РЕГЕНЕРАЦИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ

Октай МАМЕДОВ

д.э.н., профессор Южного федерального университета

РЕГЕНЕРАЦИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ

В РОССИИ: СПЕЦИФИКА И ТЕНДЕНЦИИ

Всех экономистов объединяет об­щий объект анализа - "экономика". Однако - и в этом весь парадокс! - тот же объ­ект в такой же степени их и разъединяет, точнее, - разъединяют бесконечные трак­товки этого, поистине неисчерпаемого, фундаментального понятия.

Тем не менее, можно полагать, что при множестве подходов экономика остаётся системой объективных общественно-производ­ственных отношений, закономерно-вырастающих в координатах трёх­мерного пространства - общественного разделения труда, собственности и стоимости. Бесконечные ком­бинации разномерного сочетания специализации, собственно­сти и стоимости и порождают все те экономические формы, которые образуют основной объект эко­номико-теоретического анализа.

Такая трактовка общественной экономики позволяет при­влечь внимание к про­блеме, ставшей сегодня, на мой взгляд, самой актуальной, - к про­блеме, пара­доксально и незаслуженно оказавшейся на периферии внимания экономи­стов.  Эта проблема отражает особое явление, ко­торое я бы обозначил как «консер­вативная регене­рация российской экономи­че­ской системы». Именно названная консервативная регенерация и превратилась сегодня, по на­шему мнению, в главное препятствие на пути уско­ренного, устойчивого, дол­госрочного, эф­фективного и оптимального раз­вития российской экономики.

*

Удивительно, но в реальных условиях переходной экономики (хотя неко­то­рые горячие экономисты уже и объявили об окончании переходного к рынку пе­риода) эта главная проблема всё ещё слабо осознаётся средой профессио­нальных российских эко­номистов. Я назвал ситуацию "удивительной" только потому, что для отечествен­ных эко­номистов осознание и исследование данной проблемы образует условие разработки россий­ского варианта теории переходного периода.

Однако проблема экономической регенерации до сих пор бродит  не­замечаемой (и потому – неприкаянной), хотя именно её теоретический ана­лиз дол­жен был бы образо­вать исходную и конечную стадии каждого приклад­ного экономического исследо­вания. Это важное в методическом отношении положение следует сформули­ровать точнее - речь идёт о про­блеме, ана­лиз территориально-отраслевой спе­цифики которой должен присутст­вовать в любом конкретно-экономическом исследова­нии. Образно говоря, каждое при­кладное экономическое исследова­ние должно начинаться с приветствия с дан­ной проблемой, а завершаться - с прощания с ней. Если же прибегнуть к гно­сеологическому категориальному аппарату, то можно сказать, что данная про­блема образует теоретико-методо­логические ко­ординаты практических всех, так сказать, "не-первых" экономиче­ских исследова­ний, то есть тех экономиче­ских ис­следований, тематика кото­рых, согласно классификации ВАК, отно­сится к "ноль-пятой", "ноль-десятой" и т.д.

Кроме того, рекомендации по решению данной про­блемы в границах ана­лизируемого фрагмента экономики должны составлять ос­новную часть практи­ческих пред­ложений проведённого конкретно-экономиче­ского исследования.

*

Экономическая регенерация есть функциональная производная от такого фундаментального свойства экономической системы, как"органическая цело­стность".

Смысл этого полузабытого мар­ксова сущностного определения экономики со­стоит в указании на удивитель­ное свойство эко­номического базиса – на спо­собность его «досаморазвития» до системного состояния. Экономика способна ге­нерировать недостающие для своего сис­темного состояния (и функционирования) отношения, формы, фазы и сферы. Только благодаря реализации принципа органической целостности все существующие в обществе разнородные экономические отношения преобразу­ются в качественно-однородные.

Те, кто изучал основную школу экономической аналитики - политиче­скую экономию капитализма, - знают, что капитализм победил феодализм тем, что сумел превратить совокупность разнородных экономических отно­шений в систему однородных экономически-эффективных отношений.

Те, кто изучал драматическую школу экономической аналитики - поли­тиче­скую экономию социализма, - знают, что социализм погиб именно потому, что повторил «органический подвиг» капитализма - он также превра­тил совокупность разнородных экономических отно­шений в сис­тему однородных (но на этот раз, увы, – экономически-неэффективных) отношений.

Уже этих двух великих уроков экономической истории было бы вполне достаточно, чтобы осознать: успех возведения в нашей стране современной ры­ночной системы зависит только от одного – насколько быстро нам удастся выстроить рыночно-однородное экономическое про­странство.

Но что же препятствует этому? Где скрывается главный враг юного рос­сийского рыночного пространства?

