Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Печатная версия интервью Дэвида Фроста с Ричардом Никсоном,




Доклад

«Уотергейтский скандал»

 

Выполнила: студентка 4 курса

факультета журналистики

Маркова Наталья.

 

Содержание:

О Ричарде Никсоне..........................................................................2-3

Инцидент............................................................................................3-4

Четвертая власть..............................................................................4-5

Девид Фрост.......................................................................................5-6

Печатная версия интервью.............................................................6-10

О Ричарде Никсоне:

Ричард Милхауз Никсон – американский политический и государственный деятель, 36-й вице-президент США (1953-1961), 37-й президент США (1969-1974). Ричард родился 9 января 1913 года в калифорнийском городе Йорба-Линда в семье мелкого торговца, шотландца Фрэнсиса Никсона и его супруги - домохозяйки Ханны Милхауз Никсон. В семье воспитывалось пятеро сыновей – Гарольд, Ричард, Дональд, Артур, Эд, которые были названы в честь королей Британии. Ричард, второй среди братьев, получил имя в честь Ричарда Львиное Сердце.

В 1934 году Никсон поступил в юридическую школу при Университете Дьюка, которая находилась в Дареме. В студенческие годы Ричард мечтал о карьере в ФБР, но вернулся в Калифорнию, где устроился в юридическую контору Уингерта и Бели. С 1937 года состоял в адвокатской коллегии. Никсону поручали спорные дела между местными нефтяными компаниями и коммерческими фирмами.

Через год начинающему юристу доверили возглавить филиал конторы в городе Ла Хабра-Хайтс, в 1939 году Никсон сумел выкупить часть акций фирмы. Адвокатскую деятельность Ричард рассматривал как необходимый жизненный опыт. В 1942 году Никсон записался в ряды ВМС США, где начал службу в звании лейтенанта. В обязанности офицера входило обеспечение безопасности авиабаз США в Тихом океане. Никсон демобилизовался в 1946 году в звании лейтенант-коммандера.

В 1946 году Ричард по приглашению Германа Перри, одного из руководителей «Банка Америки», принял участие в выборах Палаты представителей США от 12-го округа штата Калифорния. В ходе предвыборной кампании молодому юристу удалось обойти предыдущего представителя Дж. Вурхиса. На данном посту Никсон продержался два срока. В конце 40-х Никсон работал в разведывательном управлении комиссии по выявлению скрытых коммунистов, где организовал и раскрыл дело советского шпиона Уиттекера Чемберса, который сотрудничал с высокопоставленным чиновником Элджером Хиссом.

В 1950 году Ричард Никсон получил мандат сенатора от штата Калифорния и переехал в Вашингтон. Через три года представитель республиканцев стал вице-премьером кабинета правительства Эйзенхауэра. Никсон регулярно сопровождал президента на встречах с Конгрессом и кабмином, часто появлялся на публике, озвучивая решения президента и правительства. Трижды с 1955 по 1957 годы во время болезни Эйзенхауэра принимал на себя обязанности главы государства.

2

В 1963 году переехал в Нью-Йорк, где открыл филиал юридической фирмы. Спустя год Никсона пригласили в предвыборный штаб кандидата в президенты Б. Голдуотера. В 1968 году Никсон заявил о выдвижении собственной персоны на выборах в президенты и 7 августа победил оппонентов Г. Хамфри, Дж.Ромни, Н. Рокфеллера и Р. Рейгана.

Инцидент:

Эта политическая драма началась в Вашингтоне 17 июня 1972 года, когда полиция арестовала пять человек, проникших в помещение штаб-квартиры Национального комитета Демократической партии в гостиничном комплексе "Уотергейт". Помимо двух мини-микрофонов, при них был обнаружен набор отмычек и фомок, 5300 долларов наличными в стодолларовых купюрах с номерами, идущими подряд. При установлении личностей выяснилось, что один из арестованных, Джеймс Маккорд, - сотрудник избирательного комитета президента Ричарда Никсона, а в недавнем прошлом - сотрудник ЦРУ. Остальные четверо были кубинскими иммигрантами из Майами.

"Бригада слесарей", как эти люди называли себя, пыталась установить в штабе микрофоны для подслушивания, и по некоторым данным фотографировала документы политического конкурента Никсона - кандидата в президенты США от демократической партии Джорджа Макговерна.

