ТЕМА: ЭВОЛЮЦИЯ ПОДХОДОВ К АНАЛИЗУ НАУКИ.

ПЛАН

1. «Классический позитивизм», его отношение к философии

 и науке.

2. Особенности второго позитивизма.

3.Неопозитивизм, как развитие позитивистской философии.

4.Постпозитивистская философия науки.

1. «Классический позитивизм», его отношение к философии

 и науке.

Создавая образ философии науки как направления

западной и отече­ственной философии,следует четко

определить ее исторические

 грани­цы, корни и условия возникновения.

В самостоятельное направление фи­лософия науки

оформилась во второй половине XIX в. в деятельности

пер­вых позитивистов. Вдохновленные гигантскими

успехами науки, они свя­зывали именно с ней задачи

подлинного постижения мира.

Позитивизм предстает как идейное или интеллектуальное

 течение, охватившее многообразные сферы деятельности

— не только науку, но и политику, педагогику,

философию, историографию. Считается, что пози­тивизм

 расцвел в Европе в период относительно

стабильного развития, в эпоху спокойствия, когда

она вступила на путь индустриальной транс­формации.

Быстрые успехи в самых различных областях знания:

 матема­тики, химии, биологии и, конечно же, физики —

делали науку все более и более популярной,

приковывающей к себе всеобщее внимание. Науч­ные

методы завладевают умами людей, престиж ученых

 повышается, на­ука превращается в социальный

институт, отстаивая свою автономию и специфические

 принципы научного исследования. Научные открытия с

успехом применяются в производстве, отчего

преображается весь мир, меняется образ жизни. Прогресс

становится очевидным и необратимым. Великолепные

 математики, среди которых Риман (Бернхард 1826-

1866 – нем.математик), Николай Иванович Лобачевский

(1792-1856 – создатель неевклидовой геометрии), Феликс

Клейн (нем.математик -1849-1925), не менее блестящие

физики Майкл Фарадей (1791-1867 –

основоположник учения об электромагнитном поле),Джеймс

 Максвелл (1831-1879 – английский физик,

создатель классической электродинамики, Генрих Герц –

нем.физик, доказавший существование эл.магнитных волн

Герман Гельмгольц (1821-1894 – обосновал закон

сохранения энергии), Джо­уль и другие,

микробиологи Роберт Кох –нем.микробиолог –

основоположник бактериологии и эпидемологии и Луи

 Пастер – фр.ученый, основоположник имунологии., а

также эволюционист Дарвин своими

исследованиями способствуют возникновению новой

картины мира, где все приоритеты отданы науке.

Позитивизм возвеличивал успехи науки — и не без

 оснований. На протяжении XIX в. многие науки

достигли и превзошли пики своего предшествующего

 развития. Теория о клеточном строении вещества

повлекла за собой генетику Грегора Менделя (1822-1884).

На стыке ботаники и математики были открыты законы

 наследственности. ственности

Пастер доказал присутствие в атмосфере микроорганизмов — бактерий, а также способность их разрушения под воздействием стерили­зации — высокой температуры. Микробиология победила распространен­ные инфекционные болезни; на основе открытия

электропроводимости появился телефон.

В различных странах позитивизм по-разному вплетался в специфиче­ские культурные традиции. Наиболее благодатной почвой для позитивиз­ма был эмпиризм Англии, впрочем, как и картезианский рационализм во Франции. Германия с ее тяготением к монизму и сциентизму также не препятствовала распространению" позитивистских тенденций.

Общие программные требование позитивизмане сложны:

1. Утверждение примата науки и естественнонаучного метода.

2. Абсолютизация каузальности (каузальные законы распространимы не только на природу, но и на общество).

3. Теория развития общества как своеобразная социальная физика (так понимается социология) претендует на статус точной науки и уподобляется науке о естественных фактах человеческих отно­шений.

4. Неизменность прогресса, понятою как продукт человеческой изоб­ретательности, вера в бесконечный рост науки и научной рацио­нальности.

Осмысляя процесс возникновения философии науки как направле­ния современной философии, невозможно пройти мимо имен, стоящих у его истоков.

Концепция «позитивной (положительной) науки»представлена доста­точно обширной деятельностью французского мыслителя Огюста Конта(1798-1857). В работе «Дух позитивной философии» Конт выясняет пять значений определения понятия «позитивного». Во-первых,в старом и бо­лее общем смысле позитивное — положительное — означает реальное в противоположность химерическому. Во втором смысле это основное вы­ражение указывает на контраст между полезным и негодным. В третьем значении оно часто употребляется для определения противоположности между достоверным и сомнительным; четвертое состоит в противопо­ставлении точного смутному. Пятое применение  — когда слово «положительное» упо­требляется как противоположное отрицательному, как назначенное «по своей природе преимущественно не разрушать, но организовывать».

Т.о. позитивизм - это «здоровая философия», которая коренным об­разом изгоняет все вопросы, неизбежно неразрешимые. В другой («мета­физической философии») нужды нет.

В своем главном произведении «Курс позитивной философии» в шести томах, изданных в 1830-1846г., О. Конт широко пропагандировал идею научности применительно ко всем проявлениям природы и общества. И до

сих пор его имя вспоминается в связи с созданной им первой классифика­цией наук и с самой идеей «социологии» как науки об общественной жиз­ни, включающей в себя социальную статику («естественные» условия жизни общества) и социальную динамику (законы развития общества). Философия предстает в ее новом качестве — как сугубо строгая система, обобщающая результаты различных ветвей научного познания, и только в этом значении она может иметь право на существование.

Свойственная науке ориентация на закономерность нашла отражение в предложенном О. Контом законе трех стадий интеллектуального разви­тия человечества. Он заключается в том, что каждая отрасль наших знаний последовательно проходит три раз­личные теоретические состояния:

• состояние теологическое, или фиктивное;

• состояние метафизическое, или отвлеченное;

• состояние научное, или позитивное.

Именно наука, как третья стадия эволюции, сме­няет предшествующие ей теологическую, объясняющую все происходя­щее на основе религиозных представлений, и метафизическую, заменяю­щую сверхъестественные факторы развития сущностями и причинами. Наука, с позиции О. Конта, есть высшее достижение интеллектуальной эволюции. Высшая, научная, стадия содействует рациональной организа­ции жизни всего общества. Она показывает всю бесплодность попыток осознать первые начала и конечные причины всего сущего, свойствен­ные метафизике. Необходимым оказывается отказ от всех теологических притязаний. Именно накопление положительного, позитивного опыта, становление профессио­нальной структуры науки, исследование индуктивных логических процедур опыт­ного знания— вот то единственное, что достойно внимания и интеллек­туальных усилий. Позитивная философия, по мнению О. Конта, действи­тельно представляет собой окончательное состояние человеческого ума.