профессиональные экономисты знают ответ на этот вопрос – дело не в технологии или инвести­циях, не в реновации или модернизации производства, а в тех экономических отношениях, которые сложились в стране в течение продолжительного (трёхвекового!) исторического периода и которые подлежат рыночной трансформации. Именно эти отношения офор­мились сегодня, в своего рода, «железобетонную систему», и теперь эта эконо­мическая система вос­производится по всем законам социальной регенерации.

В чем это выражается?

С одной стороны, российская экономическая система упорно отвергает вторгающиеся новые, несистемные для неё, экономические отношения, а с дру­гой, - упорно воссоздаёт те свои элементы, которые общество пытается унич­тожить во имя спасения самой национальной экономики (а спасение эконо­мики, как знают экономи­сты, - это рост её экономической эффективности), -  этатизацию, монополизацию, бю­рократизацию.

.Поистине, можно впасть в материалистическое отчаяние и мистическое объяснение, видя, как на протяжении трёх последних веков никакие происки «либерал-реформаторов» (как именуют сторонников рыночных преобразований их именитые оппоненты) не дают никаких резуль­татов.

Кто только ни штурмовал российскую экономическую систему: Пётр Первый – с его до сих пор вызывающим ошеломление «преклонением перед Западом», Екатерина Великая – с её знаменитой Комиссией об Уложении, про­вал которой уже тогда обнаружил практическую нереформируемость экономи­ческого базиса российского общества тех лет (но, одновременно, - поставил все те экономические проблемы последующих двух веков, которыми, в частности, занимаются и современные российские экономисты[1]), Михаил Михайлович Сперанский – с его реформами чинопроизводства и ориентацией в социально-политических преобразованиях на идеи европейского Просвещения, Александр Второй – с его серией земских и судебных реформ, Пётр Аркадьевич Столыпин – с его аграр­ными реформами, ленинский нэп – с его поворотом к частнику, Хрущев – с его поворотом к реальным проблемам российской экономики, Косыгин – с его «щёкинской реформой», Гайдар – с его спасшими российскую экономику ре­формами.

Но всё было тщетно. И сегодня, вопреки ми­ровому опыту, при внешнем расшаркивании перед западной экономиче­ской мыслью, у нас в активе всего две (зато какие!) от­вергаемые идеологиче­ские ценности. Я имею в виду - либерализм в экономике и де­мокра­тию в по­ли­тике. Неприятие этих фундаментальных ценностей неизбежно оборачивается факти­ческой рес­таврацией трёх малоприятных реальностей – этати­зации, мо­нополи­зации и бюро­кратиза­ции экономики[2].

Вот этот процесс постоянного воспроизводства неэффективных экономи­ческих отношений, форм и связей я и называю «консервативная реге­нерация экономической системы».

И пока мы не разорвём этот исторически-порочный круг, нам суждено будет вновь и вновь собираться на конференции, посвящен­ные одним и тем же полуэкономическим проблемам. Я сказал «полуэкономическим» потому, что переход от консервативной ре­генерации к прогрессивной осуществляется только экономическими средст­вами.

Таким образом, главной экономической проблемой – и теоретической, и практической, - на мой    взгляд, является изучение механизма консервативной реге­нерации российской экономической системы и обеспечение перехода к прогрессивной регенерации.

Отсюда вытекают две главные задачи российской экономической науки.

Первая – теоретическая: выявить реальный механизм консервативной регенерации российской экономической системы и механизм его замены на мультирегенеративный ме­ханизм прогрессивной регенерации.

Вторая задача носит практический характер: выявить реальный механизм консервативной регенерации в данной отрасли (в данной сфере, в данном ре­гионе, в данном сегменте, на данном предприятии, короче – в дан­ном локаль­ном фрагменте российской экономики) и предложить механизм его замены на механизм прогрессивной регенерации.

Эти три механизма превратились в своего рода три роковые для судеб России «экономические карты»: сумеем превратить их в козырные - выиграем в борьбе с так называемыми «историческими вызовами», не сумеем - проиграем.

*    

Концепция альтернативной (консервативной или прогрессивной) регене­рации экономической системы имеет определенную практическую значимость, так как она содержит объективный критерий оценки выдвигаемых экономиче­ских решений. Это можно проиллюстрировать на примере известной эконо­мической про­граммы (которую я бы обозначил как - «программа академиче­ского ренессанса»). Сегодня эта программа, которая, по моему мнению, полностью соот­ветст­вует идеологии «кон­сервативной реге­нерации»,.предлагается в качестве системного решения буквально всех актуальных экономических проблем страны. Давайте же попробуем оценить её в аспекте механизма экономической регенерации.