Расследование дела, в котором "водопроводчики" пытались выдать себя за обычных грабителей, поручили специально созданной группе сотрудников ФБР, руководство которой доверили заместителю директора Федерального бюро Марку Фелту. О роли этого человека речь пойдет позже, а пока скажу, что все "пехотинцы" были осуждены и получили небольшие сроки заключения. К примеру, консультант Белого дома и тоже в прошлом агент ЦРУ Говард Хант был признан судом "техническим" организатором "прослушки" и провел в тюрьме 33 месяца.
Необходимо отметить, что происшествие в "Уотергейте" вначале никак не повлияло на политическую карьеру Ричарда Никсона, и в ноябре 1972 года он стал 37 президентом США.

Наиболее важной частью последовавших событий было не столько расследование действий "слесарей" в "Уотергейте", сколько усилия по раскрытию ответственности за политический шпионаж высших кругов республиканской администрации. "Уотергейтским делом" заинтересовалось руководство Конгресса, именно по его требованию специально был сведен независимый следственный орган. В фокусе расследования оказался Белый дом.

Президент Никсон попытался замять дело. Об этом свидетельствует

3

звукозапись разговоров президента с главой аппарата администрации Бобом Холдманом. Однако впоследствии, когда президент по требованию Конгресса был вынужден передать пленку законодательному органу, кто-то стер 18 минут записи. Восстановить стертый фрагмент, как и установить виновника, так и не удалось. Однако и сохранившихся записей оказалось более чем достаточно.

В качестве примера приведем высказывание главы аппарата президентской администрации.

Холдман: "Теперь что касается расследования - знаете, эта история со взломом штаб-квартиры демократов. Мы оказались в сложной ситуации. ФБР не под контролем, потому что Грэй не представляет, как можно взять дело под контроль. Расследование уже продвинулось - они выяснили происхождение денег, установили банк".

В последующие дни Никсону и его помощникам пришлось еще не раз под микрофон обсуждать проблему. В этих беседах обсуждалась возможность прекращения расследования в интересах национальной безопасности. Никсон не хотел иметь к этому отношения - остановить ФБР в лице исполняющего обязанности директора Патрика Грэя должны были директор ЦРУ Ричард Хелмс и его заместитель генерал Вернон Уолтерс.

Необходимо отметить, что записи разговоров проводились по инициативе самого Ричарда Никсона.

Четвертая власть:

В январе 1973 года начался суд над взломщиками, проникшими в "Уотергейт". Судебные слушания впервые транслировались по телевидению на всю страну. Масла в огонь подливали журналисты. Именно они порой находили нить, ускользавшую из рук официальных расследователей.

Серию сенсационных разоблачений сделали репортеры Боб Вудворд и Карл Бернстайн из газеты "Вашингтон пост", которые по итогам "уотергейтского скандала" написали две книги. Они читаются как детектив, особенно в той части, которая касается их контактов с добровольными информаторами. Один из них, получивший псевдоним "Глубокая глотка", снабжал журналистов ценными сведениями из администрации Никсона. Он делал все, чтобы сохранять свой контакт с журналистом в глубокой тайне. Предпочитал телефонные разговоры в ночное время, встречи в укромных местах вроде

 

4

подземных парковок автомашин и пользовался условными обозначениями имен.

Американский исследователь Самюэль Хантингтон в докладе, составленном для созданной в 70-х годах Трехсторонней комиссии, писал: "В двух самых драматических внутриполитических конфликтах периода никсоновской администрации - конфликтах, вызванных публикацией документов Пентагона и "Уотергейтом", - органы массовой информации страны бросили вызов и нанесли поражение главе исполнительной власти. Пресса фактически сыграла ведущую роль в том, что до сих пор не удавалось ни одному отдельно взятому институту, группировке или комбинации институтов в американской истории - лишить своего поста президента, который был избран менее двух лет назад, добившись поддержки большинства, ставшего одним из самых значительных в американской истории".

Кстати, сам Ричард Никсон оценил деятельность четвертой власти против него.

"Из дальнейших слов Никсона было видно, что его сильно "допекала" резко враждебная кампания, ведущаяся против него лично в связи с "Уотергейтом" многими средствами массовой информации, в которых, сказал он, имели сильное влияние те же еврейские круги. "Есть все же нормы порядочности и элементарной благодарности, которые нельзя переступать". В заключение он просил передать Брежневу, чтобы тот не верил шумихе в американской прессе о его отставке или импичменте. "Я остаюсь в Белом доме до конца своего срока. Я человек упрямый и на ветер слов не бросаю", - подчеркнул Никсон", - пишет в своих мемуарах "Сугубо доверительно" бывший посол СССР в Вашингтоне Анатолий Добрынин.

