Глава 17. Человек как существо «биосоциальное»

Фраза о том, что «человек — существо биосоциальное» присутствует практически во всех школьных и вузовских учебниках обществоведения, «обществознания», социологии, политологии.

Обратимся к стандартному учебнику «Введение в обществознание» для 8 — 9 классов общеобразовательных учреждений под редакцией Леонида Наумовича Боголюбова[45], выпущенному издательством «Просве­ще­ние» в 2003 г., которое характеризуется как 8‑е по счёту, к тому же — «пере­работанное и дополненное». Выделенное курсивом подразумевает, что коллектив авторов учебника и научный руководитель — редактор имели более, чем достаточно времени, чтобы вникнуть в суть вопроса и дать школьникам жизненно состоятельные представления о том, что в жизни индивида и общества обусловлено биологией вида «Человек разумный», а что обусловлено социокультурными факторами. Вот как тема «человек — существо биосоциальное» освещается в названном учебнике, обновлённые версии которого употребляются в школах России по настоящее время (2014 г.): комментарии в сносках по тексту цитат — наши.

«Отличие человека от других живых существ. Что такое человек? Чем он отличается от животных? Над этими вопросами люди задумывались давно. Древний философ Платон отвечал на них так: «Человек — это двуногое животное без перьев». Через две тысячи лет известный французский физик и математик Б. Паскаль возразил Платону: «Человек без ног всё же остаётся человеком, а петух без перьев человеком не становится».

Что отличает людей от животных? Есть, например, признак, присущий только людям: из всех живых существ лишь человек имеет мягкую мочку уха[46]. Но является ли этот факт тем главным, что отличает человека от животных?

Великие мыслители пришли к выводу: самый важный признак человека заключается в том, что он существо общественное, или социальное (латинское слово socialis означает «обще­ствен­ный»). (Вспомните из курсов истории и биологии, что вам известно о происхождении человека[47]). Итак, человек — это существо общественное. Лишь в обществе, в общении между людьми[48] происходило формирование таких человеческих качеств, как язык (речь), способность мыслить[49] и др.» (рассматриваемый учебник, с. 8).

«Но, будучи общественным (социальным) существом, человек не перестаёт быть существом природы. Природа создала тело человека. Бестелесны только призраки в страшных сказках[50]. Результатом длительного развития природы является человеческий мозг. Человек — чудесное создание природы. Он имеет многие биологические потребности: дышать, питаться спать, он нуждается в определённой тепловой среде. Наше тело, кровь, мозг принадлежат природе. Следовательно, человек — существо биологическое. Это проявляется в анатомии и физиологии человека, в протекании нервно-мозговых, электрических, химических и других процессов в человеческом организме.

Социальное и биологическое слиты в человеке воедино. Прямая походка, строение мозга, очертание лица[51], форма рук — всё это результат изменений, происходивших длительное время (мил­ли­оны лет). Каждый ребёнок обладает послушным его воле пальцами: он может взять кисть и краски, рисовать. Но стать живописцем он может только в обществе. У каждого родившегося есть мозг и голосовой аппарат, но научиться мыслить и разговаривать он может только в обществе. У каждого человека, как и у любого животного есть инстинкт самосохранения. Значит, в человеке биологическое и социальное начала органически связаны между собой, и только в таком единстве существует человек. Это неразрывное единство позволяет сказать: человек — существо биосоциальное» (рассмат­ри­ва­емый учебник, с. 9).

Кроме того, что ряд утверждений, высказанных в цитированном учебнике, противоречат фактам жизни (как бытовым, так и известным по публикациям учёных исследователей-профес­сио­на­лов: см. сноски по ходу цитат), приведённый текст не уникален: это — один из многих примеров того, что ни в одном из стандартных учебников «обществознания», социологии, политологии НЕТ содержательного ответа на следующие вопросы:

· какова биологическая специфика вида «Человек разумный» и что именно в жизни общества обусловлено ею?

· что обусловлено социокультурными факторами (как во множестве открытых возможностей развития культуры, так и в исторически сложившейся культуре, некоторым образом реализовавшей одну единственную возможность из множества возможностей, которые были открытыми некогда в прошлом)?

· как в идеале в жизни общества биологически обусловленное и обусловленное социокультурно должны гармонично взаимно дополнять друг друга?

· в чём и как общество отступило от этого идеала?

· как этот идеал воплотить в жизнь, т.е. как перейти к нему от исторически сложившегося образа жизни общества? [52]

Но без жизненно состоятельного ответа на эти вопросы — общество способно только к суете в гонке потребления и борьбе индивидов за «социальный статус» во внутрисоциальной иерархии особей и кланов.

Не лучше обстоит дело, когда биологи, специализирующиеся в области этологии и зоопсихологии (отрасли биологической науки, изучающие поведение животных), будучи запредельно невежественны в культурологии (включая и религиоведение) и в исторической науке (при всех их недостатках), начинают объяснять всё в жизни общества почти что исключительно действием безусловных рефлексов и инстинктивных программ[53].

Если же затрагивать тему биологически обусловленного в жизни общества по её сути, то она носит двухаспектный характер:

· во-первых, это вопрос о специфике строения и развития организма человека и его физиологии в разные возрастные периоды[54];

· а во-вторых, это вопрос о «базовом», т.е. врождённом информационно-алгоритмическом обеспечении поведения особей и жизни популяций биологического вида «Человек разумный».

Если этого нет, то личностной и социальной сути человека нет, и как следствие — нет предмета и для обсуждения.

Прежде всего необходимо указать на следующее обстоятельство:

Биологическому виду «Человек разумный» свойственна самая высокая в биосфере кратность отношения массы и объёма головного мозга взрослой особи к массе и объёму мозга новорождённого.

Это — наиболее значимая телесно-анатомическая характеристика всех здоровых представителей вида «Человек разумный» на протяжении жизни каждого из них. И, соответственно, не «мягкая мочка уха», не прямохождение и не что-то ещё в отдельности или в совокупности, о чём упомянуто в учебнике «Введение в обществознание», а именно это — главная анатомическая (морфологическая) характеристика биологического вида в целом, которой другие особенности сопутствуют при полноценной отработке генетической генно-здоровой программы развития организма.

И этой характеристической особенности нашего биологического вида сопутствует то обстоятельство, что на момент рождения организм человека находится на стадии развития, которая соответствует развитию эмбриона прочих видов приматов примерно на 60‑процентном сроке беременности их самок. Т.е. человеческий детёныш, в отличие от представителей многих других млекопитающих, рождается не способным к сколь-нибудь самостоятельной жизни[55]:

· так, если новорождённый оленёнок спустя полчаса после рождения уже может сам бежать за матерью[56],

· то в течение двух первых лет жизни самое лучшее место для человеческого детёныша — быть на руках матери.

Вследствие этого у человека самый продолжительный (по отношению к длительности его жизни) период взросления, т.е. период послеутробного развития организма и развития психики[57]. На протяжении периода взросления в соответствии с генетической программой происходит развёртывание структур организма и развитие психики как информационно-алгоритмической системы, необходимых для взрослой жизни особи.

Указанная главная телесно-анатомическая характеристика вида «Человек разумный» обуславливает и «базовое» — врождённое — информационно-алгоритмическое обеспечение поведения его особей, т.е. цели, на достижение которых оно работает, способы их достижения и взаимосвязи компонент, как в пределах индивидуальной психики, так и при образовании коллективных психик теми или иными совокупностями особей. Оно включает в себя:

 1. Комплекс врождённых инстинктов и безусловных рефлексов.

