объект исследования – население. Демография изучает численность, территориальное размещение и состав населения, закономерности их изменений на основе социальных, экономических, а также биологических и географических факторов.

Единицей совокупности в демографии является человек, который обладает множеством признаков – пол, возраст, семейное положение, образование, род занятий, национальность и т. д. Многие из этих качеств меняются в течение жизни. Поэтому население всегда обладает такими характеристиками, как численность и возрастно-половая структура, семейное состояние. Изменение в жизни каждого человека приводит к изменениям в населении. Эти изменения в совокупности составляют движение населения.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАНЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

1. Демографическая история // Портал Фонд знаний «Ломоносов» [Электронный ресурс]. – 2013. – Режим доступа: http://www.lomonosov-fund.ru/enc/ru/encyclopedia:0134502#Понятие%20демографического%20перехода. – Дата доступа: 16.04.2018.

2. Зелдин, Т. Социальная история как история всеобъемлющая. / Т. Зелдин. – Thesis. – 1993. – Т. 1. -С. 154-162.

3. Методы демографии Общенаучные методы // Файловый архив студентов [Электронный ресурс]. – 2009. – Режим доступа: https://studfiles.net/preview/6361528/page:10/. – Дата доступа: 12.04.2018.

4. Новая социальная история // Электронная энциклопедия [Электронный ресурс]. – 2010. – Режим доступа: https://studopedia.org/4-147499.html. – Дата доступа: 14.04.2018.

5. Новые теоретико-методологические подходы в истории XVIII — начала XX вв. // Электронная библиотека [Электронный ресурс]. – 2011. – Режим доступа: http://nsi-mpgu.narod.ru/proskuryakova.html. – Дата доступа: 17.04.2018.

6. Савельева, И. История и социальные науки. «Гуманитарные исследования». / И. Савельева. – 2005. Вып. 4 (18). – 32 с.

7. Селунская, Н. Проблемы методологии истории. Учебное пособие. / Н. Савельева. – М., 2003. – С.27.

8. Ситников, Б. Грамматика цивилизаций / Б. Ситников. – М.: Весь мир, 2008. – 552 с.

9. Социальная история и историческая антропология // Учебные материалы для студентов [Электронный ресурс]. – 2010. – Режим доступа: https://studme.org/1031020827618/istoriya/sotsialnaya_istoriya_istoricheskaya_antropologiya. – Дата доступа: 15.04.2018.