Структура источниковедческого исследования

Введение в источниковедение

1 вопрос. Теоретическое обоснование понятия «массовый источник» И.Д.Ковальченко дал с позиций учения об информации. Он исходил из того, что информационные процессы являются неотъемлимой частью общественной жизни. При передаче социальной информации в любом сообщении содержится информация двух типов: потенциальная (скрытая) и актуальная (выраженная). Первая не используется субъектом, т.к. он не подозревает о существовании такой информации или не располагает достаточными науными и техническими средствами для того, чтобы ее извлечь. Вторая – очевидна субъекту.

Главная задача источниковедения - изучение объектов культуры как источников информации о человеке и обществе.

Источниковедение представляет собой метод познания реального мира. Объектом при этом являются созданные людьми культурные объекты - произведения, вещи, записи - документы.   источниковедение опирается на сущностное человеческое свойство и потому является антропологически ориентированным методом познания реального мира.  Изучая свойства источников, источниковедение на реальной основе разрабатывает методы получения разнообразной социальной информации, ее критической проверки и истолкования иформирует критерии оценки произведений как явлений культуры. Для историка информации в источнике всегда мало, так как цели автора источника и историка изначально резные. Способы отражения субъектом объективной реальности: обыденно-эмпирический, научный, художественный. Нельзя делить критику на внешнюю и внутреннюю.

2 вопрос. Познавательным средством для осмысления всего многообразия исторических источников является классификация. В источниковедении используются различные классификации источников.

Классификация по видам является наиболее важной, отвечающей главной задаче источниковедения. Источники возникают в целенаправленной человеческой деятельности как облеченные в материальную форму произведения. Вот эту цель, направленность, назначение произведения и следует положить в основу классификации.

Э. Бернгейм хорошо передает разнообразие форм, в которых иные наблюдения, кроме наших собственных, становятся доступными. Это — речь, письмо, изображение. Все источники этого типа он объединяет под общим названием «известия» (традиция).Среди них такие виды: устная традиция (песнь, рассказ, сага, легенда, анекдот, крылатые слова, пословицы); письменная традиция (исторические надписи, генеалогические таблицы, биографии, мемуары, брошюры и газеты); изобразительная традиция (иконография исторических личностей, географические карты, планы городов, рисунки, живопись, скульптура).

Другой тип исторических источников — «остатки», т. е. непосредственные результаты самих событий, среди которых Бернгейм выделяет такие виды: непосредственные следы жизни древних времен; данные языка; существующие обычаи, нравы, учреждения; произведения всех наук, искусств, ремесел как свидетельства о потребностях, способностях, взглядах, настроениях, состояниях, словом, степени всего развития их творцов и их времени; деловые акты, протоколы и всевозможные административные документы; монументы и надписи, не содержащие каких-либо сведений (пограничные знаки, монеты и медали); законодательные, делопроизводственные и тому подобные документы.

Разумеется, классификация Бернгейма неполна, и к тому же имеет достаточно спорные основания. Она приводится нами, чтобы показать, сколь многообразны существующие типы и виды исторических источников.

3 вопрос. ИСТОЧНИКИ при всем многообразии структуры, содержания, происхождения, обстоятельств возникновения имеют общие свойства формы и содержания. Это создает возможность единого научного подхода к ним - разработки методов источниковедческого анализа и их воссоздания как феномена культуры - источниковедческого синтеза. Теоретические принципы и методы источниковедческого анализа постоянно обогащаются и развиваются в ходе научно-практической работы с историческими источниками.

Метод источниковедения имеет целью: 1) установить информационные возможности источника (или ряда однородных источников) для получения фактических сведений об общественном развитии (полнота, достоверность и новизна этих данных); 2) аргументированно оценить значение источника (или ряда однородных источников) с такой точки зрения. В соответствии с этим метод источниковедения проводится поэтапно, последовательно. Поэтому на каждом этапе решается своя исследовательская задача, достигается познавательная цель.

Суть и своеобразие методологии источниковедения состоят в признании чужого (а не только своего) сознания.

В триаде "человек-произведение-человек" методология источниковедения различает два типа взаимосвязей и соответственно два типа исследовательской деятельности. При первом типе взаимосвязей рассматривается отношение произведения к той исторической реальности, в процессе функционирования которой оно было создано (отдельным человеком, группой авторов, может быть целым народом). При втором типе познающий субъект (источниковед) включает произведение в реальность современной ему эпохи.

Метод источниковедения и междисциплинарные аспекты

Структура источниковедческого исследования

1. Исторические условия возникновения источника. ИССЛЕДОВАТЕЛЬ, начинает свое исследование с изучения социальной организации и механизмов функционирования тех общественных условий, в которых возник изучаемый источник. Отличительной особенностью феноменологического подхода к изучению источника является рассмотрение его как составной части социальной структуры, которая связана со всеми остальными и, в свою очередь, взаимодействует с ними. Произведение принадлежит определенному автору, но в то же время оно есть феномен культуры своего времени, явление интерсубъективного общения. Применяя указанный подход к произведениям искусства, исследователь утверждает, что "искусство - составная часть социальной структуры, компонент, который взаимодействует со всеми остальными, и сам изменяем, поскольку и сфера искусства и его взаимоотношения с другими элементами социальной структуры находятся в постоянном движении"11. Этот этап имеет целью утвердить исследовательский подход к источнику как к произведению, возникновение которого было вызвано: условиями, в которых существовал данный тип социальной организации; целями, которые это общество перед собой ставило; возможностями, которыми оно располагало для реализации своих целей.

Принципиальное значение для интерпретации произведения имеет социокультурная ситуация: тип социальной организации, типы связей, которые объединяют людей (например, правовые, конфессиональные, культурные, политические и т. д.). Источник есть феномен определенной культуры: он возникает в конкретных условиях и вне их не может быть понят и интерпретирован.

Источник вызван к жизни определенными условиями, задачами, целями. Поэтому важно понять, что представляла собой та историческая социальная реальность, в которой он возник. Любой источник не может быть интерпретирован вне той общекультурной ситуации, в которой он возник и функционировал.

2. Проблема авторства источника.  Источниковед в ходе исследования должен рассмотреть исследовательское пространство соотношения изучаемого произведения и его авторства. Оно может оказаться весьма различным и своеобразным. Метод источниковедения не предрешает никаких ответов. Он лишь указывает на ту исследовательскую проблематику, которая, будучи достаточно глубоко разработана, может, в свою очередь, открыть новые возможности интерпретации текста и получения информации и об источнике и времени его создания. Трудно интерпретировать источник, предварительно не поняв его автора, не зная его биографию, сферу практической деятельности, уровень его культуры и образования, род занятий, его принадлежность к определенной социокультурной общности с соответствующими ценностными установками. Масштаб личности создателя произведения, степень завершенности произведения, цель его создания - все эти параметры определяют совокупность социальной информации, которую можно почерпнуть из пего. "Увидеть и понять автора произведения - значит увидеть и понять другое, чужое сознание и его мир, то есть другой субъект..."15. При изучении авторства важно выявить именно те параметры личности, которые могут помочь в изучении произведения, являющегося предметом источниковедческого анализа и источниковедческого синтеза.

