СОБРАНИЕ РАЗВИВАЕТСЯ, А НЕ СТОИТ НА МЕСТЕ

Еще один важный фактор, влияющий на наше понимание вопроса, записан в Эфесянам 4:11–16. Там показано, что выполняемые отдельными людьми в собрании виды служения (в том числе служение апостолов, пророков, благовестников, пастырей и учителей) имели перед собой конечную цель. Как мы видели, эта цель состояла не в том, чтобы оставлять членов собрания вечными учениками, постоянно нуждающимися в учителях и пастырях со стороны, а в том, чтобы помочь им «во всем вырастать в того, кто является главой, в Христа»[669]. Со временем, по мере роста их личной зрелости, рассудительности и здоровой независимости, их потребность в служении других должна была уменьшаться. Автор письма Евреям, например, упрекает своих читателей: «Судя по времени, вам следовало быть учителями [»вам… уже пора стать учителями«, Кузнецова]»[670].

Если же религиозная система только поощряет зависимость своих членов от служения определенной группы мужчин, то ее усилия идут вразрез христианской цели. Речь не идет о том, что каждый человек со временем станет таким же, как и все остальные, проявляя ту же меру «одаренности» и исключительных способностей. Однако все могут стать «взрослыми» христианами, обладающими зрелостью в рассуждениях и способностью принимать взвешенные, самостоятельные решения, не оглядываясь на кого-либо еще. Как члены «тела Христа» мы должны не только пользоваться служением других, но и делать свой собственный полезный для остальных вклад. Именно такая картина предстает пред нами в христианском Писании[671].

Вместо того, чтобы постоянно зависеть от пастырского служения других членов собрания, верующие должны сами укреплять силы и быть готовы поддерживать остальных. В письме Галатам, адресованном не избранным руководителям церкви или первым лицам организации, а христианам вообще, Павел пишет:

Братия! если и впадет человек в какое согрешение, вы, духовные, исправляйте такового в духе кротости, наблюдая каждый за собою, чтобы не быть искушенным. Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов[672].

Об этом повелении в одном справочнике говорится:

Поразительно, но значения выражений «любить друг друга», «носить бремена друг друга» и «исполнять закон» тождественны одно другому. Становится ясно, что любить друг друга так, как Христос возлюбил нас, означает не совершить какой-либо один яркий самоотверженный подвиг, а носить чужие бремена — служение гораздо менее заметное и захватывающее. Когда мы видим женщину, ребенка или пожилого человека, несущих тяжелый груз, то разве мы не предложим им понести его за них? Также если мы видим, что тяжелое бремя лежит у кого-нибудь на сердце, то мы должны быть готовы помочь такому человеку, разделив его ношу. И нам должно хватать смирения самим принимать помощь других людей. Носить бремена других — великое служение. Каждый христианин может и должен его выполнять. Это прямое следствие жизни в Духе. Так исполняется закон Христа[673].

ПОДЧЕРКИВАЮТСЯ СЛУЖЕНИЕ И ФУНКЦИИ, А НЕ САН ИЛИ ТИТУЛ

Заключительный фактор, который нам необходимо рассмотреть, состоит в том, что различные библейские названия (пастырь, учитель, благовестник и пр.) подчеркивают не должность служителя (его официальное служебное место в организации), а его труд, выполняемые им функции[674]. Мы увидели, что сравнивая христианское собрание с человеческим телом, Павел упоминает «апостолов, пророков, учителей». Однако еще до этого он описывает различные духовные дары, доступные каждому члену тела (в том числе, конечно же, апостолам, пророкам и учителям), позволяющие всем заботиться друг о друге. При этом апостол сосредотачивает свое внимание не на организационной должности или звании, а на выполняемой работе или форме служения:

Есть разные виды служения, но Господь один и тот же, и действия — разные, но Бог, который совершает все действия во всех, один и тот же. Но проявление духа даётся каждому с той или иной полезной целью… Но все эти действия совершает один и тот же дух, наделяя каждого в отдельности по своему желанию[675].

Иногда апостол Павел привлекает первоочередное внимание к выполняемому делу (в противопоставлении просто занимаемой должности) тем, что использует вместо существительных глаголы или формы глаголов. Если, например, мы используем существительное «руководитель», то главным образом обращаем внимание на занимаемую человеком должность. Если же мы скажем «тот, кто руководит» или «осуществляющий руководство [человек]», то вместо формальной должности того или иного лица мы подчеркиваем его действия или функцию. В стихе 28 двенадцатой главы первого послания Коринфянам (часть которой процитирована выше) наряду с такими существительными, как «апостолы», «учителя» и «пророки», Павел использует ряд причастий (форма глагола): [Бог поставил] (буквально) «помогающих», «управляющих» [лиц][676]. Некоторые английские издания вместо глагольных форм используют в этих местах существительные: «помощников, руководителей» [New English Bible, англ.] «помощников, советников» [перевод Филлипса, англ.]. Однако другие переводы (в том числе большинство из доступных русскоязычных) подчеркивают, что речь идет не об официальных должностях в организации, а о функциях и видах служения, используя следующие выражения: «оказание помощи [и] способности управлять» (НМ), «дар оказания помощи [и] управления» (Кулаков), «одни помогают ближним, другие обладают даром вести за собой» (СоП). Исследователь Роберт Бэнкс отмечает:

Эти [формы глагола в 1 Коринфянам 12:28] просто подчеркивают оказание помощи или руководства без привлечения особого внимания к лицам, этой работой занимающимся… Пожалуй, их можно перевести как «полезные дела» или «здравое наставление». Опять-таки, эти понятия не несут формально-административного смысла. Определенно речь не идет о каких-либо должностях в церкви. В поддержку этого вывода говорит то, что подчеркиваются скорее полезные функции (нежели роль их носителя), что их перечень приведен в самом конце списка даров, а также то, что это единственное упоминание этих даров в Новом Завете[677].

В «Новом международном словаре Богословия Нового Завета» [New International Dictionary of New Testament Theology], том I, с. 197 содержатся следующие замечания:

Автор считает, что церковь времен Павла еще не знала официально установленного распределения обязанностей… Это подтверждается перечислением даров в Рим. 12:8, где проистаменос [«управляющий, опекающий» человек] встречается в сочетании со споуде («усердие»). Проистаменос используется здесь в одном ряду с дидаскон («занимающийся обучением»), паракалон («занимающийся побуждением») и элеон («творящий дела милосердия»). Всё это причастия, что указывает скорее на действие, нежели на должность.

Для всестороннего понимания этого вопроса нужно помнить и о том, что обсуждаемые слова на языке оригинала нередко обладают широким спектром значений. В некоторых изданиях Библии предпочтение отдается таким вариантам перевода, которые делают акцент на идее о структурированной церковной организации с особыми полномочиями формальных руководителей. Например, в Синодальном переводе в Римлянам 12:8 говорится: «начальник ли — начальствуй с усердием». Слово «начальник» является в этом месте переводом греческого о проистаменос(буквально: «предстоящий», «стоящий впереди»). И некоторые другие переводы склоняются к изображению образа облаченного властью управителя, используя такие слова как «руководитель» (Кузнецова), «[тот], кто начальствует» (ПЕК), «[тот], кто управляет» (НМ). Но, например, в английском «Пересмотренном стандартном переводе» говорится просто «[тот], кто оказывает помощь». Откуда такая разница?