Во избежание неясности он пытается точно определить эпоху зарож­дения позитивизма, которая связана с мощным подъемом человеческого разума, вызванного два века тому назад соединенным влиянием правил Бэкона, идей Декарта и открытий Галилея. Анализируя наследие О. Кон­та, можно сделать вывод, что он бесстрашный рыцарь истины. В век пред­принимательства и бурного развития буржуазных отношений с их маги­ческой формулой «деньги — товар — деньги + прибыль» позитивист Конт утверждает: «Человек должен приступать к теоретическим исследовани­ям, совершенно не задаваясь какими бы то ни бьио практическими це­лями, ибо наши средства для открытия истины так слабы, что если мы не сосредоточимся исключительно на одной цели, на отыскании исти­ны, а будем еще руководствоваться посторонними соображениями: по­лучить через нее непосредственную практическую пользу, — то мы почти никогда не будем в состоянии найти самую истину»⁷

Именно на третьей, позитивной, стадии вступает в силу

второй из трех законов О. Конта — закон постоянного

подчинения воображения на­блюдению. Наблюдение — универсальный метод приобретения знания. Он помогает освободиться от

ненаучных догматических напластований, стать на

твердую почву фактов. «Все здравомыслящие люди

повторяют со вре­мен Бэкона, что только те знания

истинны, которые опираются на на­блюдения». Да и сам

 реальный ход развития науки в XIX столетии

свиде­тельствовал о тяготении ее к накоплению

материала, к его описанию и классификации. Но

поскольку наблюдаются лишь явления, а не причины

 и сущности, научное знание по своему характеру

оказывается описатель­ным и феноменальным. Этим

объясняется знаменитая контовская сен­тенция о «замене

 слова «почему» словом «как». Место объяснения у

Кон­та занимает описание. Тем не менее предвидение

в качестве функции по­зитивной философии

провозглашается как наиболее важная и значимая

способность положительного мышления.

Однако, чтобы придать позитивной философии

характер всеобщно­сти, необходимо сформулировать

энциклопедический закон, связанный с

классификацией наук.Конт отвергает бэконовский

принцип классифи­кации, согласно которому науки

делятся в зависимости от различных по­знавательных

способностей человека (рассудок, память,

воображение). По его мнению, эти способности

применяются во всех науках. Классифи­кация Конта

предполагает реализацию следующих принципов:

движение от простого к сложному; движение от

абстрактного к конкретному; от древнего к

новому в соответствии с историческим развитием.

Классифи­кация включает в себя математику,

астрономию, физику, химию, физи­ологию,

социальную физику (социологию), мораль.

Вместе с тем Конт подчеркивает, что свой курс он

называет курсом позитивной философии, а не курсом

 позитивных наук. Уже Конту ясны гибельные

последствия чрезвычайной специ­ализации науки, без

 которой, впрочем, ее развитие невозможно. Поэто­му

доктрина, вбирающая в себя совокупность научных

знаний, должна предварять специальные

исследования. Основной характер позитивной

фи­лософии, как определяет его Конт, выражается в

признании всех явле­ний, подчиненных неизменным

естественным законам, открытие и све­дение которых до

минимума и составляет цель всех наших усилий, при­чем

 мы считаем безусловно недоступным и бессмысленным

искание так называемых причин, как первичных, так

 и конечных. Изучение позитив­ной философии даст нам

единственное средство открывать логические законы

человеческого разума.

Джон Стюарт Милль (1806-1873), как и Конт,

полагал законы отношением явлений, а сами

явления характеризовал как феномены чувственного

опыта, как ощущения и их комплексы. Научное

познание, согласно Миллю, должно ориентироваться

на экономное описание ощущений, которое

несовместимо с метафизическим постулированием

различных субстанций в качестве основы

явлений. Некоторые идеи феноменалистской трактовки

науки и научных законов можно обнаружить и у

Герберта Спенсера (1829-1903). Спенсер различал

два уровня бытия – «непознаваемое» и «познаваемое».

«Непознаваемое» - это аналог кантовской «вещи в себе».

 С ним наука не имееет дела. Она изучает «познаваемое» -

 мир явлений, их связей, отношений, ищет законы,

упоряддочивающие явления. Источник законов, их

глубинные основания относятся к сфере 

«непознаваемого». Сфера «непознаваемого» - это предмет

 не науки, а религии. В отличие от Конта, который

полагал, что наука на позитивной стадии развития

познания вытесняет религию и сама становится

своеобразной религией индустриальной эпохи, Спенсер

допускал сосуществование науки и религии. Философия

же, согласно Спенсеру, должна заниматься

«познаваемым», т.е. миром чувственных

феноменов, обобщать и систематизировать их.

Принципиального отличия науки и философии не должно

быть. Разница только в степени и конкретности

научных и философских обобщений.

Рассматривая позитивную философию как своего рода

метанауку по отношению к специальным областям

научного знания, позитивизм в качестве главных её

целей определил, во-первых, нахождение методов,

обеспечивающих открытие новых явлений и законов, и,

 во-вторых, разработку принципов систематизации знаний

Здесь были выделены действительно две главные проблемы философии науки.

Подход крешению первой проблемы был продиктован

 основной установкой позитивистской теории

познания. Поскольку законы рассматривались как

устойчивые отношения явлений (данных чувственного

опыта), постольку особое внимание должно быть

уделено методам индуктивного обобщения опытных

данных. Это не означает, что позитивизм пренебрегал

исследованием дедуктивных методов и ролью гипотез в

открытии законов. Вместе с тем, согласно концепциям

Конта и Милля, гипотеза и дедуктивные методы играют

только вспомогательную роль в становлении нового

научного знания. Конт формулировал это положение в

виде принципа постоянного подчинения воображения

наблюдению.

Спенсер отстаивает несколько иную и более

сбалансированную точку зрения на роль индуктивных

и дедуктивных приемов в процессе научного познания.

Он полагает, что дедукция является базой

расширенного применения количественных методов

описания и предвидения. Количественные методы связаны

с развитием математики как дедуктивной науки и

применением её результатов в естественных науках.

Если индукция, согласно Спенсеру, преимущественно

обеспечивает качественные предсказания, то применение

дедукции обосновывавет «количественное предвидение».

Конт считал, что в зародышевой форме метод наблюдения

 и дедуктивные приемы возникли уже на

метафизической стадии познания. Но только на

позитивной стадии начинает утверждаться принцип

подчинения воображения наблюдению. А Спенсер

полагал, что на ранних стадиях познания

превалировали качественные предсказания. Это была,

по Спенсеру, неразвившаяся наука. Развитая же

наука делает акцент на количественных предсказаниях.

Правильно подчеркивая идею развития применительно

 к становлению науки, позитивизм вместе с тем не

распространял эту идею на сформировавшуюся,

развитую науку. В первом позитивизме можно

обнаружить установку на поиск окончательных

 научных методов, обеспечивающих рост научного знания и отделяющих науку от метафизики. Эта установка неявно полагала, что при

разработке методологии не принимается во внимание

возможность изменения и развития самой научной

рациональности, появления в процессе эволюции

 науки новых типов рациональности. Соответственно

на методологию науки не распространялся в

полном объеме принцип исторического развития.

Развитие научного познания трактовалось крайне

ограниченно. Считалось, что, после того как оно

возникает, в нем не происходит качественных

изменений. Эти идеи прослеживаются даже у

Спенсера, который по праву считается великим

эволюционистом.