Названная программа вклю­чает три странных, но очень родственных пункта:

1) первый пункт можно обозначить с помощью древнеславянского слова «державность», смысл которого – максимальное усиление роли государства в экономике, что практически означает не просто свёртывание приватизации хо­зяйственного механизма России, но и возвращение на исходные дореформен­ные позиции, а то и просто в первую половину прошлого столетия,

2) второй пункт правомерно обозначить старинной категорией «меркан­ти­лизм», поскольку его смысл - жить припеваючи за счёт грубоуравнительного рас­пределения при­родной ренты (под рентой имеют в виду «разницу между рыночной стоимостью природных ре­сурсов и затратами на их добычу»; однако всякий, кто имеет представление о чудовищной неэффективности добычи при­родных ресурсов и отсутствии производственных мощностей для их глубокой переработке, только плечами пожмёт, - эта разница имеет тенденцию к превра­щению в отрицательную величину),  

2) второй пункт правомерно обозначить старинной категорией «меркан­ти­лизм», поскольку его смысл - жить припеваючи за счёт грубоуравнительного рас­пределения при­родной ренты (под рентой имеют в виду «разницу между рыночной стоимостью природных ре­сурсов и затратами на их добычу»; однако всякий, кто имеет представление о чудовищной неэффективности добычи при­родных ресурсов и отсутствии производственных мощностей для их глубокой переработке, только плечами пожмёт, - эта разница имеет тенденцию к превра­щению в отрицательную величину),  

3) завершает славную триаду самый любимый широкими массами пункт, известный как «конфискационный», суть которого представлена названием недавней публикации - «Справиться с бедно­стью можно за год, если взять налоги с Руб­лёвки»[3].

*

Надо признать, что перечисленные три пункта действительно отра­жают три главные экономические проблемы современной России и пред­лагают три конкретных экономических алгоритма их решения.

Проблема первая, – как же обеспечить не статистический, а реальный долгосрочный неконъюнктурный экономический рост? Главный рецепт – помощь государства.

Проблема вторая, – какая отрасль должна стать доминантной? Главное предложение – природно-ресурсная (а инструмент – её переход в исключитель­ный объект государственной собственности).

Проблема третья, – как преодолеть взрывоопасный уровень имущест­венного расслоения общества? Главное предложение – «справедливое» пере­распределение доходов (от тех, у кого они имеются, к тем, у кого их нет). Надо ли говорить, что и здесь единственным исполнителем этого предложения планируется только государство?

Вот почему экономические исследования внесли бы существенный вклад, если бы сумели избежать «мельчения» по бесконечным проблемам каж­дой отрасли и каждого региона, а изучали бы эти широко рекламируемые про­граммные решения действительно актуальных экономических проблем.

*

1. В последнее время практически все диссертационные работы полны одним практическим призывом – «усилить роль государства в экономике!». Да­лее только уточняется, как это сделать в конкретном секторе, отрасль и ре­гионе. Создаётся впечатление, что всё, на что способны сегодня экономисты. – это взывать к государству, к бюджету, к приоритетным программам.

Главная трагедия рыночных реформ, по мнению многих экономистов, формулируется в следующем тезисе - «государство, как выразитель общества, ушло из экономики»[4]. Но уже только в одном этом лаконичном постулате – три неправды: никуда государство не ушло – раз; с каких это пор наше государство стало выразителем общества, а не самого себя, класс коррумпированных чиновников – это еще не государство, - три.

Установление контроля государства над нефтяной промышленностью оказалось только первым пробным шагом. Один за другим возникают кон­церны, контролируемые государством (главный из них - газовый монополист по имени "Газпром"). Реальностью становится курс на ренационализацию. В нефтяной промышленности в течение года доля государства за год увеличилась с 6% до 30%. Теперь государство вы­ходит на авиа-, машино- и автомобиле­строение, горнодобывающую и металлургическую промышленность, атомную энергетику. Экономический инструмент деприватизации – отраслевой  холдинг, в котором государство имеет контрольный пакет.

Да неужели не ясно, что государство должно не в экономику влезать, вытесняя частный бизнес, а создавать условия для упрочения этого частного бизнеса. Все национальные, приоритетные и прочие проекты вызывают большие сомнения – государство подменяет активность гражданского общества, вместо того, чтобы его инициировать. 

Недавно уважаемый коллега профессор А.Аузан удачно определил: «государство – это машина по производству и поддержанию определенных правил». И печально констатировал – «эта машина у нас находится в очень плачевном состоянии»[5].