Дело в том, что значение употреблённого в оригинале греческого слова проистеми обладает множеством оттенков. В различных источниках оно встречается в смысле «вести», «направлять», «помогать», «заслонять (защищать)», «представлять», «опекать», «поддерживать», «заниматься», «заступать»[678]. Контекст позволяет определить смысл более конкретно, и обычно в христианских Писаниях переводчики выбирают между значениями «вести» и «опекать»[679]. Если переводчики хотят привлечь внимание к идее внутренней субординации в собрании, то они употребляют соответствующие выражения. Другие стремятся подчеркнуть мысль о братской заботе и также отражают это в своем переводе. В любом случае, вариант «тот, кто оказывает помощь» имеет полное право на существование и, несомненно, соответствует вести христианских Писаний в целом, в особенности духу и примеру Сына Бога.

То же выражение встречается еще раз в 1 Фессалоникийцам 5:12, где записано (согласно Переводу нового мира):

Просим же вас, братья, уважать тех, кто усердно трудится у вас, и руководит вами в Господе, и увещает вас.

Опять-таки, в некоторых переводах обсуждаемое словосочетание передано как «[те], на кого Господь возложил ответственность за вашу общину» (Кулаков) или даже «[те], кто возглавляет вашу общину (СЖ). Однако в других изданиях говорится иначе: «[те], кто вас направляет» (Кузнецова), «[те], кто трудится,… наставляя вас» (СоП), «[те], кто ведет вас в Господе» (ВоП). Как и в 1 Коринфянам 12:28, здесь употреблены не существительные, а причастия: «трудящиеся», «заботящиеся» (или «руководящие») и «вразумляющие» («наставляющие») [лица]. Значение такого выбора грамматической формы заключается в следующем (по объяснению Роберта Бэнкса):

Вместе эти три слова указывают на усилия, прилагаемые данными людьми для выполнения своей работы, готовность ими оказать помощь и соответствующие увещания или предупреждения… Здесь обсуждаются не формальные должности в общине, а особые функции служителей[680].

ПРЕДУБЕЖДЕНИЯ МЕШАЮТ ПРАВИЛЬНОМУ ПОНИМАНИЮ

Не только переводчики Библии, но и мы сами иногда частично изменяем смысл древнего текста, поддаваясь влиянию современных убеждений. Само собой получается так, что существующие сегодня традиционные взгляды влияют на понимание написанных в прошлом слов. Если мы живем в высокоорганизованном обществе или привыкли находиться в жестко структурированной религии, то можем допустить, что наше понимание определенных мест Писания выйдет за рамки того, о чем в Писании действительно говорится.

Например, если мы встречаем в Библии слово «диакон», то в нашей голове может моментально возникнуть образ современного церковнослужителя или священника. Однако слово диаконос в переводе с греческого означает просто «слуга, служитель, помощник»[681]. Пожалуй, лучше всего приземленный, непочетный смысл этого слова отражен в обращении Иисуса:

Вы знаете, что правители народов господствуют над ними и великие властвуют над ними. Среди вас же так быть не должно, но кто хочет стать великим среди вас, должен быть вам слугой [диаконос], и кто хочет быть первым среди вас, должен быть вам рабом. Как и Сын человеческий пришёл не для того, чтобы ему служили, но чтобы послужить [форма глагола диаконео] и отдать свою душу как выкуп за многих[682].

В этом ключевом смысле слова каждый христианин (а не только избранные священники) должен быть «слугой», то есть должен помогать и служить другим. Насколько же отличается такая роль «диакона» от того, что под этим словом большинство понимает сегодня[683]!

Когда исходное греческое слово оставляется без перевода и превращается в «диакон», это почти всегда вызывает в мыслях людей образ официального церковного служителя, при этом простое значение этого слова (выполняющий необходимую работу «помощник», «служитель») забывается[684]. В Писании нет подробного описания функций или «хлопот», которые выполняли эти «помощники» для блага группы.

Греческое слово епископос во многих русских переводах оставлено как «епископ». При этом читателю почти невозможно не подумать о формальном церковном сане[685]. В некоторых переводах встречается слово «руководитель» (СЖ), «блюститель» (СоП) или «надзиратель» (НМ). Однако и в этих случаях читатель обычно предполагает, что речь идет об официальном звании или должности в религиозной организации. У меня тоже было такое мнение до тех пор, пока я не занялся исследованием вопроса при написании статьи «надзиратель» для энциклопедии «Помощь для понимания Библии». После этого я увидел, что значение слова в оригинале вовсе не требует такого формального толкования. В вышеупомянутом справочнике в отношении греческого слова говорится:

В «Богословском словаре Нового Завета»… отмечается, что глагольные формы (эпископео, эпискептомаи) использовались в повседневных светских источниках в значении «смотреть за чем-то или кем-то, рассматривать, обдумывать», «блюсти», «созерцать, производить осмотр, исследовать», а также «посещать, навещать» (последнее значение использовалось в контексте посещения больных врачом или сочувствующими друзьями). В том же словаре показывается, что в Септуагинте это слово встречалось в более глубоком значении «быть обеспокоенным чем-то», «заботиться о чем-то», и использовалось для описания того, как пастух печется о своих овцах[686].

Поскольку светское словоупотребление допускает такие значения слова эпископео как «надзирать, блюсти, надсматривать», то мы могли бы толковать христианские писания именно в этом ключе, делая упор на официальный «надзор» внутри организации, настаивая на наличии в раннем собрании официальных «надзирателей», подгоняющих остальных членов общины и следящих за выполнением предписанной им работы[687]. Но что двигало бы нами при таком толковании, если само по себе греческое слово не обязывает приходить к таким выводам? Если такое определение действительно возможно, зачем отдавать ему предпочтение по сравнению с не менее правильным и возможным смыслом попечения, заботы или помощи человеку во время трудностей? Несомненно, второе определение больше соответствует духу учения Христа, духу проповедуемого им смиренного служения. Павел знал о важности этого духа, что видно из его заверения:

Мы ведь не командуем вашей верой [«это не значит, что мы устанавливаем господство над вашей верой», ПЕК; «мы не хотим повелевать вашей верой», СЖ], мы лишь трудимся вместе с вами ради вашей же радости[688].

СТАРЕЙШИНЫ В ХРИСТИАНСКОМ СООБЩЕСТВЕ

Самое общее понятие, используемое для описания руководителей собрания — «старейшина». В языках, на которых писалась Библия, это слово означает просто «старший». Было бы ошибкой полагать, что «старейшинство» относится исключительно к религии. В действительности, социальный уклад, в котором жизнью сообщества управляют старейшины, возможно, является одним из самых древних в истории человечества[689]. В библейские времена свои старейшины, представлявшие какой-либо род или сословие, были в Египте, Моаве, Мидии, или Гаваоне[690]. После того, как Израиль обосновался в Ханаане, в каждом поселении у израильтян также были свои старейшины[691]. Они не были «официальными» руководителями, занимающими свою «управленческую должность» на постоянной основе. Судя по всему, они просто были уважаемыми людьми, к которым можно было обратиться в случае необходимости и которые помогали — как отдельным людям, так и сообществу в целом — в решении трудных ситуаций и проблем[692]. В Писании ничего не говорится о том, что какая-либо «организация», царь или священник «назначали» людей служить в качестве старейшин, или что быть старейшиной означало занимать «официальную должность». Отсутствие информации об этом позволяет заключить, что некоторые люди просто считались старейшинами в сообществе благодаря своей зрелой мудрости и справедливости, и что люди, ставшие старейшинами до них, также признавали их авторитет. Человек становился старейшиной в основном благодаря своим личным качествам. Такая ситуация отражает уважительное и почтительное отношение, сложившееся в те времена по отношению к старшим и богатым опытом людям в семье или сообществе.

