Статья поступила в редакцию 17.06.2011 г.

Омский государственный

Педагогический университет

К ВОПРОСУ

О ТРАКТОВКЕ ФЕНОМЕНА НАРРАТИВА В СОВРЕМЕННОМ ГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ. СУЩНОСТЬ И ИСТОКИ

Несмотря на широкое распространение феномена нарратива в методологиях дисциплин гуманитарного толка, существует множество его трактовок. В данной статье анализируются различные представления о нарративе. Особо выделяет-ся нарративная проблематика в ключевых для нашего исследования концепциях П. Рикера и Л. Витгенштейна. Предлагается интегративное определение нарратива, сформулированное на основе его атрибутивных характеристик. Особо акцентиру-ется операционально-функциональная сторона феномена.

Ключевые слова: нарратив, языковая игра, событие, человеческое присутствие, ре-троспекция.

114

Категория нарратива получила весьма широкое распространение в ряде гуманитарных дисциплин, прочно войдя в категориальный аппарат филосо-фии, социологии, истории, психологии и других об-ластей знания. Повествование вызывает все более пристальный интерес не только как самостоятель-ный объект исследования, как форма организации не только человеческого опыта, но и как методоло-гическая основа социально-гуманитарных исследо-ваний, имеющих дело с человеческим сознанием, природа которого не только текстуальна, но и нар-ративна.

Последняя четверть ХХ века ознаменовалась по-явлением новой дисциплины — нарратологии, стре-мящейся отойти от структуралистской тенденции рассмотрения произведения, текста, дискурса как сравнительно замкнутой структуры, в значительной степени автономного объекта. Тенденция к пере-фокусировке гуманитарных дисциплин на более сложные и многосоставные дискурсивные формы, вызванная ограниченностью локального анализа уровня предложения, является одной из причин по-явления нарратологии, выбравшей объектом своего исследования такую многосложную форму, практи-ку означения, как нарратив.

Постулат схоласта Ульяма Оккама «Non sunt entia multiplicanda praeter necessitatem» стал не про-сто классикой, но необходимым методологическим требованием современного научного знания. Даже первичное ознакомление с литературой, посвящен-ной феномену нарратива и нарративности, позволя-ет с уверенностью сказать, что любая форма тексту-альности, связного символического конгломерата значений нередко трактуется как «нарратив».

Данная ситуация, с одной стороны, выражается

в тотальной схоластической неопределенности кате-гории и расширении поля его применения, но, с дру-гой стороны, приводит к симулятивной аннигиля-ции значения вследствие предельного расширения его смыслового поля. Не должен ли добросовестный исследователь, действуя в соответствии с «бритвой Оккама», отбросить понятие/категорию «нарратив» как симулятивное? Безусловно, феномен нарратив-

ности фиксирует свои архизначимые денотативные

и коннотативные смыслы. Задача нашего исследова-ния — прояснить и углубить атрибутивное в «рас-сказе», ставшем гносеологической категорией.

Обратимся к этимологии и семантическому на-полнению категории нарратива. Фактически, нар-ратив — это понятие «рассказа», получившее ста-тус научной категории. Исследователь-нарратолог Е. Г. Трубина, обращая внимание на семантическую специфику категории и ее коннотативные смыслы, отмечает: «Преимущество нарратива как междис-циплинарной категории состоит в том, что он связан с сущностью, в определении и постижении которой больше «технических», «инструментальных» воз-можностей. Нарратив, так сказать, предполагает для своего постижения большую аналитичность» [1, с. 65]. Т.е. нарратив носит более операциональ-ный и строгий характер, чем научно не специфици-рованное понятие (категория) «рассказа».

В области литературоведения и языкознания термин «повествование», как правило, применяется при изучении речевой структуры произведений эпи-ческого жанра и художественной системы одного автора. Но, как отмечает литературовед Н. Д. Тамар-ченко, характерно весьма нестрогое и расплывчатое понимание содержания понятия «повествование», которое часто смешивается с описанием, изображе-нием.

