Дискуссии о ведьмах в английской литературе

Официальная позиция в вопросах ведьмовства на конец XVI века вполне исчерпывающе изложена в опубликованной в Лондоне в 1597 книге «Демонология». Ее автором являлся не кто иной как Его Величество король Англии Яков I. В этом кратком трактате, написанном в форме диалога, где мудрый Эпистемон отвечает на вопросы любознательного Филомата, августейший демонолог обобщает основные проблемы, которые поставили перед той эпохой магия и ведьмовство. Король энергично берется за факты и, в отличие от других авторов, не увязает в деталях, а описывает главные принципы запретных искусств, их практическое применение и положенные за него наказания.

Эта «Демонология» впоследствии стала объектом суровой критики и запятнала память о своем авторе, которого Грийо де Живри называет зловещей фигурой. Миссис Ланн Э. Линтон в 1861 году писала, что само имя его должно быть проклято «за злобу, и жестокую трусость, и предельный эгоизм, смешанный со страхом». В 1904 году Тревельян обвиняет короля Якова в принятии нового «смертоносного закона». Схожим образом осуждает его и Роберт Стил: «Первый парламент Якова аннулировал самый милосердный из законов Елизаветы». По новому закону, утверждает Стил, было казнено семьдесят тысяч человек.

Однако Джордж Лаймен Киттредж (которому автор обязан появлением на свет настоящей книги) попытался реабилитировать коронованного охотника за ведьмами. В своем труде «Ведьмовство в Старой и Новой Англии» (George Lyman Kittredge. Witchcraft in Old and New England. Cambridge, Mass., 1928) он доказывает, что, согласно сохранившимся документам (которые, разумеется, могут оказаться неполными), в правление короля Якова состоялось всего сорок казней, или и того меньше, — иными словами, в среднем две казни в год. Согласно Киттреджу, Яков относился к существованию ведьм скептически и оказывал на судей благотворное влияние. Он защищал знаменитого оккультиста Джона Ди, а также известных негодяев Формана и Лама, провозгласивших себя чародеями. Далее Киттредж утверждает, что Яков никак не мог ввести в Шотландии закон о ведьмовстве, ибо последний на самом деле был принят еще до рождения этого короля. Яков вовсе не учил шотландцев истреблять ведьм, хотя легенда об этом сохранялась более ста лет после его смерти. И вообще, самый чудовищный период гонений на ведьм в Шотландии не совпадает с царствованием этого короля.

Яков принимал участие в знаменитом судебном процессе 1590-го года, Агнесса Сэмпсон обвинила в колдовстве его кузена, графа Босуэлла. Королю тогда было семнадцать лет. Он присутствовал на допросах ведьм, а также, как утверждают, при пытках. Читателю его книги сразу становится ясно, что Яков просто не мог отстаивать взгляды, отличающиеся от традиционных: это бы не подобало королю. Оригинальность нельзя причислить к сильным сторонам этой книги; напротив, «Демонология» была написана в опровержение новых идей — идей, высказывавшихся Иоганном Вейером и Реджинальдом Скотом. Скептицизм же Якова не выходит за рамки религиозной политики: король не упускает случая упрекнуть папистов в суеверности.

Яков не верит в вервольфов, но полагает, что ликантропия — это болезнь, при которой человек считает себя волком. Он называет предрассудками веру папистов в то, что крест и Господне имя обладают силой изгонять бесов. Он допускает, что ритуалы экзорцизма бывают плодотворны, но отвергает исходную концепцию, породившую эти ритуалы. Правда, все эти — не слишком показательные частности. Но зато Яков предлагает признавать свидетелями только людей, имеющих добропорядочную репутацию, и это уже шаг вперед по сравнению с французскими следственными методами XVI — начала XVII вв. Более того, Яков отрицает как телесное, так и призрачное существование образов, являющихся в ночных кошмарах, считая их всего лишь симптомами дурного самочувствия. Бесы часто являлись людям в папистские времена; теперь же они стали редкостью — «потому что прежде мы грубо заблуждались, и дьявол, окутавшись туманом этих заблуждений, привольнее ходил между людьми». И, наконец, Сатана, Вельзевул и Люцифер, по мнению Якова, — это не разные бесы, а разные имена одного и того же дьявола. Вот, собственно, и все реформаторские предложения Якова — да и те он придумал не сам. В 5-й главе «Демонологии» король подсказывает нам ответ на вопрос о том, почему он был так снисходителен к доктору Ди и прочим магам. Филомат интересуется, почему князья и короли часто щадят магов. Эпистемон же отвечает, что дурные обычаи не следует путать с добрыми законами.

Первая книга «Демонологии» Якова посвящена магии и некромантии (т. е. прорицанию при помощи покойников). При жизни маги повелевают дьяволом в согласии с договором, подписанным их собственной кровью. После смерти они, согласно тому же договору, сами попадают в распоряжение дьявола. Враг человечества соблазняет людей заняться запретными искусствами, играя на трех страстях: любопытстве, жажде мщения и жадности. Астрономия допустима и даже необходима. Астрология не беззаконна до тех пор, пока имеет дело с предсказанием погоды и лечением простых недугов простыми средствами; правда и здесь нужно соблюдать умеренность. Но все астрологические расчеты, связанные с судьбой государств, войнами и т. д., все пророчества, в которых движению звезд придается слишком важное значение, абсолютно противозаконны и запретны, равно как и геомантия, арифмомантия, физиогномия и хиромантия. Впрочем, запрещается только применение этих искусств на практике, а теоретическое изучение и знание их не должны караться законом.