Эволюционные принципы Г. Спенсера

были сформулированы им независимо от эволюционистских идей Ч. Дарвина. Его концепция

эволюции носит универсальный, космический характер,

а биологическая, социальная эволюция – всего лишь

ее разновидности. Определение эволюции у

Спенсера носит предельно абстрактный характер;

это процесс перехода простого к сложному,

от «неопределенной однородности к определенной

 разнородности», из которой возникает устойчивое целое. Неравновесная система в ходе эволюции подвергается дифференциации, т.е. усложняется путем возникновения новых частей, или органов и организаций, но затем они вновь интегрируются, достигая состояния равновесия. Г. Спенсер выделяет последовательно сменяющиеся три фазы универсальной эволюции – неорганическую, органическую и надорганическую. Социальная эволюция – часть надорганической эволюции. Она отличается от других видов эволюций своей сложностью, многоплановостью, это эволюция суперорганизмов, т.к. человеческие общества, коллективы и организации по своей сложности превосходят все другие организмы, что, однако, не исключает их из лона природы и общих природно-эволюционных закономерностей.

 Некоторые аспекты своей концепции эволюции он применял и при анализе проблемы дифференциации и интеграции науки. В целом его трактовку научного познания можно охарактеризовать как ограниченный историцизм. У Спенсера, как и у Конта, возникшая наука и ее методы управляются постоянными и неизменяющимися законами, открытие которых должно обеспечить продуктивную методологию исследований.

Важным аспектом в разработке методологических проблем науки было обсуждение позитивизмом вопросов систематизации научного знания. Важно было выявить связи между отраслями сложившейся дисциплинарной организации науки, выяснить особенности взаимодействия и возможности интеграции различных наук. Физика сохраняла в эту эпоху лидирующее положение в естествознании. Вместе с тем, развитие биологии и становление наук об обществе стимулировали распространение эволюционных идей в науке. Развитие дисциплинарно организованной науки выдвинуло проблему обмена концептуальными средствами и методами между различными дисциплинами, а это, в свою очередь, предполагало выяснение того, как соотносятся между собой предметы различных наук. Эта проблема возникла также в связи с расширяющимся внедрением науки в образование, с потребностями систематизации преподаваемого корпуса научных знаний.

Первый позитивизм наметил ряд подходов к проблеме координации и классификации наук. О. Конт считал, что соотношения между науками и их классификация осуществляются с учетом последовательности их возникновения и по принципу простоты и общности. Истоками контовской классификации были идеи Сен –Симона. Иерархия наук в классификации Сен-Симона и Конта выстраивалась следующим образом: вначале математика с механикой, затем науки о неорганической природе (астрономия, физика, химия), потом науки об органической природе (к которой Конт относил и общество) – биология и социология.

Г.Спенсер предложил несколько иную классификацию. Он считал, что важно выделить предметы наук соответственно способам их познания. В основе его классификации лежит разделение наук на конкретные, абстрактно-конкретные и абстрактные. Спенсер писал, что нужно различать науки, которые изучают абстрактные отношения, в которых нам даны явления, и науки, которые изучают сами явления. Науки, изучающие формы, в которых нам даны явления, - это абстрактные науки, к которым принадлежат логика и математика. Науки, изучающие сами явления, в свою очередь, делятся на два подкласса – изучающие явления в их элементах и изучающие явления в целом. По Спенсеру, каждое явление – это результат действия различных сил. Под изучением явлений в их элементах Спенсер понимает открытие законов одного вида силы. Этим занимаются абстрактно-конкретные науки, к которым относятся механика, физика и химия. Науки, изучающие явления в целом, сгласно Спенсеру, объясняют явления как результат одновременного действия нескольких видов сил. Такие науки Спенсер называет конкретными и относит к ним астрономию, геологию, биологию, психологию и социологию.

Первый позитивизм много сделал для пропаганды научных знаний. Его критика натурфилософии способствовала становлению философии науки, ориентированной на решение реальных методологических проблем, выдвигаемых развитием естествознания и социальных наук. В какой-то степени стремление отделить науку от метафизики могло сыграть положительную роль в процессах конституирования новых дисциплин, отпочковывающихся от философии. В частности, это относится к становлению социологии.

Важнейшей задачей позитивной философии Конт вслед за Сен-Симоном считал использование науки как осноывания для социальных преобразований с целью разрешить критические (кризисные) состояния цивилизованных обществ. Наука должна иметь различные практические приложения в производстве, в сфере образования, в управлении общественными делами. Она призвана рационализировать деятельность, делать ее более эффективной. Впрочем связь науки с практикой позитивизм трактовал односторонне, только как влияние науки на практику. Само же научное познание он рассматривал, сохраняя традицию феноменологического подхода, как чувственный опыт и его рациональное упорядочивание. Деятельностный подход не был распространен на анализ научного знания.

Можно сказать, что позитивизм исходил из идеализации науки. Эта идеализация предполагала рассмотрение науки, во-первых, вне ее связи с философией и культурой, во-вторых, абстрагируясь от исторического развития уже сформировавшейся научной рациональности, в-третьих, абстрагируясь от практически-деятельностной природы научного познания.

2. Особенности второго позитивизма

В первом позитивизме основное внимание     уделялось проблемам систематизации научного знания

 и классификации наук. На этапе второго позитивизма на передний план вышли иные проблемы. Особое значение приобретал вопрос об онтологическом статусе фундаментальных понятий, принципов науки, т.е. проблема их отождествления с самой исследуемой реальностью.

На рубеже 19-20 веков ряд открытий в естествознании привел к падению строиного здания физической теории, созданной в 19 веке. Эпоха революционных преобразований в естествознании была начата двумя важными открытиями в биологии и физике – открытием генов как носителей наследственности, изменивших прежнюю систему представлений о живой природе, и открытием делимости и сложности атома, которое привело к отказу от прежних представлений об атоме как неделимом и простейшем «первокирпичике» материи. Первый позитивизм исходил из наивного убеждения в окончательном характере открытий естествознания. Вместе с падением старого естествознания пришла к упадку и первая форма позитивизма. Второй позитивизм (эмпириокритицизм) обратил внимание на факт относительности научного знания и сделал отсюда вывод о том, что наука не дает подлинной картины реальности, а доставляет лишь символы, знаки, отметки для практики. Эмпириокритики видели задачу философии в установлении принципов упорядочения явлений в сознании.

Основатели и вместе с тем главные представители этого течения - Рихард Авенариус (1843-1896) и Эрнст Мах (1838-1916).

Р.Авенариус был швейцарским философом, профессором Цюрихского университета с 1877 г. Его главные произведения - "Философия как мышление о мире по принципу наименьшей меры сил" (1876, русск. пер. 1898), "Критика чистого опыта" в 2-х т. (1888-1890, русск. пер. 1908-1909), "Человеческое понятие о мире" (1891, русск. пер. 1901).