Рассмотрим этимологию понятия. Нарратив про-исходит от латинского глагола narare — рассказы-вать, повествовать. Истоки термина прослеживают-ся уже в Античности, где понятие narratio обозначало часть речи оратора (судебной), следующую за про-возглашением тезиса, в которой был представлен рассказ о некотором событии или цепи связанных событий, имеющих прямое отношение к предмету речи. В дальнейшем, термин, по-прежнему остава-ясь в рамках риторик, применялся для обозначения процедуры рассказывания неких событийных по-следовательностей, историй.

В новейшее время происходит трансформация смысловой наполненности термина. Например, в английском языке форма «narrative» употребля-

ется уже не только как прилагательное "повество-вательный", но и как существительное. По мнению

С. Зенкина, нарратив в этом случае «сближается по объему с расширительным употреблением сло-ва "сюжет", то есть акцент делается не на событие рассказывания, а на сами рассказываемые события, на "историю", которая как-то сама собой упорядоче-на еще до текстуального изложения» [2, с. 524]. Эта трактовка термина близка позиции формализма.

Постструктуралист Р. Барт рассматривает нарра-тив как специфический модус проявления человече-ского отношения к действительности. Способность человека «повествовать» присуща ему как атрибу-тивный способ актуализации пережитого и возмож-ного опыта. Мыслитель утверждает, что «рассказы-вание в почти невообразимом разнообразии своих форм существует повсюду, во все времена, в любом обществе» [3, с. 387]. Р. Барт расширяет сферу ле-гитимности термина, благодаря чему нарративны-ми признаками обладает уже не только некоторый текст, репрезентируемый устно или письменно, но нарративными также могут также быть произведе-ния живописи, пантомима, комикс, кинематограф. Французский философ отходит от традиционно-го жанрового отождествления нарратива и эпоса. С его точки зрения нарративным также является жанр драмы. Известный постструктуралист предла-гает выйти за пределы анализа ограниченного уров-ня предложения и проследить логику построения и структурную организацию на более масштабном уровне повествовательного дискурса, логика кото-рого «находится по ту сторону предложения». По его мнению, «структура повествовательного текста предполагает изменение временной последователь-ности и причинного следования событий, хроноло-гии и логики» [3, с. 401]. Далее нарратолог обращает-ся к двум классическим типам событийной логики, сформулированным еще Аристотелем в «Поэтике»: причинно обусловленному следованию событий, связанных «логикой вероятности и необходимо-сти», и эпизодическому, где «действия следуют одно за другим без соблюдения вероятности и необходи-мости» [4, с. 37]. Вслед за Аристотелем, Р. Барт отда-ет приоритет причинно обусловленной взаимосвязи и относит ее к неотъемлемым признакам повество-вания. По мнению Р. Барта, нарратив представляет собой относительно замкнутую модель событийной цепи, связанной пронизывающей ее логикой, орга-низующей не только последовательность событий, но также их отбор. В этой позиции акцент ставится не на миметической функции повествования, а на конструирующем потенциале нарратива.

Представление о нарративе как замкнутой и самодостаточной структуре легло в основу опре-деления, предложенного М. А. Можейко в энци-клопедическом словаре «Постмодернизм»: «Нар-ратив — понятие философии постмодерна, фикси-рующее процессуальность самоосуществления как способ бытия повествовательного (или, по Р. Барту, «сообщающего») текста. Важнейшей атрибутивной характеристикой нарратива является его самодоста-точность и самоценность: как отмечает Р. Барт, про-цессуальность повествования разворачивается ради самого рассказа, а не ради прямого воздействия на действительность, то есть, в конечном счете, вне ка-кой-либо функции, кроме символической деятель-ности как таковой» [5, с. 491].

