Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Возникновение проблемы «понимание»/«объяснение» и ранние этапы ее обсуждения.




Осознание методологической специфики гуманитарных наук вызвало к жизни сложную проблему понимания и объяснения. В продолжительных дискуссиях эта проблема была осмыслена с различных сторон, что позволило глубже разобраться в познавательных замыслах как гуманитарных, так и естественных наук. Среди ученых утвердилась позиция, что в научном познании «понимание» и «объяснение» не являются тождественными, но и не находятся в изоляции друг от друга. «Понимание» и «объяснение» – два взаимодополняющих познавательных процесса, используемых и в естественнонаучном, и в социально-гуманитарном, и в техническом познании. Но длительное время применительно к методологии гуманитарных наук эти понятия противопоставлялись друг другу. За этим нужно видеть противопоставление интуитивного и дискурсивного мышления. Применительно к гуманитарному познанию термин «понимание» приобрел особый смысл: он стал означать некое интуитивноепостижение изучаемых явлений, непосредственное проникновение в сущность культурно-исторических феноменов.

Остановимся на понятиях «дискурсивное мышление» и «интуитивное мышление».

Дискурсивное мышление (от лат. discursus – рассуждение) – это форма мыслительной стратегии, когда последовательно рассматриваются различные варианты решения задачи. Чаще всего это происходит на основе связного логического рассуждения, каждый последующий шаг обусловлен результатом предыдущего. Итогом такого мыслительного процесса является умозаключение. Основные формы дискурсивного мышления – дедукция и индукция.

Дискурсивное мышление – это логическое мышление в понятиях, идущее последовательно шаг за шагом в противоположность интуитивному познанию (непосредственному схватыванию). Например, наше знание времени является дискурсивным, или концептуальным, если мы способны разъяснить, что такое время и привести какие-то доводы в поддержку своей точки зрения; в противном случае знание является интуитивным. Дискурсивное мышление – это переход логическим путем от одного определенного представления к другому, так строится мысленныйобраз. В широком смысле слова дискурсивным называется логическое мышлениевообще в противоположностьинтуитивномупознаниюпутемсозерцания.

Интуитивное мышление характеризуется тем, что в нем отсутствуют четко определенные этапы. Оно основывается обычно на свернутом восприятии всей проблемы сразу. Человек в этом случае достигает ответа, который может быть правильным или ошибочным, мало или вовсе не осознавая тот процесс, посредством которого он получил этот ответ. Как правило, интуитивное мышление основывается на знакомстве с основными знаниями в данной области и с их структурой. Это дает ему возможность осуществляться в виде скачков, быстрых переходов, с пропуском отдельных звеньев. Поэтому выводы интуитивного мышления нуждаются в проверке аналитическими средствами.

Аналитическое мышление развивается так же, как и логическое. Эти два вида мышления тесно взаимосвязаны. Логика помогает продумывать цепочку развития события, аналитика помогает продумывать ее результат. Аналитическое мышление характерно тем, что его отдельные этапы отчетливо выражены и думающий может рассказать о них другому человеку. Аналитически мыслящий человек полно осознает как содержание своих мыслей, так и составляющие их операции. Аналитическое мышление в своем крайнем виде принимает форму тщательного дедуктивного (от общего к частному) вывода.

Интуитивное и аналитическое мышления взаимно дополняют друг друга. Посредством интуитивного мышления человек часто может решить такие задачи, которые он вовсе не решил бы или, в лучшем случае, решил бы более медленно посредством аналитического мышления. Интуиция означает акт схватывания структуры задачи или ситуации без опоры на развернутые аналитические средства. Однако правильность или ошибочность интуиции устанавливается, в конечном счете, не самой интуицией, а методом проверки. Но именно интуиция позволяет быстро выдвинуть гипотезу или выделить существенные особенности понятий до того, как становится известной их ценность.

В последние годы распространяется точка зрения, согласно которой различные способы познания отражаются в функциях различных полушарий головного мозга. Функции левого полушария отождествляются с аналитическим мышлением, а функции правого полушария – с интуитивным мышлением.

На рисунке условно показано характерное различие стратегии мышления обоих полушарий мозга. Из случайного набора деталей левое полушарие строит четкий ряд геометрических фигур, наводит порядок в их расположении. Правое полушарие из тех же деталей придумывает некий целостный образ, в котором каждый элемент наделен внутренней или видимой связью с другими.

Развитию интуитивного мышления содействует использование аналогий, различных эвристических приемов решения задач, не гарантирующих правильности решения. Интуитивное мышление предполагает право исследователя на честно признаваемые ошибки и уверенности, что «честные» ошибки не наказуемы. Интуитивное мышление предполагает непосредственное проникновение в сущность явления, мгновенное и ясное «усмотрение» закона или принципа. Процессуально оно характеризуется быстротой протекания, отсутствием четко выраженных этапов, малой осознанностью (человек не осознает, как пришел к пониманию или открытию).

Можно вспомнить некоторые примеры великих открытий, сделанных именно с помощью интуиции, поскольку интуиция выражает себя везде, где развивается творческий процесс, доказывая их неразделимость. По этому поводу до нас дошло немало легенд. Так, хорошо известно восклицание Архимеда «Эврика» (буквально «нашел») по случаю открытия им гидростатического закона. Широко распространена легенда, что мысль о периодической таблице химических элементов пришла к Д.И. Менделееву во сне. Однажды его спросили, так ли это, на что учёный ответил: «Я над ней, может быть, двадцать лет думал, а вы думаете: сидел и вдруг… готово». По дошедшим до нас сведениям, великий английский физик И. Ньютон открыл свой закон всемирного тяготения, управляющий движением всех светил космических, под влиянием случайного наблюдения. Однажды он увидел, как спелое яблоко упало на лужайку, и тут ему впервые в голову пришло, что, вероятно, земля так же притягивает к себе абсолютно все предметы. С того все и начало проясняться в размышлениях ученого. На самом деле все сложнее, чем в этих легендах, но большие ученые с вниманием относились к интуиции. Так, А. Эйнштейн (1879-1955) при создании теории относительности активно использовал фантазию и интуицию. Известно высказывание великого физика: «Подлинной ценностью является, в сущности, только интуиция»[1]. Большую роль интуиции в познании отводил великий французский математик Жюль Анри Пуанкаре (1854-1912).