Девид Фрост:

Дэвид Пэрэдайн Фрост (David Paradine Frost) родился 7 апреля 1939 года в городе Тендерден (графство Кент, Англия).

Учился в "Колледже Гонвилль и Киз" (Gonville and Caius College) в Кембриджском университете, где был редактором студенческого журнала Granta и секретарем знаменитого студенческого театрального клуба Footlights.

 

После окончания университета он работал на телеканале ITV.

В 1962-1965 годах был ведущим сатирической программы That Was The Week That Was ("Эта была неделя, которая была"), которая выходила сначала на Би-би-си, а с 1964 года — на телеканале NBC.

В 1964-1965 был одним из создателей сатирической программы Not So Much a Programme, More a Way of Life ("Не столько программа, скорее образ жизни"), в

5

1966-1967 годах был ведущим телепрограммы The Frost Report ("Отчет Фроста").

В 1966-1968 годах был ведущим The Frost Programme ("Программа Фроста") на телеканале ITV, где стал превращаться из комика в серьезного интервьюера.

В 1970-1990-е годы Фрост был ведущим многих телевизионных шоу на британском и американском телевидении. Среди них: The Next President ("Следующий президент", 1968, 1988, 1992), David Frost Show ("Шоу Дэвида Фроста", 1969-1972), Frost on Sunday ("Фрост по воскресеньям", 1984), Talking with David Frost ("Разговор с Дэвидом Фростом", с 1991 года), Breakfast with Frost ("Завтрак с Фростом", 1993-2005) и других.

С 2012 года он вел еженедельную программу The Frost Interview ("Интервью Фроста"), а в 2006-2012 годах — Frost Over The World ("Фрост во всем мире") на одном из телеканалов "Аль-Джазиры".

Фрост также выступал как исполнительный продюсер фильмов: "Одноглазый Чаплин" (Charley-One-Eye, 1973), "Туфелька и роза" (The Slipper and the Rose: The Story of Cinderella, 1976), "Аферист" (Rogue Trader, 1999) и других.

В общей сложности, Фрост был ведущим более чем 20 телешоу, подготовил девять фильмов, написал 14 книг.

В 1993 году он опубликовал автобиографию.

Фрост — мастер интервью. В 1977 году он прославился серией интервью с президентом США Ричардом Никсоном, в котором Никсон публично извинялся перед американцами за допущенные во время своего правления ошибки и признался, что виновен в Уотергейтском скандале.

 


Печатная версия интервью Дэвида Фроста с Ричардом Никсоном,

США, май 1977 года.

 

Дэвид Фрост:

-Несогласие американского общества с политикой Никсона, которое усилилось после вторжения американских и вьетнамских военных сил в Камбоджу, иногда принимало жесткие формы. Дабы бороться с внутренней оппозицией, президенту пришлось усилить работу спецслужб. Для этого заместитель советника Белого дома Том Хастон организовал несколько встреч с представителями ЦРУ, ФБР и других ведомств.

По итогам этих встреч был создан План Хастона, в соответствии с которым разрешалось прослушивать телефонные разговоры, проникать в дома, вскрывать почту и входить в доверие к людям, состоящим в антивоенных группировках. Некоторые из этих действий, как подчеркивал Хастон, были неправомерны. Однако, президент одобрил план. Пять дней спустя от плана отказались из-за противодействия со стороны главы ФБР, Эдгара Хувера, но первоначальное согласие президента было зафиксировано в документе об импичменте в подтверждение грубого превышения президентских полномочий.

Можете ли вы сказать, что в некоторых ситуациях, включая План Хастона, президент может решать, что лучше в интересах страны, даже если это решение выходит за рамки закона?

6

Ричард Никсон:

- То, что делает президент, не может быть незаконным!

 

- По определению.

 

- Совершенно верно. Если президент, например, одобряет что-то, поскольку это необходимо для национальной безопасности или из-за угрозы внутреннему спокойствию, тогда исполнитель этого решения действует в соответствии с законом. Иной вариант невозможен.

- Другими словами, решение президента является определяющим?