Необходимо отметить, что это определение фо-кусирует внимание на символической замкнутости нарратива, его отрыве от действительности, не учи-

тывает влияния самого процесса и механизма ре-презентации на формирование образа действитель-ности, картины мира. Автор определения фиксирует как атрибут категории нарратива процессуальную сторону повествования, сближая семантику нарра-тива с наррацией, отдельной категорией, акценти-рующей свое внимание на процессуальном аспекте «рассказывания».

Постструктуралист-нарратолог Ж. Женетт обра-щает внимание на важность событийной составляю-щей и определяет повествование как «изображение одного или нескольких последовательных событий, реальных или вымышленных, посредством языка, и,

в частности, языка письменного» [6, с. 284]. Женетт предлагает выделять в нарративе троичную структу-ру, включающую непосредственно повествование, устный или письменный дискурс; саму историю, последовательность реальных или вымышленных событий, составляющих объект данного дискурса. Третьим элементом структуры с точки зрения пред-ставителя французской нарратологической мысли является наррация — само событие рассказывания, повествовательный акт как таковой, процедура по-рождения повествования.

Для наиболее глубокого проникновения в тему и ее всестороннего раскрытия нами был применен ме-тод проблематизации контекста философского на-следия Л. Витгенштейна. В его трудах нарративная проблематика содержится имплицитно, поэтому ее актуализация и выделение онто-гносеологического потенциала позволяют не только привнести в иссле-дование элемент новизны, но и говорить о безуслов-ной актуальности проведенной работы.

В теории П. Рикера нарратив выступает архети-пической структурой, функционально организую-щей человеческий опыт, позволяющей прийти к его осмыслению как целого. Мыслитель открывает но-вый ракурс в поле осмысления феномена нарратив-ности, обращаясь к темпоральной составляющей, что принципиально отличает его концепцию от тео-рии Л. Витгенштейна.

В так называемый поздний период своего твор-чества Л. Витгенштейн отходит от языка и стиля терминологического мышления, характерного для логического атомизма. Для «зрелого» Витгенштейна характерен скепсис в отношении возможности по-строения единого непротиворечивого языка. Мыс-литель приходит к идее существования множества контекстов значения, языков, а в терминологии са-мого Витгенштейна «языковых игр».

Понятие «языковые игры» фиксирует опреде-ленную систему языковой коммуникации, органи-зованную по определенным правилам, нарушение которых приведет к разрушению самой дискурсив-ной практики, т. е. «игры». В рамках этой комму-никативной модели только и возможно построение непротиворечивого смыслового контекста. Автор этой языковой концепции, правда, принципиально указывает на невозможность точного определения понятия языковой игры, которое, по его мнению, не предполагает и не допускает четкой дефиниции. Хотя в данном случае важно не столько четкое опре-деление понятия, сколько сам подход к проблеме и те выводы, которые он позволяет сделать.

Языковая игра возможна именно и только в про-цессе деятельности и коммуникации, фактически она и есть способ коммуникативного взаимодей-ствия с реальностью. «Языковой игрой я буду назы-вать также единое целое: язык и действия, с которы-ми он переплетен» [7, с. 86], — поясняет мыслитель

115

116

и далее уточняет: «Термин языковые игры призван подчеркнуть, что говорить на языке — компонент деятельности или форма жизни» [7, с. 90]. Языковая игра является единством «мысли–слова–дела», где крайне значим каждый компонент, и с потерей од-ной составляющей целое непременно нарушается.

Специфика термина состоит в том, что языко-вые игры объединяют в себе и само понятие и ме-тод научного исследования. Овладеть этим методом

и понять его можно только в процессе применения, необходимо стать самим «игроком», оказаться в про-странстве игры, чтобы уяснить себе ее сущность и смысл. В определении, данном А. В. Смирновым, как раз подчеркивается необходимость понимания смысла концепта через приобщение к игре, через непосредственную деятельность: «Метод языковой игры состоит в выяснении (или исчислении) случа-ев применения того или иного высказывания, вхо-дящего в систему из нескольких высказываний и практических ситуаций, вместе образующих ту или иную языковую игру. То есть метод языковой игры состоит в ее непрерывном разыгрывании. Причем Витгенштейн нигде не дает описания этого метода, способа овладения им, он просто предлагает нам быть зрителями» [8, с. 136].