При образовании христианских общин, внутреннее управление осуществлялось подобным же образом. Действительно, мы читаем о том, как Павел и Варнава «назначили старейшин» («рукоположили пресвитеров», СП; «назначили старших», СЖ) в различных посещенных ими городах по всему Криту[693]. Однако, в Богословском словаре Нового Завета в комментарии на Деяния 14:23 говорится:

В повседневном греческом, по крайней мере, за пределами Египта, пресвитерос означает просто «старший». Возможно, Лука использовал это слово как раз в таком смысле в Деяниях [14:23]. Если это так, тогда речь идет не о том, что Павел назначил определенных людей старейшинами, а скорее о том, что он поручил старейшинам определенные обязанности[694].

Так или иначе, то были особые обстоятельства, в них использовалась апостольская власть, напрямую или через посредника (в данном случае через Тита). Этой власти в настоящее время ни у кого нет. Несомненно, люди становились старейшинами не только после посещения апостолами или их представителями, а о том, чтобы «назначать» служителей собрания старейшинами посредством писем в раннехристианские времена вообще ничего не говорится. Поэтому можно придти к выводу, что люди становились старейшинами в результате того, что местное собрание признавало зрелость их суждений, их мудрость. Как следствие, христиане, присутствовавшие вместе с ними на совместных встречах, считали их за своих старших братьев. И тогда, как отмечается в вышепроцитированном источнике, их «назначение» состояло не в должности старейшины, а в работе, которую они — как старшие братья в собрании — должны были выполнять. (Дополнительная информация приводится в Приложении.)

Итак, похоже, что в библейские времена «организация» развивалась вполне естественным образом. Христиане описываются как братство, живущее в семейной атмосфере[695]. Если глава семьи (в данном случае Христос) в отъезде, то обычно забота о доме поручается старшим братьям, которые должны помогать семье, защищая и поддерживая ее во время отсутствия главы. Однако они не должны вести себя так, словно они сами являются в семье самыми главными. Они не должны навязывать другим свою волю или выдумывать свои правила. Вместо этого они могут напоминать другим домочадцам об указаниях, правилах и нормах, оставленных главой хозяйства.

На сегодняшних христианских встречах вероятнее всего будет присутствовать хотя бы один человек, считающийся рассудительным, зрелым и мудрым. При необходимости он может помочь кому-нибудь из собравшихся в личной проблеме, а в некоторых ситуациях может действовать от лица всей группы. В Писании не говорится, что обязательно проводить какое-либо официальное «назначение». Сам по себе описанный в Библии семейный уклад, похоже, свидетельствовал бы против таких формальностей[696].

МЕЖДУНАРОДНОЕ БРАТСТВО

Христиане первого века собирались на сравнительно небольших встречах, проводившихся в домах. После пятидесятницы мы не найдем сообщений о проведении больших «конгрессов», на которых бы присутствовали люди из различных стран. Тем не менее, благодаря тому, что они признавали своим духовным главой Сына Бога, они все являлись частью огромной международной семьи, одного сообщества или собрания. Как было показано выше, существующие связи не были результатом объединения вокруг Иерусалима как центра религиозного управления или подчинения ему. Они вытекали из признания христианами одного небесного руководства. Это единство проявлялось в любви ко всем остальным соверующим: к известным и к малозаметным, к знакомым и незнакомым. Ведь именно любовь и есть «совершенные узы единства»[697]. Христиане демонстрировали единство гостеприимством к ранее незнакомым людям, щедростью, готовностью помочь нуждающимся, где бы они ни находились. Они делились друг с другом новостями и ободрительными письмами из других собраний, молились друг за друга, сопереживали братьям в их невзгодах и трудностях — также, как делали бы это члены одной семьи[698]. Относительно роли Павла в «строительстве» такой новой общины, в одном источнике говорится:

[Он] помогал людям развивать прочные взаимоотношения, основывающиеся скорее на личной привязанности, нежели на верности одной структуре… Рассеянные по всему миру христианские группы были едины не из-за приверженности одной организации, а благодаря сети личных связей между людьми, считающими себя членами одной христианской семьи[699].

То же самое возможно и сегодня. Свобода дает нам такую возможность. Мы должны стремиться к общению с другими людьми, быть открытыми для новых возможностей общаться, готовыми «распространяться». Несмотря на несовершенства, мы должны поддерживать и укреплять существующие между нами и другими людьми связи. Но если мы ценим христианскую свободу, то не станем ради «единства» приносить в жертву верность истине — истине, выраженной в Христе. Мы помним призыв апостола: «Вы были куплены за дорогую цену, так не становитесь же рабами людей»[700]. Платой за возможность общаться не должна быть зависимость от религиозной системы, подчинение ее догмам и структуре власти. Ее лидеры не должны считать, что мы поддерживаем их «вероисповедание». Живой интерес к людям, открытое, чистосердечное общение с ними, даже готовность пойти на какие-либо жертвы ради дружбы с ними — это одно. Слепая поддержка системы — совсем другое.

В своем втором письме Тимофею Павел сравнил христиан с «большим домом». Этот «дом» в наши дни включает в себя очень много людей. По словам апостола, в доме есть много сосудов: некоторые из них очень ценны, некоторые используются лишь для малопочетного употребления. Павел призвал Тимофея проявлять рассудительность в общении, подобно тому, как человек не станет пить из сосудов, предназначенных для мытья грязной посуды[701]. Дело не в том, что Тимофей должен был считать себя выше остальных, отказываясь помогать им или встречаться с ними. Но он должен был понимать цену общения с теми людьми, чьи качества и черты характера оказывали бы на него здравое, ободрительное и укрепляющее влияние[702]. И сегодня важно проявлять подобное же благоразумие. Не стоит поддаваться желанию быстро найти себе новый круг общения. Вместо этого необходимо спокойно и терпеливо рассмотреть, как он повлияет на нашу христианскую свободу или какие благословения он может нам принести, задуматься над тем, почему это новое сообщество является для нас привлекательным. Чтобы найти друзей, которые бы поддерживали нас, и которых ободряли бы мы, может понадобиться время. Но терпение вознаграждается.

На протяжении некоторого времени мы, возможно, испытаем чувство оторванности и смятения. В Слове Бога много ободрительных примеров того, как его служители переживали свое одиночество. Некоторые даже «блуждали по пустыням и горам, пещерам и ущельям земли»! Вместо того, чтобы пойти по пути наименьшего сопротивления, мы можем вспомнить об этих верных служителях, об обещанной им награде и ободриться, «укрепив опустившиеся руки и ослабевшие колени»[703]. Если мы стоим перед необходимостью принимать решение, то можем быть уверены: даже если в течение некоторого времени мы будем лишены определенного человеческого общения, мы никогда не одиноки, так как Бог и его Сын будут нашими самыми лучшими друзьями. Они — единственные, без кого мы не смогли бы жить; со всеми остальными лишениями можно справиться. Вера убеждает нас, что они поддержат нас, укрепят нас, дадут нам сил и ободрят своей любовью. Когда наши усилия найти для себя здоровый круг общения вознаградятся, то мы можем считать это дополнительным плюсом, но он не станет для нас абсолютной необходимостью.

Я считаю, что такой подход приведет к тому, что мы найдем если не больше друзей, то друзей более достойных, стóящих. Их дружба будет основываться на том, какие мы люди и не будет зависеть от того, как к нам относится та или иная организация, деноминация или группа руководителей. Я лично за последние два десятилетия нашел гораздо больше таких настоящих друзей во многих странах, чем за все предыдущие шестьдесят лет.