3. Обстоятельства создания источника. Решение указанной исследовательской проблемы состоит в выявлении тех обстоятельств, которые могли влиять на полноту и достоверность сведений, на оценочные суждения, включенные автором в его произведение. В одних и тех же исторических условиях один и тот же человек может создавать произведения, существенно различающиеся как по полноте сообщаемой информации, так и по степени ее достоверности. Это зависит от обстоятельств, в которых находится автор. Иногда автор не располагает необходимой информацией, или обращается к недостоверным свидетельствам, или доверяется собственной памяти. Иногда автор намеренно дает неполную или недостоверную социальную информацию, поскольку находится в обстоятельствах, которые диктуют ему подобное поведение.

Обстоятельства, диктующие необходимость быстрых и решительных действий, существенно влияют на способ изложений, структуру документов, от чего, в частности, зависят особенности агитационной, публицистической, военно-оперативной и другой документации. В то же время обстоятельства, в которых создаются мемуары, и та оценка, которую дают событиям прошлого современники, влияют на полноту и достоверность содержания произведения. Исследователи отмечают также особенности создания экономической, отчетной, делопроизводственной документации. Поэтому в качестве общего исследовательского критерия достоверности и полноты социальной информации необходимо внимательно изучать обстоятельства создания источника.

4. Авторский текст, произведение и его функционирование в социокультурной общности.Изучение текста источника, а также его публикаций или воспроизведений имеют целью критическое прочтение того сообщения, которое хотел передать автор произведения, делая это осознанно и целенаправленно. Такая исследовательская деятельность имеет важное, в том числе и прикладное, практическое, значение, например, при подготовке текста к научному изданию.

Текстологический анализ направлен на изучение вариантов исследуемого текста в тех материальных формах, в которых он был создан его автором. Поскольку под историческим источником понимается продукт целенаправленной человеческой деятельности, который изучается согласно общему методологическому принципу - признания чужой одушевленности, то ясно, что изучение авторских текстов составляет один из важнейших этапов источниковедческого анализа. Важно выяснить, имеется ли автограф произведения, что он собой представляет, как соотносятся между собой черновые и окончательные варианты, первоначальный и последующие тексты.

Самостоятельный интерес представляет вопрос о переводах источника на другие языки, а также история публикаций источника. На данном этапе источниковедческого анализа изучаются, таким образом, реальные тексты.

Метод источниковедения обращен, к материально-фиксированным формам. Поэтому и понятие текста в рамках источниковедения имеет соответствующее содержание. 

Возникает, однако, вопрос: можно ли считать текстом не только письменный текст. В более узкой (герменевтической) концепции это именно так: "Опосредование текстами как будто ограничивает сферу истолкования письменностью и литературой в ущерб устным культурам. Но, теряя в широте, мы выигрываем в интенсивности"24. В более широкой (источниковедческой) концепции под текстом понимают не только письменный, по и иначе выраженный код, - рисунок, графику, структурирование формы и т. д. В каком-то смысле верно и утверждение Ж. Деррида, что стол - это текст. Однако, как расшифровать подобные тексты, имея в виду не только то, что может примыслить индивид, который воспринимает данную информацию, по - прежде всего (что для источниковедения является первично важным) - расшифровать информацию, которую мог и хотел передать создатель произведения. Так мы приходим к важному заключению о том, что интерпретировать текст вне произведения, в котором он представлен, невозможно. Ведь один и тот же текст в разных произведениях несет разную информацию.

5. Функционирование произведения в культуре.Изучая авторские варианты текста, возможно установить более полно историю авторского замысла и его последующей реализации под влиянием тех или иных обстоятельств. Однако произведение имеет и собственную судьбу: оно может переписываться (как тексты "Повести временных лет") в течение многих веков, переводиться на другие языки, может быть изданным и многократно переиздаваться. Изучение этих проблем помогает лучше понять произведение.  На этом этапе необходимо выяснить, предназначался ли источник к изданию или создавался для других целей. Если источник был опубликован, необходимо выяснить, кем и когда, с какой целью это было сделано. Ответ на первый вопрос дает представление о цели и намерениях автора изучаемого источника и имеет важное значение для решения проблем достоверности. Источник, первоначально не предназначавшийся для издания, может содержать более откровенные и не ограниченные цензурой сведения, нежели тот, который автор целенаправленно готовил к печати.

Каждое новое издание (переиздание) источника имеет самостоятельный интерес, поскольку данный факт отражает степень использования источника в социальной практике, позволяет лучше понять, в какой связи актуализировалось его содержание, как относились к этому произведению читатели новых поколений.

Следует методологически четко разделять информацию, которую содержит источник как авторское, телеологически единое произведение, от того бесконечного разнообразия ассоциативных вариаций, на которые может оказаться способной творческая личность его будущего читателя. В первом случае методологический принцип "признания чужой одушевленности" позволит вдумчивому исследователю услышать и различить заглушенный временем голос создателя источника. Во втором он воспользуется текстом источника как поводом для самовыражения. При таком подходе неправомерно говорить о двух субъектах гуманитарного познания, о новизне социальной информации Другого. Именно поэтому методологически важен такой этап источниковедческого анализа, как интерпретация источника. Ее цель - понять авторский замысел создателя источника.

6. Интерпретация источника.Интерпретацию проводят с целью установить тот смысл, который вкладывал в произведение его автор. Лаппо-Данилевский придает интерпретации источника принципиальное значение. "Лишь признавая самостоятельное значение ее задач, - писал он, - историк может достигнуть надлежащей благонадежности своих выводов; ведь интерпретация стремится установить только то именно значение источника, которое автор придавал ему... она дает возможность одинаково войти в мировоззрение или отдельное показание данного автора, - будь оно истинным или ложным"27. Для решения задач интерпретации он выдвигает прежде всего принцип психологического истолкования (основанный на фундаментальном постулате данной парадигмы - признание чужой одушевленности); далее следует принцип психологической интерпретации условного вещественного образа или символа. Технический метод интерпретации позволяет судить о смысле и назначении данного произведения по тем специальным (техническим) приемам, которыми пользовался автор; типизирующий метод предполагает соотнесение источника с соответствующим типом культуры; и, наконец, индивидуализирующий метод интерпретации позволяет раскрыть индивидуальные особенности творчества его автора.

7. Анализ содержания. От интерпретации источника исследователь переходит к анализу его содержания. Для него становится необходимым взглянуть на источник и его свидетельства глазами современного исследователю человека другого времени. "... Исследователь раскрывает всю полноту социальной информации источника, решает проблему ее достоверности. Он выдвигает аргументы в пользу своей версии правдивости свидетельств, обосновывает свою позицию. Если этап интерпретации источника предполагает создание психологически достоверного образа автора источника, использование наряду с логическими категориями познавательного процесса таких категории, как здравый смысл, интуиция, симпатия, сопереживание, то, в свою очередь, на этапе анализа содержания превалируют логические суждения и доказательства, сопоставление данных, анализ их согласованности друг с другом.   Общегуманитарный метод источниковедения призван помочь в решении наиболее сложных проблем гуманитарного познания.