Во второй книге Яков рассуждает о ведьмовстве. Колдуньи не повелевают дьяволом; они всего-навсего его рабыни, потому-то дьявол и клеймит их своей меткой. Яков отвергает тезис Вейера о том, что ведьмы — это всего лишь больные женщины, страдающие меланхолией. Меланхолики, — заявляет король, — тощи, бледны и стремятся к уединению, тогда как ведьмы дородны, тучны, опытны в житейских делах и привязаны к плотским наслаждениям. Ведьмы любят общество и развлечения — как дозволенные законом, так и противозаконные. Они умеют летать — не только в воображении, но и на самом деле. Они пародируют богослужения. Среди ведьм на одного мужчину приходится двадцать женщин: женщины менее устойчиво морально и легче поддаются на соблазны Змия, о чем свидетельствует история Евы. Колдуньи, — продолжает Яков, — делают восковые куклы, чтобы вредить людям. Дьявол дает им камни, причиняющие болезни. Ведьмин яд непохож на природные яды: он готовится с помощью злых сил.

Колдуньи могут внушать мужчинам и женщинам любовь или ненависть друг к другу; они способны вызывать бури, но лишь постольку, поскольку это дозволяет Бог. Они могут сводить людей с ума; могут напускать на людей и жилища злых духов; могут сделать человека одержимым. Закоренелые грешники терпят зло от ведьм в наказание, добрые люди — за то, что совершили какой-то проступок или были нетверды в вере, и, наконец, праведники — в качестве испытания. Хотя набожный человек меньше рискует стать жертвой ведьмы, от колдовских происков не застрахован никто. Всякое зло совершается лишь по воле Господа, при Котором дьявол исполняет роль палача. Дьявол может навещать пойманную ведьму в тюрьме; облекшись в плоть покойника, он делается инкубом или суккубом и совокупляется с мужчинами и женщинами. На вопрос Филомата о том, почему дьяволу удается использовать трупы добрых людей в дурных целях, Эпистемон отвечает словами из Евангелия от Марка (7:15): «…ничто, входящее в человека извне не может осквернить его, но что исходит из него, то оскверняет человека».

В последней, третьей книге «Демонологии» Яков приводит еще одно доказательство своей образованности, характеризуя разные роды духов и объясняя, что такое призраки, лемуры, циим и иим, феи и т. д. Он повествует о злодеяниях инкубов и суккубов, которые, по убеждению короля, встречаются гораздо чаще среди варварских народов — например, финнов, лапландцев и жителей Оркнейских и Шетлендских островов.

Уличить колдунью можно «прокалыванием» и «всплыванием», т. е. бросив ее в воду. Доказательством ведьмовской природы является также кровотечение из тела убитой колдуньи; кроме того, полагает король, ведьмы никогда не проливают слез. В 6-й главе третьей книги Филомат спрашивает, какого наказания заслуживают ведьмы:

«Эпистемон: По законам Божьим, законам гражданским и имперским и по муниципальным законам всех христианских народов их должно умертвить.

Филомат: Прошу тебя, ответь, каким способом?

Эпистемон: Обычно их умерщвляют огнем, но это не обязательно; в каждой стране следует принимать решение в согласии с бытующим там законом и обычаем.

Филомат: Но нельзя ли делать исключение для какого-либо пола, возраста или положения?

Эпистемон: Никаких исключений…

Филомат: Значит, нельзя щадить и детей?

Эпистемон: Да, тут ты недалеко ушел и от моего собственного рассуждения. Ведь они не настолько разумны, чтобы заниматься такими вещами. А то, что они, будучи в обществе ведьм, не испытали к этому отвращения, несомненно, извиняется их малолетством и невежеством.

Филомат: Вижу, ты осуждаешь всех, кто сведущ в подобных искусствах?

Эпистемон: Разумеется».

Завершается эта дружеская беседа так: «…близится конец света и наше избавление грядет. Потому-то Сатана все больше ярится и буйствует через свои орудия: он знает, что царству его скоро наступит конец».

Взгляды Якова типичны для его эпохи. Впрочем, робкая попытка сдержать свирепость судей делает ему честь. Следует также вспомнить, что в 1597 году он аннулировал все обвинительные акты, долгое время накапливавшиеся по всей Шотландии и уже грозившие обернуться социальной катастрофой. Но эта видимая прогрессивность вступала в противоречие с содержанием «Демонологии», опубликованной в том же 1597 году. Казалось бы, Якову следовало, по меньшей мере, энергичнее предостеречь чересчур рьяных судей. Однако трактат монарха похож, скорее, не на подтверждение его снисходительной позиции, а на отречение от нее. Читая между строк, мы понимаем: Яков опасался, как бы его шотландскую политику не приняли в Англии за сигнал к началу нового курса в сфере отправления правосудия над ведьмами. Безусловно, мнение короля в столь противоречивом деле, как подсудность ведьм, было чрезвычайно веским. А что этот дело уже выносилось на обсуждение, явствует хотя бы из скептических вопросов, которые Яков вкладывает в уста Филомата, а в еще большей мере — из книги Реджинальда Скота «Разоблачение ведьмовства», вышедшей на одиннадцать лет раньше, чем «Демонология». Скот был учеником Вейера, который, в свою очередь, перенял скептицизм от Агриппы Неттесгеймского. Последний в трактате «Тщета и ненадежность наук» (который, как мы помним, отличается весьма поверхностными и огульными утверждениями) пересказывает свой спор с Савини, инквизитором Метца.

Мы узнаем, как Агриппа выступал в этом городе в защиту женщины, обвиненной в ведьмовстве. Инквизитор «затащил на свою бойню бедную крестьянку»; его главный аргумент состоял в том, мать подозреваемой еще раньше была сожжена как ведьма. Агриппа оспорил это мнение, ссылаясь на благодать, ниспосылаемую при крещении. Обрядом крещения, — заявил он, — Сатана изгоняется из нас, и мы становится новыми «тварями Христовыми, от которых человек может быть отделен лишь по его собственному греху, ибо будет несправедливо, если он пострадает за грехи другого человека». Инквизитор не нашел, что ответить. «…этот кровожадный монах стоял перед всеми пристыженный и побежденный, и с тех пор о его жестокости навсегда сохранилась позорная слава. А обвинителей бедной женщины капитул Метцской церкви, к которой они принадлежали, оштрафовал на изрядную сумму». Судьи не простили Агриппе этого отважного выступления. Даже после смерти с него не было снято подозрение в ведьмовстве, хотя Вейер делал все возможное, чтобы очистить доброе имя своего учителя.