Как бы там ни было, наша свобода становится еще ценнее от осознания того, что существует более высокая, более ценная дружба. Люди могут нас разочаровывать. Как бы мы ни уважали, ни ценили и ни любили их, они могут нас подвести. Пример Давида и Того, чьим прообразом он иногда являлся, Иисуса Христа, ярко подтверждают это[704]. Но Бог и его Сын всегда останутся для нас верной поддержкой в непростые времена[705].

ПОСЛЕСЛОВИЕ

ПРЕДЛАГАЕМОЕ выше повествование, на мой взгляд, подкреплено фактами в достаточной мере, чтобы заслуживать серьезного рассмотрения. Кроме того, я уверен, что основные принципы, упомянутые в книге, имеют прочное основание в Священном Писании. Как реагировать на предложенную информацию и как поступать дальше — личное дело каждого.

Ниже я привожу личные размышления о написанном и делюсь тем, как оно повлияло на мою собственную жизнь. Не знаю, насколько эти размышления применимы к другим. Я не стремлюсь оставить пример, которому все непременно должны следовать. На мой взгляд, уже тот факт, что Писание обходит стороной некоторые вопросы, должен охладить пыл тех, кто хотел бы настоять на своем понимании. То, что Христос, глава христианского собрания, — чей дух, наряду с духом Бога руководил апостолами и другими учениками в написании священных христианских текстов, — посчитал нужным оставить недосказанным столь многое по целому ряду важных (по крайней мере, с нашей точки зрения) вопросов, несомненно, очень показательно. Сюда относятся форма проведения христианских встреч, их частота и даже содержание. Как отмечалось в одной из предыдущих глав, описание из первого письма Коринфянам является, пожалуй, нашим самым полным источником знания о том, как проходили раннехристианские встречи, но и оно лишено на удивление многих подробностей. И хотя из писем апостолов видно, что в христианском сообществе были различные служители, выполнявшие те или иные необходимые задачи, в лучшем случае у нас есть лишь очень смутное описание их функций, которое невозможно считать исчерпывающим списком всех выполняемых в собрании действий.

Короче говоря, если мы ожидаем найти в христианских Писаниях что-то вроде подробного справочника по созданию организации и управлению ею, то наши ожидания напрасны. По этой причине я считаю проявлением самоуверенности, когда кто-то из нас догматично высказывается по тем вопросам, по которым Бог посчитал нужным смолчать, выносит смелые решения по тем проблемам, по которым глава дома, Христос, не оставил своего мнения, и настаивает на том, что другие обязаны исполнять эти частные постановления. Нас призывают сохранять мир и порядок, но этого можно достичь путем взаимного уважения, не прибегая к назначению руководителей, обязательно наделенных формальной властью. Во всех жизненных ситуациях свобода неизменно является для общества испытанием — проверкой человеческого благородства, чистоты, преданности высоким принципам и идеалам. Только неумение проявлять такие качества приводит к тому, что авторитарное правление порой кажется привлекательным. Благодаря ему можно добиться порядка, но в то же время оно скрывает подлинную сущность людей. Напротив, свобода позволяет узнать настоящие качества и побуждения человека[706].

Наконец, нужно признать, что хотя библейские принципы, касающиеся самого христианского братства, довольно просты, со временем картина существенно усложнилась. В Писании предсказывалось отступление от чистоты раннего христианства. Однако в нем не содержится конкретной формулы, позволяющей сегодня найти единственную истинную конфессию или религиозную организацию и присоединиться к ней. Напротив, Иисус Христос предупредил: отделение истинных христиан (пшеницы) от ложных (плевел) по четко очерченным категориям находится за рамками человеческих возможностей[707]. Я пришел к заключению, что истинные и ложные христиане находятся вперемешку во всех конфессиях (и Свидетели Иеговы здесь не исключение), и что, по всей вероятности, плевелы нередко числом превосходят пшеницу. Четкое отделение одних от других произойдет только в день Божьего суда.

Те, кто, повинуясь зову совести, посчитал необходимым оставить ту или иную религиозную систему, зачастую вновь присоединяются к какой-нибудь другой религии, чтобы восполнить недостаток в общении. Сегодня существуют буквально сотни религий, в каждой из которых мера истины сочетается с мерой заблуждения, хотя, возможно, и в неодинаковой пропорции. Я лично не посчитал необходимым присоединиться ни к одной из них. И дело не в желании найти конфессию, полностью свободную от ошибок: таковой, на мой взгляд, просто не существует. Я ни сколько не сомневаюсь, что сам могу в чем-то ошибаться. То же самое можно сказать и о любом другом человеке.

Наличие кардинальных заблуждений в религии Свидетелей Иеговы не делает остальные религии вдруг правильными. И у них есть серьезные проблемы, что иногда ими открыто признается. Мне известно, что многие религиозные организации не столь авторитарны, как Свидетели Иеговы, и предоставляют своим приверженцам бóльшую меру свободы выражения своих взглядов. В некоторых отношениях сегодняшняя католическая церковь отличается большей открытостью, нежели ряд небольших религий, в том числе Общество Сторожевой башни[708]. Смягчение авторитарного давления — явление, несомненно, положительное. Однако не секрет, что от членов той или иной конфессии ожидается, что они, по меньшей мере, принимают и поддерживают те вероучения, что отличают данное движение от всех остальных. И хотя члены религиозных организаций могут преуменьшать значимость таких различий (особенно когда пытаются обратить человека в свою веру), основатели конфессий посчитали их достаточно серьезными, чтобы в свое время отпочковаться от других церквей. А теперешние руководители считают существующие различия в вероучении достаточно значимыми, чтобы препятствовать объединению своей церкви с кем-нибудь еще.

Рассматривая ситуацию в мире, бывший богослов Римско-католической церкви отмечает:

Христианам срочно нужна социальная среда для адекватного и здорового выражения своей веры. Сейчас я думаю о бесчисленном количестве живущих в настоящее время невоцерковленных верующих. О людях, чье мировоззрение в сущности является христианским, и которые, возможно, некогда в прошлом причисляли себя к христианам, но которые не могут себе представить жизнь в теперешних церквях или не смогли вынести ее. Не имея перед глазами альтернативного христианского пути, они отошли от веры. Вера многих таких людей может возрасти к зрелости, если им показать возможность по-христиански жить и социально функционировать, не загоняя себя в неволю в отживших свое сегодняшних религиозных структурах…

Продолжать содействовать теперешним религиозным структурам и институтам означает препятствовать развитию радикально иной и лучшей формы христианского присутствия в мире. Одновременно это приведет к тому, что всё увеличивающееся число людей перестанет причислять себя к христианской вере, поскольку для них она отождествляется с современными Церквями. Зачастую они не понимают, что именно христианская вера подталкивает их к разрыву с устоявшимися религиями, которые враждебны самопознанию, человеческой свободе, христианской истине и любви[709].