- Да, но в то же время, ни у кого не должно складываться впечатления, что власть президента – это произвол. Президенту необходимо заботиться о своем рейтинге и не терять электорат. Также необходимо помнить, что президент должен находить поддержку в Конгрессе. Не стоит забывать и о том, что если секретные операции ЦРУ и ФБР касаются исключительно важных для государства вопросов, то с течением времени они раскрываются узкой группе доверенных лиц в Конгрессе.

- Говоря о президентских полномочиях, вы начали так: «Вполне очевидно, что есть такие действия, которые правомерны, если предпринимаются правительством ради защиты государственных интересов, и незаконны, если исходят от частного лица». Что вы хотели этим сказать?

- То, что я имел в виду, лучше сформулировал Линкольн во времена Гражданской войны. Мне кажется, я помню эту цитату почти дословно: «Действия, которые в ином случае были бы неконституционными, могут стать правомерными, если предпринимаются ради сохранения государства и Конституции». Это то, к чему я апеллирую. Конечно, в случае с Линкольном речь шла о сохранении Союза в военное время. Это был вопрос защиты нации, и, возможно, ее выживания.

- Но теперешняя ситуация и та, в которой был Линкольн, не идут ни в какое сравнение?

- Война во Вьетнаме идеологически разобщила нацию. Точно также нация была разделена и во времена Гражданской войны, когда Линкольн был президентом. Конечно, сейчас нет территориального разделения на «Север» и «Юг»…

- Вы сказали о плане Хастона: «когда президент отдает приказ, он приобретает законную силу». Существует ли что-то в Конституции или Билле о правах, что подтверждает позицию президента как суверена, находящегося выше закона?

- Нет, ничего такого в Конституции нет. Я не читал каждое слово, каждую мельчайшую запись, каждый подзаголовок, но я уверен, что если речь идет о военном времени, у президента появляются чрезвычайные полномочия. Они позволяют ему принимать решения, возможно, неправомерные с точки зрения мирного времени, но правильные в данном случае – в ситуации, когда существует угроза нации и Конституции. Это чрезвычайно важно для защиты гражданских прав, о которых мы говорим.

- Когда я читаю расшифровку записи, я пытаюсь воспринимать текст с более широкой точки зрения. Однако не только между строк, но и в самом тексте содержатся красноречивые факты. Джон Дин, советник Белого дома, говорит о деньгах, уплаченных за молчание одному из участников Уотергейтского дела, упоминает о вскрытии почты и подобных случаях. То есть вы одобряли или санкционировали эти действия?

- Я не одобрял и не санкционировал взяточничество и вмешательство в частную жизнь.

- Но почему вы не остановили все это?

- Потому что тогда я не знал, что за это придется расплачиваться.

- Что мне непонятно про 21 марта – это то, почему вы не взяли трубку и не позвонили в полицию. Вы уже выяснили, что сделали Боб Халдеман (глава администрации Белого дома) и Джон Эрлихман (первый советник Никсона), но нет никаких свидетельств о том, что вы это осудили. Есть только упоминания о планах сделать это и об извинениях. Нигде вы не говорите, что нужно передать эту информацию главе судебного департамента по уголовным делам, или кому-либо еще. И нигде вы не говорите Халдеману или Эрлихману: «Это позор!»

- Я бы хотел прояснить этот вопрос. Если бы вы знали, что мне пришлось вытерпеть. Это было непростое время. Передо мной возникли сложные вопросы: кто должен был говорить с этими людьми (Эрлихманом и Халдеманом)? Что мы можем сделать с этим? Не было никого, кроме меня, кто мог бы поговорить с ними. Мне понадобилось две недели, чтобы обдумать мои решения, мучительные две недели, часы и часы разговоров с ними, они сопротивлялись – нам не нужно было проходить через эту агонию. И я помню этот день в Кэмп Дэвид, когда они пришли с повинной. Первым пришел Халдеман. Он сказал: «Я полностью не согласен с вашим решением». И добавил: «Я думаю, в конце концов… вы будете жалеть об этом, но я это сделаю». Затем вошел Эрлихман. Я знал, что он был ожесточен, поскольку очень остро чувствовал, что не должен уходить. Он даже добавил, что

 

7

возможно, уйти должен Халдеман, а он должен остаться.