Иоганн Вейер отстаивал существование адской «монархии», поскольку дьявол был — и остается — неотделим от теологической догматики. Но этот брабантский доктор, признавая существование ведьм, которые бормочут пустые слова и действуют с помощью дьявола, всячески подчеркивал тщетность этих действий. В основе их не лежит никакого достоверного знания. Единственный учитель ведьмы — фантазия. Ведьмы не умеют исцелять болезни, хотя, с другой стороны, могут при помощи яда причинить вред скоту. Они утратили всякое представление о реальности и полагают, будто действуют по велениям дьявола. В невежестве своем они убеждены, будто способны вызывать бури и творить прочие неподвластные человеку чудеса. Колдовские операции их не просто странны, а воистину нелепы. Одним словом, те, кого обвиняют в ведьмовстве, — не еретики, а дураки. А потому их нельзя наказывать, даже если они пытаются творить зло: ведь дурные и тщетные намерения ребенка или меланхолика ненаказуемы. Во всяком случае, следует безоговорочно миловать тех, кто раскаялся и признал свои заблуждения. Если же «ведьма» упорствует, то вполне достаточным наказанием для нее будет штраф, наложенный папой. И ни при каких обстоятельствах нельзя присуждать таких людей к мучительной казни. Подобные идеи, высказанные еще в 1576 году, выглядят чрезвычайно прогрессивно (тем более на фоне прозвучавших спустя двадцать лет жалких компромиссов короля Якова). Особенно важно, что с этими здравыми заявлениями выступил врач, который мог представить убедительные свидетельства того, что излечил многих ведьм, — в эпоху, когда иной судья мог похваляться тем, что сжег сотни беспомощных женщин.

В Германии борьбу за послабления в законах против ведьм первыми начали иезуиты. Адам Таннер (1572 — 1632) и Пауль Лейманн (1575 — 1635) настоятельно советовали судьям проявлять осторожность при ведении ведьмовских процессов. Фридрих фон Шпее (1591 — 1631) в 1631 году анонимно опубликовал трактат «Cautio Criminalis» («Преступная осторожность»). Шпее, тридцатилетнего священника, епископ Вюрцбурга спросил, почему тот поседел так рано. «От скорби, — отвечал Шпее, — по множеству ведьм, которых мне довелось готовить к смерти; все они до единой были невиновны». В Голландии гонения на ведьм прекратились в 1610 году, в Женеве — в 1632 году. Из этого следует, что не стоит переоценивать скептицизм и снисходительность короля Якова. Его санкция на «прокалывание» и «всплывание» стала сигналом к началу новой волны зверств.

Но обратимся же наконец к Реджинальду Скоту, предположения которого как раз и внушили Якову относительно критичное отношение к охоте за ведьмами. О просвещенности этого автора можно судить уже по избранным названиям глав из его «Разоблачения ведьмовства»:

«Сим повествуется о том, что инкуб суть природная болезнь, и также о лекарствах от оной (за вычетом магических снадобий)».

«О четырех караемых смертью преступлениях, в коих обвиняли ведьм. На каждое приводятся исчерпывающие возражения, и каждое отвергается как пустое и незначащее».

«Опровержение признаний ведьм, в особенности касающихся их союза [с дьяволом]».

«Заключение первой книги, в коем показывается тираническая жестокость тех, кто распространяет слухи о ведьмах, и инквизиторов, с обращением к читателю с просьбой внимательно рассмотреть изложенное».

«О пустых видениях: как людям внушали бояться призраков и как положение частично изменилось к лучшему благодаря проповеди Евангелия; об истинном значении христианских чудес».

Очевидно, идеи Скота упали в бесплодную почву, и дискуссии о ведьмах продолжались в литературе все так же бурно и в семнадцатом веке. В 1603 году переиздали «Демонологию» короля Якова. В 1616 году Джон Котта опубликовал трактат «Процесс над ведьмовством», где вслед за Вейером призвал судей к осторожности, хотя и выразил полное согласие с традиционными представлениями о ведьмах. В 1617 году Томас Купер представил на суд читателей книгу под заглавием «Тайна ведьмовства». По существу, он сошелся во мнении со знаменитым Уильямом Перкинсом, министром-кальвинистом, чье «Рассуждение о проклятом искусстве колдовства» вышло в свет в 1608 году. Столь же консервативен оказался Александр Роберт — «министр слова Божьего в Кингз-Линн»*, - издавший «Трактат о ведьмовстве» (1616). В «Руководстве для членов Большого жюри» (1627) Ричарда Бернарда выражается полная оговорок англиканская позиция. Затем появилось «Противоядие от атеизма» платоника Генри Мора, верившего, что ведьмовство служит доказательством реальности потустороннего мира.

Можно было бы упомянуть и множество других авторов, так или иначе затрагивавших эту противоречивую тему. Но всех их затмил Джозеф Гленвил, последний «великий» защитник веры в ведьм на Британских островах. Мнение Гленвила — как члена недавно основанного Королевского общества и пастора аббатской церкви в Бате с 1666 года — было весьма весомым. Он опубликовал три книги о ведьмовстве. Его «Удар по современному саддукейству» за два года (1668 — 1669) переиздавался четырежды. В 1681 году он был перепечатан еще раз под названием «Sadducismus Triumphatus» («Саддукейство торжествующее»).