Примеры можно продолжить, так как действительно многие великие научные открытия были сделаны интуитивно. Логическое обоснование решения осуществляется часто уже после того, как оно было найдено интуитивно.

Используем пример из социологической науки. Методологическая основа интегральной социологии П.А. Сорокина включает в себя эмпирический, рационалистический и интуитивный методы. По П.А. Сорокину, интегральное существо человека проявляется и раскрывается в его способностях отражать и анализировать мир с помощью интегрального использования трех каналов познания. Это чувства, разум, интуиция. В результате их интегрального использования знание человека о мире становится полным. Вот как сам П.А. Сорокин пишет об этом. «Истина, полученная с помощью интегрального использования всех трех каналов познания – чувства, разума и интуиции – это более полная и более ценная истина, нежели та, которая получена через один из этих каналов. История человеческого знания – это кладбище, заполненное неправильными эмпирическими наблюдениями, неправильными рассуждениями и псевдоинтуициями. При интегральном использовании этих трех каналов познания они дополняют друг друга и контролируют. Интегральное познание означает также, что мы получаем знания о действительности не только от эмпириков-ученых и мыслителей-логиков, но также и от великих религиозных и нравственных вождей, подобно Будде и Иисусу, Конфуцию и Лао-цзе[2], а также от великих деятелей искусства, таких как Бетховен и Бах, Гомер и Шекспир, Фидий и Микеланджело»[3].

По П.А. Сорокину, всю окружающую нас действительность можно представить в трех наиболее важных формах. 1) эмпирически-чувственная форма. 2) рационально-умственная форма. 3) сверхчувственно-сверхрациональная форма. Третья форма – это постижение только с помощью «сверхчувственной и сверхрациональной интуиции, или «божественного вдохновения» или «вспышки озарения» всех гениальных творцов-основателей великих религий, мудрецов, провидцев и пророков, гигантов философской и этической мысли, великих ученых, артистов, нравственных вождей во всех областях культуры.

Эти гении единодушно утверждают, что их открытия или созданные ими шедевры были рождены и вдохновлялись милостью интуиции, и что они сами были всего лишь орудием этой творческой силы. В определенной степени каждого из нас время от времени посещает эта милость «высшего озарения»[4].

К интегральной теории общества П.А. Сорокин пришел в середине 1930-х гг. в результате пересмотра своей методологической позиции неопозитивизма, сформировавшейся в российский период его научной деятельности. Убедившись в несовершенстве своей прежней теоретико-методологической ориентации, в необходимости синтеза всего ценного, что есть в позитивизме и антипозитивизме, он переносит главный акцент на понимающую социологию.

Направление, отрицавшее возможность переноса естественнонаучной модели науки в гуманитарное познание, т. е. выступавшее против методологического монизма, сформировалось в Германии в конце XIX в. Такую методологическую позицию защищали Иоганн Густав Дройзен (1808-1884), Вильгельм Дильтей (1833-1911), Георг Зиммель (1858-1918) и др. Они пытались отстоять самобытность гуманитарных наук, поместив в центр их методологии понимание.Если естественные науки стремятся к объяснению, описанию природных процессов средствами универсальных объективных законов, то гуманитарные науки ориентированы на духовное постижение социокультурных смыслов. Пожалуй, наибольший драматизм этому противопоставлению придал Вильгельм Дильтей, утверждавший, что гуманитарные науки обращены к особой реальности (духовной жизни, миру переживаний), которая полностью недоступна наукам естественнонаучного ряда.

Положение о том, что понимание как особая методологическая процедура, как систематически развернутое вхождение в изучаемые культурно-исторические образования есть основа гуманитарного познания было подробно развито в философско-методологическом учении, получившем название герменевтика(от гр. hermeneia– толкование, объяснение). В прежние века герменевтикой называли искусство историко-филологического толкования текстов.

Немецкий философ, теолог и проповедник Фридрих Шлейермахер(1768-1834) внес вклад в становление герменевтики как общей теории понимания и интерпретации вообще. Его заслугой, помимо прочего, является то, что он показал сложный циклический характер достижения понимания (герменевтическийкруг),когда исследователь при изучении культурного феномена (скажем, исторического текста) наделяет его части смыслом посредством введения предположений о смысле цельногофеномена и, наоборот, движется к пониманию целого путем изучения его частей. Ф. Шлейермахер привнес в историко-филологическое толкование оттенок романтических идей: для понимания культурного памятника необходимо понимать целостную индивидуальностьавтора. Интерпретатор должен обладать «созвучностью» своего состояния внутреннему миру другой личности.

Вильгельм Дильтей выдвинул герменевтику на роль общей методологии гуманитарного познания.Он придал искусству интерпретации акцентированный интуитивно-психологическийсмысл. С его точки зрения понимание базируется на эмпатии как сопереживании. В поздних работах В. Дильтей пытался выйти к более объективистской позиции, к изучению устойчивых культурно-исторических структур, но так и не преодолел исходные субъективистские рамки.

Мы знаем, что под воздействием идей баденской школы неокантианства и методологических установок герменевтики возникли методологические представления М. Вебера – основателя понимающей социологии.