Я сказал: «Ты знаешь, Джон (Эрлихман), когда я шел спать вчера, я надеялся, я почти молился о том, чтобы не просыпаться этим утром». Да, это был эмоциональный момент. Я думаю, и в моих, и в его глазах были слезы. Он сказал: «Не говори так». Они вернулись и оба согласились уйти в отставку. Было уже поздно, но я это сделал: я отрубил сначала одну руку, а затем и вторую.

Теперь меня можно наказать. Я признаю это. Возможно, я слишком долго защищал их. Возможно, я слишком активно пытался помочь им. Но меня заботила их судьба, и будущее их семей. Я чувствовал, что они не считают себя виновными. Я чувствовал, что у них должен быть шанс доказать свою невиновность. Я не хотел просто избавиться от них.

Я полагаю, вы можете резюмировать все это так же, как это сделал один из британских премьер-министров, Глэдстон, сказав, что самое необходимое качество для премьер-министра – быть хорошим мясником. Поскольку вас интересует Уотергейтское дело, я считаю, что несколько важных вещей я сделал вполне сносно. Я ужасно испортил несколько мелочей, которые в итоге стали значительными. Однако я должен признать, что я не был хорошим мясником.

- Вы объяснили, как вы попались на этом деле, вы объяснили ваши мотивы, и я не хочу придираться ко всему вышесказанному. Но давайте вернемся к сути – вы пошли дальше, чем просто «ошиблись» - слово, которое кажется людям недостаточным для описания происходившего.

- А какое слово вы предлагаете?

- О, боже… Я думаю, есть три момента, раз уж вы спрашиваете. Я бы предпочел услышать от вас… Я думаю, американцы предпочли бы услышать…. Первое: возможно, это были больше, чем «ошибки»; имели место некорректные действия, назовете вы это преступлением или нет; да, возможно, это было преступление. Второе: я сделал это – я говорю без объяснения мотивов – я превысил президентские полномочия, я не выполнил клятву, которую давал, вступая в должность. И третье: я поверг американский народ в двухгодичную агонию, которая была совсем не нужна, и я прошу за это прощение. А вы говорите, что объяснили ваши мотивы, но, по-моему, не вполне внятно. Я знаю, как это сложно для любого, а особенно для вас, но, думаю, люди хотят услышать такое признание с вашей стороны, в противном же случае это будет мучить вас всю оставшуюся жизнь.

- Я отлично помню, когда сказал Халдеману и Эрлихману о том, что они должны подать в отставку. Тогда же Рэй Принс (спичрайтер Никсона) принес мне финальный вариант речи, которую я должен был произнести в следующую ночь. Я сказал: «Рэй, если ты думаешь, что я должен подать в отставку, то добавь это, потому что я чувствую свою ответственность». Даже несмотря на то, что я не считал себя сознательно втянутым во все эти дела – оплачивать молчание, врываться в чужие дома, и так далее – мне были предъявлены многочисленные обвинения. В моей речи не было ничего про мой уход и мою вину, и я серьезно задумывался о том, стоит ли мне подавать в отставку. С другой стороны, я считал необходимым отметить для истории несколько полезных для страны дел, которые я осуществил в период с 30 апреля и до времени моей отставки 9 августа. Прошли второй и третий саммиты. Основными причинами, почему я не отказался от своего поста, были обеспокоенность китайскими и советскими инициативами, а также желание сохранить хрупкий мир во Вьетнаме, и первые попытки продвигаться если не по пути взаимной любви, то, по крайней мере, и не по пути взаимной ненависти на Ближнем Востоке. Возвращаясь к тому, следовало ли мне подавать в отставку тогда и к тому, что я чувствую сейчас, я не побоюсь сказать, что в тот момент я не совершал ошибок. Ошибки, о которых я сожалею более всего, последовали за заявлениями, которые я сделал позднее. Некоторые из тех утверждений были ошибочными. Я отметил то, что написал главный редактор Washington Post, Бэн Брэдли, два-три месяца назад: «Мы не печатаем правды. Мы печатаем то, что мы знаем, печатаем то, что говорят нам люди, и это значит, что мы печатаем ложь».