 2. «Ключи и пароли доступа» к информационно-алгоритми­ческим массивам эгрегоров предков (предков — как по унаследованным организмом хромосомам, так и предков исключительно по биополю: предки исключительно по биополю могут иметься вследствие телегонии).

 3. Потенциал формирования импринтинговой составляющей[58] (которая отчасти связана с возрастом, и формирование которой требует достижения определённых стадий развития организма в целом и головного мозга и нервной системы, в частности), а отчасти — с обстоятельствами, в которых она формируется в определённом возрасте.

 4. Потенциал освоения исторически сложившейся культуры и её дальнейшего развития.

Культура вариативна и изменяется в историческом развитии общества. Импринтинговая и родственно-эгрегориальная составляющие во многом индивидуально-своеобразны. Но инстинктивно-рефлектор­ная составляющая — единообразна и неизменна на протяжении жизни биологического вида, и она свойственна всем биологически здоровым представителям вида «Человек разумный». Она является информационно-алгоритми­чес­кой основой, на которой возникли в прошлом все культурно своеобразные общества, а культура является по отношению к ней своего рода надстройкой и наряду с самостоятельными (в смысле не обусловленными биологией вида непосредственно), содержит продолжения и культурные оболочки инстинктивных программ поведения и безусловных рефлексов.

И в случае краха глобальной цивилизации и практически полного забвения наработанной в прошлом культуры — именно инстинктивно-рефлекторная составляющая способна обеспечить выживание одичавшего человечества в природной среде и стать основой, позволяющей реализовать творческий потенциал в создании новой культуры и новой цивилизации, что, судя по фактам, относимым к теме «запретной археологии», и их интерпретации разработчиками концепций исторического прошлого, альтернативных культовой концепции всемирной истории, созданной официальной наукой, уже неоднократно случалось в истории планеты Земля[59].

В случае анализа функционирования технических систем мы можем во многих случаях распечатать программный код, построить блок-схемы алгоритмов и проанализировать их. По отношению к комплексу программ инстинктивного поведения мы такой возможностью не обладаем, и потому остаётся только выявлять инстинктивно запрограммированную алгоритмику поведения, выявляя и анализируя её проявления в жизни общества, а также выявляя более или менее соответствующие аналоги поведенческих программ в жизни других биологических видов.

Инстинктивная составляющая информационно-алгоритми­чес­кого поведения человека (в нашем восприятии) большей частью локализована в организме (т.е. записана в нём), а меньшей частью — в видово́м и популяционном эгрегорах и включает в себя две компоненты:

· Первая — индивидуально-ориентированная, обеспечивающая жизнь особи. Это прежде всего:

Ø «ключи» и «пароли» входа в эгрегоры биоценозов и связанный с ними минимальный набор навыков питания при пребывании особи в естественно-природной среде обитания;

Ø инстинкт самосохранения, с которым связаны две поведенческие программы (первая — убежать или спрятаться от опасности либо вторая — напасть на опасность);

· Вторая — ориентированная на коллективность, обеспечивающая:

Ø «автоматическое» воспроизводство новых поколений биологического вида (это инстинкты полового поведения);

Ø поддержание жизненной состоятельности вида в биосфере в преемственности поколений во взаимодействии популяций и особей со средой обитания (это всё, связанное с реализацией естественного отбора, в котором погибают наиболее слабые и болезненные особи и особи-неудачники);

Ø инстинктивная алгоритмика стадно-стайного поведения[60] (более обстоятельно о ней речь пойдёт в конце настоящего раздела).

Причём в комплексе инстинктивных программ поведения первая компонента подчинена второй, т.е. в жизни популяции биологического вида «Человек разумный» индивидуально-ори­е­н­ти­ро­ванное обслуживает ориентированное на коллективность. Сбои (т.е. изменение порядка приоритетов названных компонент) в жизни могут иметь место, но они носят единичный характер по отношению к статистике поведения полной совокупности особей[61].

Чтобы понять суть и характер взаимодействия друг с другом инстинктивных программ поведения, свойственных представителям вида «Человек разумный», необходимо:

· во-первых, вывести из рассмотрения культуру, или иначе говоря — представить (вообразить) жизнь популяции вида «Человек разумный» при «зачаточном» состоянии культуры как хранительницы смысла жизни культурно своеобразного общества — смысла жизни, выходящего за пределы:

1) удовлетворения физиологических и бытовых потребностей индивида и

2) задачи воспроизводства поколений культурно своеобразной популяции биологического вида.

· во-вторых, надо понять, какие задачи особи и популяции биологического вида при указанном ограничении (близком к «нулевому» уровне развития культуры) должны решать в своей жизни в «автоматическом» режиме.

Начнём с того, что не способный к самостоятельной жизни новорождённый малыш в первые примерно два года жизни инстинктивно-рефлек­торно и импринтингово ориентирован на то, чтобы жить у мамы на ручках (в крайнем случае — на ручках у папы, бабушки или дедушки). Любая попытка мамы освободить свои руки от малыша, замеченная им, в подавляющем большинстве случаев сопровождается протестным криком, не реагировать на который его мама и прочие близкие не могут.

Биологически нормальный срок кормления малыша грудью обусловлен динамикой развития его организма и пищеварительной системы (при условии, что искусственные смеси для вскармливания в культуре отсутствуют) и составляет порядка 2 — 3 лет[62] (хотя в некоторых культурах существуют традиции и более продолжительного кормления[63], но они не обусловлены биологически уровнем развития организма ребёнка или даже подростка[64]).

Со своей стороны мать в период беременности и в период, когда малышу лучше всего живётся у неё на руках, инстинктивно и рефлекторно ориентирована на решение задачи обслуживания своего будущего или уже рождённого ребёнка. Поэтому «сбросить ребёнка с рук» как помеху её собственному персональному самоудовлетворению в жизни (в чём бы и как бы самоудовлетворение ни выражалось в ту или иную эпоху) — это всегда конфликт с инстинктивной программой материнского поведения, и в подавляющем большинстве случаев мама на это не способна в силу «автоматической» подчинённости материнскому инстинкту; если же она оказывается способна в условиях обыденной жизни общества «сбросить ребёнка с рук»[65], то в подавляющем большинстве такого рода случаев она является биологически дефективной особью.

Ещё одна из программ инстинктивного поведения мам связана с общебиосферной закономерностью: рождаемость во всех биологических видах обусловлена инстинктивно и физиологически так, что она всегда избыточна по отношению к ёмкости экологической ниши, которую может занимать популяция вида. Вследствие этого избыточные по отношению к ёмкости экологической ниши особи уничтожаются в ходе естественного отбора, если у них нет возможности мигрировать на другие территории, где давление среды обитания на них будет в пределах, допустимых для их выживаемости.

У многих биологических видов миграция новых поколений в другие ареалы обитания протекает под диктатом инстинктивных программ изгнания старшими поколениями поколений их детей, вышедших из детского возраста. Изгнанию или исходу предшествуют инстинктивно обусловленные конфликты поколений на тему «кто в доме главный»: новые поколения пробуют самоутвердиться за счёт того, чтобы потеснить старших, и в случае проигрыша «войны родственных поколений за место под солнцем», — покидают ареал обитания. В жизни биологического вида эти конфликты, казалось бы, нецелесообразные в пределах одной популяции, решают задачу предельно полного заполнения видом экологической ниши в аспекте её географической локализации и уменьшения экологической нагрузки, оказываемой видом на сложившийся к этому времени определённый ареал обитания соответствующей популяции.