Итак, обобщенный проект обоснования гуманитарных наук, связанный с именами В. Дильтея, И. Дройзена, Г. Зиммеля и другими, стал называть герменевтическим.Его первоначальными чертами были:

1) интуитивизм(основой методологии являются интуитивные акты понимания);

2) психологизм (содержанием актов понимания является внутренний мир в психологистском смысле, или область переживаний);

3) антипозитивизм(естественнонаучные образцы научности неприменимы к гуманитарному познанию).

2.

Дискуссия о специфике законов и объяснений в общественных науках. Другое направление исследований методологии гуманитарных наук оформилось позже в русле аналитической философии. Так именовалась англо-американская традиция философии, получившая широкое распространение в середине XX века. Терминаналитическийуказывает на идеалы ясности, точности и логической[5] строгости мышления, которые стремятся осуществить представители данного направления философии. Ее представители, первоначально следовавшие неопозитивистской программе, были ориентированы на логический анализ научного языка и уточнение стандартов научности, которые предполагались едиными для всех наук. В этой перспективе вновь были подняты вопросы о самобытности гуманитарного познания.

Непосредственным поводом послужила статья Карла Густава Гемпеля[6]«Функция общих законов в истории» (1942), в которой он распространил свою дедуктивно-номологическую модель научного объяснения на исторические науки. Начиная с 1949 г. она многократно переиздавалась в сборниках и хрестоматиях и до сих пор по праву считается одной из самых ярких классических работ в сфере логики и методологии социально-исторических наук.

К. Гемпель начинает свою статью следующим образом. «Достаточно широко распространено мнение, что история в отличие от так называемых физических наук, занимается скорее описанием конкретных явлений прошлого, чем поиском общих законов, которые могут управлять этими событиями. Вероятно эту точку зрения нельзя отрицать в качестве характеристики того типа проблем, которым в основном интересуются некоторые историки. Но она, конечно, неприемлема в качестве утверждения о теоретической функции общих законов в научном историческом исследовании. В настоящей статье мы попытаемся обосновать эту точку зрения, подробно показав, что общие законы имеют достаточно аналогичные функции в истории и в естественных науках…»[7].

Статья 1942 г. убедительно показывала, что обычные исторические объяснения в научном отношении неполноценны. Полноценными же они могут стать только при использовании универсальных гипотез и универсальных, или охватывающих, законов. Главные тезисы К. Гемпеля: единство эмпирических наук и, соответственно, общность методологии, необходимость формулирования и проверки общих гипотез (соответственно, получения законов) для полноценного научного объяснения. Понимание в этом аспекте – только предварительная, возможная, но необязательная эвристика.

1950-1970-е гг. прошли в американской философии социальных наук под флагом критики взглядов К. Гемпеля. Подтверждением этого является статья А. Щюца«Формирование понятия и теории в общественных науках» (1954 г.)[8].

Сами же историки практически не услышали призыв К. Гемпеля, по большому счету проигнорировали его, продолжая свои привычные занятия и вовсе не пытаясь перестраивать их. Данный факт усердно использовался критиками К. Гемпеля: историческая наука живет по своим правилам, не надо диктовать историкам чуждые им подходы, но следует прояснять логику и структуру самого исторического исследования как оно реализуется на практике.

Фактически К. Гемпель, предлагая свою программу полноценного научного объяснения в истории, говорил не о традиционной эмпирической истории, а закладывал основы для теоретической истории как проекта новой науки. Однако гемпелевская методология "охватывающих законов" не получила поддержки у историков, встретила шквал критики со стороны аналитической философии истории, после чего была почти забыта как устаревшая и надоевшая всем тема. Вместо этого в истории и социальных науках бурно развиваются количественные методы, предпринимаются многочисленные попытки применения математического моделирования и структурно-системных представлений. При этом за исключением нескольких областей (например, экономическая история, историческая демография) численные методы, скорее, разочаровывают исследователей.

Математические методы в гуманитарных исследованиях впервые стали применятьсяв США, где основными центрами исследований по «количественной истории» являлись организованный в 1962 г. Межуниверситетский консорциум по политическим исследованиям в Анн-Арборе (штат Мичиган), Центр политических наук Института социальных исследований, организационно связанный с Американской исторической ассоциацией и Американской ассоциацией политических наук. В 1965 г. в Швеции при отделе истории Уппсальского университета создали исследовательскую группу, в ФРГ в Кельнском университете – центр историко-социальных исследований, на базе которого была сформирована Международная комиссия по применению количественных методов в истории.

В нашей стране у истоков применения количественных методовв исторической науке стоял Иван Дмитриевич Ковальченко (1923-1995), явившийся основоположником отечественной клиометрическойшколы.Краткая справка: Иван Дмитриевич Ковальченко – российский историк (участник Великой Отечественной войны), заслуженный профессор МГУ, специалист в области аграрной истории и истории экономического развития России XIX-начала XX в., историографии и источниковедения; член-корреспондент (1972), академик(1987) Академии наук СССР, академик Российской академии наук (1991). Он был председателем Комиссии поприменению математических методов и ЭВМв исторических исследованиях при Отделении истории АН СССР. В 1989 г. ученомуприсуждена Государственная премия СССР.

В 1984 г. под ред. И.Д. Ковальченковышло учебное пособие для студентов вузов, обучающихся по специальности "История", которое называлось «Количественные методы в исторических исследованиях». Пособие состояло из трех разделов. В первом характеризовались общие проблемы применения количественных методов в исторических исследованиях; во втором излагались основы математико-статистического анализа; в третьем подводились итоги применения количественных методов в исторических исследованиях в советской и зарубежной историографии, определялись перспективы их использования. В пособии впервые рассматриваются вопросы применения количественных методов для анализа исторического материала.