Э. Мах родился в чешском городе Турасе в 1838 г.; окончил Венский университет в 1860 г., где и начал научно-преподавательскую деятельность как приват-доцент Венского университета (в 1861 г.); в 1864 г. стал профессором математики университета в Граце; потом, с 1867 г. работал профессором физики немецкого университета в Праге и был его ректором; в 1895 г. он вернулся в Австрию в качестве профессора философии Венского университета.

Его физические исследования были посвящены вопросам экспериментальной и теоретической механики, акустики и оптики.

Так, в теоретической механике,  он попытался придать формулировкам законов механики такой вид, чтобы они не зависели от скорости равномерного и прямолинейного движения системы и от ее вращения. Здесь Мах, отказавшись от абсолютных пространства, времени и движения, свойственных ньютоновской механике, предпринял попытку построить эту науку на основе постулата, согласно которому движения тел могут быть определены лишь относительно других тел. Этот постулат получил название "принципа относительности Маха" и сыграл немалую роль в становлении теории относительности А. Эйнштейна.

Помимо теоретической и экспериментальной механики, Э. Мах интересовался также процессами физиологии слуха и зрения, изучал механизмы вестибулярного аппарата; все это в немалой степени было побуждено его философскими интересами (конкретно, его изысканиями в области теории познания, базированной на достижениях психологии и физиологии органов чувств).

Э. Мах - автор многочисленных научных и философских публикаций. Из числа последних наиболее известны: "Анализ ощущений и отношение физического к психическому" (М., 1908), "Популярно-научные очерки" (СПб., 1908), "Познание и заблуждение. Очерки по психологии исследования (М., 1909).

В общем, эмпириокритики наследовали антиметафизическую установку позитивизма Конта, Спенсера и Милля (почему это философское учение часто называют также "вторым позитивизмом"), внеся в нее, однако, весьма существенные коррективы. Если "первый позитивизм" предлагал просто-напросто отбросить всякую "метафизику" с пути научного познания и заменить ее совокупностью наиболее важных достижений конкретных, "позитивных" наук ("физикой" в широком смысле слова), то "второй позитивизм" попытался радикально и навсегда избавить науку от опасности любых "метафизических болезней". Для этого, по их мнению, нужно было обнаружить источники метафизических заблуждений, содержащиеся в реальном познавательном процессе ("гносеологические корни метафизики"), а затем "очистить" научное знание от всего того, что этими источниками питается. В своей работе представители "второго позитивизма" стремились опереться на достижения тогда еще весьма молодой и столь же претенциозной "положительной" науки о человеческом сознании, психологии.

В качестве критической программы они предлагали продемонстрировать наличие в философских и научных построениях не основанных на опыте (априорных) утверждений, а также "скачков мысли", разрывов в рассуждении, которые недопустимы для подлинной, хорошо устроенной, позитивной науки; устранив подобные утверждения и ликвидировав эти разрывы мысли, по их мнению, можно было бы и очистить науку от метафизических домыслов, и навсегда устранить возможность "метафизики". Продолжатели их дела, неопозитивисты (представители "третьей генерации" позитивизма), любили называть себя "дворниками при науке", поскольку видели свое профессиональное предназначение как раз в том, чтобы очищать науку от всякого "метафизического хлама".

Поскольку эмпириокритики считали своей насущной задачей радикальное ниспровержение "метафизики", теория познания оказалась в фокусе их внимания.

Мировоззрение в их понимании вовсе не обязано было выражать более глубокую суть мироздания, нежели "физика" (в широком смысле этого термина - как вся совокупность опытных, "позитивных" наук); напротив, оно предстало в их глазах как обобщение результатов частных наук, прошедших горнило гносеологической критики.

Теория познания, по их мнению,  должна представлять собой, в конечном счете,  адекватное описание познавательной деятельности (прежде всего, разумеется, процессов научного мышления). Этим объясняется внимание эмпириокритиков к истории науки: Э. Мах был не только выдающимся физиком, но также одним из первых историков этой науки.

Правда, две (по меньшей мере две) априорных предпосылки в программу эмпириокритиков, поставивших целью борьбу с любыми априорными предпосылками, все же "просочились". Первая - это убеждение, что познавательный процесс, в конечном счете, начинается с ощущений, и потому весь "опыт", в конечном счете, может быть редуцирован к чувственному опыту. Вторая - что никаких "скачков" (т.е. "качественных изменений") в познавательном процессе быть не должно (в их концепции это запрещено фундаментальным законом развития всякого знания - законом экономии мышления. Поэтому Мах и Авенариус определяли понятие как "общее представление" и, следовательно, не усматривали принципиальной разницы между чувственной и рациональной "ступенями" в познавательном процессе: по их мнению, никаких "ступеней" в этом непрерывном процессе быть не должно, и потому понятия отличаются от представлений только большей общностью. В результате такой операции, понятие было лишено специфического ореола прежнего "идеального": ведь границы между раздражимостью, ощущением, восприятием, представлением и понятием, согласно концепции эмпириокритицизма, весьма условны.

Эмпириокритиками, в их трактовке предмета и задач философии, был сделан и еще один радикальный шаг: они покусились - ни много ни мало - на "великий основной вопрос философии", вопрос о соотношении духа и материи, представив в своей  концепции жизни поток чувственного опыта как некую нейтральную "субстанцию мира". Чтобы понять логику этого шага, имеет смысл более детально познакомиться с эмпириокритической концепцией жизни, в которой слиты воедино и картина мира, и гносеологическая концепция.

Авенариус трактует жизнь как "биологическую экономику", которая представляет собой взаимодействие противоположно направленных процессов, которые стремятся уравновесить друг друга. Если тот или другой гипертрофированно превалирует - наступает смерть. Это значит, что процессы, которые идут в живом организме, ведут к смерти . Оптимум жизни, по Авенариусу, - это "жизненный максимум сохранения", а жизненную активность можно представить в виде шкалы, где колебания "в сторону потребления" и "в сторону расходов" (работы) должны быть уравновешены.

Поскольку упражнения по выполнению работы ведут к сокращению потребности в энергии, нужной для ее выполнения, постольку стабилизация живой системы оборачивается ее экспансией - чтобы сохранить уровень расходов, организму приходится расширять сферу действия. В качестве критерия жизнеспособности организма Авенариус использует принцип наименьшей меры силы : организм, который более экономно расходует находящиеся в его распоряжений энергетические запасы, имеет больше шансов выжить: важно, чтобы в процессе жизненной активности был соблюден баланс между приобретаемыми энергетическими запасами и их расходованием.

Организм должен обладать какими-то средствами сохраняться и в условиях неравновесия, стабилизируя свои отношения с окружением. Жизнь поэтому нельзя рассматривать только как то, что происходит "внутри" организма: она есть "мир" - такая целостность, где связаны "внутреннее" и "внешнее" (противоположность которых, таким образом, весьма относительна).