Источниковедение сложилось в новейшее время именно как целостный метод исследования особого пространства гуманитарного знания - соотношения объекта, субъекта и их взаимодействия в гуманитарных науках.

Наиболее сложным является вопрос об объективности гуманитарного познания, возможности исследования жизненного мира человека.

8. Источниковедческий синтез.В процессе источниковедческого анализа исследователь раскрывает информационные возможности источника, интерпретирует те сведения, которые, намеренно или помимо своей воли, сообщает источник, свидетельствуя прямо или косвенно о своем авторе и о том этапе социального развития, когда источник был создан, воплощен в данную вещественную форму. Опираясь на результаты проведенного исследования, источни-ковед обобщает свою работу, проводит источниковедческий синтез. Синтез - завершающий этап изучения произведения, рассматриваемого в качестве исторического источника. На этом этапе создается возможность обобщить результаты анализа отдельных сторон произведения, отдельных комплексов социальной информации, полученной при исследовании его структуры и содержания.Произведение рассматривается не только в его непосредственной, эмпирической данности, как реально существующий объект (вещь), но более полно и более обобщенно - как явление культуры своего времени, определенной социокультурной общности, народа.

Метод источниковедения - источниковедческий анализ и источниковедческий синтез - имеет целью воссоздать произведение как историческое явление, и в этом смысле результат такого исследования самодостаточен. Источниковедческий синтез, сосредоточивая внимание исследователя на воссоздании целостности произведения как явления культуры, открывает возможность широких культурологических компаративных исследований, вовлекающих в поле изучения сходные (особенно по таким признакам, как структура, функции, цели создания и т. п.) явления культуры других времен и народов. В результате сравнительных исследований возникают возможности синтеза более высокого уровня - воспроизведение явлений общечеловеческой истории, феноменологии культуры. Практические рекомендации источниковеда становятся наиболее убедительными в том случае, если каждый из этапов источниковедческого анализа не только тщательно проведен, но логически обоснован и четко изложен. Источниковедческое исследование имеет свою определенную логическую последовательность изложения.

Литература Древней Руси

Определение летописания как особого вида исторических источников вызывает довольно серьезные трудности. Прежде всего это связано со сложным составом летописей. Являясь сводами предшествующих текстов, они могут включать хроникальные записи событий за год (так называемые погодные записи - термин явно неудачный, но широко распространенный), документы (международные договоры, частные и публич- ные акты), самостоятельные литературные произведения (различные повести, слова, агиографические материалы, сказания) или их фрагменты, записи фольклорного материала. В то же время начиная с работ А.А. Шахматова, заложившего основысовременного летописеведения, каждый летописный свод принято рассматривать как самостоятельное цельное литературное произведение, имеющее свой замысел, структуру, идейную направленность.

Еще в XIX в. было установлено, что практически все сохранившиеся летописные тексты являются компиляциями, сводами предшествующих летописей.

При работе с летописными материалами следует помнить о неточности и условности научной терминологии. Это связано, в частности, с отсутствием четких границ и сложностью истории

летописных текстов, с текучестью летописных текстов, допускающих постепенные переходы от текста к тексту без видимых градаций памятников и редакций.

Уточнение летописеведческой терминологии - одна из насущных задач летописного источниковедения.

Одним из самых сложных в летописеведении является понятие авторства. Ведь, как уже отмечалось, почти все известные летописи - результат работы нескольких поколений летописцев. Уже поэтому само представление об авторе (или составителе, или редакторе) летописного текста оказывается в значительно степени условным. Каждый из них, прежде чем приступить к описанию событий и процессов, очевидцем или современником которых он был, сначала переписывал один или несколько предшествующих летописных сводов, бывших в его распоряжении.

Работа с летописями начинается с чтения и сличения всех списков данной редакции. При этом фиксируются и объясняются все разночтения. Следует помнить, что разбивка на слова и расстановка знаков препинания в публикациях летописей - результат определенной интерпретации текста исследователем (издателем). На начальной стадии изучения летописей исследователи исходили из того, что встречающиеся в списках разночтения являются следствием искажения исходного текста при

неоднократном переписывании.

Исходя из этого, например, А.Л. Шлецер ставил задачу воссоздания очищенного Нестора. Попытка исправить накопившиеся механические ошибки и переосмысления летописного текста, однако, не увенчалась успехом. В результате проделанной работы сам А.Л. Шлецер убедился, что со временем текст не только искажался, но и исправлялся переписчиками и редакторами. Тем не менее был до-

казан непервоначальный вид, в котором до нас дошла Повесть временных лет. Этим фактически был поставлен вопрос о необходимости реконструкции первоначального вида летописного

текста.

Осознание сводного, компилятивного характера всех сохранившихся летописей привело исследователей к выводу о том, что принципиально возможна расшивка сохранившихся летописных текстов на тексты предшествующих сводов. Такая задача была поставлена еще в середине XIX в. Н.К. Бестужевым-Рюминым. Однако, столкнувшись с тем, что реальные тексты - клубок текстов разного цвета и качества, он не смог разработать методику, которая позволяла бы выделить отдельные нити и

воссоздать первоначальный вид предшествующих текстов. Предложенный метод расшивки летописных сводов на тексты, восходившие к разным летописным центрам, не позволил ему вы-

полнить эту задачу. Однако уже на этом этапе изучения летописей стало ясно, что в сравнительно поздних их списках XIVXVIвв. довольно точно сохранились тексты летописей предшествующих веков. Было установлено, что каждый летописец стремился максимально точно передать текст предыдущего летописного свода, который он использовал в своей работе. Это давало достаточные основания, чтобы продолжить работы по воссозданию текстов летописей, не дошедших до нашего времени.

Накопленный опыт предшествующих поколений исследователей древнерусского летописания, а также использование методов, разработанных зарубежными источниковедами (в частности, при изучении текстологии Священного Писания), дали возможность в конце XIX в. создать новую методику изучения летописных текстов. Принципиально новые подходы к анализу летописей применил выдающийся литературовед и лингвист А.А. Шахматов. Сопоставив все доступные ему списки летопи-

сей, Шахматов выявил разночтения и так называемые общие места, присущие летописям. Анализ обнаруженных разночтений, их классификация дали возможность выявить списки, имеющие

совпадающие разночтения. Такая предварительная работа позволила исследователю сгруппировать списки по редакциям и выдвинуть ряд взаимодополняющих гипотез, объясняющих возникновение разночтений.

Сопоставление гипотетических сводов позволило выявить ряд общих черт, присущих некоторым из них. Так были воссозданы предполагаемые исходные тексты. При этом оказалось, что многие фрагменты летописного изложения заимствовались из очень ранних сводов, что, в свою очередь, дало возможность перейти к реконструкции древнейшего русского летописания. Выводы А.А. Шахматова получили полное подтверждение, когда был найден Московский свод 1408 г., существование которого предсказал великий ученый. В полном объеме путь, который проделал А.А. Шахматов, стал ясен лишь после публикации его учеником М.Д. Присёлковым рабочих тетрадей своего учителя4. С тех пор вся история изучения летописания делится на два периода: дошахматовский и современный. При этом считается, что изучение истории каждой летописной статьи в рамках данной летописи и предшествующих ей сводов - до того момента, когда она была включена в летописный текст, исключает некритическое, потребительское отношение к летописному материалу.