Конфликты детей и старших поколений семьи в обществе, бессмысленные в социальном аспекте, имеют эту же инстинктивную основу, которая предстаёт в разного рода культурных оболочках, своеобразных в каждом обществе, в каждую эпоху. Такие конфликты в пределах семьи могут длиться всю жизнь, но могут и затихать по мере взросления детей и обретения мудрости старшими[66].

В период жизни ранее наступления биологической старости, — в естественном отборе погибают прежде всего слабые, болезненные особи и особи-неудачники, чья психика в силу каких-то причин оказывается не способной обеспечить выживание особи во взаимодействии со средой обитания. За счёт их гибели в процессе естественного отбора поддерживается генетическое здоровье и жизненная состоятельность в биосфере популяции и биологического вида в целом в преемственности поколений.

Кроме того, что наиболее слабые и болезненные особи идут на прокорм другим биологическим видам (хищникам, падальщикам, микроорганизмам), другим аспектом естественного отбора является внутривидовая конкуренция, в которую вовлекаются как особи, так и родовые линии в целом. И борьба за «лучшее место под солнцем» как борьба за лучшие в некотором смысле[67] условия для того, чтобы рожать и растить СВОИХ детей, — заложена в инстинктивные программы женщины[68]: мужчины, предоставленные самим себе, в большинстве своём мало агрессивны в борьбе за место под солнцем в сопоставлении с женщинами, конкурирующими друг с другом и за обладание «лучшим самцом», и за «лучшее место под солнцем» для себя и СВОИХ детей.

Но если мама на протяжении длительного времени полностью подчинена задаче обслуживания жизни своего ребёнка, то она практически недееспособна[69] или весьма ограничена в дееспособности во всех остальных аспектах жизни. Соответственно в задаче воспроизводства поколений биологического вида кто-то должен в безальтернативно «автоматическом» режиме обеспечивать жизнь мамы и ребёнка в период их полной недееспособности и ограниченной дееспособности.

Кроме того, беременная самка или мама с малышом на руках — не лучшая «боевая единица» для борьбы за «лучшее место под солнцем» в целях рождения и взращивания детей, не говоря уж о том, что в ходе борьбы мам друг с другом ущерб здоровью могут понести не только они сами, но и дети обеих, что нежелательно в ходе решения задачи воспроизводства новых поколений биологического вида. Соответственно и борьбой за «лучшее место под солнцем» в интересах мамы и её детей должен заниматься кто-то другой.

Первый в списке потенциальных помощников маме и малышу в разрешении всех названных выше их проблем, включая и борьбу за «лучшее место под солнцем», — спутник жизни мамы, в большинстве случаев он же — папа малыша. У него в психике тоже есть родительские инстинкты, некоторым образом привязывающие его к ребёнку, хотя он свободен от миссии кормления малыша грудью[70]. И почти во всех культурах есть поговорки в смысле «никто не герой перед своею женой…» и анекдоты на эту же тему[71]. В них выразился замеченный всеми исторически устойчивыми обществами факт безусловной, «автоматической» подчинённости мужчины задаче обслуживания его спутницы жизни, в основе чего лежит власть над мужчиной половых инстинктов.

Таким образом программы родительских инстинктов обеспечивают взросление ребёнка под опёкой родителей. Но в основе взросления ребёнка — генетическая программа развития организма и психики личности. Поскольку функции полов в процессе воспроизводства новых поколений биологического вида различны, то генетические программы развития организмов и психики мальчиков и девочек подчинены тому, чтобы, повзрослев, они наиболее полно выполняли функции своего пола в этой задаче. Соответственно различию функций полов генетические программы развития организма и психики у девочек и у мальчиков тоже различны. Общее только то, что обе программы ориентированы на то, чтобы взрослые особи обоих полов были способны включиться в процесс воспроизводства новых поколений и исполнить в нём свои специфические функции.

Особенности и отличия генетических программ развития организмов и становления психики мальчиков и девочек проистекают именно из тех функций, которые им (когда они повзрослеют и станут мужчинами и женщинами) предстоит выполнять в задаче обеспечения наиболее высокой выживаемости их будущих детей в период взросления.

Вопрос о выживаемости в период взросления надо пояснить. Кроме того, что человек рождается полностью зависимым от родительской опёки на первых этапах его жизни, так и плодовитость биологического вида «Человек разумный» не велика в сопоставлении с плодовитостью подавляющего большинства прочих биологических видов: естественный ритм рождаемости при жизни общества под властью инстинктов и при отсутствии мер по предотвращению и прерыванию беременности — максимум[72] один ребёнок в год на протяжении 10 — 15 (редко более) лет; рождение двух и более детей одновременно — явление редкое. Поэтому в задаче воспроизводства новых поколений биологического вида (ещё раз уточним: при близком к нулю уровне развития культуры, когда культурная среда практически не защищает особь от воздействия главным образом внесоциальных опасностей) вопрос о выживаемости беременных самок и мам с малышами — далеко не последний вопрос. Будь при такой плодовитости выживаемость человеческих детёнышей в период взросления на уровне выживаемости крокодилов[73], — это привело бы к исчезновению биологического вида «Человек разумный». Реальная выживаемость выше, чем у крокодилов, но и она может быть не очень высокой. В прошлом в поле зрения попались данные, основанные на демографической статистике России XIX века, согласно которым приблизительно половина рождённых умирала в возрасте до 10 лет[74]; из числа переживших 10-летний рубеж — половина умирала в возрасте до 40 лет; и только пережившие 40-летие достигали возраста нынешней среднестатистической продолжительности жизни и даже становились долгожителями, при показателях здоровья более высоких, чем это свойственно пенсионерам наших дней в так называемых «развитых странах»[75], поскольку это было естественное — генетически зарограммированное здоровье, а не фальшивое «здоровье» искусственно обеспечиваемое технологиями и организаций внеэтичной медициной наших дней. А в условиях «первобытных», т.е. при близком к нулю уровне развития культуры, статистика выживаемости может быть ещё хуже. Поэтому при зачаточном уровне развития культуры задача обеспечить как можно более высокую выживаемость родившихся на стадии взросления — для биологического вида «Человек разумный» реально актуальная задача.

Но если посмотреть на проблему обеспечения выживаемости популяции в преемственности поколений из-за пределов человечества, то эта задача не может быть решена за счёт рождения в результате одной беременности нескольких детей по следующим причинам:

· «массо-габаритные» характеристики новорождённых не могут быть ниже некоторого видово́го минимума потому, что должна быть обеспечена не только минимальная жизнеспособность, но и полноценное здоровье новорождённого;

· организм матери, даже на последних стадиях беременности должен обеспечивать ей определённую подвижность и кроме того — определённую защищённость содержимого матки от внешних механических воздействий (жировые отложения на брюшной стенке — своего рода «броня» над маткой, а околоплодные воды — не только среда обитания эмбриона-плода, но и ещё один слой защиты от механического воздействия);

· с одним малышом на руках (при жизни в дикой природе при близком к нулю уровне развития культуры) матери тяжёло, с двумя — многократно тяжелее, а с тремя и более — жить вряд ли возможно;

· роль развития биополевого (духовного) единства малыша и матери, при пребывании малыша в раннем детстве на руках у матери (малыш пребывает в биополе матери), — большей частью не осознаётся, хотя это — один из важнейших факторов развития организма и становления полноценной психики личности, а если малышей хотя бы двое, то каждый из них (в условиях жизни в дикой природе при близком к нулю уровне развития культуры) будет чем-то обделён[76].