В 2003 г. издательством «Наука» была выпущена книга И.Д. Ковальченко «Методы исторического исследования». В ней в систематизированном виде рассматривались основные методологические проблемы и методы исторического исследования. Были охарактеризованы особенности объекта исторического познания, проблемы исторического источника и исторического факта. Освещены методологические вопросы применения количественных методов в исторических исследованиях.

Но вернемся к К. Гемпелю, идеи которого вызвали большой резонанс и споры. Многие его коллеги-философы не согласились с предложенной концепцией, поскольку она отрицала специфику исторического познания.

Наиболее известным оппонентом К. Гемпеля стал канадский философ Уильям Дрей (род. в 1921 г.), который посвятил критике гемпелевской схемы и изложению собственных взглядов книгу «Законы и объяснение в истории» (1957) и ряд статей[9]. С 1950-х он является лидирующей фигурой в дискуссиях по проблеме исторического объяснения, в которых противостоит неопозитивистскому представлению о методологическом единстве наук и доказывает ограниченные возможности применения в истории дедуктивно-номологической модели объяснения К. Гемпеля.

У. Дрей не отрицает того, что историки изредка используют объяснения через законы. Но гораздо чаще их занимает задача понимания, реконструкции мотивов исторических деятелей. Между тем дедуктивно-номологическая модель не приспособлена для этого, она создана для объяснения действий людей как бы «извне», тогда как цели и мотивы людей постигаются в некотором смысле «изнутри».

У. Дрей доказывает, что необходимо развитие в аналитическом ключе методологии исторического понимания В. Дильтея и Р. Коллингвуда, в которой упор делался на реконструкции, «переигрывания» мыслей и стремлений исторических агентов. Руководствуясь этими соображениями, он отмечает: «Цель исторического объяснения состоит в том, чтобы показать: то, что было сделано, надо было сделать потому, что человек имел такие-то и такие-то мотивы» (Dray W. LawsandExplanationinHistory. L., 1957. P. 183.). И для такого объяснения вовсе не нужно демонстрировать, что определенные действия были совершены в соответствии с некоторыми общими законами.

Как же строится такое объяснение, какова его логическая схема? У. Дрей считает, что реконструкция мотивов должна исходить из того, что исторические агенты были рациональными существами. Поэтому историк может полагать, что эти агенты перед совершением определенных действий явно или неявно произвели определенные рассуждения – оценили ситуацию, соразмерили цели и средства, взвесили свои мотивы. Опираясь на эту презумпцию, историк может дать «рациональное объяснение», если он мысленно реконструирует, восстановит то рассуждение, которое мог произвести герой его повествования в определенной ситуации. Называя свою концепцию объяснения «рациональным объяснением», У. Дрей пользуется тем, что reason обозначает одновременно и «мотив», и «разум», и «рассуждение».

Концепция У. Дрея тоже вызвала волну критики; указывали, что эта концепция явно заужала специфику исторического исследования, исходила из слишком сильного допущения о максимальной рациональностииндивидов и т.п. Но достижением концепции У. Дрея явилось привлечение внимания исследователей к миру установок, расчетов, намерений действующего индивида. Иными словами, У. Дрей напомнил методологам о принципиальном значении для гуманитарных наук того, что И. Кант назвал практическим разумом[10].

Выступления К. Гемпеля и У. Дрея привлекли внимание аналитиков к сложности проблемы гуманитарной методологии, стимулировали целое поле последующих интенсивных исследований. Вкратце результаты рассмотренного нами можно изложить следующим образом: была подчеркнута специфика исторических объяснений, связанная с широкой сетью предпосылок, уходящих корнями в мир человеческой жизнедеятельности; была осознана необходимость общего рационализирующегопродвижения в гуманитарных науках, совершенствования их методологии в сторону повышения стандартов объективизации.

3.

Современный интерпретативный поворот гуманитарных наук. Некоторое сближение указанных двух линий – герменевтической и аналитической – прослеживается с 60-х гг. XX в. С этого же времени был предпринят определенный пересмотр методологии гуманитарных наук в целом и проблемы «понимание»/«объяснение» в частности. Для этого назрел сложный комплекс причин. Среди них укажем на следующие: 1) отход от неопозитивистской программы в философии науки; 2) накапливающиеся неудачи в самих гуманитарных науках (в т. ч. разочарование в методах манипуляционно-экспериментальной психологии, недостаточная эффективность социологических исследований, критика естественнонаучно ориентированной психиатрии и др.); 3) ряд общественных событий (волна студенческих выступлений против засилья официальных идеологий, появление различных оппозиционных общественных движений).

Пожалуй, одним из главных достижений 1960-1970-х гг. явилось понимание того, что гуманитарные науки укоренены в общественной жизни гораздо более сложным образом, чем это считалось. Выяснилось, что они существенно задействованы в происходящем. Был поставлен под сомнение познавательный идеал беспристрастной, ценностно-нейтральной науки. Оказалось, что относительно гуманитарных наук выдержать его весьма затруднительно. Так, было установлено, что общественные науки в значительной степени сами политически ангажированы, разделяют предрассудки своего общества, могут выполнять скрытые, морально неприглядные функции. Это было осознано, например, французскими интеллектуалами Роланом Бартом (1915-1980) и Мишелем Фуко (1926-1984), а также немецкими критическими теоретиками М. Хоркхаймером и Т. Адорно, представлявшими Франкфуртскую школу.