Непременным условием научного изучения летописей является установление личности самого летописца, его политических, религиозных, этических и прочих взглядов, симпатий и антипатий, пристрастий и неприятий.

Летописания

Определение летописания как особого вида исторических источников вызывает довольно серьезные трудности. Прежде всего это связано со сложным составом летописей. Являясь сводами предшествующих текстов, они могут включать хроникальные записи событий за год (так называемые погодные записи - термин явно неудачный, но широко распространенный), документы (международные договоры, частные и публич- ные акты), самостоятельные литературные произведения (различные повести, слова, агиографические материалы, сказания) или их фрагменты, записи фольклорного материала. В то же время начиная с работ А.А. Шахматова, заложившего основысовременного летописеведения, каждый летописный свод принято рассматривать как самостоятельное цельное литературное произведение, имеющее свой замысел, структуру, идейную направленность.

Еще в XIX в. было установлено, что практически все сохранившиеся летописные тексты являются компиляциями, сводами предшествующих летописей.

При работе с летописными материалами следует помнить о неточности и условности научной терминологии. Это связано, в частности, с отсутствием четких границ и сложностью истории

летописных текстов, с текучестью летописных текстов, допускающих постепенные переходы от текста к тексту без видимых градаций памятников и редакций.

Уточнение летописеведческой терминологии - одна из насущных задач летописного источниковедения.

Одним из самых сложных в летописеведении является понятие авторства. Ведь, как уже отмечалось, почти все известные летописи - результат работы нескольких поколений летописцев. Уже поэтому само представление об авторе (или составителе, или редакторе) летописного текста оказывается в значительно степени условным. Каждый из них, прежде чем приступить к описанию событий и процессов, очевидцем или современником которых он был, сначала переписывал один или несколько предшествующих летописных сводов, бывших в его распоряжении.

Работа с летописями начинается с чтения и сличения всех списков данной редакции. При этом фиксируются и объясняются все разночтения. Следует помнить, что разбивка на слова и расстановка знаков препинания в публикациях летописей - результат определенной интерпретации текста исследователем (издателем). На начальной стадии изучения летописей исследователи исходили из того, что встречающиеся в списках разночтения являются следствием искажения исходного текста при

неоднократном переписывании.

Исходя из этого, например, А.Л. Шлецер ставил задачу воссоздания очищенного Нестора. Попытка исправить накопившиеся механические ошибки и переосмысления летописного текста, однако, не увенчалась успехом. В результате проделанной работы сам А.Л. Шлецер убедился, что со временем текст не только искажался, но и исправлялся переписчиками и редакторами. Тем не менее был до-

казан непервоначальный вид, в котором до нас дошла Повесть временных лет. Этим фактически был поставлен вопрос о необходимости реконструкции первоначального вида летописного

текста.

Осознание сводного, компилятивного характера всех сохранившихся летописей привело исследователей к выводу о том, что принципиально возможна расшивка сохранившихся летописных текстов на тексты предшествующих сводов. Такая задача была поставлена еще в середине XIX в. Н.К. Бестужевым-Рюминым. Однако, столкнувшись с тем, что реальные тексты - клубок текстов разного цвета и качества, он не смог разработать методику, которая позволяла бы выделить отдельные нити и

воссоздать первоначальный вид предшествующих текстов. Предложенный метод расшивки летописных сводов на тексты, восходившие к разным летописным центрам, не позволил ему вы-

полнить эту задачу. Однако уже на этом этапе изучения летописей стало ясно, что в сравнительно поздних их списках XIVXVIвв. довольно точно сохранились тексты летописей предшествующих веков. Было установлено, что каждый летописец стремился максимально точно передать текст предыдущего летописного свода, который он использовал в своей работе. Это давало достаточные основания, чтобы продолжить работы по воссозданию текстов летописей, не дошедших до нашего времени.

Накопленный опыт предшествующих поколений исследователей древнерусского летописания, а также использование методов, разработанных зарубежными источниковедами (в частности, при изучении текстологии Священного Писания), дали возможность в конце XIX в. создать новую методику изучения летописных текстов. Принципиально новые подходы к анализу летописей применил выдающийся литературовед и лингвист А.А. Шахматов. Сопоставив все доступные ему списки летопи-

сей, Шахматов выявил разночтения и так называемые общие места, присущие летописям. Анализ обнаруженных разночтений, их классификация дали возможность выявить списки, имеющие

совпадающие разночтения. Такая предварительная работа позволила исследователю сгруппировать списки по редакциям и выдвинуть ряд взаимодополняющих гипотез, объясняющих возникновение разночтений.

Сопоставление гипотетических сводов позволило выявить ряд общих черт, присущих некоторым из них. Так были воссозданы предполагаемые исходные тексты. При этом оказалось, что многие фрагменты летописного изложения заимствовались из очень ранних сводов, что, в свою очередь, дало возможность перейти к реконструкции древнейшего русского летописания. Выводы А.А. Шахматова получили полное подтверждение, когда был найден Московский свод 1408 г., существование которого предсказал великий ученый. В полном объеме путь, который проделал А.А. Шахматов, стал ясен лишь после публикации его учеником М.Д. Присёлковым рабочих тетрадей своего учителя4. С тех пор вся история изучения летописания делится на два периода: дошахматовский и современный. При этом считается, что изучение истории каждой летописной статьи в рамках данной летописи и предшествующих ей сводов - до того момента, когда она была включена в летописный текст, исключает некритическое, потребительское отношение к летописному материалу.

Непременным условием научного изучения летописей является установление личности самого летописца, его политических, религиозных, этических и прочих взглядов, симпатий и антипатий, пристрастий и неприятий.

Публицистика

Публицистика - вид исторических источников, возникающий в общественной сфере. Публицистика призвана выражать мнение какой-либо социальной группы об общественно значимой проблеме.

Как правило, публицистическое произведение - авторское, но автор явно или имплицитно выражает мнение социальной группы. Чтобы определить, взгляды какой социальной группы выражены в том или ином публицистическом произведении, необходимо исходить из принятой в данном обществе социальной стратификации, а не привносить социальную структуру, разработанную в исторической науке (например, рассматривать каждого автора как представителя того или иного класса). Естественно, при таком подходе в каждом обществе на каждом отрезке его развития можно выявить разномасштабные и разноуровневые социальные группы.

Публицистические произведения могут иметь как индивидуального, так и коллективного автора. Отличительной особенностью публицистики России является то, что ее значительная (подавляющая) часть разделяется на проправительственную и антиправительственную в отличие от европейской публицистики, представлявшей различные социальные силы, боровшиеся за политическую власть или, по крайней мере, за влияние на эту власть (например, публицистика вигов и тори в Великобритании с конца XVII в.110).