Упражнения, которые превращают новое в привычное, осваивают мир, тем самым придавая мировому потоку форму предметов, "вещей мира" - и мир предстает перед человеком как совокупность стабильных образований. Изначально такой стабильности нет - между организмом и "иным", которое еще не превращено в "мир вещей", существует некая разность потенциалов; организм устремлен на то, чтобы сделать ее минимальной, то есть свести непривычное к привычному, новое к старому, чуждое к своему. В результате таких попыток "враждебное" послеродовое окружение становится "родиной". Признак "родины" в том, что она, со всеми ее характеристиками, обладает для нас такой степенью очевидности, что мы их просто не замечаем. Лишь когда с "родиной" происходит катастрофа, мы замечаем, что она есть (или была).

Акт рождения - это переход организма из равновесного с условиями его бытия, защищенного состояния в незащищенное, и поэтому бытие в мире, которое следует за актом рождения,- катастрофа; сам акт рождения - первая из жизненных катастроф. Ее следствие, родовая травма, накладывает печать на все последующее бытие в мире; все дальнейшее поведение по сути своей - стремление вернуться в изначально безопасное состояние, в материнское лоно. Поскольку de-facto это, разумеется, невозможно, постольку вся история предстает как совокупность действий, замещающих желанное возвращение: то, что бывает (то есть повторяется), скоро становится привычным - а это значит, сходным с материнским лоном, понятым (то есть, согласно этимологии этого слова, "принятым в себя", освоенным, превращенным из "внешнего" и "чуждого" во "внутреннее" и "свое"). Мир внешний - это чуждое; мир внутренний - это родина. Можно сказать и иначе: родина - это внутренний мир, это "свое".

Вообще, согласно точке зрения Авенариуса, понимание мира - это вовсе не "отражение", а целостное отношение к миру и поведение в нем. Поэтому в рождении укоренена связь самосохранения с пониманием мира, а стремление достичь жизненного максимума сохранения тождественно стремлению все в мире устроить так, чтобы он стал "родиной".

Любое изменение обстоятельств, любая попытка справиться с внешней помехой - акт рождения в миниатюре, который начинается с проблематизации и заканчивается депроблематизацией. С упражнениями депроблематизация достигается ценой меньших усилий, и к тому же синхронно происходит изменение понятия мира - оно становится все более универсальным. Конечно, такова только тенденция; именно ее, по мнению Авенариуса, выражают универсалистские натурфилософские онтологии (в которых "всё" есть или вода, или огонь, или атомы, или материя).

Таковы биоонтологические предпосылки общего мировоззренческого тезиса Авенариуса (с которым, кстати, был солидарен и Мах): в подлинной, изначальной действительности нет ни "физического", ни "психического", а только "третье". Можно выразить эту мысль так: организм постольку субъективен, поскольку он переживает; но он в то же время и объективен, поскольку предстает перед взором человека как "вещь среди вещей". В каждом из этих "обликов", в свою очередь, тоже есть и внутреннее, и внешнее - они относительны, и потому многообразны. Это значит, что существует непрерывная последовательность переходов "наружу" и "внутрь", а "сознание" и "материя", соответственно, суть "предельные ценности" единого совокупного целого - жизни, каковая и есть сущее "по истине".

В соответствии с моделью мира, где организм играет роль активного "центра", построена и теория познания Авенариуса. Он расценивает восприятия как нечто большее, нежели совокупность данных, которые имеют внешний источник: они всегда апперцепированы, то есть каждый этап постижения мира зависит от предшествующего, а процесс познания - это всегда подведение очередных чувственных восприятий под уже образованное ранее общее понятие. Делается так из экономии, поскольку для подведения нового под старое нужно меньше сил, чем для создания специального представления. Однако механизм экономии чреват расточительством, поскольку, например, совокупность признаков АВР можно принять за уже знакомую совокупность ABC; тем самым новому комплексу может быть приписано то, что ему не присуще. Впрочем, это даже удобно - до тех пор, пока мы не замечаем ошибки, то есть пока не обнаруживаются признаки, которые мешают привычной операции подведения нового под старое.

Логическое противоречие в рассуждении вызывает "чувство неудобства", что свидетельствует о напрасной трате сил. Гармония и последовательность мысли, напротив того, "экономны". Происходящее в результате стремления к экономии очищение опыта может быть инстинктивным, но лучше, если оно осуществляется сознательно; в итоге получается чистый опыт.

Избавление от замеченной ошибки проходит три фазы: дифференцирование используемого доселе общего понятия, его приближение к новому опыту и, наконец, очищение опыта. Дифференцирование понятия в ходе анализа опыта ведет к образованию системы понятий, отличающихся по степени общности. Если в системе все хорошо устроено - появляется "чувство безопасности". Наиболее общее понятие системы - "последнее понятие", или "центральное представление". Оно незаметно, поскольку используется чаще всего и потому разумеется само собой. Предикат, который стоит в центре системы понятий, - бытие. Он "связан со всем", поскольку "сопровождает" всякую апперцепцию (осознанное восприятие). Поэтому понятие бытия - всеобщий пред-рассудок. По той же причине это понятие не обладает никаким определенным фиксированным смыслом, оно "пусто" в плане содержания. Будучи "всеобщим предрассудком", предпосылкой, сопутствующей всякой мысли, понятие бытия неустранимо и сохраняется даже после очищения мысли от всех содержательных предпосылок; его невозможно и определить, поскольку никакие характеристики того, что уже известно, не являются фиксированным содержанием понятия "бытие": все, что становится известным, как бы оно ни отличалось от уже известного, опять же есть "бытие"; единственное "свойство" бытия - "простое наличие". Соответственно, общее понятие мира - "абсолютный пред-рассудок".

"Бытие вообще" предстает как "материнское представление". По его мнению, все частные, конкретные восприятия происходят из него, из "первого восприятия", в результате "само дифференциации".

Эмпириокритики были убеждены, что всего-навсего возвращаются к естественному понятию о мире, то есть к такому, которое свойственно нормальному, простому, близкому к природе человеку, еще не успевшему запутаться в сетях метафизических мудрствований, возникших в историческом процессе развития жизни и знания. Процесс этот, к сожалению, сопровождался разделением целостного "мира" опыта на сферу субъективного и объективного. В рамках изначального, "естественного понятия о мире", как составные части нашего окружения, так и содержание знания о них равно составляют интегральные части нашего опыта, хотя могут быть "разведены" друг с другом. Вот здесь-то и коренится, в конечном счете, возможность "метафизики". Первый, и самый серьезный, шаг в этом ошибочном направлении, по мнению Авенариуса, - трактовка мышления не как интегративной части целостного опыта, а как "продукта мозга". Он самым решительным образом выступает против нее: "Мышление не есть ни обитель, ни повелитель, ни другая половина или сторона и т.д., но равным образом и не продукт, даже не физиологическая функция или хотя бы даже вообще какое-либо состояние мозга" .

Имеет смысл внимательнее присмотреться к этому, на первый взгляд, совершенно абсурдному, заявлению. О чем идет речь, когда мышление становится предметом философского исследования? Неужели, в конечном счете, о физиологических процессах в коре головного мозга или об электрической активности мозговых клеток? Если так, то чем же отличаются глубокие мысли Платона от поверхностных рассуждений философского дилетанта? Неужели только степенью активности нервных клеток, составляющих "серое вещество" под черепной коробкой? Как и где существовали мысли Платона хотя бы при его жизни? В его мозгу? В таком случае, как же мог Платон делиться мыслями со своими учениками? И какова сегодня "субстанция" платоновских идей - ведь вряд ли кто осмелится сказать, что они бесследно исчезли вместе с мозгом этого мыслителя? Так, быть может, не столь уж и глупо видеть "сущность" мысли не в том, что они продукт мозга?