Я бы сказал, что заявления, которые я сделал позже по ключевым вопросам – правда. Я не имел отношения к делам, в которые был втянут, не имел отношения к взломам домов, я не участвовал и не одобрял подкупы и не санкционировал помилования – все это были хитрые уловки, – и это правда. Такие заявления сбивали с толку, в ситуации огромного политического давления, в которой я оказался – это была война на пять фронтов. У нас были противники в Сенате, среди прокуроров, в СМИ и в судебной сфере. В данных обстоятельствах моя реакция на эти заявления на пресс-конференциях и позже – я хочу сказать об этом здесь и сейчас – я говорил вещи, которые не были правдой. По большей части они были правдивы в ключевых моментах, но, возможно, из моих речей и поступков следовало, что я имею в виду что-то другое, но не делаю этого. И обо всем этом я серьезно сожалею.

- Вы попались на чем-то, а затем одно цеплялось за другое, как снежный ком?

- Да, это сработало как снежный ком, и это было моей ошибкой. Я никого не обвиняю. Я просто

-

8

говорю, что поскольку меня это касается, я не только сожалею. Я обозначил мои собственные

убеждения, когда подал в отставку. Люди думали, что этого не достаточно, чтобы признать ошибки. Хорошо. Но если они хотят, чтобы я встал на колени и молил о пощаде – никогда! Я не считаю, что должен делать это. С другой стороны, есть друзья, которые говорят: «Настаивай на своем, против тебя существует заговор». Возможно, так оно и было. Я не знаю, что должно было делать ФБР. О некоторых из их махинаций еще нужно рассказать, согласно книге, которую я недавно читал. Я не знаю, что происходит в кругах республиканцев и демократов, я имею в виду лиц, приближенных к так называемому «импичмент-лобби». Тем не менее, я не считаю, что это заговор лишил меня власти. Я сам погубил себя. Я дал им меч, и они вонзили его в меня и с удовольствием повернули. Думаю, на их месте я сделал бы то же.

- Можете ли вы признаться в том, что пытались скрыть подробности дела? Мы сейчас не говорим строгим юридическим языком. Мне нужны факты, которые Вы укрывали. Вас вынуждали преданные вам люди или кто-то еще, вы защищали своих друзей, или, может быть, себя. Вы замалчивали правду.

- Нет, я снова не буду придираться к словам. Напротив, прежде чем говорить о терминах, я думаю, очень важно прояснить, что я делал и чего не делал. Затем я прямо отвечу на ваш вопрос. Во-первых, я не препятствовал ходу следствия, поскольку у меня не было мотива совершать это преступление.

- С этим мы не согласны.

- По моему мнению, я не совершал ничего такого, что может привести к импичменту. Палата представителей большинством голосом утвердила, что я делал это. Конечно, это было только официальное обвинение, и его еще нужно провести через Сенат. Я могу выиграть, могу и проиграть. Но даже если я одержу победу в Сенате большинством в один-два голоса, это будет мое поражение. В любом случае, страна не может себе позволить иметь президента, над которым повис дамоклов меч. В стране никогда не будет импичмента, если только президент добровольно не признает свою виновность. Я сам объявил себе импичмент.

- Что вы имеете в виду, когда говорите: «Я сам объявил себе импичмент?»

- Уходя в отставку, я добровольно лишил себя власти. Что это значит теперь, когда вы хотите, чтобы я признался, что участвовал в незаконном сокрытии фактов по делу. Нет. Теперь, когда вы подошли к критическому периоду – к 21 марта. Тогда Дин высказал свое мнение: действия, предпринимаемые Халдеманом, Эрлихманом, генералом Джоном Митчелом и другими, даже им самим стали казаться незаконными. Но я был совсем в другом положении. В этот момент, я соглашусь с этим, я начал действовать как адвокат, защищающий их. Тогда я не вел это дело. Я соглашусь, что в тот период вместо того, чтобы обеспечивать правопорядок как основное государственное должностное лицо, я занимался защитой людей, которые, возможно, его нарушали. Следовательно, я не справлялся со своими обязанностями. Более того, консультируя Эрлихмана, Халдемана и остальных, чтобы лучше представить их дела, поскольку я был искренне убежден в их невиновности, я оказался на краю пропасти. В таких обстоятельствах я вынужден признать, что здравомыслящий человек назовет это укрывательством. Я не думал, что мои действия так назовут. Я ни в коем случае не хотел, чтобы это стало называться укрывательством.