Классификация публицистики как вида исторических источников не разработана, однако можно выделить (хотя и весьма условно) несколько групп публицистических произведений:

авторские публицистические произведения;

публицистика массовых народных движений;

проекты государственных преобразований и конституций.

* В этой главе значительно расширено, по сравнению с традиционным, понятие о публицистике как виде исторических источников. При этом обозначаются лишь подходы, поскольку история и содержание наиболее ярких публицистичеких произведений известны из общего курса истории.

1. Авторские публицистические произведения

Значительная общественная полемика развернулась вокруг петровских преобразований. Именно в это время публицистика формируется как вид исторических источников нового времени. Виднейший представитель публицистики петровской эпохи - Феофан Прокопович - в своих произведениях дал идеологическое обоснование абсолютистской власти в России.

Крупные события и существенные преобразования XVIII в. порождали общественный отклик, реализуемый в публицистических произведениях. Новый всплеск авторской публицистики произошел в эпоху Екатерины II. В это время наметилась тенденция к сращиванию публицистики с периодической печатью. Журналы «Трутень» (1769-1770) и «Живописец» (1772-1773) Н.И. Новикова или «Почта духов» (1789) и «Зритель» (1798) И.А. Крылова могут рассматриваться как публицистические произведения. Правда, читательская аудитория такой публицистики была весьма и весьма ограниченной.

В XIX в. наметившиеся тенденции продолжали развиваться. Можно выделить следующие крупные комплексы публицистических произведений: публицистика западников и славянофилов, публицистика идеологов народнического движения. В начале XX в. с появлением политических партий возникла публицистика партийных лидеров. В партийной печати происходило максимальное соединение публицистики с периодикой. Их сращивание началось в России в пореформенный период, в то время как в ряде европейских стран распространение публицистических произведений в форме памфлетов предшествовало возникновению газет.

2. Публицистика массовых народных движений

Классические образцы публицистики в России создаются в ходе массовых народных движений, начиная с «прелестных писем» С. Разина. По сути публицистическими произведениями являются манифесты Е. Пугачева и значительная часть указов, исходивших из его военной коллегии. Совершенно очевидно, что целью манифестов (маскирующихся под законодательный источник) было не установление новой нормы, а провозглашение целей и задач движения. Неслучайно из всего многообразия разновидностей законодательных актов выбирались именно манифесты, т. е. та разновидность законодательных актов, которая обычно использовалась государством, когда нужно было провозгласить то или иное решение, довести его до всех подданных. При всем различии происхождения манифесты Е. Пугачева по их назначению можно сравнивать с манифестами российского императорского дома в изгнании после революции.

3. Проекты государственных преобразований и конституций

Особенностью источниковой базы российской истории является и то, что значительную часть проектов государственных преобразований также можно отнести к публицистическим произведениям. Естественно, это относится не ко всем проектам: часть из них действительно разрабатывалась для реализации, но другая часть очевидно не могла быть реализована и выражала стремления какой-либо части общества. Наиболее яркими примерами в XVIII в. являются дворянские проекты 1730 г. К таким проектам можно отнести «Русскую правду» П.И. Пестеля и Конституцию Н.М. Муравьева, ряд проектов, предшествовавших реформам 1860-х годов111.

При источниковедческом исследовании публицистических произведений необходимо точно определить их видовую принадлежность, для чего следует максимально полно выяснить намерение автора, цель создания произведения и предполагаемый круг его читателей. Последнее особенно важно, поскольку публицистическое произведение (что следует из этимологии самого термина) изначально предназначается для распространения.

Публицистика XV - XVII вв.

Публицистические произведения XV-XVII веков Период формирования единого Русского государства связан с зарождением публицистики (при всей условности данного термина для памятников древней Руси). В частности, публицистические черты носят произведения, возникшие в связи с распространением во второй половине XV - первой половине XVI в. еретических учений. Одной из центральных проблем, вокруг которых разгорелась полемика, была проблема человеческого «самовластья». Она развивалась прежде всего в богословской традиции. Темы «самовластья» касались как представители ортодоксального направления (из посланий которых историк получает основную информацию и о взглядах их идейных противников), так и «еретики»: Федор Васильевич Курицын (например, его программное Лаодикийское послание), неизвестный автор Написания о грамоте).

Одним из аспектов темы «самовластья» был вопрос о пределах царской власти: должен ли государь отчитываться за свои действия перед подданными либо он отвечает за них только перед Богом. Этот вопрос стал одним из центральных в сочинениях Иосифа Волоцкого. Отношениям духовных наставников и светской власти посвящены публицистические произведения лидера «нестяжателей» Вассиана Патрикеева. Известно одно небольшое сочинение Вассиана, направленное против Иосифа Волоцкого. Оно состоит из введения и трех Слов. В них он выступает против монастырского землевладения, монашеского «лихоимания», а также против массовых казней раскаявшихся еретиков.

В несколько ином аспекте (анализируются принципы, на которых должны строиться отношения государя с подданными) проблему «самовластья» рассматривал Иван Семенович Пересветов (Большая и Малая челобитные, Сказание о Магмете-Салтане и др.).

В последнем из названных произведений поднималась еще одна острая проблема: что важнее для человека и государства - точное соблюдение обряда или истинная вера. Иван Пересветов критикует также сложившуюся систему отношений государя к своим подданным, одновременно настаивая на необходимости сильной власти.

Почти все эти проблемы поднимались и в переписке Ивана Грозного с Андреем Михайловичем Курбским. Она дошла в отдельных списках и сборниках второй трети XVII - XIX в. Известно три послания Курбского 1564-1579 гг. (первое - в двух редакциях) и два послания Ивана Грозного 1564 г. и 70-х годов (первое - в краткой и двух пространных редакциях). Поднимались эти темы А.М. Курбским и в Истории о великом князе Московском (1578 г.).

Распространение источников публицистической направленности непосредственно связано с событиями Смутного времени.

По форме такие произведения близки к традиционным жанрам духовной литературы: это Видения (например, Повесть о видении некоему мужу духовну протопопа Терентия, Видения в Нижнем Новгороде и Владимире, Видение у Устюге и др.), Послания (скажем, Новая повесть о преславном Росийском царстве), Плачи (Плач о пленении и о конечном разорении Московского государства). В этих небольших по объему произведениях авторы пытались осмыслить происходившие драматические события, понять их причины, найти выход из создавшегося положения.

Близки к памятникам публицистики и исторические произведения, написанные «на злобу дня». В их число входит, прежде всего, Сказание Авраамия Палицына (1612-1620 гг.). Это одно из самых популярных и объемных (включает 77 глав) сочинений о Смуте. Будучи непосредственным участником описываемых событий, Авраамий оставил яркий рассказ о происходившем, сопровождающийся прямыми и косвенными личностными оценками. Другим памятником такого рода является Временник дьяка Ивана Тимофеева (1616-1619 гг.). В нем описываются многие события, свидетелем и участником которых оказался Иван Тимофеев, занимавший значительный пост в государственном аппарате. Можно отнести к публицистическим памятникам эпохи Смуты и многочисленные произведения С.И. Шаховского - человека, много видевшего и знавшего, притом обладавшего определенным литературным талантом. Среди его творческого наследия челобитные, Моление патриарху Филарету (по поводу четвертого брака С.И. Шаховского), и, наконец, одно из самых ярких источников по истории Смуты - Повесть книги сея от прежних лет (не позднее конца 20-х годов XVI в.).