А вот здесь именитый коллега как раз и не прав: государство у нас – эффективная машина по производству хороших правил для себя, и плохих - для общества. Вот почему государству должен быть закрыт путь в экономику - судья не может играть в одной из команд.  

Какого же результата ожидают исполнители этого бесконечного гимна эконо­мической роли государства? Уже не только западные, но и наши экономисты пришли к программным выводам, которые лаконично изложены, например, Ва­димом Валерьевичем Радаевым и Овсеем Ирмовичем Шкаратаном (я цитирую ключевой фрагмент из их статьи «Власть и собственность»):  

«Этакратизм (власть государства) - это не цепь деформаций и отклонений, а само­стоя­тельная ступень и, в то же время, параллельная ветвь исторического развития совре­менного общества, которая имеет свои собственные законы. В этакратических обществах отмечают одно и то же болезненное явление — бюро­кратизацию, чрезмерную власть аппарата управления, усиление государственности при практически полном отсутствии гражданского общества. Речь идет о бюрокра­тии особого типа, не имеющей сходных форм в буржуазных странах и со­средоточившей в своих руках как политическую, так и экономическую власть»[6].

Вы действительно хотите иметь такую экономику и такое общество?

Тогда оно идёт к вам!

И еще, - экономика начинается затратами и завершается результа­тами. При этом ры­ночная экономика превращает частные расходы в общест­венные доходы, тогда как госу­дарственная экономика устроена противополож­ным образом, превращая частные доходы в общественные расходы (и она не успокоится, пока не превратит все доходы – в расходы, ведь в этом её работа).

Почувствуйте, как говорят, разницу[7].

*

2. Что касается второго пункта - природной ренты, то на этом моменте следует остано­виться на этом подробнее, поскольку реальная возможность соблазнительно-беззаботной жизни нашей страны за счет по­строения «рентной экономики» крайне сомни­тельна, хотя и ужасно импонирует широким народным массам.  

Увы, реальность гораздо неприятнее – оказывается, в рыночно развитых странах происходит постоянное снижениестоимости энерго­ресурсов, потребляемых национальными экономи­ками: на протяжении последних тридцати лет произошло двукратное снижение энергоёмкости американского ВВП и трехкратное - европейского ВВП! Это ставит под сильное сомнение академическую стратегию получения долгосроч­ной радости за счет дарованной нам природной ренты.

Уже сейчас в России на нефть и газ приходится около двух третей всего рос­сийского экспорта, а доходы, прямо связанные с производством и экспортом энергоносителей, обеспечивают более поступлений в российский бюджет. Уже захлебываемся в избыточном притоке валюты, который не можем освоить и отправляем в стабилизационный фонд. Вот она, рента, а экономического счастья всё нет. Вот уж поистине счастье не в деньгах, а в их распределении.

Более того, Вла­дислав Иноземцев отмечает, что Россия превратилась в региональ­ную энергетическую державу, поскольку основная часть ее энергетических по­ставок технологически (трубопроводами!) привязана к Европе, тогда как боль­шая часть нефтяной торговли в мире осуществляется с использованием мор­ского транспорта (так, сегодня Россия экспортирует по своей трубопроводной системе около 3-х млн. баррелей нефти в сутки, а США импортируют еже­дневно не менее 6-ти млн. баррелей нефти морским путем). Мы же продолжаем строить трубо­проводы! То же – с поставками сжиженного природного газа, ос­новными покупателями которого являются Япония (48% общемирового им­порта и 100% потребности) и Южная Корея (21%).

Морская транспортировка, конечно, предпочтительней, так как можно везти куда хочешь, тогда как построенные трубопроводы ставят нас в жесткую зависимость от европейских покупателей, которые могут нашу нефть сами от­правлять морским путем куда захотят и, таким образом, сами стричь обещан­ную нам ренту, которую мы будем сами им преподносить. Мы же продолжаем строить трубо­проводы!

Да нам не хвастаться величиной нефтегазовых ресурсов надо, а выскаки­вать из ловушки развращающего нас природного богатства. Тот же автор при­водит ошеломляющие данные: весь гигантский газовый экспорт, идущий из России, не превышает 32% общего его производства в стране; следовательно, 68% остаётся внутри страны (при этом газ невозможно, так сказать, «складиро­вать»). Получается, что на в семь раз меньший объём российского ВВП (по сравнению с ВВП Германии, Франции и Италии) приходится двойная «газоём­кость»? Следовательно, по «газозатратам» на единицу российского ВВП мы в 14 (!) раз превышаем соответствующие показатель развитых стран?[8].

Ищете источники экономического роста? Да всё здесь, под рукой, внутри страны.