Философия Л. Витгенштейна — это во многом,

и прежде всего практика. Его концепция языковых игр подчеркивает именно коммуникативно-практи-ческую составляющую в нарративе. Языковые игры фиксируют сам процесс осуществления наррации, позволяющий скрепить язык и мир. Неслучайно, что А. В. Горин в своей статье «Границы языка и язык границ. Витгенштейн и дзэн» проводит глубокие и интересные параллели между философским насле-дием европейского мыслителя и дзэн-буддизмом. Общими моментами, с его точки зрения, является стремление не столько рационально и отвлечен-но объяснить, сколько непосредственно показать, повсеместное обращение к ситуациям повседнев-ности, смещение акцента в сторону наблюдения и осмысления частного конкретного и единичного на основе практических действий.

Исследователь творчества философа М. Козлова разъясняет структурное местоположение языковых игр в иерархии лингвистических форм следующим образом: «Подобно всяким моделям, предназначен-ным для прояснения усложненного, непонятного, «языковые игры» выступают в концепции Витген-штейна прежде всего как простейшие или упрощен-ные способы употребления языка, дающие ключ к пониманию более зрелых и нередко неузнаваемо видоизмененных случаев» [9, с. 10].

Витгенштейн приходит к выводу о неразрыв-ной связи самой организации текста и способа его прочтения. Иными словами, способ в значительной мере определяет само сообщение (если перефрази-ровать высказывание М. Маклюэна medium is the message).

Безусловно, актуальной проблемой является адекватный способ прочтения языковой игры. Воз-можна ситуация прочтения одной и той же язы-ковой игры разными читательскими (в широком смысле) стратегиями. Происходит искажение пер-воначального смысла, обусловленного языковой игрой. В этом случае смысловое наполнение опреде-ляется уже не столько «автором», а скорее «читате-лем».

Итак, анализ трудов Витгенштейна позволяет выявить базовый для нашего исследования принцип связи онтологической структуры мира и логико-по-

нятийной структуры языка, а также гносеологиче-скую установку рассмотрения языковых игр, как метода и способа актуализации языка, и нарратива

в частности; дифференцировать нарратив в струк-туре языковой игры. Таким образом, можно сказать, что нарратив является категорией, задающей грани-цы, рамки, а языковая игра представляет собой спо-соб самоосуществления, бытия нарратива. При этом языковые игры, будучи способом коммуникативно-практического осуществления наррации, позволяют нарративу обрести смысло-транслирующую функ-цию, возможную лишь в случае проигрывания пове-ствования в единстве мысли-слова-дела, составляю-щих языковую игру.

Французский мыслитель П. Рикер оказал суще-ственное влияние на формирование нарратологии, предложив свою оригинальную концепцию нарра-тива, который, с его точки зрения, является не толь-ко способом, но и необходимым условием осмыс-ления человеческого опыта. Мыслитель фиксирует онтологическое отношение человеческого опыта и рассказа о нем. Именно в нарративе осуществляется осмысление опыта, придание ему формы и смысла. Темпоральность является сущностной характери-стикой нарратива, опосредующей формообразова-ние опыта, позволяющей опыту быть осмысленным и стать имманентным человеческому сознанию, мышлению и, конечно, памяти. Нарратив функцио-нально представляет собой архетип, матрицу, струк-туру, упорядочивающую опыт. П. Рикер отходит от структуралистско-формалистской замкнутости структур и категорий и акцентирует коммуника-тивно-диалектический аспект процесса наррации, отмечает ряд стадий, которые проходит опыт в про-цессе нарративизации, что, безусловно, позволяет отразить динамику и смысловую трансформацию нарративно организованного человеческого опыта.