Во всех перечисленных произведениях первых двух десятилетий XVI в. присутствуют личностный момент, элементы полемики, содержатся попытки анализа происходящего. Еще более четкую публицистическую направленность имеют многие литературные памятники, относящиеся к периоду Раскола. Наиболее ярко она проявляется в многочисленных посланиях, письмах и челобитных протопопа Аввакума.

2 вопрос.

Прибыв в Ливонию, беглый боярин первым делом заявил, что считает своим долгом довести до сведения короля "происки Москвы", которые следует "незамедлительно пресечь". Курбский выдал литовцам всех ливонских сторонников Москвы, с которыми он сам вел переговоры, и назвал имена московских разведчиков при королевском дворе.

Одновременно, будучи в Вольмаре, Курбский решил объясниться с царем. История первого письма Курбского к царю весьма интересна. В древнейших рукописных сборниках письму сопутствует устойчивое окружение - "конвой", - включавшее записку самого Курбского в Юрьев, послание эмигрантов Тетерина и Сарыхозина к юрьевскому наместнику и обращение литовского воеводы А. Полубенского к юрьевским дворянам. Все эти письма составлены были в Вольмаре по одному и тому же поводу. Таким поводом послужил побег Курбского. Литовский воевода А. Полубенский предпринял попытку вызволить из Юрьева доспехи и книги Курбского, предложив в обмен русских пленников. Его предложения были, по-видимому, отвергнуты. Со своей стороны, новый юрьевский наместник Морозов потребовал от литовцев выдачи всех русских беглецов, ждавших Курбского в Вольмаре. Литовцы отклонили эте требование, а двое московских беглецов, Тетерин и Сарыхозин, составили насмешливый ответ Морозову.

Текстуальные совпадения в послании Курбского царю и письме Тетерина Морозову не оставляют сомнения в том, что эмигрантский кружок сообща обсуждал эти письма перед отправкой их на родину. Вероятно, именно русские эмигранты познакомили Курбского с некоторыми литературными материалами, которые облегчили ему работу над посланием к царю,

Текстологические исследования позволяют восстановить во всех деталях процесс составления знаменитого письма Курбского. В первых строках боярин яркими красками обрисовал царские гонения на сильных во Израиле" - будто бы "доброхотную" Ивану знать.

Усилия Курбского устремлены к единой цели: доказать, что его измена была вынужденным шагом человека, подвергшегося на родине преследованиям. Каждая строка его письма проникнута этой мыслью. Но если прислушаться внимательнее к жалобам "изгнанника", то можно заметить в них странное несоответствие. С удивительным красноречием беглец защищает всех побитых и заточенных на Руси, но слова его теряют всякую конкретность, едва речь заходит о его собственных обидах. В конце концов боярин отказывается даже перечислить эти обиды под тем предлогом, что их слишком много.

В действительности Курбский ничего не мог сказать о преследованиях на родине, лично против него направленных. Поэтому он прибегнул к цитатам богословского характера, чтобы обличить царя в несправедливости. Эти цитаты он заимствовал, однако, не из "священного писания", а из письма некоего литовского монаха Исайи, сидевшего в московской тюрьме". Пересланное в Литву из Вологды с лазутчиками, это письмо попало к Курбскому, очевидно, из рук русских эмигрантов.

С помощью цитат из Исайи Курбский пытался доказать, что Грозный впал в "небытную ересь" (иначе говоря, царь как еретик надеется избежать суда божьего), что сам он, автор письма, сколько ни вопрошал свою совесть (перед лицом бога), не нашел в себе никакого прегрешения против царя. Последняя цитата из Исайи гласила: "И воздал еси мне злая возблагая и за возлюблено мое - непримирительную ненависть". При ближайшем рассмотрении обнаруживается, что за "возлюблением" Курбского, за его мнимым "доброхотством" царю крылось давнее предательство.

Беглый боярин решил передать письмо Грозному через своих юрьевских друзей, и для этого послал в Юрьев верного холопа Василия Шибанова. Холоп должен был испросить взаймы деньги у печерсних монахов, а заодно наведаться в Юрьев и передать верным людям записку Курбского, В записке заключена была просьба вынуть из-под печи в воеводской избе боярские "писания" и передать их царю или печерским старцам. После многих лет унижений и молчания Курбский жаждал бросить в лицо бывшему другу гневное обличение, а заодно оправдать перед всеми свою измену.

Тайный гонец Курбского не успел осуществить своей миссии. Его поймали и в оковах увезли в Москву. Предание о подвиге Шибанова, вручившего царю "досадительное" письмо на Красном крыльце в Кремле, легендарно. Достоверно лишь то, что пойманный холоп даже под пыткой не захотел отречься от господина и громко похвалял его, стоя на эшафоте.

Раздоры с думой и вызов, брошенный Курбским, побудили Грозного взяться за перо для вразумления строптивых подданных.

Курбский получил эпистолию царя через несколько месяцев после побега. В то время он уже переехал из Вольмара в Литву, и король наградил его богатыми имениями. Интерес к словесной перепалке с Грозным стал ослабевать. Беглый боярин составил краткую доказательную отписку царю, но так и не отправил ее адресату. Отныне его спор с Иваном могло решить лишь оружие. Интриги против "божьей земли", покинутого отечества, занимали отныне все внимание эмигранта. По совету Курбского король натравил на Русь крымских татар, а затем послал свои войска к Полоцку". Курбский участвовал в литовском вторжении. Несколько месяцев спустя с отрядом литовцев он вторично пересек русские рубежи. Результаты этого нового вторжения были подробно описаны в дневниковой записи рижского дипломатического агента от 29 марта 1565 года. Автор дневника вел переговоры с высшими сановниками Литвы и с их слов узнал о разгроме отборной 12-тысячной русской армии. Эта победа, записал он, одержана была благодаря ренегату Курбскому, перебежавшему на сторону короля. Хорошо зная местность, Курбский с 4-тысячным литовским войском занял выгодную позицию, вследствие чего русские должны были растянуть свои силы по узкой дороге и оказались окруженными со всех сторон болотом. Сражение завершилось, кровавым побоищем: около 12 тысяч русских были перебиты, 1500 взяты в плен.

Реляция Курбского и его литовских сторонников, без сомнения, преувеличила масштабы одержанной ими победы. Однако совершенно очевидно, что действия беглого боярина нанесли немалый ущерб России. Опрокинув русские заслоны, неприятель, по словам рижского агента, разорил четыре воеводства в землях московитов. Враги увели много пленных и 4 тысячи голов скота. Легкая победа вскружила боярскую голову. Изменник настойчиво просил короля дать ему 30-тысячную армию, с помощью которой он вызвался завоевать Москву. Если по отношению к нему есть еще некоторые подо-, зрения, заявлял Курбский, он согласен, чтобы в походе его приковали цепями к телеге, спереди и сзади окружили стрельцами с заряженными ружьями, чтобы те тотчас же застрелили его, если заметят в нем неверность; на этой телеге, окруженный для большего устрашения всадниками, он будет ехать впереди, руководить, направлять войско и приведет его к цели (к Москве), пусть только войско следует за ним.