Понимание неустранимой вовлеченности гуманитарного познания в общественную жизнь означало признание того, что научный взгляд вообще осуществляется не с идеального места некоего объективного наблюдателя, а всегда с определенных позиций, осознает ли их сам исследователь или нет. Исследователь дает интерпретацию изучаемых процессов с точки зрения его собственной исходной интерпретативной базы. Интерпретационная же база может подвергаться самоизучению лишь частично, т. к. сама является условием всех возможных интерпретаций. Итак, для теоретиков гуманитарного знания универсальное значение приобрела проблема интерпретации.

Под этой проблемой следует понимать комплекс сложнейших вопросов. Если всякое познание есть интерпретация, то с каких позицийосуществляется каждое конкретное толкование (историческое, социологическое, политологическое и т.п.)? Кто дал право интерпретатору настаивать на собственной правоте (проблема легитимации)? С каких позиций можно сравнить и оценить различные интерпретативные системы? Ведь эта позиция сравнения сама оказывается такой же интерпретативной! Как можно привести к общему знаменателю расходящиеся между собой интерпретации (проблему конфликта интерпретаций, по выражению Поля Рикёра[11])? Существует ли наиболее адекватная интерпретация и в чем состоят критерии адекватности?

Из массы вопросов, связанных с проблемой интерпретации, выделим два, в значительной степени концентрирующих в себе суть проблемы: 1) вопрос об оправдании исходных позиций интерпретатора; 2) вопрос об обоснованном выборе методологии для наиболее адекватной интерпретации.

Можно утверждать, что проблема интерпретацииявилась для философии и методологии гуманитарных наук центральным затруднением. Положение вокруг этой проблемы продолжает оставаться неоднозначным. Пока не существует общепризнанного подхода, который помог бы преодолеть затянувшийся спор. За время обсуждения этой темы было сформулировано несколько стратегий решения и отношения к данной проблеме. Охарактеризуем четыре основные из них.

1. Радикальная антиметодологическая позиция.Ее ярко представил Ганс-ГеоргГадамер (1900-2002)в «Истине и методе» (1960). Он открыл современный этап разработки герменевтики как общей философской концепции понимания. Главный акцент Г. Гадамер делает на том тезисе, что понимание есть первичный и изначальный способ человеческого существования.Понимание, по Г.-Г. Гадамеру, – это фундаментальная категория. Быть человеком – значит, понимать. Понимание – это универсальная характеристика, относящаяся ко всем формам жизнедеятельности человека.

В своем впечатляющем учении (в котором он следует идеям своего учителя, крупнейшего немецкого философа М. Хайдеггера) Г.-Г. Гадамер пытается преодолеть односторонний когнитивистский, познавательный крен всей западной рационалистической философии. Он помещает феномен понимания в гораздо более широкий контекст: пониманиерастворяется в необозримой совокупности повседневных знаний, практических умений, нормативной компетентности, коммуникативных навыков и т.п. Феномену понимания Г.-Г. Гадамер придает не методологический, а бытийный(онтологический) характер. Поэтому представление о чисто познавательном интересе наук выступает лишь одним из модусов первичного умения жить в мире– того базисного умения, которым мы уже обладаем по определению. Таким образом, оказывается, что проект чистого познания на самом деле глубоко укоренен в донаучном бытии. Следовательно, призывы преодолеть предрассудки и выйти к объективной научной позиции оказываются, в принципе, невыполнимыми потому, что массивная совокупность предрассудков, уходящих корнями в нашу жизненную практику, повседневность, глубокие языковые интуиции и т. п. на самом деле обеспечивают нас возможностью вообще что-либо изучать!

Учение Г.-Г. Гадамера, безусловно, имеет самостоятельную философскую ценность. Но какой конкретный вклад оно вносит в проблему методологии гуманитарных наук, в прояснение дилеммы «понимание»/«объяснение»? Из всеохватывающей герменевтики Г.-Г. Гадамера следует пересмотр самого вопроса о различии естественнонаучного и гуманитарного метода: гуманитарным наукам нет нужды отстаивать свою самобытность перед лицом естествознания. Тем более они не нуждаются в заимствовании объективного метода у точных наук, не должны подражать им. На деле все, видимо, наоборот. Г.-Г. Гадамер осуществляет подведение игуманитарных, и естественных наук под одно основание. Им является базис исходного общего понимания мира, неустранимо укорененного в традиции, языке, общности жизни и не поддающегося полной рациональной реконструкции. Г.-Г. Гадамер указывает, что естественные науки тожеукоренены в том же самом начальном «запасе» понимания, что они тоже интерпретативны, хотя это видно не столь явно ввиду их объективирующей изощренности. Причем, и это весьма существенный момент, в непосредственной близости к этому исходному массиву понимания, к его хранилищам, находится именно гуманитарнаятрадиция – литература, искусство, исторические сказания, мораль, жизненная мудрость. Поэтому Г.-Г. Гадамер напоминает нам о важности классического гуманитарного образования.Неслучайно концепция Г.-Г. Гадамера нашла широкое признание у антисциентистски настроенных гуманитариев.

Итак, любое познание – принципиально интерпретативно, а исходные позиции для интерпретации уходят в необозримую область начального дотеоретического понимания мира. Далеко идущим следствием этого положения оказывается тезис о принципиальном плюрализме интерпретаций.

Однако те, кто не разделяет подобных положений, выдвинули возражения против антиметодологического радикализма Г.-Г. Гадамера и созвучных ему мыслителей.

2. Сдержанный релятивизм. Этой позиции сегодня молчаливо придерживаются многие ученые-гуманитарии. Они достаточно безразлично относятся к нерешенности проблемы интерпретациина фундаментально-философском уровне. Они довольствуются тезисом «пусть каждый продолжает заниматься своим делом». Это приводит к тому, что специалисты относят себя к какой-то вполне оформившейся исследовательской традиции и более или менее четко придерживаются ее методологического и идейного русла. Подобный подход можно охарактеризовать как теоретико-методологический партикуляризм. Разумеется, остается надежда, что различные течения со временем могут быть приведены к согласованности или взаимодополняемости. Но пока, происходит дальнейшее дробление научных областей и подходов.