Странно, но ратующие за преодоление по­ложения нашей экономики как сырьевого придатка Запада фактически предла­гают окончательно увязнуть в сырье­вой специализации. Другими словами, в то время, как раз­витые страны стараются от абсолютных конкурентных преимуществ перейти к относительным, нам предлагается закрепиться на абсолютном нефтегазовом конкурентном преимуществе[9].

«Рентная экономика» препятствует отраслевой и продуктовой диверси­фикации национального производства. А что мы будем делать, если всё-таки найдут альтернативу нефти и газу? Что тогда, конец стране? Может, всё-таки посмотреть на страны, в которых нет никаких ресурсов (например, Японию) и которые, однако, не впадают в «рентное» отчаяние?

Строительство природно-рентной экономики для нашей страны может обернуться для нашей экономики только позор­ным суицидом.

Когда мы говорим о природной ренте в России, то на одну чашу весов надо положить ее привлекательность по природным запасам, сравнительно де­шевой рабочей силе и растущей емкости внутреннего рынка. Однако на другой чаше - институциональная неустойчивость, непрозрачность бизнес-структур, коррупция чиновников, слабость законодательной базы, высокая зарегулиро­ванность экономической деятельности, наличие административных (а не кон­курентных) преимуществ, неопределенность правил вмешательства государства в предпринимательскую деятельность. Однако в развитых рыночных экономи­ках инвесторы «со второй чашей» не знакомы, и они не хотят знакомиться с ёё несъедобным содержанием.

    Реальность такова: административный монополизм на объект и условия присвоения – таков современный экономический механизм присвоения ренты в России. 

Да, на ренту можно жить, но если только это - рента от эффективного устройства экономики. Я хочу сказать, что современная рента – это недос­тижимые для других стран преимущества в экономической организации на­ционального производства, и, похоже, что эта рента действительно приобретает все признаки «дифференциальной ренты I», так как она всё более закрепляется за определенной группой стран и пока недостижима для других стран.

Вот переход к «экономической ренте» и становится главной задачей для нас! И такие возможности имеются, если мы бу­дем подходить к открытым та­моженным зонам, национальным программам, инновационным проектам и проч. не как инструментам отраслевого управле­ния, а как к инструментам вы­ращивания новых эффективных форм экономи­ческого устройства производ­ства.

Ставка на ренту в механизме экономического роста России обосновывается «нерешенностью проблемы собственности на природно-ресурсный потенциал планеты». Далее в ход идут какие-то иррациональные аргументы – «то, что не является делом рук человеческих, не является следствием капитала, бизнеса, финансовых рисков, должно принадлежать всем»… в России от Бога, это ее природные ресурсы, это ее территория, это ее газ, нефть и так далее». И далее вопрошается – «разве не это реальные материальные активы, которые должны найти отражение в нашей финансовой системе?» (Львов, там же).

Я отвечаю – нет, это не активы, то есть сама по себе территория, газ, нефть – это не активы, активом является эффективный экономический способ их присвоения. Не понимать этого, думать, что число квадратных километров территории или объём запасов нефти и есть наше экономическое, а не природное богатство, - это, по меньшей мере, странно.

В литературе указывают - «природные ресурсы, вода, воздушный бассейн, транспортные магистрали - это есть общественные достояния, которые принадлежат всем. И в этой связи рента-доход должен стать реальным источником на перестройке нашей финансово-кредитной системы»[10]. Вряд ли, – принадлежащее всем никогда никому не приносило доход (разве что тому субъекту, который владеет природными ресурсами от имени «всех, то есть – государству, точнее – его чиновникам). 

Наконец, дело доходит до практических рекомендаций, – «государство, возьми на свой баланс все природные ресурсы» (взывает экономист), и тогда если я, государство, сегодня в той или иной нефтяной компании имею 5 процентов, то завтра это будет 98. Выпусти акции в свободном рыночном открытом обороте… и все пойдет в казну, за счет чего будет укрепляться наш рубль реально, будет развиваться промышленность. Вот этот путь, действительно, реальный».

Плохо дело. Можете проводить хоть ежедневно эмиссию акций – всё прибе­рёт, как выражался Джек Лондон, «пена и накипь человеческого котла».

Можете проводить хоть ежедневно эмиссию акций – всё прибе­рёт, как выражался Джек Лондон, «пена и накипь человеческого котла».

Почему? Да потому, что рентная экономика объективно воспроизводит деформированную структуру распределения доходов. Например, десятипро­центный рост рентной экономики означает только одно - рост доходов на те же десять процентов лишь у «рентоприсосавшейся» части общества. А все осталь­ные удивляются – да где же рента?

И никакие административные перераспределения рентных доходов ни­чего не изменят (посмотрите на страны «третьего мира»). Необходима высоко­технологичная экономика – именно она переделала экономику западных стран, переделает и, бог даст, нашу экономику.