Вследствие названных выше причин при близком к нулю уровне развития культуры задача выживаемости популяции вида (и человечества в целом) может быть решена прежде всего за счёт базового — врождённого информационно-алгорит­ми­­чес­ко­го обе­с­печения и жизненных навыков, выработанных конкретными особями, но не за счёт имеющейся высокоразвитой «культурной среды», так или иначе защищающей всех.

В таких условиях достичь более высокой выживаемости мам и детей можно на двух алгоритмически-поведенческих рубежах:

· Первый — рубеж упреждения: мама должна иметь настолько развитую интуицию, чтобы обходить опасность стороной вместе с детьми «за семь вёрст»[77].

· Второй — рубеж защиты: если мама и дети всё же оказались под воздействием опасности, то их надо вывести из-под этого воздействия в кратчайшие сроки и, по возможности, — без ущерба их здоровью и без потерь. Это — обязанность папы либо — группы пап в случае, если опасность воздействует на группу, в которой есть и мужчины, и женщины, и дети.

И генетические программы развития организмов и психики мальчиков и девочек ориентированы на то, чтобы, повзрослев, все они были безусловно «автоматически» подготовлены к решению задач на указанных алгоритмически-поведенческих рубежах, свойственных функциям их пола в процессе воспроизводства популяции биологического вида в преемственности поколений.

Известно, что в аспекте достижения половой зрелости (т.е. способности продолжить род) девочки взрослеют раньше мальчиков. Это быстрое телесное взросление девочек — фактор увеличения репродуктивного потенциала популяции[78]. Один самец может оплодотворить многих самок, вследствие чего количественное преобладание способных к деторождению самок в популяции — не проблема для её жизни; а вот избыточное количество самцов — это избыточный уровень конфликтов во внутривидовой конкуренции за самку и потому — проблема; соответственно для популяции жертвовать самцами в целях защиты самок и детей — жизненно более предпочтительная стратегия, нежели противоположная, в которой самцы жертвуют самками и детьми, что в перспективе может привести к исчезновению популяции.

Соответственно, поскольку задача защиты самок и детей — в первую очередь функция самцов, а потом уж их самих, то статистика смертности самцов на протяжении жизни вследствие их гибели или под воздействием последствий полученных ими травм выше, чем аналогичная статистика для самок во многих биологических видах. Поэтому ускоренное в сопоставлении с мальчиками телесное взросление девочек — вклад в увеличение репродуктивного потенциала популяции при низкой плодовитости (в сопоставлении с другими видами), свойственной виду «Человек разумный» биологически.

Тому обстоятельству, что девочки телесно взрослеют раньше мальчиков, сопутствует и убеждённость многих взрослых, что опережающее (в сопоставлении с мальчиками) взросление свойственно девочкам и в аспекте становления личностной психики. Это, казалось бы, подтверждается и тем наблюдением, что:

· пока мальчики приносят домой неприятности, обусловленные созданием и преодолением разнородных опасностей в своих шалостях[79],

· девочки (как правило в период до наступления юности, когда пробуждаются половые инстинкты) становятся действенными помощницами взрослым в повседневных житейских делах[80].

Однако такое мнение поверхностно. Дело в том, что в аспекте становления личностной психики генетическая программа развития девочки ориентирована на то, чтобы девочка, повзрослев, была состоятельна прежде всего на рубеже упреждения, т.е. интуитивно чувствовала опасность и вырабатывала навык уклонения от неё даже при условии, что опасность очень привлекательна. И когда девочка осваивает этот навык, то она действительно успешно уклоняется от опасностей, что оценивается окружающими как достижение ею личностно-психической зрелости, поскольку ставшая «умненькой-благоразумненькой»[81] девочка перестаёт на некоторое время[82] доставлять беспокойство и неприятности родителям. Кроме того, действенная помощь взрослым в делах житейских — это наработка девочкой навыков, которые ей само́й потребуются в будущем в её взрослой жизни, когда она станет домоустроительницей и мамой.

Ещё один вопрос жизни обществ связан с так называемой «женской логикой». Хотя анекдот гласит, что «математическую логику можно изучить за один семестр, а женскую логику невозможно изучить за всю жизнь», но — анекдот ошибочен. Дело в том, что одно из психологических различий мужчин и женщин таково: вне зависимости от того, является ли это генетически запрограммированной особенностью либо же является навыком, выработанным в жизни общества, в культуре которого трудовые функции полов различны на протяжении многих поколений:

· Психика большинства мужчин в большинстве случаев лучше работает в однозадачном режиме, нежели во многозадачном. Иначе говоря, мужчина может делать какое-то одно дело, но контролировать течение нескольких дел одновременно, переключать свою активность между ними по мере надобности, управлять согласованным течением дел всей меняющейся совокупности (особенно — быстро меняющейся) — это для большинства мужчин проблемно или невозможно[83].

· В отличие от большинства мужчин психика большинства женщин вполне устойчиво и достаточно успешно работает во многозадачном режиме[84]. Иначе говоря, женщина способна контролировать течение нескольких известных ей дел одновременно, переключать свою активность между ними по мере надобности, управлять согласованным течением дел всей меняющейся (быстро меняющейся) совокупности, включая и опёку (в том числе и матрично-эгрегориальную — мистическую[85]) её спутника жизни, а также — всех её детей и внуков. Одновременно стряпать обед из нескольких блюд, вести уборку в доме, наблюдать за играми детей и своевременно перехватывать их неуместные шалости или осуществлять какой-то иной набор дел — для женщины это — обыденность, а для мужчины такой многозадачный режим — «чрезвычайщина», «напряг» или невозможность.

Переключение между задачами при работе психики во многозадачном режиме — для женщины дело «само собой разумеющееся», происходящее в подавляющем большинстве случаев «по умолчанию», т.е. без каких-либо деклараций о переходе от «задачи № 1» к «задаче № 4».

Но если в речевом потоке женщины (голосовой аппарат один на всю совокупность задач, решаемых ею одновременно) происходит постоянное переключение между задачами, то у мужчины, не имеющего представления ни о работе собственной психики преимущественно в однозадачном режиме, ни о работе психики женщины во многозадачном режиме в данное время, возникает представление о глубоко порочной и непостижимой «женской логике». Хотя, если все произносимые женщиной речи соотносить с задачами, решение которых в данное время обслуживает её психика, то непостижимо загадочная «женская логика» исчезнет, поскольку в русле решения каждой из задач всё станет на свои места и выявится логика решения всей совокупности задач. Вопрос о качестве решения каждой из задач в совокупности — это другой вопрос. Но если психика женщины обеспечивает решение каждой из задач в некоторой совокупности с приемлемым уровнем качества, то никакой «вздорной женской логики» не существует[86].

Другие женщины, чья психика достаточно успешно работает в многозадачном режиме, не видят проблем с «женской логикой», а мужчин, не способных понять их, когда они пребывают в режиме многозадачности, воспринимают как интеллектуально неполноценных.