Категория нарратива раскрывается автором че-рез такие ключевые понятия «Поэтики» Аристоте-ля, как «mythos» и «mimesis», являющиеся, по его словам, «мелодической основой» повествования. В нарративе осуществляется «упорядочение неких фактов или событий в систему, соединение их в еди-ную смысловую конфигурацию, сюжет» (mythos), но в то же время нарратив представляет собой «ре-презентацию или подражание реальным событиям» (mimesis) [10, с. 45].

Мыслитель выделяет три стадии трансформации, которые проходит человеческий опыт в процессе порождения смысла: префигуративную (мимесис-I), конфигуративную (мимесис-II) и рефигуративную (мимесис-III). На первой стадии события (являю-щиеся составными элементами нарратива) еще не упорядочены и не связаны друг с другом, но автор уже осуществляет и осмысление, и маркировку под целостное и связное повествование. На второй ста-дии конфигурации происходит выстраивание «сю-жетной» линии, подчинение событийной совокуп-ности «одной мысли», происходит «упорядочение фактов в систему» (mythos), закладываются осно-вания для дальнейшей интерпретации. Именно на этой стадии фактам и событиям опыта придается ло-гическая связность, отдельным событиям придается осмысленность с точки зрения целого, включенного

в нарративный замысел, только для этой стадии ак-туальны категории «начала», «середины» и «конца» повествования, поскольку складывается нарратив как некое целое, прокладывается смысловая, объ-ясняющая нить. И, наконец, на последней, рефигу-ративной стадии, осуществляется воспроизведение,

реставрация и интерпретация вложенного автором смысла уже реципиентом (читателем, слушателем, наррататором). Благодаря Рикеру появляется воз-можность говорить о тройном герменевтическом отношении в структуре нарратива, включающем префигуративную, конфигуративную и рефигура-тивную стадии.

Стремясь синтезировать бесчисленное мно-жество всех существующих трактовок феномена нарратива, нарратолог Вольф Шмид выделяет две основные линии. В рамках первой трактовки текст можно причислить к нарративному при наличии

в нем коммуникативной структуры, в тексте долж-на присутствовать опосредующая инстанция авто-ра, повествователя, нарратора: «В этой традиции к нарративному или повествовательному разряду произведения причислялись по признакам комму-никативной структуры. Повествование, противопо-ставлявшееся непосредственному драматическому исполнению, связывалось с присутствием в тексте голоса опосредующей инстанции, называемой «по-вествователем» или «рассказчиком» [11, с. 11].

Для второй линии трактовки характерен акцент не на присутствии опосредующей коммуникативной инстанции нарратора, а на форме организации тек-стуальной информации. Основными, определяющи-ми структурами, с этой точки зрения, в нарративном тексте являются темпоральность и событийность: «Тексты, называемые нарративными в структура-листском смысле слова, излагают, обладая на уровне изображаемого мира темпоральной структурой, не-кую историю. Понятие же истории подразумевает событие» [11, с. 12].

Подводя итог, отметим, что, несмотря на неко-торую неопределенность категории «нарратива», представляется возможным сформулировать инте-гративное и обобщенное определение, определить-ся с его смысловым наполнением и общим содержа-нием и значением. На основе всего вышеизложен-ного выделим 4 атрибутивные характеристики нар-ратива.

Нарратив воплощает такой экзистенциальный аспект, как присутствие. В любом нарративе явно или не явно себя обнаруживает «рассказчик», нар-ратор или шире опосредованное текстом челове-ческое сознание. Нарратор, выражая присутствие субъекта, выступает центром смыслового центри-рования и детерминантой типа причинности, зало-женного в нарративе. Здесь мы подходим к такому атрибуту нарратива, как причинно-следственная событийная цепь. Событие является «кирпичиком»нарратива, оно не возможно вне причинной связи, заключенной в нем. Нить событий на пути мышле-ния структурирует хаос смыслов и придает фрагмен-ту бытия определенную целостную архитектонику. Этот аспект также важен, поскольку он фиксирует такой атрибут нарратива, как целостность. Нарра-тив, как средство сохранения, фиксации тех или иных смыслов, будет актуален в деле построения целостного образа, картины того или иного истори-ческого периода, жизненной истории личности или иного фрагмента бытия. Ретроспективность — этот аспект отчетливо прослеживается в самой граммати-ческой структуре нарратива. Именно ретроспекция определяет тип доминирующей темпоральности, временной коммуникативной организации в деле семантической референции нарратива, а следова-тельно, его смыслового и ценностного наполнения. Атрибутивным типом темпоральности в нарративе является простое прошедшее время. В грамматике