Книга Гленвила добавила последний эффектный штрих к увядающему искусству исторгать из невежественных женщин доказательства ученых теорий. Она состоит из двух частей: в первой рассматривается вопрос о теоретической возможности реального существования ведьм, а во второй их существование доказывается. Безыскусный, но красноречивый фронтиспис перед второй частью знакомит читателя с разнообразными обличьями, в которых может явиться враг рода человеческого. Гравюра разделена на шесть маленьких сцен. На первой дьявол со своей фантастической свитой садится на крышу дома некоего г-на Монпессона. В других сценах дьявол предстает в формах облаченного в черное священника; человека, летящего по воздуху; в традиционном облике дьявола — оставляющим на лбу ведьму свое клеймо; в виде маленького сына г-на Монпессона, которого адские силы удерживают в воздухе; и, наконец, в облике ангела (или демона?) — перед спящей женщиной. Из предисловия Гленвила мы с удовлетворением узнаем, что есть люди, «неопровержимо решившие и постановившие, что ведьмы и призраки суть вещи нелепые, невероятные, пустые и невозможные». Гленвил «заранее уверен, что никаких фактических свидетельств не хватит, чтобы искоренить застарелые предрассудки таких людей, а потому, — пишет он, — я знаю, что буду подвергнут суровой цензуре».

Но ожидаемая цензура не помешала переиздать книгу Гленвила в 1683, 1689, 1700 и 1726 году, тогда как скептический трактат Джона Уагстаффа «Прения по вопросам ведьмовства» (1669) выдержал, насколько нам известно, только одно издание. Уэбстер в своем «Демонстрации мнимого ведьмовства» (1677) все еще держится за идею реальности союза между дьяволом и ведьмой, однако во всем остальном он абсолютно скептичен. Так называемое злое колдовство он объясняет обманом и мошенничеством, меланхолией и игрой воображения. Он наотрез отрицает представления о том, что черти или бесенята якобы сосут соки из тела ведьмы; что между смертными и духами возможна плотская связь; что ведьмы могут превращаться в собак и кошек; что они способны вызывать бури и т. п. Со времен Реджинальда Скота в Англии не появлялось ни одной книги, в которой предрассудки, связанные с ведьмами, опровергались бы с таким блеском, как у Уэбстера.

В начале XVIII века сторонники реальности ведьмовства, по-видимому, воодушевленные успехом Гленвила, опубликовали несколько новых трактатов. «Полная история магии» Ричарда Бултона на деле представляет собой далеко не полное собрание сведений о процессах над ведьмами, о явлениях призраков и т. д. В основе «Трактата о духах» Джона Бомона (1705) лежит консервативная тенденция. Монтегю Саммерс назвал его основательной работой, но, скорее, этот трактат похож на произведение психопата, у которого постоянно звенит в ушах. Сам Бомон полагает такой звон признаком предчувствия: он якобы означает, «что это — не природная вещь, но нечто сверхъестественное. Именно посредством такого звона меня много лет предостерегали о ходящих обо мне слухах и сплетнях. Ибо он не имел нездоровых последствий, каковые я теперь иногда испытываю…»

Последнюю главу в дискуссию о ведьмах вписал «Исторический очерк ведьмовства» (1718) Фрэнсиса Хатчинсона. Хатчинсон был капелланом на службе Его Величества и священником прихода Святого Иакова в Бери-Сент-Эдмундс. Доказательства того, что вера в ведьм — пустое заблуждение, он почерпнул из Библии: «Ненавижу почитателей суетных идолов, но на Господа уповаю» (Псалтирь 30:7); «Негодных же и бабьих басен отвращайся, а упражняй себя в благочестии» (I Послание к Тимофею, 4:7). Хатчинсон подробно повествует о суде над Джейн Уэнем, которой в 1712 году было предъявлено обвинение в ведьмовстве. Вопреки желанию судьи, Джастиса Пауэлла, она была формально осуждена. Но вскоре Джейн помиловали и передали под опеку полковника Пламмера. После смерти Пламмера Джейн получала небольшую пенсию от графа и графини Каупер. Умерла она в 1730 году. После этого процесса Англию захлестнул поток изданий на тему «дела Уэнем». Хатчинсон лично посетил эту последнюю английскую ведьму и отозвался о ней так: «У меня сложилось самое твердое убеждение, что она — благочестивая и здравомыслящая женщина… Я искренне верю, что из читателей этой книги, не найдется такого, кому бы не пришло в голову, что буря, подобная обрушившейся на нее, могла бы настигнуть и его самого, имей он несчастье быть бедняком, претерпеть такое же неудачное стечение случайностей, как и она, и жить в таком же варварском приходе».

В заключение своей книги Хатчинсон утверждает: «Я ясно показал, что обвинение, преследование и повешение в таком случае не исцеляют, а умножают зло; и что когда нация находится в подобном состоянии, для нее это большое несчастье».

Дьявольские ритуалы

Черная магия

«…будто магическое нашептывание заставляет быстрые реки бежать вспять, море — лениво застыть, ветер — лишиться дыханья, солнце — остановиться, луну — покрыться пеной, звезды — сорваться, день — исчезнуть, ночь — продлиться!»

Апулей, «Золотой осел», книга I.

Обратившись от ведьм к «черным» магам, теперь мы можем разобрать тайный ритуал последних — способ, при помощи которого они призывали и удерживали в подчинении инфернальные силы. Ведь, в отличие от ведьмы — рабыни дьявола, маг повелевает. Он владеет знанием и продает свою душу за высокую цену. Он умеет распоряжаться духами, диковинные имена которых узнал из тайных книг — «гримуаров», или «черных книг». «О люди, жалкие смертные, бойтесь собственного безрассудства, — так начинается знаменитое наставление магу из «Великого гримуара». — Не внимайте сей глубокой мудрости слепо. Возвысьте дух свой над своею сферою и воспримите мой урок, гласящий: прежде, нежели предпринять что-либо, должно утвердиться во всех решениях».