Эмигрант не выражал больше сожаления о "божьей земле" и не выставлял себя защитником всех преследуемых и гонимых на Руси. Круг предательства замкнулся: Курбский поднял меч на родную землю.

3. вопрос

Характер и содержание русской публицистической литературы, начиная с 40-х годов XVIв., определяются преимущественно борьбой восходящего дворянства и быстро клонившимся к политическому и экономическому упадку боярством, со времени учреждения в 1564 г опричнины окончательно утратившим свои былые социальные привилегии.

Виднейшим идеологом дворянства в эпоху Грозного является Иван Пересветов, приехавший на Русь из Литвы в конце 1538-нач. 1539 года. В своих сочинениях с конца 40-х годов он является апологетом самодержавного Русского государства, поддерживающего в первую очередь интересы дворянства и организованного на основе регулярно действующего чиновничьего и воинского аппаратов.

В «Сказании о царе Константине», рисуя гибельное влияние византийского боярства на царя Константина и на судьбы Византии, Пересветов аллегорически изображает засилье боярской партии в пору малолетства Ивана Грозного. Здесь, как и во многих своих произведениях, Пересветов является сторонником царской «грозы».

В ^ Большой челобитной Ивану Грозному Пересветов, ссылаясь на волошского воеводу, уже прямо говорит о засилье в Русском царстве бояр. В«Сказании о Магамет-салтане» в замаскированной форме представлена целая политическая программа, предвосхищающая собой позднейшие государственные реформы Ивана Грозного, в частности учреждение опричнины. Последний византийский царь Константин был гуманным и кротким правителем. Этими качествами царя воспользовались бояре, которые лишили его силы и могущества, в результате чего Византия была захвачена турками.

Государственная практика Магмет-салтана, покорителя Византии, была совершенно иная, чем практика Константина. Он (Магомет):

1. Почти свел на нет боярскую власть и боярские привилегии

2. Предоставил значительные преимущества воинству.

3. Уничтожил такую систему административного аппарата, при которой администратор брал в свою пользу налоги и пошлины, взимаемые им с населения: все налоги должны были идти непосредственно в казну, а чиновник-администратор получал определенное жалованье.

4. Заботится о создании образцового войска и всячески покровительствует ему. (Царь силен и славен войском)

5. Правонарушения искореняет сурово и беспощадно, руководствуясь тем, что «как конь под царем без узды, так царство без грозы»

6. Магмет расценивает своих подданных не по степени их знатности, а по качеству их заслуг, особенно воинских. Считает, что в государственных делах самое важное – правда.

Сочинения Пересветова написаны простым, энергичным языком, почти совершенно чуждым элементов церковно-славянской речи. Его публицистические взгляды сложились, очевидно, в известной мере под воздействием западноевропейской политической практики (до приезда на Русь Пересветов долго жил на Западе – в Венгрии, Чехии, Польше). Представление об идеальном монархе – мудреце и философе, какое он себе усвоил, было обычным у европейским гуманистов.

Боярская партия в свою очередь выдвигает такого публициста, как кн. А.М.Курбский, плодовитый писатель, автор 3-х посланий к Грозному и «Истории о великом князе Московском», написанных им в Литве (70-е гг XVI в.), куда он, изменив родине, бежал от гнева Грозного после проигранного сражения в Ливонии.

Стиль Курбского обнаруживает в нем искусного оратора, умеющего сочетать патетичность речи со стройностью и строгой формальной логичностью повествования.

В первом же своем послании к Грозному, написанном в 1564г, Курбский, обличая царя в жестокостях по отношению к боярам, обращается к нему с гневной речью, построенной большею частью в форме риторических вопросов и восклицаний. Перечисляет все преследования, которые он претерпел от Грозного. Это свое писание, «слезами измоченное», Курбский обещает положить с собой в гроб, отправляясь на суд божий.

Получив вскоре в ответ на свое конструктивно очень стройное послание многословное, пересыпанное обширными цитатами послание Грозного, Курбский отзывается о стиле Грозного как о «широковещательном и многошумящем» писании. Грозный был человеком начитанным, но ему чуждо было академически выдержанное красноречие Курбского.

Курбского удивляет, что Грозный решился послать столь нескладное послание в чужую землю, где имеются люди, искусные «не токмо в граматических и риторских , но и в диалектических и философских учениях».

Курбский не был идеологом того удельного «княжья», которое мечтало о возврате к порядкам, бывшим при его предках; он не отрицал исторической роли Русского государства, но стремился к сохранению известной доли былых своих преимуществ и к оформлению господствующего положения крупных землевладельцев.

Обида Курбского на Грозного была тем сильнее, что Курбский осознавал себя одним из тех преследуемых Грозным княжат, которые, как и сам царь, происходили «от роду великаго Владимира», о чем опальный князь и напоминал своему гонителю.

^ Произведения Грозного принадлежат эпохе, когда индивидуальность уже резко проявлялась у государственных деятелей, и в первую очередь у самого Грозного, а индивидуальный стиль писателей был развит еще очень слабо, и в этом отношении стиль произведений самого Грозного - исключение. На фоне общей, характерной для средневековья безликости стиля литературных произведений стиль сочинений Грозного резко своеобразен, но он далеко не прост и представляет трудности для его характеристики. На первый взгляд стиль произведений Грозного может показаться даже лишенным единства. В нем как бы борются разные стихии языка, различное отношение к действительности; необычайная и очень горячая искренность - со зловещим притворством, чувство собственного превосходства над читателями - со сменяющим это чувство отношением к читателю как к равному. В сочинениях Грозного сочетается стремление исправлять и наказывать силой - с желанием переубеждать и опровергать доводами разума, торжественность обращений - с просторечием и грубой бранью, сдержанность - с запальчивостью. Царь отличался в этих выступлениях "большим красноречием" и "употреблял смелые выражения". Не удивительно, что и в своих литературных произведениях Грозный властно ломал стилистические традиции и "литературный этикет" своего времени. Нельзя думать, что Грозный нарушал современные ему литературные приличия "по невежеству", как это изображал его литературный и политический противник князь Андрей Курбский. Грозный был одним из образованнейших людей своего времени.

Как у многих эмоциональных писателей, стиль Грозного сохранял следы устного мышления. Он писал - как говорил. Возможно, он диктовал свои послания. Отсюда не только следы устной речи в его писаниях, но и характерное для устной речи многословие, частые повторения мыслей и выражений, отступления и неожиданные переходы от одной темы к другой, вопросы и восклицания, постоянные обращения к читателю как к слушателю. Грозный ведет себя в своих посланиях совершенно так, как в жизни. В нем не столько сказывается манера писать, сколько манера себя держать с собеседником. За его писаниями всегда стоит реальность: реальная власть, реальная жестокость, реальная насмешка. Он не только пишет, но действует: способен привести в исполнение свои угрозы, сменить гнев на милость или милость на гнев.