английского языка, относящегося к группе так назы-ваемых аналитических языков, весьма показателен тот факт, что это время помимо своего классическо-го обозначения Past Simple (Indefinite) имеет также название «Время повествования» (Time of Narration), т.к. это время используется при изложении собы-тий, имевших место в прошлом, рассказе о них. Для того чтобы рассказать о событии, необходимо, что-бы оно произошло, с-было-сь, отсюда доминирова-ние в нарративе глаголов прошедшего времени со-вершенного вида.

Прояснение и интегративное определение ка-тегории нарратива, синтезированное на основании трактовки феномена нарративности в современном гуманитарном знании, позволяет избежать схола-стической неопределенности категории, существу-ющей на сегодняшний день, а также подчеркнуть ее эвристичность и операциональность. Именно нар-ратив закрепляет за предметами их смысловое на-полнение в рамках целого, единого символического контекста, скрепляет смысл, реальность и понима-ние, вопреки их кажущейся расколотости.

Библиографический список

1. Трубина, Е. Г. Рассказанное Я: отпечатки голоса /

Е. Г. Трубина – Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 2002. – 272 с.

2. Зенкин, С. К критике нарративного разума / С. Зенкин // Новое литературное обозрение. – 2003. – № 59. – С. 524– 534 3. Барт, Р. Введение в структурный анализ повествователь-ных текстов / Р. Барт // Зарубежная эстетика и теория литера-туры ХIX–XX вв. Трактаты, статьи, эссе. – М. : МГУ, 1987. –

С. 387 – 422.

4. Аристотель. Поэтика / Аристотель // Аристотель. По-этика. Риторика. – СПб. : Азбука-классика, 2007. – С. 21–80.

5. Можейко, М. А. Нарратив / М. Можейко // Постмо-дернизм. Энциклопедия: словарь. – Мн. : ИнтерпресСервис; Книжный дом, 2001. – С. 491–493.

6. Женетт, Ж. Фигуры / Ж. Женетт // Фигуры: Работы по поэтике. В 2 т. Т. 1. – М. : Изд-во им. Сабашниковых, 1998. – 472 с.

7. Витгенштейн, Л. Философские исследования / Л. Витген-штейн // Людвиг Витгенштейн. Философские работы. – М. : Гнозис, 1994. – С. 75–319.

8. Смирнов, А. В. Методология Л. Витгенштейна / А. В. Сми-рнов // Методология гуманитарного знания в перспективе XXI века. К 80-летию профессора Моисея Самойловича Ка-гана : материалы Междунар. науч. конф. 18 мая 2001 г. Санкт-Петербург. Вып. №12. – СПб. : 2001. – С. 134–137.

9. Козлова, М. С. Идея языковых игр / М. С. Козлова // Фи-лософские идеи Людвига Витгенштейна : сб. науч. ст. – М. : ИФРАН, 1996. – С. 5–25.

10. Рикер, П. Время и рассказ. В 2 т. Т. 1 / П. Рикер – М. : СПб. Унив. книга, 2000. – 313 с.

11. Шмид, В. Нарратология / В. Шмид – М. : Языки славян-ской культуры, 2003. – 312 с.

ТЕРЕБКОВ Александр Сергеевич, аспирант кафед-ры философии.

Адрес для переписки: e-mail: terebkoff@yandex.ru

Статья поступила в редакцию 17.06.2011 г.

© А. С. Теребков

117