И тем не менее трактовка философами мышления как прежде всего или только физиологического процесса в мозгу была во времена Авенариуса не только весьма распространена, но даже превалировала. Поэтому он попытался специально исследовать ее причину, которую обозначил особым термином - "интроекция". Эта тема стала центральной в его книге "Человеческое понятие о мире".

В итоге интроекции изначальная целостность, "естественное" единство мира опыта, распадается на два "рукава": на внешний мир (тот, который существует вне сознания субъекта, хотя и переживается в ощущениях) и мир внутренний (тот, который существует в сознании субъекта, то есть "сами" переживаемые ощущения); вместо целостного опыта (то есть непрерывного потока переживаний, в котором слиты воедино содержание переживания и акты переживания) в картине мира появляются отделенные друг от друга и друг другу противопоставленные субъект, который переживает ощущения, и внешний ему, независимый от него объект, который вызывает ощущения. Согласно Авенариусу надо отказаться от "дуализма внутреннего и внешнего". Таким образом, естественным результатом критической гносеологической концепции эмпириокритицизма оказался вывод о целостном опыте, который оказался даже развернутым в своеобразную онтологическую концепцию - учение об "элементах мира".

Подлинное, изначальное, целостное и "нейтральное" бытие - это "поток ощущений"; их Мах трактует как "нейтральные элементы мира"; будучи элементами опыта, они не идеальны и не материальны - они нечто изначальное, и потому "третье".

"Вещь-в-себе", согласно Маху, - это "мнимое понятие". Устранив ее, мы "теряем" и стабильность мира в философских онтологиях, и его метафизическое "удвоение", обнаруживая подлинную основу - "поток" опыта.

В ходе последующих шагов развития жизни первичное состояние деформируется внешними обстоятельствами. Такие деформации, закрепленные памятью, актуализируемые в воспоминаниях, определяют последующие восприятия. Сохраняющиеся следы прошлого (воспоминания) делают жизнь организма кумулятивным процессом. Этот кумулятивный жизненный процесс и есть "опыт", или "интеллект", в котором припоминание оказывается способом, которым сознание осовременивает прошлое. Благодаря процессуальности сознания человек живет не "дискретно", в серии "теперь", сменяющих друг друга, а непрерывно -  "временно". Поэтому временность, по мнению Маха, не от природы дана - она есть создание организма. Только мы, люди, "склеиваем" моменты своей жизни - не природа! Так же мы "склеиваем" из "элементов" "комплексы", а затем обращаемся с ними как с субстанциальными вещами. В самой природе нет никаких "комплексов", как, естественно, нет и стабильности. Нечто стабилизируется (точнее, превращается сознанием в стабильное образование) только тогда, когда становится "затравкой" процесса, напоминающего образование грозди кристаллов каменной соли: когда к этому изначальному "нечто" нами "присоединяется" нечто последующее.

Простейший (и вместе с тем тоже важнейший) способ стабилизировать комплекс "элементов" - это приписывание комплексу "имени". Оно - "акустический признак" комплекса, сохраняющий его в памяти, признак самый неизменный и удобный. Вокруг него, как "ядра", нарастают другие признаки. Поэтому имя - не "этикетка" предмета, а скорее его "арматура": оно функционально, оно "по праву" представляет индивида, к которому относится. И неважно, что оно случайно по происхождению; неважно также то, что все, обозначенное им однажды, может перемениться. Если остается имя вещи - то остается ее "ядро". Имя удобно - с его помощью мы замещаем в сознании целое одним признаком, не утрачивая при этом целостности. Узнавание вещи, как бы оно ни происходило, есть "стабилизация", формирование комплекса ощущений как тождественной вещи, каковая существует через имя. Коль скоро есть имена - нет вещей "подобных", есть вещи "тождественные". Они даже скорей "личности", чем "вещи". Но если для начала предпочтительнее слово, то "в перспективе", для развития лучше понятие. Хотя суть их одна: "экономичнее" обходиться с единством так, как если бы оно было тождеством, то есть "одним и тем же".

Ограничение и стабилизация, осуществляемые именем и понятием, согласно концепции Маха, - это формирование комплексов элементов. Понятие "ассимилирует" восприятия, элементы не сами соединяются - их соединяет сознание: понятие есть синтез. Только изначальный мир сразу и "бессубъектен", и "беспредметен", и "непонятен" - потому о нем не может быть воспоминания. Анализ воспоминаний доводит до этого предела, но не дальше, поскольку движение "против течения" накапливающихся "следов" - воспоминаний, против течения прогрессирующего синтеза, заканчивается там, где совершается первый шаг синтеза. За этим пределом из поля рефлексии, разумеется, исчезает и самое Я, поскольку Я - "не изолированная от мира монада, а часть мира в его потоке, из которого она произошла.

Можно сказать, что эмпириокритицизм как программа очищения опыта очистил опыт от объективного содержания – без субъекта нет объекта и наоборот и выступил сам в виде теории и практики «экономии мышления» - «чем проще,тем правильней».

3. Неопозитивизм, как развитие позитивистской философии.

 Важным в эмпириокритицизме было и его критическое отношение к наивно-реалистической теории познания, стремление преодолеть возникающие в ней противоречия. Эта привычная для здравого смысла концепция была подвергнута критике еще Дж. Беркли и Д. Юмом. Напомним их аргументацию. Допустим мы получили в чувственном опыте образ некоего предмета. Пусть это будет стол. Мы имеем в опыте ощущения цвета, формы, твердости и т.д. и этот комплекс ощущений обозначаем словом стол. Задача состоит в том, чтобы доказать, что этот комплекс является копией реального предмета. Для этого нужно сравнить восприятие предмета с самим предметом. Но сколько бы раз мы не осуществляли опыт, мы будем получать ощущения и их комбинации. Мы будем сравнивать ощущения, полученные в начальном опыте с ощущениями, полученными в последующих опытах. Отсюда Беркли сделал вывод, что в теории познания не следует постулировать существование вещей как материальных образований вне нашего чувственного опыта. Логичнее считать, что первичной реальностью являются ощущения, а вещи – это комплексы ощущений. Эмпириокритицизм воспроизводил многое из того, что уже было сказано Беркли и Юмом и сталкивался с теми же трудностями -, например, - с солипсизмом.