В своих посланиях Грозный постоянно играет какую-либо роль. Стиль их меняется в зависимости от взятой им на себя роли. От этого стиль его посланий очень разнообразен. Игра в посланиях - отражение игры в жизни. Чаще всего для Ивана Грозного было характерно притворное самоуничижение, иногда связанное с лицедейством и переодеванием. Притворно-самоуничижительный тон вкраплен в его гневное послание в Кирилло-Белозерский монастырь игумену Козме "с братией". Оно написано по следующему случаю. Несколько опальных бояр, в том числе Шереметев и Хабаров, забыв свои монашеские обеты, устроились в монастыре, как "в миру", и перестали выполнять монастырский устав. Слухи и сообщения об этом доходили и до Грозного, составившего в связи с этим свое обширное послание в Кирилло-Белозерский монастырь.

Письмо Грозного в Кирилло-Белозерский монастырь - это развернутая импровизация, импровизация вначале ученая, насыщенная цитатами, ссылками, примерами, а затем переходящая в запальчивую обвинительную речь - без строгого плана, иногда противоречивую в аргументации, но написанную с горячей убежденностью в своей правоте и в своем праве учить всех и каждого.

Его письмо в Кирилло-Белозерский монастырь, пересыпанное вначале книжными, церковнославянскими оборотами, постепенно переходит в тон самой непринужденной беседы: беседы страстной, иронической, почти спора, и вместе с тем преисполненной игры, притворства, актерства. Он призывает в свидетели бога, ссылается на живых свидетелей, приводит факты, имена. Его речь нетерпелива. Он сам называет ее "суесловием". Как бы устав от собственного многословия, он прерывает себя: "что ж много насчитати и глаголати", "множае нас сами весте..." и т. д.

^ Наибольшей известностью из сочинений Грозного пользуется переписка с князем Курбским. Здесь также явно ощущается живая перемена тона письма, вызванная нарастанием гнева. Но переходы и здесь своеобразны. Грозный не повторяется даже в своем эмоциональном отношении к действительности. В первом письме к Курбскому, написанном им в ответ на письмо Курбского, Грозный гораздо сдержаннее, чем в своем послании игумену Козме в Кирилло-Белозерский монастырь. Между царем и изменником не могло быть той непосредственности, какая была в его послании кирилло-белозерским монахам. Грозный выступает здесь с изложением своих взглядов как государственный человек. Он стремится дать понять Курбскому, что ему пишет сам царь - самодержец всея Руси. Свое письмо он начинает пышно, торжественно. Он пространно говорит о своих предках. Он не допускает здесь, разумеется, того издевательски приниженного тона, что в послании в Кирилло-Белозерский монастырь.

Но и здесь, в конце концов, дает себя знать темпераментная натура Грозного. Постепенно, по мере того как он переходит к возражениям, тон письма его становится оживленнее. Грозный резко возражает против мнения Курбского о необходимости ему иметь мудрых советников из бояр. В полемическом задоре Грозный называет бояр своими рабами. Повторяющиеся вопросы усиливают энергию возражений. Постепенно тон письма становится запальчивым. Он с азартом издевается и высмеивает Курбского, отпускает такие насмешки, которые уже лишены всякой официальности. Грозный мог быть торжественным только через силу. На время вынужденный к торжественности тона, Грозный в конце концов переходит к полной естественности. Можно подозревать Грозного иногда в лукавстве мысли, иногда даже в подтасовке фактов, но самый тон его писем всегда искренен.

Это был поразительно талантливый человек. Казалось, ничто не затрудняло его в письме. Речь его текла совершенно свободно. И при этом какое разнообразие лексики, какое резкое смешение стилей, просторечия и высоких церковнославянизмов, какое нежелание считаться с какими бы то ни было литературными условностями своего времени! И это сразу после того, как сам же ими пользовался в полной мере, ему ничего не стоит переходить от церковнославянского языка к грубому просторечию.

Казалось бы, он не имеет своего стиля, ибо пишет по-разному, "во всех стилях" - как вздумается. Но именно в этом свободном отношении к стилю и разрушаются стилистические, жанровые трафареты, а на смену им постепенно приходит индивидуальное творчество и личностное начало.

Смелый новатор, изумительный мастер языка, то гневный, то лирически приподнятый (как, например, в своем завещании 1572 г.), мастер "кусательного" стиля, самодержец всея Руси, любивший игру в смирение, изображавший себя обиженным или приниженным, пренебрегавший многими литературными традициями ради единой цели: убедить и высмеять своего противника, - таков Грозный в своих произведениях.

Мемуары

МЕМУАРЫ - специфический жанр литературы, особенностью которого является документальность. При этом документальность их основывается на свидетельских показаниях мемуаристов, очевидцев описываемых событий. Воспоминании помогают восстановить множество фактов, которые не отразились в других источниках. Мемуарные частности могут иметь решающее значение для реконструкции того или иного события. И если уж кто-то взялся за перо, то читатель вправе надеяться узнать правду. Однако по меньшей мере три обстоятельства мешают авторам выполнить свои благие намерения.

Во-первых, это память, которая с годами, увы, слабеет. Во-вторых, это особенности индивидуального психического склада, и силу чего человек помнит одно и забывает другое. В-третьих, это особенности условий, эпохи, когда создавались мемуары. Эти особенности так или иначе, но обязательно накладывают отпечаток на мировоззрение автора, на степень правдивости, сокрытия или искажения тех или иных фактов. Вообще-то, это свойство всех мемуаров, но мемуаров советской эпохи особенно.

Воспоминания - это не только бесстрастная фиксация событий прошлого, это и исповедь, и оправдание, и обвинение, и раздумья личности. Поэтому мемуары, как никакой другой документ, субъективны. Это не недостаток, а свойство мемуаров, ибо они несут на себе отпечаток личности автора. Все достоинства и недостатки мемуариста невольно переносятся и на воспоминания. В противном случае мемуары безлики. Иногда в исторической литературе, в учебниках субъективность мемуаров если и не оценинается открыто как недостаток, то подразумевается. Однако иными мемуары быть не могут. Их субъективность есть объективно присущее им свойств.

Особая ценность мемуаров состоит в том, что наша история плохо отражена в документах. Наша отечественная история гораздо меньше отражена в документах, чем в умах людей. Эта особенность связана с характером Сталина и сталинского периода. Нам в помине не был присущ немецкий педантизм, когда в документах фиксируется все до мельчайших подробностей: численность лагерей во время войны, количество заключенных, число вырванных у них золотых зубов, вес волос и т. д. В нашей истории такая точность отсутствует, многие архивы уничтожены, нет и никогда не

было многих важных документов. Сталин запрещал записывать далее свои собственные приказы на заседаниях Ставки главнокомандующего. Протоколы заседаний Политбюро не велись. Сталин запрещал фиксировать свои телефонные разговоры. Все это лиша