Управление адскими силами — непростое искусство. Демон подобен лошади, которая, почувствовав робость всадника, всеми силами будет пытаться сбросить его. Впечатлительным людям и всем, кто страшится чудовищных видений и потусторонних шумов, лучше будет воздержаться от призывания духов ада, ибо поначалу они непременно явятся в ужасном обличье. Когда маг вызывает дьявола, тот сперва принимает самые причудливые формы и обретает вид человека лишь постепенно. И если заклинатель не сможет спокойно устоять в защитном круге, если он высунет хотя бы палец за волшебную черту, дьявол разорвет его на кусочки. И это не удивительно: ведь демоны терпеть не могут прислуживать магам и соглашаются исполнять их желания только в обмен на величайшую ценность — бессмертную душу. Застать врасплох легкомысленного заклинателя, нарушившего правила ритуала, для них одно удовольствие.

«Если ты желаешь заключить договор с адом, — говорится в книге «Sanctum Regum», — то сперва реши, кого именно ты хочешь вызвать». Совсем не обязательно беспокоить самого Сатану, если ваше желание в силах исполнить какой-нибудь адский князь ниже его рангом.

За два дня до ритуала срежь ветку с дикого орешника новым ножом, которым еще никто ни разу не пользовался. Это должна быть ветка, которая никогда не приносила плодов, и срезать ее надо в то самое мгновение, когда солнце поднимется над горизонтом.

Затем возьми кровавик, как называют его торгующие им аптекари, и две освященные восковые свечи и выбери уединенное место, где тебя никто не потревожит во время ритуала. Превосходны для этой цели старые разрушенные замки, ибо духи любят ветшающие дома; но подойдет и дальняя комната в твоем собственном жилище. Кровавиком начерти на полу треугольник и поставь свечи по его сторонам. У основания треугольника начертай священные буквы I H S, а по бокам их — два креста.

Встань внутрь треугольника, захватив с собой ореховый жезл и все бумаги, на которых записаны заклинания и твои пожелания, и призови духа с надеждой и твердостью:

«Император Люцифер, повелитель мятежных духов! Молю тебя, благосклонно прими просьбу, с которой я обращаюсь к твоему слуге, великому Люцифугу Рофокалю*, желая заключить с ним договор. Молю также, чтобы князь Вельзевул поддержал меня в моем предприятии. О Астарот, великий граф! Будь благосклонен и ты ко мне и сделай так, чтобы великий Люцифуг явился ко мне в человеческом обличье и с человеческой силой, без зловонного запаха, и даровал мне, по соглашению, которое я готов подписать с ним, все богатства, в коих я нуждаюсь. О великий Люцифуг, молю тебя покинуть обиталище твое, где бы оно ни находилось, дабы явиться сюда и говорить со мною. Если же ты не желаешь прийти, я заставлю тебя силой великого Бога живого, Сына и Духа. Явись незамедлительно, иначе я вечно буду мучить тебя силою моих могучих слов и великим Ключом Соломона, посредством коего он принуждал мятежных духов вступать с ним в союз. А посему явись как можно быстрее, иначе я буду непрерывно терзать тебя могущественными словами Ключа: «Аглон Тетаграм Вайхеон Стимуламатон Эрохарес Ретрагсамматон Клиоран Икион Эситион Эксистиен Эриона Онера Эрасин Моин Меффиас Сотер Эммануэль Саваоф Адонаи, я призываю тебя, Амен».

Против этого заклинания демон устоять не может. Еще до того, как маг дочитает его до конца, Люцифуг явится перед ним и произнесет: «Вот, я пришел. Чего ты хочешь от меня? Зачем ты потревожил мой покой? Отвечай!» Заклинатель на это должен сказать: «Я желаю заключить с тобой договор, чтобы ты дал мне богатство как можно быстрее; иначе я буду терзать тебя могущественными словами Ключа». Люцифуг ответит в согласии с установленным церемониалом и в полном соответствии с правилами дипломатии: «Я исполню твою просьбу лишь в том случае, если ты согласишься через двадцать лет предаться мне телом и душой, дабы я делал с тобой все, что пожелаю».

Это — решающий момент. Маг должен быть начеку и ни в коем случае не уступать. Его задача — принудить Люцифуга к подчинению, ничего не пообещав ему взамен. Впрочем, просто спорить с Люцифугом не имеет смысла: заклинатель попадет в патовую ситуацию, ибо дьявол никогда ничего не дает безвозмездно. Поэтому нужно прибегнуть к трюку, который позволит обойти этот опасный подводный риф. Согласно «черной книге», как только Люцифуг изложит вышеприведенное требование, заклинатель должен бросить ему из круга договор, начертанный на девственном пергаменте и подписанный его собственной кровью. В договоре должно быть сказано: «Обещаю через двадцать лет вознаградить великого Люцифуга за все сокровища, которые он мне даст». Поначалу Люцифуг не пожелает принимать этот коварный документ и попытается исчезнуть. Но маг должен проявить настойчивость. Еще раз произнеся заклинание и пригрозив демону страшными для него словами Ключа, заклинатель заставит Люцифуга появиться вновь. Тогда тот воскликнет:

Зачем ты меня мучишь? Если ты оставишь меня в покое, я отведу тебя к сокровищу, которое спрятано здесь, неподалеку. Но поставлю тебе условие: каждый первый понедельник каждого месяца ты будешь посвящать мне одну монету, а также будешь вызывать меня раз в неделю между десятью часами вечера и двумя часами утра. Забери свой договор, я его подписал. Но если ты не сдержишь свое обещание, через двадцать лет ты будешь принадлежать мне.

Возникают сомнения в том, что автор гримуара до конца честен: странно, что Люцифуг ставит свою подпись на документе, — ведь обычно демоны просто оставляют договор у себя. Принятые им условия совершенно невыгодны для ада. Люцифуг даже не требует копии этого никуда не годного договора! Но вернемся к рекомендациям «черной книги». Маг должен ответить так: «Я принимаю твое предложение, если ты сейчас же покажешь мне обещанное сокровище, ибо я желаю овладеть им немедленно». Люцифуг скажет: «Следуй за мной и забирай свое сокровище». Теперь заклинатель может наконец выйти из магического круга. Демон приведет его к кладу. Заклинатель должен коснуться сокровищ своим орешниковым жезлом и положить на них договор. Взяв столько денег, сколько сможет унести, маг вернется в магический треугольник, пятясь спиной вперед. Затем он отпустит духа со следующими словами: «О великий Люцифуг, я тобой доволен. До поры до времени я отпускаю тебя. Ступай с миром. Позволяю тебе удалиться туда, куда ты пожелаешь, но без шума и без вони».