Рентная экономика – это всегда экономика преимущественно государст­венная, максимально коррупционная и социально-несправедливая.

Вот почему обеспечение преодоление консервативной и обеспечение прогрессивной регенерации экономической системы в России становится главным теоретическим и практическим направлением современной российской экономической науки[11]. Нам необходим прорыв от «рентной экономики» - к «экономике разви­тия». Здесь-то и обнаруживаются три вечные для нас экономические проблемы - де­этатизация, демоно­полизация и дебюрократизация.

*

Академик Львов, выступая на Парламентских слушаниях, еще пять лет назад предупреждал – «отсталые страны теперь будут отсталыми навсегда. И если мы свой образ, России я имею в виду, не поменяем, то и нас ждет такая участь».

А вот с этим предупреждением следует согласиться полностью. Нам нужно пе­реходить от присвоения природной ренты - к присвоению экономиче­ской ренты, то есть к доходу от овладения эффективными формами экономи­ческой организации производства.

*

3.Обличать монополизм нет нужды. Я и не буду этого делать. Скажу только, что монополизм – самое негативное явление в экономической органи­зации нашего производства: монополизм господствует в топливно-энергети­че­ском комплексе, в добывающей сфере, в транспорте, в связи, в аграрной сфере, в жилищно-комму­нальном хозяйстве. Мы проиграли монополизму - в который раз. А это значит, что мы проиграли в битве за экономический рост и экономи­ческую эффективность.

Монополизация советского производства переросла в монополизацию рынка, - и не без помощи государства, поскольку монополистические струк­туры формировались с помощью государственных органов и при их активной поддержке. В результате произошло неизбежное – сращивание государствен­ного и монополистического капитала. А экономистам хорошо известно, что это такое и чем это грозит.

В настоящее время монополизация на энергетических, транспортных и коммуникационных рынках уже превышает 90% (там господствуют естествен­ные монополии). А вот в США допустимый уровень контроля рынка не должен превышать 6%!

Высокая степень монополизации оборачивается однообразностью ассор­тимента, завышенными ценами и низким качеством продукции и инфляцион­ными поползновениями.

Благоприятная конъюнктура цен на энергоносители, как это ни парадок­сально, затормозила российские рыночные реформы. Но еще негативнее сказа­лась на российской экономике высокая степень её монополизации – по некото­рым данным, 3-4 монополии дают до 80% ВВП России. Кстати, вот почему по мировому рейтингу экономической свободы наша страна заняла 124-е место из 155-ти.

Монопо­лизм действи­тельно душит большинство сфер отечест­вен­ного производства, поэтому и борьба с ним превра­тилась сегодня в реальную, универсаль­ную и са­мую актуальную для нашего производства экономическую проблему. А монополизм, как учили некогда весьма почитае­мые экономисты, это - застой, неэффектив­ность, стагнация. Более того, они преду­преждали: всякая монопо­лия плоха, но хуже всего – государственная монополия в экономике. Ибо воз­никает «госу­дарственно-монополистическая экономика» – форма удвоенно-не­эффектив­ного производства плюс - непобедимый инсти­тут кор­рупцион­ного расхищения ресурсов. Актуальность демонополизации видят все, кроме Антимонопольного комитета (почему-то самого молчаливого феде­раль­ного ко­митета). А ведь эко­номисты знают, что, что доминирующая экономи­че­ская форма обычно порож­дает соот­ветствующую политическую форму.  

Моделирование экономического механиз­ма ускоренной демонополиза­ции на уровне отрасли, региона, сферы, в целом национальной макроэконо­мики, - вот при­мер актуальной экономической проблемы.

Но вот что интересно: в то время, как практика задыхается без теоретиче­ской разработки механизмов повсеместной демонополизации, экономисты будто прячутся от этой важнейшей проблемы – я провел простой анализ: по­знакомился с те­матикой докторских работ по экономике, представленной на сайте ВАК за вторую половину прошлого года. Так вот, - из 160-ти докторских диссертаций проблеме де­монополиза­ции посвящена только… одна работа[12].

Чем же это объяснить? Ведь не может быть, чтобы экономисты не осоз­навали опасности монополизации для российской экономики. Я объясняю это тем, что пи­сать о разных абстрактных классификациях разных подсистем спо­койнее и безопаснее, чем о мо­нополизме. Точно так же в советское время исто­рики убегали в средневековье или древность, лишь бы не заниматься современ­ностью.

*

Обличать бюрократизм также нет нужды. Я и не буду этого делать[13].

