Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Условия развития. Старение и психологический возраст




Как мы отмечали выше, рубежом, разделяющим зре­лость и позднюю зрелость, обычно считается уход на пен­сию, окончание активной профессиональной деятельнос­ти. Это событие часто порождает кризисный период – кри­зис ухода на пенсию.

Прежде всего негативно сказывается нарушение при­вычного режима и уклада жизни, нередко сочетающееся с острым ощущением противоречия между сохраняющейся трудоспособностью, возможностью принести пользу и их невостребованностью. Человек оказывается как бы «выбро­шенным на обочину» текущей уже без его деятельного уча­стия общей жизни. Снижение своего социального статуса, потеря сохранявшегося десятилетиями жизненного ритма иногда приводят к резкому ухудшению общего физического и психического состояния, а в отдельных случаях даже к сравнительно быстрой смерти.

Кризис ухода на пенсию часто усугубляется тем, что примерно в это время вырастает и начинает жить самосто­ятельной жизнью второе поколение – внуки, что особен­но болезненно отражается на женщинах, посвятивших себя в основном семье. По одной из версий, время взросления второго поколения оказывает большое влияние на продол­жительность жизни многих людей – в связи с потерей очень значимой ее стороны.

Начало последнего периода жизни обычно связано с ускоряющимся биологическим старением. Начинает убы­вать физическая сила, ухудшается общее состояние здоро­вья, снижается уровень некоторых психических функций, прежде всего памяти, ухудшается функционирование ор­ганов чувств. Все эти регрессивные процессы проявляются у разных людей в разной степени, в зависимости от соот­ношения их хронологического и биологического возраста. У части людей паспортный возраст очень сильно отражает­ся на психологическом, а последний, в свою очередь, су­щественно влияет на биологический. При этом свой пас­портный возраст так или иначе соотносится со средней продолжительностью жизни.

Напомним, что сейчас в России средняя продолжитель­ность жизни составляет для женщин 72 года, а для муж­чин – всего 58 лет. Однако не все люди учитывают, что эти средние показатели отражают статистические данные, включающие смертность в любом возрасте, в том числе в младенческом. Если же, например, вычислить среднюю продолжительность жизни мужчин, уже проживших те же 58 лет, то она окажется намного больше.

С уходом на пенсию, нередко совпадающим с ускоре­нием биологического старения, часто связано ухудшение материального положения, иногда более уединенный об­раз жизни. Кроме того, кризис может осложниться смер­тью супруги (супруга), утратой некоторых близких друзей.

Согласно Э.Эриксону, в период поздней зрелости «фо­кус внимания человека» сдвигается от забот о будущем к прошлому опыту. Заметим, что тем самым психологичес­кое прошлое резко увеличивается, а временная перспекти­ва, напротив, сокращается. Таким образом, предполагает­ся психологическое старение, появление чувства старости. Тем не менее Э.Эриксон выделяет здесь, как и на преды­дущих возрастных этапах, две основные линии развития.

Учет психологического возраста помогает нам понять, а иногда и прогнозировать специфику развития личности. В поздней зрелости, как и в зрелости, адекватность психо­логического возраста, и в особенности сохранение чувства молодости, обычно сочетается с личностным ростом. Пос­ледний момент и является наиболее важным: интенсивное развитие личности, стремление к самосовершенствованию и самореализации возможны на любом возрастном этапе. Психологический возраст поэтому больше, чем хроноло­гический, связан с тем, что сейчас принято называть ка­чеством жизни. Гораздо более значимо то, как человек живет и в связи с этим как себя воспринимает и осознает, чем то, когда он родился и к какой возрастной категории объек­тивно должен быть отнесен. Как писал еще в самом начале нашей эры Л. Сенека, нужно стараться, «чтобы жизнь наша, подобно драгоценности, брала не величиной, а весом. Бу­дем мерить ее делами, а не сроком...

Зачем ты спрашиваешь меня, когда я родился? Могу ли числиться среди еще не старых? Свое я получил. Человек может быть совершенным и при тщедушном теле — так и жизнь может быть совершенной и при меньшем сроке. Воз­раст принадлежит к числу вещей внешних. Как долго я проживу, зависит не от меня, как долго пробуду — от меня. Требуй от меня, чтобы я не провел свой бесславный век, как в потемках, чтобы я жил, а не тащился мимо жизни.