Таков простой способ вызвать злого духа — и быстро разбогатеть. В других «черных книгах» описываются гораздо более сложные обряды. Впрочем, гримуар под названием «Черная курица» также отличается приятной простотой. Согласно его автору, маг должен принести на перекресток двух дорог черную курицу, которая ни разу в жизни не неслась. Там, в полночь, он должен разрубить птицу пополам и произнести: «Eloim, Essaim, frugativi et appelavi». Затем следует повернуться лицом к востоку, опуститься на колени и призвать дьявола, прочтя длинное заклинание. При этом следует держать перед собой кипарисовый жезл. Дьявол тут же появится.

Соломона считали искусным мастером общения с адскими духами, и среди магов были популярны разнообразные описания ритуалов, автором которых считался этот древний царь-мудрец. Еврейские слова в этих текстах записывались латинскими буквами. Чрезвычайно могущественным магическим инструментом считалась «печать Соломона»; Пьетро д'Абано советовал призывать с ее помощью духов воздуха. Еще один магический чертеж, состоящий из четырех концентрических окружностей, д'Абано рекомендовал для вызывания добрых духов в первый час воскресенья в весеннее время. По виду этот чертеж относится, скорее, к белой магии: использованное в нем имя «Варкан» носит ангел Божий — владыка воздуха; Тус, Андас и Цинабель — его святые слуги. Верховными ангелами воскресенья д'Абано называет Михаила, Дардиэля и Ураптала. Их носит на своих крыльях северный ветер. Этих ангелов можно призвать путем магических церемоний, для большей эффективности используя в качестве благовония красное сандаловое дерево.

Магические круги и знаки можно найти также в редких «черных книгах», которые ошибочно приписываются папе Гонорию, — «Малом Альберте» и «Красном драконе». Особенно любопытны символы, иллюстрирующие серию книг, автором которых считался величайший из чародеев, доктор Иоганн Фауст, живший в XVI веке. Существует несколько версий трактата «Насилие над адом» («Hellenzwang»), якобы принадлежащего перу Фауста и напечатанного в Риме при папе Александре VI (1492 — 1503). Известно, однако, что Фауст начал свою оккультную карьеру не ранее 1525-го, а то и 1530-го года, и одного этого факта достаточно, чтобы отнестись к упомянутому трактату с подозрением. Но кто бы ни был автором этого краткого пособия по церемониальной магии, следует отдать должное его художественному мастерству: сопроводительные иллюстрации к «Насилию над адом» великолепны. Еще одна, недатированная, версия «Hellenzwang» была найдена в коллекции оккультиста XIX века. Ее титульный лист украшен фантастическим портретом другого знаменитого чародея — мага Максима из Кундлингена (или Книттлингена). Третья «черная книга», приписываемая доктору Фаусту, отпечатана в Пассау. Стоящая на ней дата «1407 год» требует от читателя поверить, что этот гримуар был опубликован до изобретения печатного станка с подвижной кареткой и примерно за сто лет до рождения Фауста. В этой книге приведен интересный магический круг, где одним из элементов чертежа, не имеющего ни малейшего отношения к религии, оказывается крест (возможно, он включен в схему с целью ввести дьявола в заблуждение).

Очередная «черная книга» доктора Фауста, опубликованная в 1692 году в Амстердаме и продававшаяся у торговца Холбека Буккера на Капустном мосту, носит название «Великий и могучий дух морской». Во введении к ней Фауст коротко излагает историю своих отношений с Вельзевулом, который послал ему духа-прислужника — Мефистофеля. «В подобных вещах, — пишет он, — усомнятся только те, кто сами погрязли в предрассудках и отрицают возможность заключения таких договоров». Устроить магический круг, согласно Фаусту, — довольно сложное дело: его нужно вырезать из листового металла. При каждом ударе молота маг должен восклицать: «Наделяю тебя силой против всех злых духов и демонов!». Внутренний треугольник следует сделать из трех цепей, снятых с виселиц. Цепи нужно приколотить к кругу гвоздями, которыми была пробита голова колесованного человека. И так далее, в том же духе. Наконец, маг обращается к Богу со святыми молитвами, которые следует произносить с искренним благочестием, но перемежать восклицаниями: «yn ge tu y ge sy San mim ta chu».

Завершив молитву как можно более елейным аминем, следует затем обратиться к Сатане с бранью: «Адский пес, Дух, низверженный в бездну вечного проклятия! Смотри, как смело я стою в гуще дьявольских фурий!» — и с тому подобными хвастливыми речами. Чтобы Сатана исполнил желание мага, его нужно трижды проклясть. Отсылать дьявола также следует в самых бранных выражениях. Брошюра заканчивается следующим наставлением: «Когда ты получишь деньги и драгоценности, а Люцифер уйдет, поблагодари Господа псалмом. Возьми все свое имущество и уезжай в другую страну. Сохраняй благочестие. Не забывай о бедных и новообращенных».

Книги «Красный дракон» и «Гримуар папы Гонория» повествуют о главных духах ада и об их «сигнатурах» (т. е. графических символах, которыми они подписываются). Люцифер — император ада; его знак — голова с четырьмя рогами. Князь Вельзевул изображает себя в профиль — довольно уродливым. Великий герцог Астарот нарисован с высунутым языком и словно насмехается над всеми этими нелепыми символами. Люцифуг, премьер-министр инфернального правительства, чем-то похож на индейца. Сатанахия — главнокомандующий — подписывается знаком, напоминающим насекомое. Адский генерал Агаглиарепт использует в качестве подписи изображение двух голов. Знак Флойрети — подполковника инфернальной армии — неуклюжее конское копыто и грубый профиль, так не гармонирующий с его лирически звучащим именем. Подпись бригадира Саргатанаса — адская бабочка, а фельдмаршала Небироса — древесный лист и странное существо, наполовину насекомое, наполовину младенец. Все эти квазиофициальные портреты трудно назвать устрашающими. Может быть, это карикатуры, вышедшие из-под пера какого-нибудь дерзкого шутника?