*

При всех кардинальных политических переменах российская экономика всё та же – с теми же тремя нерешёнными базовыми экономическими проблемами. И виной тому – консервативная экономическая регенерация, с которой обязаны бороться все, а экономисты – еще и профессионально. Поэтому сверхзадача эконо­мистов сегодня – трансформировать консервативную регенерацию неэффек­тивной эко­номической сис­темы(непременно чреватую, при её затянутости, экономической де­ге­нерацией)в прогрессивную экономическую регенерацию.

Если удастся это сделать, то мы получим экономический рост, а с ним - и рост производственный.

А если не удастся, – значит… Даже думать не хочется, что это значит…

Преодоление консервативной и выход на прогрессивную ре­гене­рацию экономической системы становится главным теоретическим и прак­тическим направлением современной российской эконо­мической науки.

[1] Не верите? Тогда сначала вспомним - попытка сформировать новый государственный и правовой облик страны завер­шилась тогда одним - созданием в России просвещенного абсолютизма. Не стало ли это закономер­ностью? А то, что мы и сегодня решаем задачи трёхсотлетней давности, видно из задач «просвещенного монарха», начертанных рукой самой Екатерины - «Нужно просвещать нацию, которой должен управлять» (и ведь до сих пор просвещают, чтобы, просветив, ужо тогда дать свободу, - но никак не ранее, - О.М.), нужно ввести добрый порядок в государстве, поддерживать общество и заставить его соблюдать законы (пусть в меня бросит камень тот, кто не считает, что заставить соблюдать законы превра­тилось сегодня в главную заботу государства, - О.М.), нужно учредить в государстве хорошую и точную полицию (ультраактуальная задача и нашей современности, - О.М.), нужно способствовать расцвету государства и сделать его изобильным (пусть в меня бросит камень и т.д., - О.М.), нужно сделать государство грозным в самом себе и внушающим уважение соседям» (уж что-что, а эта задача выполняется неукоснительно, – О.М.).

Вот что значит быть великим человеком – прошли века, а задачи – как будто только поставлены!

А желание Екатерины II предоставить дворянству и городскому сословию самоуправление? А создание Комиссии по Соборному Уложению как предтеча современной Думы (кстати, в её составе были представители и от инородцев, - может, стоит перенять?)?

А помнят ли отечественные экономисты о том, что они являются интеллектуальными потомками учрежденного Екатериной одного из старейших в мире и первого в России «Вольного экономического общества» (вольное тогда означало - независимого от правительственных ведомств, что тоже весьма акту­ально на фоне государственно-бюрократического статуса нынешнего ВАКа)? Между прочим, - Вольное экономическое общество занималось тем, что на современном языке получило название «научные гранты»: объявляло конкурсные задачи и издавало ``Труды Вольного экономического общества (за 1766-1915 годы было опубликовано более 280 томов и приложений к ним!). До 1861 года было объяв­лено 243 (!) конкурсные задачи. Кстати, первый конкурс был объявлен по инициативе самой императрицы в 1766 году со следующей фор­мулировкой проблемы – «В чем состоит собственность земледельца (крестьянина) в земле ли его, которую он обрабатывает, или в движимости и какое он право на то и другое для пользы общенародной иметь должен?»

Ей-богу, эту задачу впору вновь повторить!

А знаменитый указ 1767 года (подкреплённый манифестом 1775 года), в котором Екатерина II про­возгласила принцип свободы предпринимательской деятельности? И то сказать, ситуация сегодня с отечественным бизнесом такая, что хоть заново принимай и издавай этот указ!

[2] Я не думаю, чтобы были возра­жения про­тив использования этого термина в экономическом анализе. В биологии позднелатинское «regeneratio» означает возрождение, возоб­новле­ние, восстановление организмом утраченных или поврежденных органов и тканей. Это значит, что, например, Змей-Горыныч в бою с богатырём спа­сался методом ре­генерации. Иногда кажется, что подоб­ный бой ведёт и обще­ство с застойным эко­номическим организмом. Что мы ни делаем, но «три го­ловы» всё равно живёхоньки - экономика по-прежнему оста­ётся в значительной мере огосударствленной, моно­полизм только усиливается, а бюрократизм про­цветает как никогда.

[3] Подробнее экономическую программу российского антилиберализма см.: Д.Львов. Справиться с бедно­стью можно за год, если взять налоги с Рублёвки. // «Комсомольская правда», 2007, № 6 от 17 января 2007 года.

[4] Выступление академика Львова. // http://www.larouchepub.com/russian/news/010629_duma/010629_lvov.

[5] А.Аузан. Договор-2008: повестка дня. – Новая газета», 2007, №04 (22.-24.01.2007).