Девис признает, что большинство причисляющих себя к христианам людей в настоящее время существуют внутри различных конфессий, и что многие из них искренне служат Богу и людям именно в рамках этих структур. Вместе с тем, формальный выход из церквей, по мнению Девиса, все же предпочтителен по следующим причинам:

Выход [из церковной организации] следует из осознания ущербности и ветхости социальных структур Церкви. Они могут быть полезны, но для этого нужно понимать ограниченность их функций, относительность их ценности, а также быть готовым по мере необходимости вносить в них изменения. Христианин должен оставаться открытым и противостоять попыткам авторитарных организаций поработить себя. Послушание Евангелию и христианскому сообществу в целом нередко требует встать в оппозицию заявлениям, указаниям и официальным решениям существующих церковных институтов. Я не защищаю идею духовного индивидуализма. Отдельные христиане будут стараться основывать свое мышление на христианской традиции в целом и общаться с другими верующими. Но безоговорочное подчинение официальной точке зрения Церкви является проявлением христианской безответственности[710].

К сожалению, я не могу выполнить просьбу многих людей и направить их к какой-либо одной «хорошей» и «правильной» религиозной организации. Я считаю, что всем нам стоит поразмышлять над картиной, нарисованной автором послания Евреям в конце своего письма. Упомянув о том, что тела принесенных израильтянами в жертву животных, после окропления жертвенника их кровью, уносили за стан и затем сжигали, он пишет:

Поэтому, чтобы освятить Своей кровью народ, Иисус тоже пострадал вне городских стен. Так выйдем к Нему за стан, неся Его унижения. Ведь здесь у нас нет своего постоянного города, мы ищем грядущего города[711].

Что означает «выйти к Нему за стан»? Слова «за станом» используются здесь в том же смысле, что и «вне городских стен». Впервые «город» упоминается в Писании в истории о Каине, который засомневался в обещании Бога защитить его от убийства другими людьми. Таким образом, город можно считать символом стабильности и безопасности, которых люди стремятся достичь собственными силами[712]. Тот же дух проявился вскоре после потопа, когда амбициозность, стремление продемонстрировать свое превосходство и достигнуть безопасности сугубо человеческими средствами материализовались в попытки людей построить себе город[713]. Противоположное отношение к жизни показано в Библии как свидетельство веры. Авраам, Исаак, Иаков не искали себе защиты внутри городских стен, но жили в шатрах. Их надежды были другими, поскольку они «ожидали города, имеющего истинное основание, строитель и создатель которого — Бог»[714]. Все это придает более глубокое значение словам христианского автора о том, что «здесь у нас нет постоянного города, но мы настойчиво ищем того, который будет». Этот город в Библии также описывается как «небесный», «вышний Иерусалим», «город живого Бога»[715].

Сегодня символом человеческого стремления к безопасности, власти и величию являются не столько отдельные крупные города, сколько мировая система в целом. Однако контекст обсуждаемых слов из послания Евреям, похоже, привлекает особенное внимание к более узкой сфере человеческой жизни — к религиозной. Городом, «вне стен» которого пострадал Иисус, был Иерусалим — тогдашний центр поклонения Богу, которое при старом завете можно было бы назвать поклонением «организованным». Сегодня служение Богу не связано с каким-либо одним буквальным человеческим городом (по крайней мере, не должно быть связано). Многие справедливо отметят, что для поддержания внутреннего чувства духовности и уверенности, им не нужен ни один из городов на земле. Но ясно, что слова «выйдем к нему [Христу] за стан» не призывают нас пройти сквозь какие-либо буквальные ворота, за пределы какого-нибудь буквального поселения. Речь идет не о том, что не следует черпать жизненную уверенность в каком-нибудь буквальном городе. Многие из читателей письма Евреям и так жили вне Иерусалима (как и большинство из нас сегодня), поэтому призыв выйти за пределы стана должен относится к стану символическому.

Сегодня мы видим на земле огромный религиозный «стан», состоящий из множества религиозных групп. По отдельности они представляют собой «поселения» разной величины, а совместно их можно считать огромным религиозным «городом». Чтобы получить какое-нибудь признание в этом «городе» обычно необходимо быть членом одного из городских «кварталов» — принадлежать к одной из многочисленных конфессий. Если человек не «живет» в этом «городе», то обычно его считают «чужаком», сколь сильными бы ни были его вера, преданность Богу и готовность сохранять единство с Его Сыном.

Если говорить об отдельных религиозных движениях, то многие из них начинают свой путь в виде небольшого походного палаточного городка. Большинство, однако, стремится как можно скорее превратиться в подобные городу крупные и незыблемые структуры, внушающие своим потенциальным «жителям» чувство мощи, безопасности, влияния, личной значимости, обустроенности, принадлежности к чему-то крупному. Верно, что жизнь людей в буквальных городах была более спокойной. Верно и то, что жители городов имели больше возможностей удовлетворить свою тягу к власти и известности. Однако негативная сторона городской жизни заключалась, в частности, в том, что «отдельный индивидуум становился лишь песчинкой в толпе»[716]. Многое из этого можно сказать и о религиозных «городах» — оплотах церковной жизни. Несколько человек получают возможность возвыситься над остальными, которые, в свою очередь, превращаются лишь в их «сторонников». С расширением «стана» они оказываются все менее и менее заметным «фоном» для руководителей. Общение становится менее доверительным и более редким, что приводит не к укреплению человеческих взаимоотношений, а к их ослаблению. И все же человеческая природа толкает людей от «палаточной жизни» с характерными для нее незащищенностью, непостоянством и уязвимостью, к оседлости в «городах» или «станах» со всей их очевидной «благоустроенностью». Несомненно, гордыня многих даже оскорбилась бы, если бы им предложили жить в шатрах. Гордость настояла бы на спокойной «городской» жизни.

От евреев, читавших послание, христианство требовало проявить готовность «выйти к Нему за стан»: готовность оставить прежних друзей, принять ярлык «изгоя», лишиться привилегий, доступных для тех, кто остался в «стане». Но эти лишения не отдалили бы их от Христа, напротив, они бы приблизили их к нему. Подобно Аврааму и другим они бы показали, что у них на земле «нет своего постоянного города», но что они ожидали город грядущий, покоящийся на вечном основании. Удаленность от «лагеря» не равнозначна оторванности от Бога; наоборот, она может обострить чувство близости к нашему небесному Отцу. Вот почему сразу же после слов «выйдем к Нему [Христу] за стан» автор письма говорит о принесении «Богу жертвы хвалы»[717].

Я считаю, что согласие на жизнь «вне стана» является одним из самых трудных решений, которые человеку приходится принимать, и, пожалуй, сегодня это сделать нисколько не легче, чем в библейские времена. Я говорю об этом не потому, что у меня будто бы сформировалось сильное предубеждение к жизни в «городе» (крупной жестко структурированной религиозной организации), но потому что я искренне верю: если мы обосновываемся в «стане» или «городе», то можем упустить очень много ценного: чувство простого братства, семейной близости, признательность в первую очередь за духовное, а не материальное, осязаемое, физически привлекательное. Я также имею основание считать, что при жизни в «палатках» (по сравнению с «городской» жизнью) лучше развивается смирение. Пребывание «за станом» (вне «города») может быть очень скромным и непритязательным. Оно связано с готовностью испытать чувства неопределенности и неустроенности, как при постоянном переезде, но я уверен, что вечные духовные блага, которые оно может принести, греют сердце и намного превышают временные неудобства[718].

Эти и другие мои слова вовсе не означают, что я выступаю за отшельническую, уединенную жизнь. Всем нам необходимо общение с другими людьми. Наше «я» настойчиво стремится к жизни в обществе. Вопрос состоит в следующем: позволяет ли нам дружба с другими жить по совести, принимать самостоятельные, ответственные решения? Или же ради единения с другими мы забываем о своей порядочности и легко отказываемся от права на свободу?