Ты спрашиваешь меня, каков самый долгий срок жиз­ни? Жить, пока не достигнешь мудрости, не самой даль­ней, но самой великой цели. Тут уж можешь смело хва­литься и благодарить богов и, пребывая среди них, ставить в заслугу себе и природе то, что ты был».

Основные линии онтогенеза

В поздней зрелости можно выделить три основных вари­анта развития:

— Доживание.

— Смена ведущей деятельности.

— Сохранение основного содержания жизни, бывшего в зрелости, т.е. фактическое продолжение периода зре­лости.

Доживаниехарактеризуется полной потерей психологи­ческого будущего, каких бы то ни было жизненных перс­пектив. Оно может иметь место при различных видах на­правленности личности.

При гедонистической направленности человек, как мы отмечали ранее, часто просто не доживает до возраста, соответствующего поздней зрелости. Поскольку сколько-нибудь значительного психологического будущего при дан­ной направленности личности не было и раньше, в этом аспекте и вся предшествующая жизнь представляла собой доживание. Здесь можно считать доживанием тот финаль­ный отрезок существования, на протяжении которого вслед­ствие резкого ухудшения состояния здоровья становится недоступным прежний образ жизни, когда привычными удовольствиями и развлечениями приходится жертвовать ради самосохранения. Доживание, таким образом, в дан­ном случае обусловлено именно резким физическим ста­рением и всегда совпадает с ним по времени.

Примером такого доживания является показанный нами в предыдущей главе последний год жизни Ильи Ильича Обломова.

При эгоистической направленности личности доживание является хотя и не единственным, но наиболее характер­ным вариантом развития. Однако в отличие от предыдуще­го случая оно связано не с резким физическим старением, а с фактором психологическим — столь же резкой потерей психологического будущего.

Доживание при эгоистической направленности соответ­ствует той линии развития, которая, по Эриксону, противо­положна эго-интеграции и суть которой он охарактеризовал как отчаяние. Лишившись (например, вследствие вынужден­ного ухода на пенсию) тех сторон жизни, что были связаны с его доминирующими эгоистическими мотивами, не имея никакого психологического будущего, человек осознает, что все, чего он для себя добивался в жизни, вдруг обесценилось. Эта ситуация отчасти аналогична той, что возникает при доживании улиц с гедонистической направленностью, – пред­меты потребностей недоступны и потому теряют смысл; со­ответственно, теряет смысл, становится пустой и сама жизнь. Но при эгоистической направленности одновременно обес­ценивается и вся предшествующая жизнь, поскольку обесце­нились все достигнутые ею результаты.

Моделью такой ситуации могут служить случаи, когда человек, активно добивающийся своих эгоистических целей, вдруг заболевает неизлечимой болезнью. Приведем вы­держки из повести Л.Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича»

«Иван Ильич видел, что он умирает и был в постоянном отча­янии».

«...Он стал перебирать в воображении лучшие минуты своей приятной жизни. Но — странное дело — все эти лучшие минуты приятной жизни казались теперь совсем не тем, чем казались они тогда. Все — кроме первых воспоминаний детства. Там, в детстве, было что-то такое действительно приятное, с чем можно было жить, если бы оно вернулось. Но того человека, который испы­тывал это приятное, уже не было: это было как бы воспомина­ние о каком-то другом.

Как только начиналось то, чего результатом был теперешний он, Иван Ильич, так все казавшиеся тогда радости теперь на гла­зах его таяли и превращались во что-то ничтожное и часто гадкое.

И чем дальше от детства, чем ближе к настоящему, тем нич­тожнее и сомнительнее были радости...

Женитьба... так нечаянно и разочарование... и чувственность, притворство! И эта мертвая служба, и эти заботы о деньгах, и так год, и два, и десять, и двадцать — и все то же. И что дальше, то мертвее. Точно равномерно я шел под гору, воображая, что иду на гору. Так и было. В общественном мнении я шел на гору, и ровно настолько из-под меня уходила жизнь...

Так что ж это? Зачем? Не может быть. Не может быть, чтоб так бессмысленна, гадка была жизнь...»

«Доктор говорит, что страдания его физические ужасны, и это была правда; но ужаснее его физических страданий были его нравственные страдания, и в этом было главное его мучение.

Нравственные страдания его состояли в том, что в эту ночь... ему вдруг пришло в голову: а что, как и в самом деле вся моя жизнь, сознательная жизнь, была «не то».