[6] XII Всемирный социологический конгресс. В.В.Радаев, О.И.Шкаратан. Власть и собственность. М., 1991, с.50-51.

[7] Впрочем, в последнее время появились определенные надежды. В Давосе Дм. Медведев заявил - "Сегодня мы строим новые институты, основанные на базовых принципах полноценной демократии, демократии эффективной - опи­рающейся на принципы рыночной экономики, верховенство закона и подотчет­ности власти остальному обществу». И добавил - ни одно недемократическое государство не стало по-настоящему процветающим. По одной простой при­чине: свобода - лучше несвободы". Судя по словам Медведева, власть хорошо осознает экономические реа­лии – «чрезмерную зависимость от рынков минерального сырья, коррупцию и по-прежнему высокий уровень дифференциации доходов населения». И еще - "Роль государства в текущей жизни российской должна быть основана на су­губо утилитарных, прагматических соображениях - не больше и не меньше… Если же участие государства не является необходимым, государство в таких процессах участвовать не должно".

[8] См. подр.: Тезисы выступления В.Л. Иноземцева на Валдайском форуме 5 сентября 2006 г. // http://inozemtsev.net/index.

[9] Огромная рента, якобы выручаемая за счет поставок за рубеж энергоносителей, и которая может – при её справедливом распределении – обогатить народ - скорее, всё-таки миф. Приток нефтедолларов, появление Стабилизационного фонда, профицитный бюджет, всё это - лишь внешние атрибуты экономического роста. Реальные показатели среднего дохода на душу населения приводят в оторопь: в Ирландии - $57 103 на душу населения (1-е место в мире), в США - $47 503 (11-е место). По классификации Всемирного Банка, "высокие средние доходы" начинаются от $10 тыс. В России средний доход на душу населения составлял $3400 (2004 год). Доход на душу населения - это отношение объема ВВП в текущих ценах и удобных единицах (к примеру, долларах) к зарегистрированной численности населения страны. По предварительным данным об исполнении бюджета, которые представил на днях Минфин, ВВП России составил 27 трлн. 80.3 млрд. рублей, или чуть больше триллиона долларов. Население России на август 2006 года - 142.2 млн. человек. В итоге получается $7 тыс. на каждого. (См. подр.: Евгений СТРЕЛЬЦОВ. Догнали США - теперь идем на обгон? // ("Финансовые Известия", 23.01.2007).

[10] Выступление акад. Львова. // http://www.larouchepub.com/russian/news/010629_duma/010629_lvov.htm

[11] Выступление академика Львова. // http://www.larouchepub.com/russian/news/010629_duma/010629_lvov.htm

[12] И. Петров. Демонополизация рынков в процессе воспроизводства экономической безопасности макрорегиона. 08.00.05. Москва, 2006. Академия управления МВД России.

[13] При­веду только один пример – вот сейчас приняты четыре приоритетных нацио­нальных про­екта. И вот, вместо того, чтобы попросить экономистов разрабо­тать универсальный экономический механизм их реализации - через создание и поощрение профильных корпоративных бизнес-структур, один высокопоставленный человек мечется по стране, пытаясь лично сдви­нуть эти проекты, проверяя то какую-то больницу, то какой-то вуз, то – не исчезли ли выделенные деньги, а вся страна сопровождает его телевизионными взглядами. Неужели не ясно, что административный подход неэффективен? Или - возьмите непрозрачность отечественного бизнеса: таинственность и загадочность предпринимательской деятельности по-прежнему остаются на­циональной особенностью российского рынка. Можно купить нефтяную ком­панию стоимостью в миллиарды долларов, и никто не знает, кто покупатель. Эта непрозрачность – также во многом результат бюрократизации бизнеса, так как чиновник не заинтересован, чтобы знали о его бизнесе. По оценке И. Беляевой (Финансовая академия при правительстве РФ), в структуре российских инвестиций доля заимствования на фондовом рынке составляет всего 10-15 процентов. Это значит, что российский фондовый рынок не несет никакой информации о том, что реально происходит в россий­ской экономике и не реализует свою главную функцию – оперативный межот­раслевой перелив капитала. Более того, посредством превращения конкурсов и тендеров в инструмент коррупционного давления на бизнес, при отсутствии нормально функциони­рующего фондового рынка и при высокой степени монополизации производ­ства идет процесс слияния и поглощения предприятий. Интересно, что там, где ей это выгодно, бюрократия только пожурит - за злонамеренную непрозрачность бизнеса, то есть за искажение отчетности, у нас с виновных взыщут от 20 до 50 тысяч рублей, а в США штраф - в 5 мил­лионов долларов и до 20 лет тюрьмы.