Между эмпириокритицизмом и неопозитивизмом была прямая преемственность. Методологические проблемы науки, которые были выявлены эмпириокритицизмом, в период становления неопозитивизма приобрели особую остроту. Критерии очевидности и наглядности, которыми широко пользовалась классическая наука, утрачивали свою ценность. Неопозитивизм предложил особый подход к обоснованию фундаментальных понятий и принципов науки. Он сосредоточил внимание на анализе языка науки. Логика и язык выдвигаются на первый план в силу ряда обстоятельств. Укажем два главных. Во-первых, это трудности, с которыми имели дело математики в начале XX века. В науке образцом строгости всегда считалась математика. Но довольно неожиданно математики стали все чаще встречаться с различного рода парадоксами, противоречиями. Крепло убеждение, что корни затруднений скрыты в основаниях математики, а основаниями математики являются логика, некоторый искусственный язык и философия. Глубокие специалисты в области математики и логики – немец Готтлоб Фреге и англичанин Бертран Рассел, пришли к выводу, что прежняя философия устарела, в ней не меньше путаницы чем в математике. Во-вторых, аналитизм (понятие «аналитическая философия» появляется после второй мировой войны и постепенно вытесняет термин «неопозитивизм»; внутри «аналитической философии» можно выделить два направления: философию логического анализа и лингвистическую философию) возник как реакция на засилье идеализма в английских университетах начала 20 века. В аналитической философии мы в очередной раз встречаемся со стремлением к ясной философии. Ясность философии связывалась прежде всего с языком. Так называемый «лингвистический поворот» характеризуется тем, что как философские проблемы (например, проблема доказательства бытия Бога), так и упомянутые основные проблемы математики и естествознания стали рассматриваться как проблемы их языкового выражения. Это означает, что необходимы:

- точное соблюдение значения слов, при помощи которых сформулирована научная проблема;

- установление критериев отличия так называемых псевдопроблем от проблем, действительно решаемых наукой.

 В отличие от мыслей и чувств в истинности языковых описаний внешних для человека фактов может убедиться каждый. Задача философии стала мыслиться как задача прояснения языка. Так, Фреге считал, что логическая путаница может заключаться в отождествлении значения имени и его смысла (значение одно – планета Венера, а смыслы разные: «утренняя звезда» и «вечерняя звезда»), Джон Мур предлагал неясные спорные суждения переформулировать в более ясные. Ранний этап развития аналитической философии получил свое завершение в небольшой книжке Людвига Витгенштейна «Логико-философский трактат», основные положения которой следующие:

-язык есть граница мышления (язык и мышление совпадают; лучше вообще говорить не о мышлении, а о языке, мышление «за языком – это химера);

-есть только один мир – мир фактов, со-бытий (сосуществующих фактов реальности), которые описываются совокупностью естественных наук;

- предложение – это картина мира, так как оно имеет с миром одну и ту же логическую форму (если бы мир был нелогичным, то его нельзя было бы представить в форме предложений);

-сложные предложения состоят из элементарных предложений, которые соотносятся непосредственно с фактами (молекулярные предложения состоят из атомарных);

- высшее невыразимо (имеется в виду, что предложения этики, эстетики, религии нельзя обосновать фактами – сравним два предложения: «Сергей любит Лену» и «Сергей ненавидит Лену». В фактуальном мире мы обнаруживаем Сергея и Лену, но не их любовь и ненависть. «В мире, - пишет Витгенштейн, - все есть, как оно есть, а все происходит, как оно происходит; в нем нет ценности» (рассказать о логическом бихевиоризме – Карл Гемпель предлагал переделывать предложения психологии в предложения, описывающие поведение т.к. иной верификации чувств провести невозможно) Высшее мистично о нем нельзя говорить языком истины;

- «То, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно». Обо всем остальном, например, мистическом, лучше молчать;

философия не может состоять из научных предложений, ибо философские предложения нельзя проверить на истинность и ложность;

- цель философии – логическое прояснение языка. Поэтому философия – это не особое учение, а деятельность по прояснению языка.

Если местом становления аналитического направления в философии можно считать Англию (Кембридж), где работали Мур, Рассел и Витгенштейн, то позднее центр движения переместился в Вену. Представителями «Венского кружка» были Карл Гемпель, Рудольф Карнап, Мориц Шлик, Отто Нейрат. Вторая мировая война вынудила абсолютное большинство философов эмигрировать в США, где они продолжали работать

Общим для данных философов было отрицание философии как учения о первых принципах. По мнению Карнапа, истинность философских предложений невозможно обосновать. От философии следует отказаться в пользу науки, лишь она представляет собой обоснованное знание. Логические позитивисты считали, что все предложения науки являются либо аналитическими, либо синтетическими. Аналитические предложения логически необходимы –например, «тела протяженны» - действительно протяженность – это неотъемлемая характеристика любого тела и когда мы говорим «тело», то само собой подразумеваем, что оно имеет определенную ширину, длину, высоту. Пример синтетического предложения «На столе лежит книга». По определению стол не является чем-то таким, на чем непременно лежит книга. Истинность синтетических предложений устанавливается эмпирическим путем,т.е. опытом, эксперементальными данными. Принцип верификации (проверяемости) именно предполагал, что все синтетические предложения проверяются в эксперименте Сложный текст надо разложить на элементарные, протокольные предложения, а их уже проверить фактически, т.е. путем соответствия наблюдаемой действительности. В основе науки, по мнению логических позитивистов, лежат прото­кольные предложения, выражающие переживания субъекта. Истин­ность этих предложений абсолютно достоверна и несомненна. Сово­купность истинных протокольных предложений образует твердый эм­пирический базис науки. Для методологической концепции логическо­го позитивизма характерно резкое разграничение эмпирического и теоретического уровней знания. Однако первоначально члены Венско­го кружка полагали, что все предложения науки — подобно прото­кольным предложениям — говорят о чувственно данном. Поэтому ка­ждое научное предложение можно свести, "редуцировать", к прото­кольным предложениям подобно тому, как любое молекулярное пред­ложение  может быть разложено на состав­ляющие его атомарные предложения. Достоверность протокольных предложений передается всем научным предложениям, поэтому наука состоит только из достоверно истинных предложений. (Можно предположить, что прото­кольное предложение должно было выглядеть приблизительно так: "Я сейчас воспринимаю круглое и зеленое".)

С точки зрения логического позитивизма, деятельность ученого в основном должна сводиться к двум процедурам:

1) установление новых протокольных предложений;

2) изобретение способов объединения и обобщения этих предложений. Научная теория мыслилась в виде пирамиды, в вершине которой находятся основные понятия, определения и постулаты; ниже распола­гаются предложения, выводимые из аксиом; вся пирамида опирается на совокупность протокольных предложений, обобщением которых она является .

Прогресс науки выражается в построении таких пирамид и в по­следующем слиянии небольших пирамидок, построенных в некоторой конкретной области науки, в более крупные пирамидки, которые, в свою очередь, сливаются в еще более крупные и так далее, до тех пор, пока все научные теории и области не сольются в одну громадную сис­тему — в единую унифицирован­ную науку. Однако вскоре стало очевидно, что "чистого" чувственного опыта, к которому апеллировали логические позитивисты, не существует. Это показал еще  Кант. А в психологии XX в. была эксперимен­тально доказана связь, существующая между работой органов чувств и мышлением человека, в частности, даже его профессиональными зна­ниями. Таким образом, убеждение логических позитивистов в том, что наука опирается на твердый эмпирических базис, а этот базис состоит из абсолютно истинных протокольных предложений, выражающих чувственные переживания субъекта, оказалось ложным. В дальнейшем стало очевидным, что с помощью эмпирического критерия верификации нельзя проверить не только философские утверждения, но и принципы естественнонаучных теорий. В самом деле как можно, например, проверить с помощью наблюдения или какого-нибудь опыта принцип инерции – ведь в реальном мире мы не можем найти тел, на которые не оказывали бы влияния никакие внешние силы и которые бы бесконечно двигались равномерно и прямолинейно.