Ему пришло в голову, что то, что ему представлялось прежде совершенной невозможностью, то, что он прожил свою жизнь не так, как должно было, что это могло быть правда. Ему пришло в голову, что те его чуть заметные поползновения борьбы... по­ползновения чуть заметные, которые он тотчас же отгонял от себя, — что они-то и могли быть настоящие, а остальное все могло быть не то. И его служба, и его устройства жизни, и его семья, и эти интересы общества и службы — все это могло быть не то. И вдруг почувствовал всю слабость того, что он защищает. И защищать нечего было.

«А если это так, – сказал он себе, — и я ухожу из жизни с сознанием того, что погубил все, что мне дано было, и попра­вить нельзя, тогда что ж?»... Он... ясно видел, что все это было не то, все это был ужасный огромный обман, закрывающий и жизнь, и смерть...»

В отдельных случаях — крайне неблагоприятных для лич­ностного развития обстоятельствах — доживание может иметь место и при духовно-нравственной направленнос­ти личности. В последние годы жизни Л.Н. Толстого у него слишком много сил уходило на решение неразрешимых семейных проблем, продуктивная творческая работа ста­новилась все более недоступной и значимых планов на будущее не создавалось; поэтому психологическое буду­щее сокращалось. Одновременно сокращалось и психоло­гическое прошлое: «Я потерял память всего, почти всего прошедшего, всех моих писаний, всего того, что привело меня к тому сознанию, в каком живу теперь». Временная перспектива сжалась, и началось интенсивное психоло­гическое старение. Проницательный А.П. Чехов писал: «Я был у Льва Николаевича, виделся с ним... Постарел очень, и главная болезнь его — это старость, которая уже овла­дела им».

Интересно, что сам Л.Н. Толстой в 82-летнем возрасте записал в дневнике: «Думаю, что это радостная перемена у всех стариков: жизнь сосредотачивается в настоящем. Как хорошо!»

По всей вероятности, «потеря памяти», «всего, почти всего прошедшего...» явилась психологической защитой, избавившей писателя от мучительных переживаний в свя­зи с очень сложными семейными отношениями, не позво­лявшими ему жить в соответствии с убеждениями. Но од­новременно произошла и «потеря памяти», «всех... писа­ний» — того психологического прошлого, без которого не­возможно психологическое будущее.

В принципе же феномен доживания несовместим с ду­ховно-нравственной и тем более сущностной направлен­ностью личности. При гедонистической направленности психологическое прошлое, как и будущее, всегда отсут­ствует, при эгоистической — обесценивается, пропадает при исчезновении психологического будущего. При сущ­ностных же связях с миром мотивация направлена не только на себя, но и «на что-то или на кого-то» (В. Франкл), на нечто большее, чем ты сам, поэтому собственная судьба не может обесценить ее. Сущностные связи с миром оста­ются с человеком навсегда. Это то психологическое про­шлое, которое присутствует в настоящем и в психологи­ческом будущем. Вспомним еще раз слова М.М. Пришвина: «...Все старое, лучшее, оказалось, живет со мной, и я ду­маю, именно в этом и есть смысл жизни...»

Любая сущностная сторона жизни человека, как часть его сущности, остается с ним до конца его дней, даже если соответствующий ей мотив перестал быть реально действующим. При сущностной же форме жизни все пси­хологическое прошлое представлено в настоящем и в пси­хологическом будущем. Бабушка одного из авторов, Елена Петровна Грязнова, прожившая 94 года, много рассказы­вала ему о своей жизни, в том числе о своих юных годах. Во всех ее рассказах всегда поражала большая значимость для нее всего, о чем она говорила, это ощущалось в каждом ее слове. Вся ее прошедшая жизнь всегда была с нею.

Конец жизни

Поздняя зрелость – последний этап жизненного пути человека, в связи с чем встает ряд вопросов, связанных с концом жизни, с отношением к смерти. Нужно ли гото­виться к концу жизни? Как человек его переживает? Смерть всегда трагична и страшна или это естественный процесс завершения жизни? Проблема конца жизни — это собствен­но психологическая проблема, хотя с ней тесно связаны проблемы философские, религиозные.