Например, под этой маркой в современной психологии проходит поиск гуманитарной парадигмы; это выражается в размножении концепций, подчеркнуто сторонящихся естественнонаучной модели, при том неявно принимаемом допущении, что сам по себе широкий спектр трудносовместимых концепций уже является гарантией их гуманитарности.В целом такую позицию можно назвать отложенным решением проблемы интерпретации.

3. Новое обоснование рациональности.Есть также немалое число исследователей, принявших вызов релятивизма. Они защищают ту точку зрения, что и общая укорененность науки в донаучных ориентациях, и такое более конкретное обвинение, как вовлеченность ученого в социальные процессы, не сказываются фатальным образом на самой идее науки. Новое обоснование рациональности должно, конечно, учитывать невозможность ученого стать идеальным наблюдателем,но нам следует, двигаясь дальше, выстраивать стратегию максимально достижимой рационалистической позиции. Например, ценностная нейтральность гуманитарных наук действительно является проблемой, но это не значит, что мы должны отказаться от поиска рационализирующих стратегий. Наоборот, это заставляет нас быть более внимательными.

С рационалистической точки зрения интерпретация является проблемой, подлежащей разумному решению, а не предлогом для капитуляции гуманитарных наук (и рационализма вообще). Так, немецкий философ Карл-Отто Апель(род. 1922 г.) в одном из своих выступлений заявляет, что радикальный проект универсальной герменевтики в форме некоторой всеобъемлющей пангерменевтики был бы такой же неоправданной крайностью, как и некогда развиваемый неопозитивистский проект единой науки. Реально мы сегодня нуждаемся в более трезвой, взвешенной оценке; требуется четкое выделение и изучение различных типовпознания с их различными познавательными замыслами.

Стратегия нового обоснования рациональности отказывается от универсалистских притязаний неопозитивистского периода. Но она стремится в своем последовательном продвижении максимально прояснить и расширить возможности рационального обсуждения многочисленных актуальных проблем. Ее интересуют условия достижения рационально мотивированного согласия в научных, политических, моральных, правовых дискуссиях. Ее задача состоит в том, чтобы обозначить и исследовать поле реальных коммуникативных практик, выявить исходные предпосылки,необходимые для достижения рационального консенсуса, и далее внести содержательный вклад в решение различных проблем гуманитарного знания. Наиболее впечатляющие и обоснованные концептуальные программы, выдвинутые в этом направлении, связаны прежде всего с именами К.-О. Апеля и Юргена Хабермаса.

Что же касается собственно герменевтического проекта, то его в данном русле видят несколько по-иному, чем в антиметодологических программах пангерменевтики. Проблемы понимания разрабатываются в аналитическом стиле. Для рационалистически ориентированных мыслителей герменевтика оказывается уже не универсальным средством «размягчения» рационализма, а конкретной методологией понимания,т.е. обоснованной когнитивной стратегией. Как замечает Ю. Хабермас, всякое толкование является рациональным(хотя и остается гипотетическим), т. к. интерпретаторы не могут игнорировать стандарты рациональности, обязательные для всех участников коммуникации. Интерпретатор должен учитывать в ходе рациональной реконструкции все условия, при которых интерпретируемые высказывания претендуют на значимость. Толкуемое содержание вообще останется непонятным, если интерпретатор не может реконструировать предпосылки, на основании которых автор претендовал на то, что он высказывает истинные утверждения, выражает и приписывает правдивые переживания, признает действенные нормы.

4. Конкретно-научные модификации.Этот подход к проблеме интерпретации состоит в том, что данная проблема расценивается как специальнаяи поэтому там, где она возникает внутри той или иной дисциплины, должна быть решена собственными средствами этой науки. Иными словами, ученые действительно нередко сталкиваются с проблемами понимания и толкования; поэтому они должны реагировать на эти проблемы разработкой соответствующей специально-научной методологии.

Долгое время ученые-гуманитарии, ориентированные на естественнонаучные стандарты, с изрядной долей сомнения относились к герменевтическим процедурам. Но начиная с 1970-х гг. в ряде научных областей была учтена необходимость добиваться большего понимания изучаемых явлений. Это отразилось в поисках новой интерпретационно ориентированной методологии – прежде всего в социологии и антропологии – так что говорят даже о своеобразном интерпретативном повороте гуманитарных наук. В итоге на уровне конкретных методов процедуры интерпретации заняли более значительное место.

Теперь обратимся к вопросу о том, что же реально означает интерпретация для современных гуманитарных наук.

4.

Интерпретация как метод гуманитарных наук. Исследователь социально-культурных феноменов должен, прежде всего, понять значениеизучаемых явлений. Эта задача стоит перед ним в начале исследования, т. к. он должен достичь некоего минимального исходного понимания для дальнейшего продвижения. Но эта же задача остается актуальной в течение всего ходаисследования, т. к. знание ученого обогащается, наделяется новыми сторонами, характеризующими связь изучаемого феномена с более широким социальным контекстом. Таким образом, интерпретация как процесс наделения смыслом оказывается его постоянной стратегией. Но для обеспечения некоторого минимального пониманиясоциального феномена (нпр., ритуала) исследователю необходимо самому в определенном смысле участвоватьв том, что он собирается познавать, т. е. разделять с другими участниками данную форму жизни (освоить контекст их намерений, установок, норм, ценностей, представлений и т. п.). Осознание связи гуманитарного познания с широким социально-прагматическим контекстом было достигнуто рядом исследователей (поздним Людвигом Витгенштейном[12], Э. Энском[13], П. Уинчем[14] и другими).