Отметим, что в связи с выделением аналитических и синтетических предложений логические позитивисты полагали, что все науки можно разделить на эксперементальные (физика, химия, история, социология и др.) и неэксперементальные (логика и математика).

 Предложения  философии и не аналитичны и не синтетичны – они бессмысленны. Стремление к ясности предполагало негативное отношение к философским предложениям.

Все то же стремление к ясности лежит и в основе физикализма – одной из концепций неопозитивизма, состоящей в требовании перевода предложений конкретных наук на язык физики – «физикалий». Основными представителями были Нейрат и Карнап. Физикализм был основой неопозитивистской идеи унификации всех наук на базе универсального языка – языка физики. Например, физикалисты считали, что сознание как качественно особый феномен не существует, т.к. психическое может быть сведено к нейрофизиологическому, а в конечном счете к физическому (т.е. к физическим реакциям, происходящим в мозге). Поэтому и психология может быть сведена к физике. (Редукционизм)

Неопозитивизм был устремлен к тому, чтобы все проверять фактами. Однако оказалось, что этот главный принцип «Все проверяй фактами» нельзя проверить фактами – это типичный философский принцип, обладающий универсальным содержанием). История с принципом проверяемости показывает, что при всем желании от философии  избавиться невозможно. Классические проблемы философии, преодоление и снятие которых обещал неопозитивизм, воспроизводились в новой форме в ходе его собственной эволюции.

Отметим также и то, неопозитивистская философия науки ориентировалась всецело на вопросы проверки и обоснования готовых результатов научного познания и совершенно не рассматривала проблемы развития и поиска нового знания.

С ослаблением влияния логического позитивизма сравнительно большой вес приобрело течение английских аналитиков, последователей Джона Мура и позднего Витгенштейна – так называемая лингвистическая философия. Последняя, отвергает логическую формализацию как основной метод анализа и занимается иследованием типов употребления выражений в естественном, обыденном языке. В то время как философия логического анализа считает себя философией науки и представляет линию сциентизма, сторонники философии лингвистического анализа выступают против какого-либо культа научного знания и отстаивают «естественное» отношение к миру, выраженное в обыденном языке (в Великобритании – Гилберт Райл, Джон Уисдом, Джон Остин). Впрочем эта философия «обыденного языка» будучи одной из школ неопозитивизма считает традиционные проблемы философии псевдопроблемами, возникающими в силу дезориентирующего влияния языка на мышление. В отличие от сторонников философии логического анализа, представители лингвистической философии усматривают задачу философа-аналитика не в том, чтобы реформировать язык в соответствии с некой логической нормой, а в детальном анализе фактического употребления естественного разговорного языка с тем, чтобы устранять недоразумения возникающие вследствие его неправильного употребления.

4.Постпозитивистская философия науки.

На смену методологии неопозитивизма пришло новое направление в философии — постпозитивизм. Постпозитивистский этап в развитии методологии научного познания представлен трудами таких философов, как К. Поппер (1902- 1994), Т. Кун (1922), Я. Лакатос (1922 -1974), С. Тулмин (1922), Я.Фейерабенд (1924), Д. Агасси (1927) и др. Начало постпозитивизма связывается с выходом в свет основной методологической работы Поппера «Логика научного открытия» (1959) и книги Куна «Структура научных революций» (1962). В целом этот этап характеризуется большим разнообразием методологических концепций, которые часто противоречат друг другу. Однако можно выделить и некоторые общие черты данного направления. Так, в концепциях постпозитивистов происходит ослабление внимания к проблемам формальной логики, что было характерно для предыдущего этапа позитивизма. Главная проблема в постпозитивизме — объяснение развития науки, исследование логики и роста научного знания. Его представителей интересуют прежде всего следующие вопросы: как возникает новая теория, каким образом она утверждается в новом сообществе, каковы критерии выбора конкурирующих научных теорий и т.п. Прежде всего следует обратиться к такому направлению внутри постпозитивизма, как критический рационализм. Его представители пытаются в первую очередь разграничить сферы рациональности (науки) и псевдонауки (метафизики и идеологии).

      Основатель этого направления — английский философ и социолог Карл Раймунд Поппер. По его мнению, наука и в целом рациональность должны стать сдерживающими факторами против распространения иррационального духа тоталитаризма и социальной демагогии, утверждение которых привело в 20-м столетии к неслыханным бедствиям для человечества. Второй аспект критического рационализма связан с тем, что рационализм Поппер противопоставляет эмпиризму неопозитивистов. Рационализм выступает здесь

как важнейшая характеристика научного метода и научного знания.

К. Р. Поппер родился и жил до 1937 г. в Вене. Он учился в Венском университете и был близко знаком с членами Венского кружка. Однако уже с самого начала своей творческой деятельности Поппер полемизи­ровал с логическими позитивистами и хотя считался своим вих кругу, настойчиво развивал собственные воззрения на науку и научный метод. Его взгляды получили широкое признание после выхода в 1959 г. в Лондоне его основного труда "Логика научного открытия", в кото­рой была сформулирована новая методологическая концепция. Важ­нейшей особенностью этой концепции был интерес к вопросам, связан­ным с развитием научного знания. "Центральной проблемой теории познания всегда была и остается проблема роста знания, — провозгла­сил Поппер. — ... Наилучший же способ изучения роста знания — это изучение роста научного знания". Переход от анализа структуры на­учного знания, чем в основном занимались логические позитивисты, к исследованию его развития существенно изменил и обогатил всю про­блематику философии науки.

В целом философия науки Поппера называется «критическим рационализмом». Методологическая концепция Поппера получила название "фальсификационизма", так как ее основным принципом является принцип фальсифицируемости. Что побудило Поппера положить именно этот принцип в основу своей методологии?

Обычно указывают на логические соображения, которыми руко­водствовался Поппер. Логические позитивисты заботились о верифи­кации утверждений науки, т. е. об их обосновании с помощью эмпири­ческих данных. Считалось, что такого обоснования можно достигнуть или с помощью вывода утверждения науки из эмпирических предложе­ний, или посредством их индуктивного обоснования. Однако это ока­залось невозможным. Например, для верификации общего предложе­ния "Все деревья теряют зимой листву" нам нужно осмотреть миллиар­ды деревьев, в то время как опровергается это предложение всего лишь одним примером дерева, сохранившего листву среди зимы. Вот эта асимметрия между подтверждением и опровержением общих предло­жений и критика индукции как метода обоснования знания и привели Поппера к фальсификационизму.