Если бы я хотел что-то скрыть, поверьте мне, я бы сделал это. Вы знаете, как это можно было запросто сделать? Я мог бы сделать это сразу после выборов, провозгласив повсеместную амнистию. И все дело ушло бы в никуда. Я не мог сделать этого, поскольку, как я уже сказал, амнистия была неправильным шагом. И сейчас мы подошли к основному вопросу. Позвольте я по-своему скажу американскому народу, что я думаю. Я имею в виду, должен ли я был подать в отставку раньше, и что я должен сказать народу теперь. Это заставляет меня сконцентрироваться и сформулировать продуманное и четкое утверждение. Честно говоря, я не ожидал этого вопроса, поэтому и не дам четкого ответа. Но я могу сказать…

- И я тоже не ожидал…

- Я могу ответить. Я сказал все в один из тех моментов, когда реально не думал о том, что высказываю мысли, идущие из сердца. Когда думаешь, что скажешь в следующий момент, ты говоришь то, что приготовлено для аудитории. В те последние дни у меня было много тяжелых встреч, и одна - самая сложная, единственная, за исключением той короткой встречи с Эрлихманом в Кэмп Дэвид, на которой я расплакался. Это был первый случай, после смерти Эйзенхауэра, когда я рыдал. Я встречался с моими основными сторонниками всего за полчаса перед тем, как предстать на телевидении. 25 минут все мы – люди, с которыми я пришел в Конгресс, демократы и республиканцы, пятьдесят на пятьдесят - сидели за овальным столом. Прекрасные люди. В самом конце я поблагодарил их за поддержку в эти трудные годы, особенно за помощь в написании последней речи, за возврат домой военнопленных, за помощь в создании мирного поколения, за дружбу, за все эти

9

маленькие проявления дружбы – незабытые поздравительные открытки ко дню рождению и проч. Неожиданно мне нечего больше было сказать людям, сидящим вокруг стола, и все они рыдали. А я не могу видеть рыдающих людей. Это случилось и со мной. Я ослаб. Я откинулся назад и заплакал.

И затем я проговорился. Я сказал: «Простите. Я надеюсь, что не разочаровал вас». И когда я сказал последнее, это и было самым важным. Я подвел своих друзей. Я разочаровал страну, я дискредитировал всю правительственную систему и разочаровал всех этих молодых людей, которые должны были придти в правительство, но теперь решат, что госуправление – это грязь и коррупция. И что самое обидное – я не использовал возможность, которая должна была сохраниться у меня еще в течение двух с половиной лет, продолжать реализовывать проекты по построению прочного долговременного мира. Это было моей мечтой, вы знаете об этом с нашего первого интервью в 1968 году, когда я думал, что могу победить в текущем году. Я не признался тогда, что не уверен в победе. Да, я подвел американский народ. И я должен нести этот груз до конца своих дней. Моя политическая карьера окончена. У меня больше никогда не будет возможности занимать какой-либо государственный пост. Может быть, время от времени я смогу давать некоторые советы. Отвечая на ваш вопрос, я могу сказать, что технически не совершал преступления, могущего привести к импичменту, и действовал в рамках закона – но лишь номинально. На самом деле, это был провал. Признаю, что я делал ошибки. Самые серьезные мои ошибки – ошибки сердца, а не головы, как я уже говорил. Могу сказать, что человек, который находится на такой вершине, должен иметь сердце, однако голова должна управлять этим сердцем.

 

Фрост был единственным журналистом, которому довелось интервьюировать восемь действующих британских премьер-министров, начиная с Гарольда Уилсона и заканчивая Дэвидом Кэмероном.

Он также беседовал в эфире с семью президентами США, интервьюировал руководителей многих стран, в том числе, президента РФ Владимира Путина.

Дэвид Фрост был одним из основателей London Weekend Television и телеканала ТВ-AM. Также в 1966 году им была основана телевизионная компания David Paradine Ltd.

Фрост — обладатель множества наград, среди них серебряная медаль Королевского телевизионного общества (Royal Television Society, 1967), две премии "Эмми" (1970, 1971), два приза телевизионного фестиваля "Золотая роза" в Монтре, премия Гильдии продюсеров США (Guild of Television Producers Award. 1971), почетная премия "Эмми" (2009) и другие.

Фрост был почетным членом Британской академии кинематографа и телевизионного искусства (BAFTA).

 


10










Последнее изменение этой страницы: 2018-05-10; просмотров: 163.

stydopedya.ru не претендует на авторское право материалов, которые вылажены, но предоставляет бесплатный доступ к ним. В случае нарушения авторского права или персональных данных напишите сюда...