С вызыванием демонов тесно связано древнее искусство некромантии — заклинания мертвых. По велению мага покойник восстает из могилы и предсказывает будущее или указывает местонахождение кладов, зарытых им при жизни. Нередко мертвецы разгуливают по ночам по собственной инициативе; порой они даже встают из гробов целыми толпами и в молчании маршируют по темным улицам, пугая до полусмерти случайных прохожих. В странах Средиземноморья в это верят до сих пор: во многих городах жители с наступлением ночи накрепко запирают все двери и окна, чтобы какой-нибудь бродячий покойник не пробрался в дом. Иногда попадаются и разговорчивые мертвецы; это еще страшнее — вспомним хотя бы знаменитую «тень отца Гамлета».

Дух усопшего не находит покоя в могиле по разным причинам. Возможно, он совершил при жизни какое-то злодеяние, возможно — не успел закончить важное дело или сообщить кому-либо важную тайну. Так или иначе, он возвращается в мир живых, но, не принадлежа к последнему в полной мере, ведет себя неестественно и непонятно. С одной стороны, мертвецы бдительно караулят сундуки с золотом, которые припрятали при жизни, но с другой — не могут указать кладоискателю место, где зарыты сокровища. Они лишь таращат глаза и что-то невнятно бормочут, а то и вовсе не реагируют на расспросы. Мертвецы ходят, не переступая ногами. Они возвращаются в те места, которые когда-то любили, ибо никак не могут забыть о ныне чуждых им радостях жизни. Вернувшись домой, покойник усаживается в любимое кресло-качалку перед камином и полуразложившейся рукой тянется к старой трубке, которая все еще лежит на полочке, дожидаясь хозяина. Временами мертвецы ведут себя совершенно безумно: механически повторяют привычные для них действия, а то и просто пугают родных и близких. И все же некроманту ведом способ призвать их к порядку. На его вопросы покойникам приходится отвечать — и отвечать правдиво; когда же он отпускает их, они покорно возвращаются в могилу. По тайному слову некроманта могильный прах вновь обретает облик человека и на краткий срок возвращается в мир живых, сколько бы лет ни минуло со дня его смерти.

Небезызвестный Эдвард Келли, который, среди прочего, был некромантом, оказал столь сильное влияние на доктора Джона Ди, что этот выдающийся ученый за компанию с ним покинул Англию и отправился на поиски оккультных и алхимических приключений. Келли погиб в 1597 году при попытке бежать из тюрьмы. Доктор Ди вернулся на родину и написал мемуары, которые были опубликованы в 1659 году под следующим названием: «Правдивое и честное повествование о том, что происходило на протяжении многих лет между доктором Ди и некими духами». Хотя в этом сочинении о некромантии не упоминается, известно, что перед отъездом из Англии Ди и Келли вызывали покойного на заброшенном кладбище. На старинной гравюре на эту тему, сдержанный стиль которой только усиливает зловещую атмосферу, Келли держит в руке магический жезл и читает заклинание из черной книги, а испуганный Ди поднимает факел, горящий призрачным светом. В круге отчетливо видны слова: «Raphael», «Rael», «Miraton», «Tarmiel», «Rex». Это еще раз свидетельствует о том, что ангелы Господни, традиционно принадлежащие к сфере белой магии, могли использоваться и не по назначению — для самого черного колдовства.

Из гримуара «Красный дракон» мы узнаем любопытнейший способ вызывания покойников. В главе «Великое искусство общения с усопшими» говорится, что некромант обязательно должен присутствовать на рождественской мессе — ровно в полночь. Когда священник поднимет гостию, маг должен склониться и шепотом произнести: «Exurgent mortui et ad me veniunt» («Покойник встает и идет ко мне»). После этого некромант покидает церковь и отправляется на ближайшее кладбище. Подойдя к первой могиле, он произносит: «О силы ада, вы, несущие в мир разлад! Покиньте свое мрачное жилище и ступайте в место по ту сторону Стикса!». Помолчав немного, маг добавляет: «Если вы властны над тем, кого я призываю, то повелеваю вам именем Царя Царей: отпустите этого человека, дабы он мог явиться ко мне в час, который я назначу». Затем заклинатель берет горсть земли и рассыпает ее, как зерно, все время приговаривая: «Тот, кто подобен праху, да пробудится он ото сна своего. Да выйдет он из праха своего и исполнит мои повеления, кои отдам я ему во имя Отца всех людей».

Преклонив колени, маг обращается лицом к востоку. В этой позе он должен оставаться до тех пор, пока не «откроются врата солнца», после чего нужно будет взять две человеческие кости и, сложив их в форме андреевского креста, покинуть кладбище. По дороге маг должен подбросить эти кости в первую встретившуюся ему на пути церковь. Затем нужно направиться на север и, отсчитав ровно четыре тысячи и девятнадцать сотен шагов, лечь навзничь на землю. Руки при этом следует вытянуть вдоль тела и положить на ноги, а взгляд устремить к небу, в сторону луны. Не меняя позы, маг должен призвать покойного следующими словами: «Ego sum, te peto et videre queo». И мертвец тотчас же явится. Отсылать его полагается следующим образом: «Возвращайся в царство избранных. Я рад, что ты побывал здесь». Поднявшись, маг возвращается к могиле, над которой начинал ритуал, и левой рукой чертит на надгробном камне знак креста. Наставления свои автор гримуара завершает так: «Не упусти ни малейшей подробности предписанного церемониала. Иначе ты рискуешь угодить в дьявольскую ловушку».