Отношению к смерти уделялось особое внимание в фи­лософии с античных времен. Так, Эпикур полагал, что страх смерти является одним из главных источников страданий человека. Преодолеть его можно, относясь к нему как к простому предрассудку: «Приучай себя к мысли, что смерть не имеет к нам никакого отношения. Ведь все хорошее и дурное заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущения... Когда мы существуем, смерть еще не присут­ствует, а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем... Люди толпы то избегают смерти, как величайшего из зол, то жаждут ее, как отдохновения от зол жизни. А муд­рец не уклоняется от жизни, но и не боится не-жизни, потому что жизнь ему не мешает, а не-жизнь не представ­ляется каким-нибудь злом».

Помочь избежать страха смерти или смягчить его мо­жет вера в бессмертие души и загробную жизнь. Извест­ный православный священник А. Мень так представлял себе земную жизнь человека и ее значение: «...Мы на са­мом деле берем отрезок нашего земного бытия только как момент развития... И. вот этот наш пробег по миру являет­ся важным элементом нашего вечного духовного разви­тия и раскрытия... Более того, если здесь человек не осу­ществил многого, это и означает, что у него будет мно­жество возможностей в иных измерениях... А это значит — наше развитие не имеет границ, и в этом земном плане бытия зачинается нечто очень важное... В этом есть идея Человека, вселенская, космическая идея Человека. «Я связь миров». Связь миров — вот что надо человеку знать. Мы связываем два мира. И поэтому Церковь учит нас не про­сто бессмертию души, которое знает множество других религий... но учит нас о «воскрешении мертвых и жизни будущего века».

Вера в бессмертие души и в загробную жизнь в некото­рых случаях действительно может избавить от страха смер­ти. Но и глубоко религиозный человек тоже может бояться смерти — как самого процесса умирания, так и своей даль­нейшей судьбы, жизни в ином мире. Как отмечал Н.А. Бер­дяев, «сама идея вечных адских мук превращает жизнь в судебный процесс, грозящий пожизненной каторгой». С другой стороны, вера в загробную жизнь при определен­ных обстоятельствах может и просто девальвировать зем­ную жизнь, превратить ее в «перевалочный пункт», обра­тить все помыслы на то, что будет потом.

Страх смерти может возникнуть и у человека с атеис­тическим мировоззрением; далеко не для всех, как для Эпикура, «не-жизнь не представляется каким-нибудь злом».

Отношение человека к смерти может зависеть от мно­жества различных факторов, в том числе от внешних об­стоятельств. Но в основном, в главном оно, как и отноше­ние к жизни, определяется направленностью его личности и, в конечном счете, реальным содержанием самой жизни. Содержание же жизни, тип мотивации человека не обусловлены жестко общими мировоззренческими установка­ми, тем, является ли он материалистом или идеалистом, религиозен или нет.

Альберт Швейцер обращает внимание на то, что этика (представления о нравственности, моральных ценностях) позднего стоицизма (Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий) и христианства почти идентичны, хотя общие мировоззрен­ческие позиции их непримиримы. И несмотря на противо­положность идеологий, на непримиримость во взглядах на общую картину мира, Сенека впоследствии объявляется христианином, а жизнь языческого императора Марка Ав­релия, гонителя христиан, основатель церкви Августин преподносит в качестве образца.

Мотивация человека нередко сложна и противоречива. Зачастую его реальная жизнь, его реальные этические прин­ципы не совпадают с его мировоззрением и этическими аспектами последнего. Но именно реальное содержание жиз­ни определяет отношение как самого человека к своей жиз­ни и к своей смерти, так и отношение к его жизни других людей.

Одному из авторов довелось услышать на Кубе преда­ние о конце жизни Атуэя, вождя кубинских индейцев, пытавшихся противостоять испанским конкистадорам. Атуэй в конце концов был схвачен завоевателями; его долго убеждали, что он вместе с остатками своего племени дол­жен принять христианство. В заключение произошел сле­дующий диалог между Атуэем и испанским священником:

— Ты обязательно должен стать христианином!

— Зачем мне это?

— Ну, хотя бы для того, чтобы попасть в рай.

— А ты сам попадешь туда?

— Конечно!

— Тогда я — не хочу!

Христианский священник, носитель высокогуманного мировоззрения, в своих реальных делах (истребление не­покорявшихся завоевателям людей), оказался в нравствен­ном отношении несравненно ниже, чем менее цивилизо­ванный, но обладавший твердой этической позицией ин­дейский вождь.