Это можно трактовать как положительную сторону проблемы интерпретации. Если отрицательная состоит в том, что мы не можемзанять абсолютно нейтральную позицию анализа, то положительная состоит в том, что мы, наоборот, должныбыть в некоторой степени вовлечены в изучаемую социально-культурную структуру. (В этом смысле достижение некоей точки идеального наблюдения означало бы просто-напросто невозможность понимания.) Решение проблемы интерпретации, следовательно, состоит на конкретно-методологическом уровне в том, чтобы достичь примиренияположительной и отрицательной сторон: суметь постичь исходный комплекс интерсубъективныхзначений,но суметь и укрепить внутри освоенного запаса понимания максимально возможную общую прогрессивно рационализирующую установку.

В реальности это означает, что гуманитарное исследование движется в виде последовательности усложняющихся и корректирующих предыдущие шаги актов интерпретации. В подобной последовательности понимание, достигнутое на ранней стадии, становится исходным базисом для последующих уровней понимания. Это прекрасно показано в книге Г. фон Вригта[15]«Объяснение и понимание»[16] и в лекции «Объяснение и понимание действий»[17].

Так, познание-понимание (отвечая на вопрос «что это?») предоставляет первоначальный материал, который подлежит на следующем этапе познанию-объяснению (отвечая на вопрос «почему?»), но полученное знание вновь может потребовать дальнейшей интерпретации понимания и т. п. Таким образом, понимание и объяснение тесно переплетаются в ходе исследования. Интерпретация гуманитарных феноменов существенным образом требует освоения охватывающего их интенционально-прагматического контекста(от лат. intentio– стремление, намерение). Поэтому общие концептуальные стратегии объяснительных рассуждений в гуманитарных науках, как показывает Г. фон Вригт, используют сложные сети практических умозаключений, указаний на сплетения событий, на общие тенденции и, наоборот, на детали ситуаций, реконструкцию мотиваций и ожиданий и т.п. Все это, конечно, совершенно другое смысловое поле, чем рассуждения в естественных науках.

Таким образом, понимание и объяснение переплетаются в гуманитарных науках в единой ткани интерпретационных шагов,которые предпринимает исследователь в «постепенно растущем уточнении»(К. Гемпель) обстоятельств, относящихся к изучаемому феномену.

Итак, как же отреагировали гуманитарные науки в своем развитии на исходную проблему «понимание»/«объяснение»? Как мы должны расценивать новейшее состояние методологии гуманитарных наук в свете этой проблемы? Выделим в этой связи два важных момента.

1. Проблема противостояния понимания и объясненияв современной методологии гуманитарных наук теряет свою остроту. Понимание и объяснение должны рассматриваться скорее как единый интерпретационный процесс.

2. Но это устранение противопоставления происходит потому, что само понимание трактуется не в интуитивно-психологическом смысле (как это предполагалось на ранней стадии герменевтического проекта), а в смысле объективизирующей реконструкции. Разумеется, приемы эмпатии, интуитивного проникновения тоже часто являются важным средством для интерпретатора; но методологический акцент ставится на других аспектах исследовательского замысла. По сравнению с ранним интуитивистским проектом произошло значительное продвижение в сторону рационализирующего метода (по рассмотренной выше линии Гемпеля – Дрея). Для современного гуманитария понимать – значит не вжиться, а владеть комплексом рациональных процедур, позволяющих объективизировать то или иное знание, уточнить его, подвергнуть перекрестной валидизации, привести к максимально достоверному виду.

Подведем итоги рассмотрения темы общего методологического проекта гуманитарных наук.

1. Специфика гуманитарного познания в условиях естественнонаучного наступления первоначально обозначалась как противопоставление понимания и объяснения (интуитивного и дискурсивного типов мышления). Чтобы отстоять автономию гуманитарных наук, были заложены основы герменевтического проекта, исходно имевшего черты интуитивизма, психологизма, антипозитивизма.

2. В дальнейшем была осознана неэффективность интуитивно-психологистской стратегии и подчеркнута необходимость общего рационализирующего продвижения.

3. Было обнаружено также, что гуманитарные науки существенно вовлечены в процессы жизнедеятельности человека и общества. Неустранимое присутствие наблюдателя как участника сети интерсубъективных практик влечет за собой принципиально интерпретативный характер гуманитарного познания и поднимает общую проблему интерпретации. Вкратце проблема интерпретации сводится к оправданию исходных позиций интерпретатора и обоснованному выбору методологического оснащения в целях адекватной интерпретации.

4. Проблема интерпретации явилась для исследователей пунктом расхождения. Существует множество предлагаемых решений. Одно из крайних решений – антиметодологическая позиция, пангерменевтика. В отношении исходных позиций интерпретатора она утверждает, что эти позиции уходят корнями в неэксплицируемую и необозримую совокупность составляющих первичного способа бытия в мире.Относительно выбора методологии она провозглашает принципиальный плюрализм интерпретаций. Другое популярное решение – сдержанный релятивизм и партикуляризм. Оно состоит в том, чтобы не обращать внимания на общую проблему интерпретации и продолжать практиковать сложившиеся подходы; но это приводит к замыканию групп ученых в рамках множащихся областей и к дроблению науки.

5. Существует также стратегия нового обоснования рациональности. Ее задачи – прояснить и расширить возможности рационального обсуждения и решения актуальных проблем, выявить предпосылки достижения рационально мотивированного согласия. Герменевтика с этой точки зрения понимается как семейство контролируемых, валидных методов, ориентированных на достижение большего понимания.