У мальчиков личностное становление протекает иначе. Если бы оно шло по девчачьему типу, то повзрослевший мальчик, не обременённый непосредственной заботой о малыше, освоив интуицию, чуял бы опасность не «за семь», а «за десять вёрст», и под воздействием инстинкта самосохранения первым бы «шарахался в кусты» при малейшей угрозе соприкосновения с опасностью. В таком варианте генетической программы развития личности повзрослевшие мальчики — подростки и мужчины — были бы не способны решать задачу обеспечения высокой выживаемости популяции вида на алгоритмически-поведенческомрубеже защиты — вывода мам и детей из-под воздействия опасности (по возможности без ущерба их здоровью и без потерь, а в каких-то случаях — и жертвуя собой). Поэтому, чтобы выработать навыки, необходимые для действия на рубеже защиты, приблизительно в том возрасте, когда девочки вступают в период освоения интуиции и интеграции её в алгоритмику выработки своего поведения, мальчики начинают «играть с опасностями», в том числе и с опасностями, искусственно создаваемыми ими на пустом месте. И их игры с опасностями могут доставить множество проблем и огорчений родителям, другим людям, представителям системы здравоохранения, а в условиях «высоко цивилизованного» общества, где достигается высокий уровень социальной защищённости индивида социокультурными средствами, игры с опасностями могут снижать этот уровень и вызывать неудовольствие правоохранительных органов и прочих экстренных служб (типа российского МЧС).

Но эти мальчишечьи игры с опасностями представляются бессмысленными и социально вредными только в условиях, когда жизнь общества взрослых более или менее благоустроена и стабильна, когда социальная организация и искусственная среда обитания стабильны, вследствие чего люди, находясь под их защитой, редко сталкиваются с разного рода реальными (большей частью стихийными — внесоциальными) опасностями. Если стабильной благоустроенности нет, и разного рода опасности — норма жизни общества, то в играх с опасностям мальчики решают задачу выработки навыков, которые им потребуются во взрослой жизни на втором рубеже обеспечения высокой выживаемости мам и детей (на рубеже защиты), когда их надо вывести в кратчайшее время из-под воздействия опасности по возможности без ущерба их здоровью и без потерь, но возможно, жертвуя при этом собой, т.е. строя своё собственное поведение осмысленно волевым порядком вопреки инстинкту самосохранения.

И в играх с опасностями мальчики вырабатывают навыки осмысленного отношения к опасности, а также — навыки самообладания в обоих его аспектах: 1) собственного лидерства и 2) собственного подчинения другим, необходимые в случаях коллективного взаимодействия с опасностью[87]; и кроме того, вырабатывают некоторую осознанно осмысленную ответственность за других — это прежде всего касается характеров признанных лидеров (беззаботно-безответ­ствен­ный лидер может быть только лидером-однодневкой, но не способен обрести устойчивого признания в таковом качестве).

Некоторая часть такого рода игр с опасностями носит не индивидуальный, а коллективный характер. И в таких коллективных играх действует не только индивидуальная воля, но и инстинкты стадно-стайного поведения, проявлению которых открывает возможности исключение воли из алгоритмики личностной психики в процессе выработки линии поведения, отсутствие воли как таковой или её подавленность теми или иными социокультурными факторами (включая и психотропные вещества)[88] или начавшей реализовываться инстинктивно-рефлекторной реакцией на обстоятельства.

Безусловно, что в такого рода играх с опасностями кто-то калечится, а кто-то и погибает (это происходит в пределах Божиего попущения, которое в отношении детей формируется прежде всего родителями и другими старшими родственниками). Но совокупный ущерб для популяции в результате таких потерь при близком к нулю уровне развития культуры — меньше, нежели ущерб, который мог бы возникнуть в случае, если бы мальчики не играли с опасностями и не вырабатывали в этих играх навыки, необходимые для действий на втором рубеже обеспечения выживаемости мам и детей — на рубеже защиты. Если бы не мальчишечьи игры с опасностями, то подростки и мужчины были бы в своём большинстве не способны решать задачу выведения мам и детей из-под действия реальных опасностей, по возможности без ущерба для их здоровья и без потерь, а подчас — осознанно жертвуя собой.

Ещё раз подчеркнём, что:

Всё описанное выше касается жизни популяции вида «Человек разумный» в условиях близкого к нулю уровню развития культуры, когда культурная среда практически не защищает всех и каждого от потока разного рода большей частью внесоциальных опасностей[89].

Культура же, порождаемая обществом, способна войти в конфликт с биологией человека во многих её аспектах, включая и генетические программы развития организмов и становления личностной психики мальчиков и девочек. Иначе говоря, культура сама способна стать реальной опасностью для будущего как индивидов обоих полов, так и для несущего её общества в целом.

Примером тому культуры большинства толпо-«эли­тар­ных» обществ, достигших высокого уровня социальной организованности (по сути — статистически предопределённой запрограммированности жизни каждого из множества людей, составляющих общество), где подавляющее большинство населения живёт в крупных городах. Условия жизни в них таковы, что мальчишечьи игры с опасностями угро­жают нарушить и реально нарушают эту запрограммированную взрослыми и прошлыми поколениями «благоустроенность». Соответственно мальчишечьи игры с опасностя­ми во многих случаях тупо юридически расцениваются в них как антисоциальное поведение[90]: т.е. как выражение проблем с психикой детей и подростков и как подростковая преступность, которая дол­жна подавляться и искореняться в целях поддержания стабильного благополучия общества.

С тем, что мальчишечьи игры с опасностями в развитой техносфере могут представлять реальную опасность не только для участников игр, но и для окружающих и потомков, — против этого возражать было бы неправильно (подростки могут спровоцировать ДТП, крушение поезда, самолёта, аварийную ситуацию в сетях распределения электроэнергии и т.п.). Также было бы неправильно возражать против того, что мегаполис массово порождает психопатов и калечит психически изначально здоровых.

Но дело в том, что в толпо-«эли­тарных» культурах, достигших высокого уровня запрограммированной потребительской благоустроенности жизни индивида, нет места не только мальчишечьим играм с опасностями, но нет и никаких действенных альтерна­ти­в им, в которых могла бы реализоваться естественная, нормальная генетическая программа развития личности будущего мужчины[91]. А это уже представляет для общества опасность куда большую, нежели всё естественные подростковые шалости и реальная подростковая преступность (результат порочного воспитания и порочного образа жизни мегаполисов). Но эта опасность воздействует на исторически продолжительных интервалах времени и потому проходит мимо восприятия обывателей и политиков, живущих «одним днём», планами недельной продолжительности[92] и вожделениями собрать электорат под свою кандидатуру на очередных выборах, после которых надо сразу же начинать готовиться к победе в следующих выборах и т.п.

Вследст­вие этого культуры за­про­граммировано «благо­устро­ен­ных» толпо-«эли­­тарных» об­ществ блокиру­ют прохо­ждение мальчиков через игры с опас­нос­тями, подав­ляя со­от­ветст­ву­ю­щие детские субкультуры, т.е. фактически они принуждают мальчиков личностно-психи­чески «развиваться» вопреки их генетической программе по социокультурно навязываемой им програм­ме личностного становления в стиле «unisex» (см. фото выше), — как бы бесполой, но фактически выхолащивающей из них мужественность во всех её аспектах, в результате чего из мальчиков массово вырастают неполноценные в биологическом (не способны рожать) и в личностно-психологическом отношении «недобабы» (в частности, интуитивно не развиты, социокультурные функции не определённы либо вредоносны, возможна и несостоятельность в половом поведении).