Я лично не испытываю стремления вступить в какую-нибудь конфессию. Причина этого не в нежелании тесно общаться с людьми, не в одержимости независимостью, не в чувстве самодовольной самодостаточности, не в фарисейской опаске «оскверниться» общением с людьми, некоторые из убеждений которых я считаю ошибочными. Я думаю, что в целом испытываю меньше негативных чувств к членству в той или иной организации, чем сами эти организации испытывают друг к другу[719]. Моя открытость в гораздо большей мере направлена в сторону отдельных людей, нежели религиозных систем, к которым они принадлежат.

Поэтому то, что я не присоединился ни к одной конфессии, обусловлено в первую очередь не моим отрицательным настроем или пессимизмом, но положительными факторами. Просто я считаю, что, оставаясь вне какой-либо конфессии и в целом вне общего религиозного «поселения», я могу больше и лучше служить Богу, Христу и людям. Организованную религию я определенно считаю в этом скорее помехой, нежели помощью. Доводы о том, что, будучи частью системы, можно добиться большего, меня не убеждают. Писание показывает, что служение пророков, как правило, проходило вне «системы»: это относится и к Иоанну Крестителю, и к самому Христу. Я не верю, что во времена апостолов христиане представляли собой нечто похожее на современные религиозные «города» или структуры. Несомненно, сила Бога и Христа намного превосходит силу ту человеческую силу, что может дать даже самая мощная из существующих сегодня религиозных организаций. Я считаю, что эта видимая сила в значительной мере иллюзорна, поскольку она ограничивается рядом членских условий и требований, которые скорее обедняют прихожан по отдельности, нежели придают им силы. А я убежден, что наши плоды в старании помогать другим в наибольшей мере зависят от того, какими людьми мы является по отдельности.

Я лично доволен тем, что могу совершенно свободно общаться со всеми людьми, к какому бы вероисповеданию они ни принадлежали (или не принадлежали), не чувствуя предрасположения или предубежденности ни к одному из них. И встречающимся со мной лицам не нужно опасаться того, что я стану призывать их вступить в какую-либо религиозную организацию. Без сомнения, большинство из моих знакомых либо ранее были Свидетелями Иеговы, либо в настоящее время ими являются. Однако так происходит не из-за того, что я питаю меньше интереса к другим людям. Просто так естественным образом сложились обстоятельства. Именно Свидетели или бывшие Свидетели чаще всего обращаются ко мне, и именно они больше всего ожидают от меня помощи. Несомненно, я понимаю, что лучше всего могу помогать именно им, поскольку мое прошлое позволяет мне прочувствовать их ситуацию лучше, чем проблемы других людей. Однако мы с женой приглашали не одну семейную пару из числа наших соседей (принадлежащих к разным конфессиям) к себе в гости, на совместный обед или ужин, чтобы лучше узнать друг друга. И всякий раз в наших совместных разговорах затрагивались те или иные духовные темы, но не потому, что мы специально планировали «проповедовать» им, но из-за обычного человеческого интереса к этим вопросам. Несколько раз к нам в гости приезжал человек из Италии, исповедующий римско-католическую веру, он ужинал и беседовал с нами. Его приезд неизменно ободрял меня, поскольку как человек он был внимателен к другим и разделял мой интерес к Писанию. Мне хотелось бы оказаться полезным для таких людей. Я полагаю, каждый из них без стеснения может обратиться ко мне во всех случаях, когда я мог бы им помочь, будь то в духовных или иных жизненных вопросах. С годами мне хотелось бы только расширить круг подобного общения[720].

Я уверен, что идущий из первого века обычай христиан встречаться в частных домах столь же действенен сегодня, как и тогда. Я не считаю, что для того, чтобы встреча принесла собравшимся пользу, обязательно присутствие какого-нибудь хорошо сведущего в Писании или наделенного харизмой человека. Сегодня Сын Бога не говорит с нами буквально, как в первом веке. Апостолов также среди нас нет. Но нам доступны слова Божьего Сына, повествование о его жизни, апостольские послания. Простое совместное чтение Писания и обсуждение его практической значимости может быть источником большого ободрения и силы. По крайней мере, это оказалось так в нашей ситуации.

Конечно же, не существует правила, предписывающего собираться лишь небольшими группами[721]. Также нельзя возводить в ранг закона обычай встречаться лишь в частных домах. Я предпочитаю именно небольшие встречи, но вовсе не из-за того, что считаю, что все должно происходить точно также, как в первом веке, а потому что нахожу такие собрания наиболее полезными. Если встречи способствуют развитию семейного чувства, если своей простотой они привлекают внимание к духовности, то не нужно больше никаких правил. На мой взгляд, нужно стремится не к тому, чтобы встречи были зрелищными, необычными событиями, а к тому, чтобы они были проявлением естественного и здорового интереса к людям. Собрания — это лишь одна из нитей, составляющих полотно жизни, посвященной служению Богу. Лично я считаю, что поставленные цели лучше достигаются на домашних собраниях, в то время как на так называемых «церковных службах» важные духовные аспекты уходят на второй план.

Иногда возникает вопрос о крещении. Некоторые склонны думать о крещении лишь в контексте членства в какой-либо религиозной организации, словно лишь официальные церковные служители могут совершать настоящий обряд крещения. Однако трудно себе представить шаг более личный. Красивой иллюстрацией этого служит сообщение об эфиопском евнухе, который непринужденно, без предварительной подготовки, крестился в воде прямо в пути, у дороги[722]. Решение креститься не имеет ничего общего с формальным вступлением в религиозную организацию, оно является всенародным объявлением о своей вере в Божьего Сына и «просьбой к Богу о чистой совести… через воскресение Иисуса Христа»[723]. В Писании крещения описываются не как заранее ожидаемые события (даже если говорить о крещении нескольких тысяч в Пятидесятницу) и не как запланированная часть программы «конгресса». Они происходили спонтанно, самопроизвольно, а крестили людей те, кто присутствовал в данный момент рядом с ними[724]. Ввиду этого я не вижу причин ждать какого-нибудь особенного события для принятия крещения. Мужчина в семье может крестить своих домашних.

Некоторые задумываются о необходимости вторичного крещения. Несомненно, сам по себе выход из религиозной организации этого не требует, поскольку действительность (или недействительность) крещения не зависит от членства в общине. Поскольку данный шаг является столь личным, ключевой вопрос состоит в том, чтó крещение означало для человека в момент его совершения, что было в его мыслях и сердце. Для меня оно означало посвящение всей своей жизни Богу через Христа на основании пролитой им крови; эта мысль наполняла мои чувства и разум на протяжении всей церемонии. У меня никогда не было сомнения в том, что моим Господом и Учителем является Христос. Конечно, я был частью определенной религиозной организации и всецело поддерживал ее в течение нескольких десятилетий. Но я делал это потому, что твердо верил: организация искренне служит Богу и Христу, послушно отзывается на их руководство. Когда со временем я предстал перед необходимостью сделать выбор, у меня не было колебаний в том, какое решение было бы правильным, даже если оно означало бы положить конец одному из аспектов религиозного наследия, накопленного на протяжении трех поколений. Однако другой аспект — главный — при этом не потерялся. Мои родители были Свидетелями Иеговы, однако они никогда не учили меня, что на первом месте должна, вместо Бога, стоять организация. Я понимаю, что не все люди в свою бытность Свидетелями Иеговы принимали крещение с теми же убеждениями. Каждый, поэтому, должен принимать собственное решение в зависимости от своих побуждений во время первого крещения.