6. Отчетливо осознано, что объяснения в гуманитарных науках существенно связаны с интенционально-прагматическим контекстом; для постижения гуманитарных феноменов требуется учесть широкую сеть интерсубъективных значений и действий. Здесь задействованы цели, ценности, намерения, мотивы, нормы и т.п. Это существенно иное смысловое поле, нежели в естественных науках.

7. Интерпретативные подходы заняли важное место в новейшей методологии гуманитарных наук. Интерпретация как процедура наделения смыслом является постоянной стратегией исследователя. Задача интерпретативных актов – достичь первоначального понимания значения феномена, обогатить понимание, продвинуть его в направлении приемлемой экспликации, привести к большей связности и последовательности, но также и к верифицируемости, рациональной реконструируемости. В совокупности актов интерпретации переплетаются и понимание феномена, и его объяснение.

8. Итак, на современном этапе исходное противопоставление «понимание»/«объяснение» можно считать преодоленным. Но само «понимание» трактуется теперь как рациональная, методологически контролируемая процедура.

Если раньше общий методологический проект гуманитарных наук был обозначен как «не объяснять, а понимать», то теперь он звучит как «и понимать, и объяснять». Но еще лучше он может быть охарактеризован афоризмом Поля Рикёра: «Больше объяснять, чтобы лучше понимать».

 

 


[1] Ирина В.Р., Новиков А.А. В мире научной интуиции. М.: Наука, 1978. С. 38.

[2]ЛаоЦзе, в современном написанииЛао-цзы (кит. «Престарелый младенец», VI-V вв. до н.э.).

[3]Сорокин П.А. Моя философия – интегрализм // Социс. 1992. № 10. С. 134.

[4] Сорокин П.А. Моя философия – интегрализм // Социс. 1992. № 10. С. 134.

[5] Логику Аристотель называл аналитикой.

[6]Гемпель (Hempel) Карл Густав(1905-1997) - немецкий и американский логик и философ науки, представитель неопозитивизма. Член Общества эмпирической философии (Берлин), участник Венского кружка. В 1934 защитил в Берлине докторскую диссертацию по теории вероятностей и в том же году, опасаясь нацистов, уехал в Бельгию. В 1937 г. получил приглашение изЧикагского университета. В1939 г. Гемпель вместе с женой Евой навсегда покинул Европу. Он преподавал в Сити Колледже, Йельском,Принстонском, ЕврейскомиПиттсбургскомуниверситетах. Одним из наиболее выдающихся его учеников был знаменитый историк и философ науки Томас Сэмюэл Кун (1922-1996).

 

[7]Гемпель К.Г. Логика объяснения. М.: Дом интеллектуальной книги. 1998. С. 16-31.

 

[8] См. подробно: Шюц А. Формирование понятия и теории в общественных науках // Американская социологическая мысль: Тексты. М.: Международный университет бизнеса и управления, 1996. С. 526-541.

[9]См.: Дрей У. Еще раз к вопросу об объяснении действий людей в исторической науке // Философия и методология истории. М.: Прогресс, 1977. С. 37-71.

[10]Практический разум, по И. Канту,- это разум, пытающийся установить правила и нормы поведения человека не только в области морали, но и в области права, политики, религии и т.п. В широком смысле слова в практическую сферу своего учения И. Кант включает этику, учение о праве и государстве, педагогику, философию истории и философию религии. Но в узком смысле слова практический разум у И. Канта - это разум законодательствующий, а значит, создающий принципы и правила морального поведения, с которыми должны согласовываться правила и нормы правового, политического, религиозного и т.п. поведения. Поэтому вопрос И. Канта - «Что я должен делать?» - вопрос практический, он касается сознательного выбора человеком своей линии поведения. До И. Канта вся философия утверждала примат разума теоретического над разумом практическим. Это означало, что для мыслителей проблема познания человеком окружающего мира казалась более важной, чем проблема его изменения. В учении же И. Канта впервые в философии акцент смещается на исследование разума практического, который в его системе имеет первенство перед разумом теоретическим.

 

[11] Поль Рикёр–один из ведущих (наряду с М. Хайдеггероми Г.-Г. Гадамером) представителей философскойгерменевтики, новой ветви философии, выросшей из своего корня – феноменологии.

[12]Людвиг Йозеф Иоганн Витгенштейн(1889,Вена-1951,Кембридж) – австрийский философ и логик, представительаналитической философиии один из самых ярких мыслителейXX века. Выдвинул программу построения искусственного «идеального» языка, прообраз которого язык математической логики.

 

[13] Гертруда Элизабет Маргарет Энском (1919-2001) была ученицей Л.Витгенштейна, издателем и переводчиком его книг.

 

[14]Уинч Питер(1926-1997) – британский философ, примыкающий к аналитической традиции Л. Витгенштейна, который интересовался прежде всего моральной философией, а в начале своей карьеры философией социальной науки.

 

[15]Георг Хенрик фон Вригт (1916-2003) – финский философ и логик, чьи философские взгляды формировались под влиянием Л. Витгенштейна.

[16]. Вригт Г.Х. Объяснение и понимание // URL:http://www.bim-bad.ru/docs/von_wright_explanation_understanding.pdf

[17]В ноябре 1984 г. в университетах Граца, Инсбрука и Зальцбурга им была прочитана лекция «Объяснение и понимание действий». URL:http://www.ruthenia.ru/logos/number/2001_2/09_2_2001.htm

 










Последнее изменение этой страницы: 2018-06-01; просмотров: 203.

stydopedya.ru не претендует на авторское право материалов, которые вылажены, но предоставляет бесплатный доступ к ним. В случае нарушения авторского права или персональных данных напишите сюда...