Положение усу­гу­бляется совмест­ным обучением маль­­­­­­чиков и девочек в подавляющем большинстве общеобразовательных школ «высоко цивилизованных» обществ, о недопустимости чего уже неоднократно говорилось на протяжении десятилетий в разных культурах. Один из аспектов функционирования таких школ состоит в том, что при опережающем телесном взрослении девочек, которому сопутствует и активизация женских половых инстинктов, у девочек активизируется и инстинктивная программа доминирования женщины над мужчиной, жертвой которой становятся мальчики-одноклас­сники[93], если их воля не развита к этому времени настолько, чтобы защитить их психику от этого давления. Статистическое преобладание в школах «педагогов»[94] женского пола (тем более, когда в жизненном укладе так называемых «развитых стран» ребёнок проводит в семье мало времени[95]) вносит дополнительный вклад в это угнетение и извращение личностно-психического развития многих мальчиков, в результате чего, повзрослев телесно, они оказываются личностно-психи­чес­ки несостоятельны как мужчины[96], и соответственно — как человеки, поскольку быть человеком — подразумевает осуществление как биологических, так и социокультурных функций представителя соответствующего пола во всей их полноте и совершенстве[97] во взаимодействии с биосферой и обществом.

Положение ещё более усугубилось со второй половины ХХ века, когда с общеобразовательной школы в так называемых «развитых странах» постепенно, медленно:

· по умолчанию была снята функция «дать как можно более совершенное образование всем, кто способен и желает его получить»[98],

· и также по умолчанию была возложена совершенно иная функция — «сформировать законопослушного обывателя-зомби, гарантировано управляемого посредством социальной иерархии и воздействием средств массовой информации»[99], что предполагает:

Ø полное подавление мальчиковых субкультур игр с опасностями как «антисоциального явления»,

Ø предоставление заведомо дефективных «образовательных услуг» особенно по проблематике философского, социологического и исторического характера (пара «эзотеризм — экзотеризм»[100] в действии поныне).

Неоднократно высказывалось мнение, что деградация носителей мужского начала при достижении цивилизацией достаточно высокого уровня обеспечения безопасности личности социокультурными средствами — один из внутренних факторов самоликвидации обществ, зашедших в тупик в своём развитии, и оказавшихся не способными выйти из него. Однако вопрос о том, что суть тупика «развития» «высоко цивилизованных» обществ — в сохранении ими толпо-«эли­тар­ного» характер культуры, устойчиво воспроизводящей нечеловечные типы строя психики, — обычно остаётся вне осознания тех, кто заметил действие этого фактора в истории человечества.

При развитии техносферы и воспроизводстве толпо-«эли­та­риз­ма» фактор деградации носителей мужского начала при достижении достаточно высокого уровня развития цивилизации неоднократно срабатывал в прошлом[101], создавая предпосылки к тому, чтобы «высоко цивилизованные», но биологически, нравственно и, как следствие, психически деградировавшие и извратившиеся общества, становились жертвами своих менее «цивилизованных», подчас почти «диких» соседей, однако биологически и, как следствие, — психически — более жизненно состоятельных и перспективных в аспекте развития человечества в целом.

В соответствии с этим мнением о воздействии «высокой цивилизованности» на становление психики человека развитие фаллических культов в древности — реакция обществ на такого рода деградацию носителей мужского начала в безуспешной надежде решить проблему их деградации «мистически», вместо того, чтобы выявить и устранить генератор проблемы: конфликт двух информационно-алгоритмических систем — неправедной культуры, порождённой и поддерживаемой обществом, и врождённой программы развития психики личности в процессе взросления.

Одно из анатомических различий мужчин и женщин состоит в том, что:

· отношение массы головного мозга к массе тела у мужчин выше, чем у женщин, и структура мозга также отличается от структуры мозга женщины[102];

· отношение массы сердца к массе тела у мужчин меньше, чем у женщин[103].

Тем не менее и при этом чисто биологическом различии мужчин и женщин, запрограммированном генетически, личностно-психическое развитие мальчиков и девочек не должно завершаться выработкой навыков поведения на рубежах обеспечения высокой выживаемости популяции, соответствующих каждому из полов. Если бы мы жили в полноценной культуре, то:

· освоив интуицию, девочки осваивали бы полноту своей интеллектуальной мощи и навыки самообладания в разного рода возможных опасных ситуациях;

· а мальчики, освоив интеллектуальную мощь и навыки самообладания (в обоих аспектах САМОдисциплины — собственного лидерства и собственного подчинения другим), некоторой ответственности за других, осваивали бы интуицию.

Сказанное касается представителей обоих полов в тех пределах, которые запрограммированы для них генетически[104].

Однако мы живём в культуре, не обеспечивающей полноты реализации генетической программы личностного становления как мальчиков, так и девочек. Вследствие этого:

· освоив интуицию, девочки в их большинстве не осваивают в должной мере интеллектуальную мощь[105] и навыки самообладания;

· а мальчики, если даже и осваивают интеллект и навыки самообладания вопреки подавляющей их личностное развитие культуре «высоко цивилизованного» общества, не осваивают интуицию (т.е. она у них либо не востребована, либо не интегрирована в алгоритмику выработки линии поведения).

Поэтому в языках разных народов веками живут поговорки со смыслом «бабы — дуры» и «мужик — задним умом крепок». В них выразилась не склонность представителей обоих полов к немотивированным оскорблениям в адрес друг друга, а оценка основной статистической массы поведения представителей обоих полов в преддверии, в ходе и после возникновения разного рода проблемных ситуаций.

Один из ярких примеров женского неадекватного поведения в критической ситуации. 25 июля 1956 г. в северной Атлантике у побережья США в районе острова Нантакет («окрестности» порта г. Нью-Йорка) шведский трансатлантический пассажирский лайнер «Стокгольм» в 23.17 по местному времени ударил форштевнем в правый борт итальянский трансатлантический пассажирский лайнер «Андреа Дориа». От полученных повреждений «Андреа Дориа» затонул 26 июля в 10.20 утра[106], а «Стокгольм» остался на плаву, хотя его носовая оконечность на протяжении примерно 15 м от форштевня перестала существовать — была смята и разрушена в процессе столкновения.

По официальным данным при столкновении на «Стокгольме» погибло 5 — 7 человек, на «Дориа» погибли 46 — 55 человек (в разных источниках данные о количество погибших на обоих кораблях разнятся), находившихся в каютах, оказавшихся в зоне разрушения и быстрого затопления, остальные из общего числа 1 250 пассажиров и 575 членов команды «Дориа» были эвакуированы с тонущего корабля к 7 утра 26 июля. Успеху спасательной операции способствовало счастливое стечение обстоятельств: от полученных повреждений «Дориа» не опрокинулся в течение нескольких минут, а тонул относительно медленно на протяжении 11 часов[107]; катастрофа произошла в районе интенсивного судоходства, вследствие чего несколько кораблей, включая и французский лайнер «Иль де Франс» (он принял на борт более 1000 спасённых), успели вовремя прийти на помощь; в районе катастрофы не было сколь-нибудь сильных ветра и волнения, которые бы мешали проведению спасательной операции.

По завершении эвакуации людей перед тем, как покинуть обречённый на гибель его конструкторами и эксплуатационниками корабль, аварийная партия обходила «Дориа», дабы убедиться, что никого не забыли и не потеряли. Во время обхода на одной из нижних палуб, которую уже заливала смесь из океанской воды и корабельного мазута (при столкновении были разрушены топливные цистерны), моряки обнаружили группу прятавшихся там раздетых женщин: поскольку столкновение произошло ночью, то они выскочили из своих кают в чём были — в «ночнушках», пижамах, трусиках и голыми. После этого со стороны группы не одетых должным образом пассажирок последовала истерика на тему «уйди, противный: я голая!..». В итоге, члены аварийной партии, преодолев бабью истерику, вынесли и вывели пассажирок наверх на шлюпочную палубу, откуда пересадили в шлюпки, где их и приодели.