Портреты

Маг

Мы представляем себе мага как владельца оккультных тайн, мастера эзотерической мудрости, использующего это знание во благо себе самому и другим людям. Это — «белый» маг, интересующийся не столько колдовскими трюками, сколько размышлениями о природе, в которой он обнаруживает действие удивительных сил там, где прочие видят только обыденные, привычные явления. Для него божественная сила не сосредоточена в Едином, но пронизывает все вещи мира.

Магами были три волхва из библейской легенды. К этим персонажам теологи на протяжении многих веков проявляли особый интерес. Некоторые считали волхвов астрологами и утверждали, что они отреклись от своего ущербного знания, признав в новорожденном Иисусе Спасителя. Но другие полагали, что волхвы были истинными мудрецами и к вифлеемским яслям их привело небесное знамение, посланное самим Богом. Иными словами Вифлеемская звезда была не обычным небесным телом, но чудесным светочем, различить который волхвы смогли лишь просветленным «внутренним зрением».

Владыки восточных империй часто держали таких «волхвов», т. е. магов-мудрецов, при дворе в качестве советников. Во времена эпидемий, голода или войны маг одним словом мог остановить катастрофу. Древние волхвы были духовными вождями народа — предшественниками пророков, — в отличие от колдунов, чьи злодеяния подрывали самые основы, на которых зиждилось общество. Но со временем «белые» маги утратили былую власть: их вытеснили святые новой религии. Теологи, убежденные, что из неортодоксальной теории и практики не может родиться ничего благого, зачислили «белых» магов в одну категорию с колдунами и ведьмами.

Итак, маг лишился официального статуса. Но осужден он был христианскими мудрецами не за свои познания, а за приверженность к языческим верованиям. Драгоценные же осколки древних знаний тщательно собирались и включались в мозаику новой картины мира. В эпоху Возрождения древняя магия обрела новую силу. Светская ученость, хотя и не освободившись от влияния религии, тем не менее, уже дерзала вторгаться в самые таинственные сферы познания. Многие с жадностью впитывали ранее запретное знание. Печатный станок уже работал на полную мощность: к 1500 году в Европе накопилось более восьми миллионов книг. Издавались не только Библия и разрешенные греческие авторы, но и множество работ, в значительной мере проникнутых магическими представлениями. Высоко ценились гадательные методики; в моду вошли пальмистрия, астрология, физиогномия и прочие оккультные искусства. Некоторые авторы даже признавали действенность магических заклинаний и смело выражали свое мнение по вопросам, на исследование которых догма прежде накладывала строгий запрет.

Восток волновал и привлекал европейцев теперь более, чем когда-либо. Крестоносцы приблизили Восток к Западу, и теперь, когда установились торговые связи со странами Средиземноморья, тайны восточных мудрецов теперь уже не казались столь непостижимыми, как прежде. Кроме того, открытие Америки нарушило равновесие сил в Европе. Социальные потрясения приняли самые разнообразные формы. Крестьянская война в Германии, Реформация, политическая экспансия дома Габсбургов, экономическое истощение, усугбляемое инфляцией, которая отчасти была вызвана импортом золота из Нового Света, и постоянная угроза турецких вторжений — все это порождало атмосферу нестабильности. Эти процессы ослабляли социальную структуру общества, а следовательно, создавали благоприятную почву для развития новых или хорошо забытых старых идей.

Магия стала самостоятельной отраслью науки. Лишившись своего древнего великолепия, маг, тем не менее, сумел найти официальное место в структуре христианского общества. Но в то же время набирали силу критики магии, высмеивавшие тех, кто верил в волшебство и чудеса. Скептицизм нашел свое воплощение в форме похвалы глупости. Все — суета суета; люди — грешники, и, более того, глупцы. В «Корабле дураков» Себастиан Брандт объявляет, что первый тур в танце дурака пляшет он сам, ибо он владеет множеством книг, которые не читает и не понимает. Магия увлекла в водоворот оккультизма и духовных лиц. Бенедиктинец Тритемий (1462 — 1516) побуждал Агриппу писать магические труды и сам писал трактаты об именах ангелов и их иерархии, о сокровенных каббалистических алфавитах и т. п.

В чрезвычайно интересном трактате Агриппы «Об оккультной философии» (в трех книгах) мы находим многочисленные наставления магу и чудотворцу. Агриппа рекомендует блюсти чистоту и достоинство. Творить чудеса возможно только за счет способностей души, «которая недостойна повелевать божественными субстанциями, когда перегружена излишним общением с плотью и чересчур занята чувствующей душой тела». Но несмотря на все эти нравственные предписания, мы не забываем, что чудотворство уже стало вполне мирским занятием.

Маг эпохи Ренессанса вслед за древним мудрецом верил, что как в зримом, так и в незримом мире существуют магические силы, которыми можно повелевать и на благо, и во зло. Такая амбивалентность не позволяет дать западному магу четкого определения. Чернокнижник Фауст пользовался теми же силами, что и просвещенный Парацельс — белый маг. Поборниками магии в равной мере выступают и шарлатан, и ученый. Впрочем, несмотря на все разнообразие, которым отличались маги Возрождения, можно утверждать, что все они без исключения сыграли положительную роль в истории. Их увлеченность пробуждала в людях интерес к тайнам природы и стимулировала критицизм скептиков. Маги сглаживали социальные противоречия, демонстрируя абсолютную ценность человеческой личности, которая без посторонней помощи может вершить великие дела силой разума и знания. Если «чистота и достоинство» важнее благочестия и смирения, то социальное положение, национальная принадлежность и вера больше не могут служить критериями величия человека. Более того, интерес к древней магии способствовал изучению языков и усвоению античной учености; и, наконец, он стимулировал развитие экспериментальной науки в целом. Если рассматривать магию в таком свете, то назвать ее заблуждением или порочной практикой невозможно: она была чрезвычайно важным двигателем интеллектуального прогресса в Европе.

Охарактеризовать же западного мага будет проще всего, если мы приведем краткие биографии нескольких знаменитых приверженцев оккультизма.