Некоторые люди говорят о том, что после ухода из организации они «стали христианами», «приняли Христа в сердце». Возможно, так и произошло. Что касается моей ситуации, то я выбрал свой путь именно из-за того, что уже был христианином, уже принял Христа в качестве назначенного Богом главы и Учителя. В моем случае последовательность другая: я принял Христа не после того, как оставил Общество Сторожевой башни и не как следствие этого шага. Напротив, мои первоначальные христианские убеждения несколько десятилетий спустя побудили меня оставить организацию.

Являются ли ввиду всего этого Свидетели Иеговы христианами? Задающие этот вопрос обычно имеют в виду, можно ли Свидетелей считать христианами «истинными». Нередко у этих людей уже есть свое понятие «истинности» в христианстве, сформированное под воздействием вероучения, которого они в настоящее время придерживаются. На мой взгляд, доля истинных христиан среди Свидетелей Иеговы примерно такая же, что и в любой другой церкви. Имея за плечами более чем шестидесятилетнее сотрудничество с ними (а также близкое знакомство с руководителями общины) я убедился, что многие Свидетели всем сердцем заинтересованы в распространении поклонения Богу. Их убежденность в благочестии организации (обоснованная или нет), заставляет их отдавать служению все силы. Что касается самой организации, то я убежден, что она серьезно отошла от христианского пути в своих учениях и методах работы. Эти, несомненно, мешает людям развивать более глубокую личную признательность за учения из Божьего Слова. Серьезные несовершенства организации значительно затуманивают отношения, которые люди могли бы иметь с Богом и его Сыном, не позволяют им в полной мере проявлять плоды Божьего духа и отзываться на голос любви, живущий в их сердцах. Однако я считаю, что и в других религиозных движениях существуют свои проблемы, хотя, возможно, и не такие, что у Свидетелей Иеговы. На мой взгляд, сами по себе трудности могут помешать человеку искренне служить Богу и Христу лишь в той мере, в какой сам человек допускает это[725]. Со временем нехристианские аспекты организации могут поставить человека перед выбором, предоставляя ему возможность показать, где воистину покоится его вера, ктó действительно достоин его преданности. В такой ситуации глубина христианских убеждений человека будет очевидна. С одной стороны было бы хорошо осознать всю серьезность ситуации и не сталкиваясь с глубоким кризисом. С другой стороны, прохождение всего пути до самого конца, верность идее до самого конца: до тех пор, пока эту идею уже больше невозможно будет считать достойной, также очень помогает в достижении зрелости, оказывает отрезвляющий эффект. Приложить все усилия для существования внутри системы, постараться исправить, реформировать ее изнутри, а не бежать при первом признаке ошибки, может очень многому научить. При отсутствии таких побуждений можно справедливо задаться вопросом: оправданно ли человек оставил свою организацию. Я пошел по такому пути и с тех пор не сомневался в правильности принятого решения.

Подобно тому, как проблема недостатка общения остается в прошлом, если мы вступим в какую-нибудь другую организацию, так и проблема того, во что верить, легко решается, если просто позаимствовать у других то, что принято называть «ортодоксией». В самом по себе этом слове нет ничего дурного. Оно происходит от двух греческих слов: орто и доксия и буквально означает «правильное учение». Исторически «правильным учением» («православием») стали называть целый ряд религиозных воззрений, определенных и утвержденных на многочисленных церковных соборах в ранние века. Некоторые из этих соборных заключений просто повторяют то, что изложено в Писании, и потому, несомненно, являются «правильным учением». Другие появились на свет в результате истолкования, после горячих дебатов, и были причислены к «ортодоксальным» взглядам церковной властью. В одном источнике об этом говорится: «Ортодоксальное христианство — это чисто описательный термин, обозначающий просто мнение большинства»[726]. «Мнение большинства» становилось ясным после проведения голосования в группах священников, которые справедливо можно было бы назвать «руководящими советами» прошлого[727]. Мое собственное тесное сотрудничество с религиозным руководящим органом дает мне мало оснований полагать, что решение, принятое большинством руководителей на церковном соборе, непременно является правильным. Прошлая религиозная жизнь убедила меня: слишком уж часто люди верят во что-то просто потому, что таково учение «организации». Поэтому я не вижу особого прогресса в том, что сегодня, расставшись с религией Свидетелей Иеговы, люди просто перенимают «ортодоксию», выраженную, в сущности, через такой же человеческий религиозный совет, что и в Обществе Сторожевой башни. Многие сегодняшние «правоверные» христиане пришли к своим убеждениям, поддавшись процессу внушения и интеллектуального подавления, отказавшись от независимого мышления, забыв о своей способности к критическому анализу, — подобно тому, как это случилось и со многими Свидетелями Иеговы. Продолжительная история или широкое распространение того или иного учения могут сделать его традиционным, общепринятым, но вовсе не обязательно правильным[728].

Также я не считаю большим достижением, когда люди в вопросах вероучения совершают разворот на сто восемьдесят градусов, но сохраняют те же нетерпимость, догматизм и самоуверенность, что были свойственны им ранее. Поклонение Богу происходит не только «в истине», но и «в духе». Проявляемый нами склад характера должен быть отражением духа Божьего Сына, который так отличался от настроя фарисеев — надменных, праведных в собственных глазах ревнителей традиции[729]. Я осознал, что существенная часть моих прежних убеждений не имела поддержки в Писании. Я не утверждаю, что за прошедшее время мне удалось найти ответы на все библейские вопросы или придти к окончательному мнению по абсолютно всем учениям. Но если говорить о тех учениях, в которых я сегодня действительно твердо убежден, то думаю, что могу честно сказать: я верю в них потому, что считаю их основанными на Слове Бога, а не просто из-за того, что им учили (или не учили) в моей предыдущей религии. Само по себе то, что какое-нибудь учение провозглашается Свидетелями Иеговы, не делает его для меня более привлекательным. Наоборот, разочарование в религии может сделать человека подозрительным к какому-либо толкованию просто потому, что ему учит то или иное движение. Однако я не вижу причин отказываться от каких-либо убеждений только по этой причине. Уважать Писание, считать важным поклонение и послушание Богу, верить в будущую жизнь, ставшую возможной благодаря искупительной жертве и воскресению Христа, признавать верховную власть его Царства — всему этому я научился именно в организации Свидетелей Иеговы, и с этим нельзя поспорить. Эти убеждения я сохраняю и сегодня. Действительно, их значимость умалялась и заглушалась другими — человеческими — учениями, однако не до такой степени, что сила истины угасала полностью. Эта сила, наряду с моей в ней убежденностью, в конечном итоге побудила меня к разрыву с религиозной организацией. Я понимаю, что мог научиться тем же самым основным истинам и в другом христианском движении. Но так уж случилось, что для меня это произошло в организации, к которой принадлежали мои родители, и в которой воспитывался и я.

Я считаю, что люди заблуждаются, когда думают, что ряд «неортодоксальных» учений можно найти только у Свидетелей Иеговы или в так называемых «сектах». (Как было замечено ранее, ярлык «секта» сегодня наклеивается на любую несимпатичную говорящему религию.) Осуждая те или иные вероучения как «сектантские», люди забывают, что аналогичные высказывания (хотя и нередко сильно отличающиеся в деталях) можно найти в работах многих уважаемых богословов, в том числе тех, кого принято считать «ортодоксальными».