Корабль тонет: вместо того, чтобы спасаться — группа женщин прячется, когда их находят спасатели — они устраивают коллективную истерику на явно неадекватную обстоятельствам тему… Причём происшедшее — не скоротечное развитие катастрофы, при котором события текут быстрее, нежели люди начинают понимать, что происходит: «Дориа» затонул спустя 11 часов после столкновения, эвакуация с него пассажиров и команды была завершена примерно через 7 часов 40 минут после столкновения — времени было более, чем достаточно для того, чтобы после первого шока прийти в себя, оценить ситуацию и начать вести себя адекватно ей. Вывод «бабы — дуры» неизбежен.

Кроме того, в этом случае, как и во многих других случаях массовой паники и коллективных истерик — при отсутствии осмысленно-волевого самообладания — свою роль сыграли и инстинкты стадно-стайного поведения, свойственные биологическому виду «Человек разумный».

Но очевидцы отмечают и низкие морально-волевые качества итальянского экипажа: изрядная доля членов команды «Дориа» драпали с корабля — садились в шлюпки сами и отплывали от гибнущего судна, не взяв на борт пассажиров, о которых именно обязаны были заботиться именно члены экипажа. Т.е. «высокая цивилизованность», не позволившая морякам в детстве выработать естественные для мужчины качества, проявила себя и в этом случае. В шлюпках «Андреа Дориа» соотношение спасённых было таким: около 40 % — пассажиры и 60 % — члены команды; остальные пассажиры и члены команды «Дориа» были спасены шлюпками других кораблей[108].

Поговорка «мужик задним умом крепок» — тоже возникла не без оснований в жизни. Она вовсе не об усидчивости и настырности в трудовой деятельности, требующей долговременных накопления навыков, сосредоточенности на работе и сидения на одном месте. За нею стоит то множество ситуаций, когда «мужик» после того, как «наломает дров», начинает рассуждать на тему, «что и как надо было делать и сделать для того, чтобы всё было хорошо». Если женщина (его спутница жизни) перед этим интуитивно предостерегала его от действий, приведших к неприятностям, то достаточно часто, по мнению «мужика», она же и виновата в этих неприятностях: «ведьма», «накликала беду», «сказала что-то под руку», «сбила настрой», «сглазила» и т.п. Хотя всё названное тоже может иметь место, но всё же эта поговорка — следствие того, что интуиция у большинства мужчин в исторически сложившихся культурах, не обеспечивающих полноты личностного развития, — либо не востребована вовсе, либо не интегрирована в психику — в процесс выработки управленческих решений и их реализации.

Последствия этого могут затрагивать даже не одно культурно своеобразное общество и быть очень печальны, а кроме того — могут возникать последствия, простирающиеся в будущее на десятилетия и столетия вперёд. Тягостно читать мемуары политиков, которые были «при делах» в преддверии первой мировой войны ХХ века — тех из них, кто не был злоумышленным поджигателем той войны: все они пишут на тему, что, кому и как надо было сделать в прошлом для того, чтобы первая мировая война ХХ века не состоялась, поскольку того кошмара, который имел место в истории в 1914 — 1918 гг., никто из них до начала военных действий не желал и вообразить не мог[109].

И так на протяжении всей истории нынешней глобальной цивилизации издревле. Общеизвестный сюжет о Троянской войне и падении Трои.

В Трое правит царь Приам. У него дети: дочь Кассандра, жрица храма Аполлона, пророчица; сын царевич Парис. Кассандра пророчит, что Парис украдёт Елену Прекрасную, жену Менелая — одного из царей в европейской Греции. В ответ греки предпримут интервенцию в троянские земли (в Малой Азии на территории нынешней Турции). Будет затяжная война, в ходе которой многие троянцы и греки погибнут, но в конечном итоге Троя падёт, и уцелевшие в войне троянцы попадут в рабство либо будут вынуждены бежать в другие земли.

Перспективы — безрадостные. Спрашивается: Какая должна быть адекватная реакция царя на пророчество его дочери-жрицы? — Париса под замок, никаких поездок в европейскую Грецию до тех пор, пока матрица назревшей трагической войны не разрядится энергетически. В результате такой политики Троя, может быть, стояла бы до сих пор, хотя Кассандру, Приама, Париса и всех прочих героев той войны история могла бы уже давно забыть, поскольку их жизнь могла бы течь тихо и спокойно вне каких-либо ярких событий, впоследствии ставших «историческими» и «эпическими».

Тем не менее, в силу невостребованности интуиции Приамом и прочими властителями Трои, их неверия «бабе-дуре» (то, что она — жрица, — это, чтобы дурить простонародье и держать его под нашей властью, а мы — «сами умные»), безответственности невольника половых инстинктов Париса, — пророчество-пре­до­стережение о ходе тогда ещё только возможной Троянской войны «автоматически» самореализовалось на основе сложившейся некоторым образом к тому времени запрограммированности эгрегоров, и трагической реальностью стало всё то, от чего предостерегала Кассандра. В ходе войны она также высказала несколько предостережений тактического характера, следование которым позволило бы избежать катастрофы, но которым правители Трои также не вняли.

Даже если в эпосе и мифах этот сюжет сильно приукрашен (в том смысле, что пророчества Кассандры реально не было или оно было не столь детально), то даже как художественно-фило­соф­ское обобщение социальной статистики он — вполне жизненно состоятельная иллюстрация на тему правомерности поговорки «мужик задним умом крепок».

Воспоминания о Троянской войне — это пример того, когда жизнь по принципу «мужик задним умом крепок» затрагивает целую региональную цивилизацию. Но и на уровне личностно-бытовом практически каждый мужчина вспомнит уйму ситуаций, когда он был «задним умом крепок»…

Есть ещё одно статистическое различие мужчин и женщин, многое объясняющее в жизни общества. Обратимся к рис. 10.3-1 (повторно воспроизводимому ниже).

На рисунке 10.3-1 можно видеть три интервала на оси времени, весьма отличных один от другого по численному пре­обла­да­нию в них муж­чин и женщин. Назовем их усло­в­­но «Прошлое», «Насто­ящее», «Будущее».

«Настоящее» — это та область, в которой сосредоточились те, кто, образно говоря, «живёт сей­час»: сегодня доде­лы­вает то, что следовало за­вер­шить ещё вчера; что-то делает сегодня на сегодня и «ищет зонтик назавтра потому, что пообещали дождь».

Среди этой категории довольно много людей, ко­торые в «Настоящем» не ду­мают о том, что ныне они пожинают плоды своих про­ш­­лых поступков и без­дей­ствия; а также не ду­ма­ют о том, что совер­шаемое ими ныне (а также и не совершаемое) принесёт свои плоды в будущем. Это бес­смыс­лен­ное отношение к прошлому и к будущему приводит к тому, что многие из них по своему дурному нраву в прошлом посеяли то, что неприемлемо для них сейчас, а сейчас сеют то, что будет неприемлемо для них в будущем.

При этом — в силу общности мира для всех людей и его целостности — с дурны­ми последствиями их безоглядности и непредус­мотрительности так или иначе приходится сталкиваться не только им самим, но и многим другим.

В общественной жизни эта полоса «Настоящее» на оси времени занимает интервал примерно от «две недели тому назад» до «спус­тя две недели» и включает в себя разного рода оперативную реакцию на поступающую житейскую информацию, которая утрачивает значимость примерно в течение двух — трёх недель для подавляющего большинства людей.