Опросы показывают, что далеко не все пожилые люди боятся смерти. При этом чаще встречается страх не самой смерти, а предшествующих ей физических страданий.

Если человек тяжело и безнадежно болен, конец жизни представляет собой более или менее длительный процесс умирания. Э. Кюблер-Росс описала его как 5 следующих друг за другом стадий:

1) Отрицание (возможность смерти не признается, со­храняется надежда на ошибочность диагноза).

2) Гнев (осознание близкой смерти приводит к фруст­рации, крушению надежд и планов).

3) Торг (поиски возможностей продлить жизнь, диалог с Богом или врачом).

4) Депрессия (чувство безнадежности).

5) Принятие (смирение и ожидание неизбежного фи­нала).

Разумеется, не существует универсальной последователь­ности стадий, не все эти переживания присущи каждому человеку. Нередко процесс умирания вообще может про­исходить совсем по-другому. Кроме того, многое зависит от условий, в которых находится больной. Американские психологи отмечают позитивную роль хосписов, создавае­мых для умирающих от СПИДа и рака.

Еще раз подчеркнем, что и характер самого процесса умирания, ухода из жизни, определяется главным образом личностью человека. Напомним, что Илья Ильич Обломов, человек с чисто гедонистической направленностью лич­ности, ввиду близкого конца «становился все молчаливее и задумчивее, иногда даже плакал. Он предчувствовал близ­кую смерть и боялся ее». У людей с эгоистической направ­ленностью перед неминуемой смертью часто возникает отчаяние, страх смерти сочетается с нравственными стра­даниями, показанными Л.Н. Толстым в повести «Смерть Ивана Ильича».

По-другому уходят из жизни люди с духовно-нравствен­ной и сущностной направленностью личности. Даже при наличии тяжелой болезни может до конца продолжаться личностный рост. Вспомним М.М. Пришвина, умевшего ра­доваться жизни до своих последних дней. Гораздо более мо­лодой А. П. Чехов, умиравший от туберкулеза и как врач знав­ший об этом, в последние годы своей жизни много пишет и, обычно вскользь упоминая в письмах о нездоровье, сету­ет на периоды, когда из-за этого не может работать. Только в письме к И.А. Бунину в связи с тяжелым физическим со­стоянием и одиночеством в Ялте он замечает: «Поживаю я недурно, так себе, чувствую старость». Но тут же добавляет: «Впрочем, хочу жениться». Замечательно обращение к М. Горькому: «Вы человек молодой, сильный, выносливый, я бы на Вашем месте в Индию укатил, черт знает куда, я бы еще два факультета прошел. Я бы, да я бы — Вы смеетесь, а мне так обидно, что мне уже 40, что у меня одышка и вся­кая дрянь, мешающая жить свободно». А в последний месяц своей жизни А.П. Чехов дорабатывает «Вишневый сад» («Мне хочется прибавить еще характеристику действующих лиц»), продолжает заботиться о чужих делах, шутит, пишет сестре: «Меня неистово тянет в Италию».

Только при духовно-нравственной и сущностной направ­ленности личности человек приходит к «осознанию безус­ловного значения жизни перед лицом самой смерти» (Э. Эриксон). Он знает: то, чем он жил и что, несмотря ни на что, остается с ним до конца его дней, — самая высшая из всех возможных ценностей; ничто, никакие страдания не могут перечеркнуть ее.


[1] Обозначение возраста ребенка: первое число показывает год, второе- месяц, третье - день.

[2] Мотивация достижения, включающая тенденции к достиже­нию успеха и избеганию неудачи, описана в главе 5 раздела II

[3] Подростки противоречивы, и свойственная им ранимость час­то сочетается с грубостью

[4] В последние годы увеличивается количество учащихся, уходящих из школы после 9-го класса.

[5] Здесь и далее используются материалы исследования, прове­денного нами в московских государственных вузах в 1999 г

[6] См.: Радов Е. Опиум умеет ждать // МК. 2000. 24 марта

[7] Мнение автора цитированной публикации требует, конечно, пояс­нения и комментария. Мы сделаем это ниже, в следующей главе, при обсуждении связанных с кризисом 30 лет экзистенциальных проблем.










Последнее изменение этой страницы: 2018-05-10; просмотров: 261.

stydopedya.ru не претендует на авторское право материалов, которые вылажены, но предоставляет бесплатный доступ к ним. В случае нарушения авторского права или персональных данных напишите сюда...