Рассмотрим лишь один пример, касающийся учения о человеческой душе. Наиболее распространенный взгляд, в изложении профессора Колумбийской богословской семинарии С. Гатри, заключается в следующем:

Согласно этому учению умирает лишь мое тело, но сам я продолжаю жить. Тело — это всего лишь оболочка моего подлинного «я», но не я сам. Это физическая, материальная темница, в которой мое настоящее «я» пребывает в плену. Мое истинное «я» — это моя нематериальная, духовная душа, которая подобна Богу и потому бессмертна (неспособна умереть). При смерти бессмертная душа освобождается от смертного тела. Умирает мое тело, но сам я продолжаю жить и возвращаюсь в духовную сферу, из которой я пришел и частью которой по-настоящему являюсь.

Высказав данные слова, этот уважаемый богослов отмечает:

Если мы держимся подлинно библейской надежды на будущее, то у нас есть несколько причин, чтобы решительно отвергнуть учение о бессмертии души.

Впоследствии он подробно излагает эти библейски обоснованные причины. Однако перед этим он обсуждает происхождение вышеописанного учения:

Это учение [о присущем душе бессмертии] не содержится в писаниях библейских авторов. Оно было широко распространено в греческих и азиатских культах древнего мира, в котором родилась христианская церковь. Некоторые из самых ранних христианских богословов находились под влиянием этого учения (что сказалось на их толковании Библии) и привнесли его в церковные круги. С того времени оно так и осталось с нами, оказав влияние даже на реформатские вероисповедания (см. Вестминстерское исповедание, XXXII, Бельгийское исповедание, Art XXXVII)[730].

Я не привожу эти слова как решающие и не призываю безоговорочно присоединиться к ним. Чтобы оценить их обоснованность, необходимо рассмотреть приведенные исследователем библейские аргументы, не вошедшие в эти цитаты. Можно найти немало исследований, поддерживающих эту позицию, однако ни число, ни авторитет их авторов не имеет решающего значения, поскольку есть множество не менее уважаемых богословов, которые защищают взгляды прямо противоположные. Я не ставлю себе цели рассуждать о правомерности данного учения, но хочу показать: хотя кто-то, возможно, склонен отвергать эту точку зрения как сектантскую, есть уважаемые ученые, которые ее защищают.

То же самое можно отнести к вопросу о взаимоотношениях Отца и Сына, отраженных в Писании. Без сомнения, согласно Библии Сын обладает божественностью, поскольку в ряде текстов Христос назван словом теос[731]. Вопрос заключается в том, как понимать эти отрывки[732]. Непринятие учения о Троице — одна из ярких особенностей Свидетелей Иеговы, хотя есть и другие религии согласные с ними в этом вопросе[733]. Ни один из ортодоксальных ученых не станет выступать в поддержку воззрений Свидетелей Иеговы о природе Христа. У меня также нет желания защищать эти взгляды, поскольку некоторые из них я считаю ошибочными. Означает ли это, что мне не остается иного выбора, как автоматически принять в качестве «правильного учения» традиционные, ортодоксальные доктрины? Единственная причина, по которой это могло бы произойти в моем случае — предоставить этим воззрениям ясное, прочное библейское обоснование[734].

Это правда, что в литературе Общества Сторожевой башни цитаты иногда приводятся так, что мысль оригинала оказывается искажена. Однако факт остается фактом: высказывания о происхождении и развитии догмата о Троице настолько ясны, что было бы трудно интерпретировать их неправильно. Ниже я привожу цитаты из двух хорошо известных и уважаемых богословских трудов. Я делаю это не с целью опровергнуть учение о Троице. Оба автора признают данный догмат, и их исследование ни в коей мере не призвано приуменьшить его значимость. Если бы сами исследователи не принимали учение о Троице или не были бы столь уважаемы, я бы в данном случае не стал их цитировать.

Первый отрывок взят из статьи «Троица» в «Международной стандартной библейской энциклопедии» (издание 1929 года, пересмотренное в 1988 году) и принадлежит Корнелиусу Плантинге (Cornelius Plantinga), профессору систематического богословия в Богословской семинарии Кальвина. Примечательными в статье являются осторожность авторских выводов и прямота, с которой он признает существующую неопределенность. Во вступительном абзаце статьи говорится:

Несмотря на то, что слово «троица» стало использоваться только во втором веке и в Библии не встречается, и хотя в Писании не содержится конечного изложения догмата о Троице, в Н[овом] З[авете] можно найти большинство строительных материалов для будущей доктрины. В частности, хотя Библия настаивает на единобожии, в ней показано, что Иисус Христос является божественным Сыном, отличным от Бога-Отца, и, возможно, что Святой Дух, или Параклет является божественным лицом, отличным как от Отца, так и от Сына. Стоит признать, что оба эти утверждения сразу же наталкиваются на очевидные возражения. Слово «лицо» в тринитарном смысле вызывает горячие споры после Августина [354-430 г. н. э.], которые в современный период стали лишь интенсивнее. Тем не менее, учение о Троице в Писании содержится, «в зачаточном состоянии» (B. B. Warfield, ISBE [1929], там же), т. е. в НЗ содержатся события, высказывания, обычаи и задачи, из которых отцы церкви в последующие века сформировали окончательную доктрину[735].

Может оказаться полезным перечитать данный абзац и обратить внимание на все использованные в нем смягчающие выражения. С осторожностью автор отмечает, что в Писании находятся не само учение о Троице, а лишь «строительные материалы» для него; что отцы церкви «сформировали будущую доктрину»[736]. Отмечается, что в Писании Святой Дух, «возможно», является «лицом». Признается также наличие «очевидных возражений» и продолжающиеся «интенсивные» дебаты, в том числе в отношении использования понятия «лицо» для описания трех лиц Троицы. Хотя невозможно отрицать, что в целом материал стремится подчеркнуть правильность и обоснованность учения о Троице, на протяжении всей статьи мы встречаем подобные же осторожность и прямое признание существующих трудностей.

Высказывания такого зарактера ни в коей мере не являются чем-то исключительным. В следующей цитате отражаются «споры» об учении «в современный период». Нижеприведенные слова принадлежат швейцарскому богослову с международным признанием Эмилю Брюннеру. Он принимает учение о Троице и, как показывает приведенная ниже цитата из его книги «Христианское учение о Боге» (с. 226), даже говорит о том, что «Бог ради нас стал человеком и претерпел Крест». Вот его слова:

Первые библейские свидетели Христа вовсе не хотели оставить нам в наследие эту интеллектуальную задачу: что Три Божественных Лица есть один Бог, и что этой тайне Триединства мы должны молчаливо поклоняться. В Новом Завете нет и следа подобной идеи. Эта mysterium logicum, что Бог троичен и в то же время един, находится полностью за рамками библейской вести. Это та тайна, с которой верующие сталкиваются в церковном богословии, которая становится для них преткновением и делает их веру гетерономной [т. е., диктуемой другими, в отличие от автономной], тайна, хотя и согласующаяся с необоснованными притязаниями на власть, но не имеющая ничего общего с учением Иисуса и Его Апостолов. Никому из Апостолов и в голову не могло придти, что существует Три Божественных Лица, чьи взаимоотношения и парадоксальное единство превосходят наше понимание. В их свидетельстве нет никакой mysterium logicum, никакого интеллектуального парадокса, никакой антиномии [неразрешимого противоречия] Троичности и Единичности, а только mysterium majestatis et caritatis, что Господь Бог ради нас стал человеком и претерпел Крест. Тайна Троицы, возвещенная Церковью и сохраненная в ее Литургии с пятого и шестого веков до наших дней, — это псевдотайна, появившаяся на свет не из самой Библии, а в результате отклонения богословской мысли от изложенных в Библии контуров.