Интервалы «Прошлое» и «Будущее» математически иден­тич­ны в том смысле, что это — «хвосты» распределений. В правом и левом «хвостах» в совокупности сосредоточена весьма малая доля статистики: в общей сложности в пределах 3 — 5 % от обще­го количества наблюдаемых единичных явлений. Но, как заметил К. Прутков, от малых причин бывают большие последствия.

В «Прошлое» попали те, кого А.С. Грибоедов в «Горе от ума» охарактеризовал словами: «Сужденья черпают из забытых газет времён очаковских и покоренья Крыма»[110]. Это те люди, которые пытаются втащить в настоящее не то, что нормы вчерашнего дня, а нормы прошлого века или даже прошлых тысячелетий. В политике они являются действительными реакционерами и ретроградами в случае, если эти нормы прошлых времён отжили своё. Если же нормы не отжили своё и по-прежнему жизненно состоятельны, то они либо традиционалисты, либо приверженцы возрождения былого благополучия своих обществ, впавших в те или иные кризисы.

В «Будущее» попали те, в чьём поведении преобладает индивидуальная и коллективная деятельность, плоды которой возможны в весьма отдалённом — по меркам бытовой повседневности — будущем: спустя годы, десятилетия, столетия, тысячелетия. В каких-то аспектах они могут смыкаться с традиционалистами и приверженцами возрождения, хотя в большинстве своём несут нечто, чего не было в прошлом.

Следует сделать особую оговорку: распределения пред­став­ле­ны в привязке факторов, мотивирующих поведение, (целей поведения) ко временным интервалам, а не по критериям Добра и Зла, Хорошо либо Плохо. Опыт истории показывает, что в прошлом не всё было плохо, в сопоставлении с настоящим, и в будущем не всё будет столь хорошо, как это представляется, опять же с точки зрения осуществления сегодняшних идеалов. И хотя, известно утверждение: «Что ни делается — всё к лучшему», — тем не менее в обществе есть дальновидные злодеи[111], которые по характеру их деятельности попадают в группу «Будущее». То есть от бессознательного и во многих смыслах правильного автоматизма восприятия «Будущее» = «хорошо», «Прошлое» = «плохо» по отношению к рассматриваемому рисунку следует отстроиться.

Рис. 10.3-1 интересен тем, что показывает качественные различия в ориентации поведения, обусловленные свойствами психики мужской и женской составляющих общества в исторически сложившихся культурах[112]: то есть в ориентации поведения множества мужчин и множества женщин, а не в ориентации поведения конкретного отдельно рассматриваемого человека, который вне зависимости от его пола может реально принадлежать всякому интервалу на оси времени. В полосе «Настоящее» женщины численно преобладают над мужчинами, а в «хвостах» распределений наоборот: мужчины численно преобладают над женщинами. Но эти особенности статистических распределений представителей обоих полов по хронологической мотивации поведения выражаются во множественных явлениях жизни общества.

Эти особенности психологии полов проявляются как в общественной жизни в целом, так и в политике. Политика, если это политика устойчивого при смене поколений общества, предполагает памятливость о далёком прошлом и долгосрочность намерений в отношении будущего: однако, «глаз “непрофессионального политика” видит в каждом ходе шахматной игры конец партии»[113]. Интуиция может соучаствовать в выработке намерений, но может и не соучаствовать. Но вне зависимости от этого, даже жизненно несостоятельные намерения могут простираться далеко в будущее и ложиться в основу долгосрочных политических программ и политики, направленной на их реализацию, которой однако предстоит в будущем крах, либо коррекция. Если же долгосрочных намерений вообще нет (ни жизненно состоятельных, ни ошибочных, но которые можно корректировать), то общество сталкивается с непредвиденными ситуациями или повторением уже забытых прежних, к которым оно оказывается не готово[114], вследствие чего терпит ущерб вплоть до исчезновения его из последующей истории.

Если эту необходимость памятливости и дальновидности в политике рассматривать, соотнося с рис. 10.3-1, то понятно численное преобладание мужчин среди политиков исторически устойчивых культур и исчезновение локальной цивилизации амазонок, о которых сообщают мифы древних греков и историки античности. Тем не менее, если традиции и законодательство общества налагают запрет на публичную политическую деятельность женщин, то женщины, численно уступающие мужчинам в «хвостах» распределений («Прошлое» и «Будущее» на рис. 10.3-1), порождают исключительно женские субкультуры, ориентированные на взаимодействие с мужчинами, также принадлежащими этим «хвостам» статистического распределения: в древней Греции — гетеры; в Европе XVIII — XIX веков — хозяйки великосветских салонов, в которых обсуждались и решались в неформальной обстановке многие политические вопросы; в Японии — гейши и т.п. И такого рода исключительно женская субкультура в полноте культуры породившего её общества дополняет безымянную субкультуру мужчин, принадлежащих тем же самым «хвостам» распределений.

Круг интересов и деятельность малочисленной группы мужчин и женщин, по своей хронологической мотивации поведения, оказавшихся в «хвостах» распределений, чужд подавляющему большинству общества, сконцентрировавшемуся в полосе «Настоящее» и вокруг неё, поскольку с их точки зрения вся деятельность тех, кто сосредоточился в «хвостах» рас­пре­делений, весьма далека от реальных жизненных проблем, т.е. от «прямо сейчас ± две недели». Поэтому не каждая женщина и не каждый мужчина из полосы «Настоящее» способны преодолеть мировоззренческую пропасть и войти в субкультуру, свой­ст­венную крайностям распределений, что и объясняет своеобразие и неподражаемость женских субкультур гетер, хозяек салонов, гейш, дополняющих сущест­ву­ющие в явном «патриархате» безымянные мужские субкультуры того же хронологического диапазона расположения на оси времени факторов, мотивирующих поведение.

Теперь вернёмся к теме биологической основы цивилизации «Человека разумного». Вне зависимости от особенностей той или иной достаточно развитой культуры, — генетическая программа развития организма и личностной психики продолжает работать и после того, как девочки становятся «умненькими-благоразум­нень­ки­ми», а мальчики в играх с опасностями в большей или меньшей мере осваивают интеллект и навыки самообладания и некоторой ответственности за других. Тем более это касается эпохи, когда культура находилась на близком к нулю уровне развития, а кроме того — при условии, что в ней ещё не сложились членовредительские традиции[115], вследствие чего она не оказывает сколь-нибудь значимого извращающего или угнетающего воздействия на телесное развитие и формирование психики будущих мужчин и женщин.

В аспекте биологии цель взросления всякой особи — внести свой вклад в продолжение жизни популяции биологического вида в новых поколениях, и делаться это в биосфере должно в «автоматическом» режиме, тем более — при неразвитости культуры. Поэтому в жизни подрастающих поколений биологического вида «Человек разумный» наступает пора, когда завершается процесс формирования репродуктивной и эндокринной систем организма и активизируются половые инстинкты — инстинктивные программы продолжения рода.

С этим возрастным периодом, получившим название «период полового созревания», связано ещё одно различие генетических программ развития организмов и психики мальчиков и девочек. Окончательное формирование репродуктивной и эндокринной систем организмов как мальчиков, так и девочек (как и развитие их организмов вообще) требует двигательной активности. При этом для полноценного развития организма мальчика объём физических нагрузок должен быть примерно в 4 — 6 раз больше, чем это необходимо для развития девочек.