Студопедия КАТЕГОРИИ: АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Вопросы и задания к текстам.Стр 1 из 2Следующая ⇒ Жанрово-стилевые тенденции в поэзии Великой Отечественной войны Практикум к курсу «История русской литературы ХХ века: 1920 – 1950-е годы»
Составитель: доктор филол. наук, профессор О.А. Дашевская
Томск – 2011
Введение
В методическом пособии собран и систематизирован обширный материал поэзии Великой Отечественной войны, который представлен в антологиях по поэзии этого исторического периода или в конкретных авторских сборниках (поэзия А. Твардовского, К. Симонова и т.д.). Практикум преследует цель дать общую картину развития поэзии 1941-1945 годов и первых послевоенных лет, выделить продуктивные тенденции ее развития и жизнеспособные моменты, важные для дальнейшего развития литературы, выявить наиболее значимые имена и произведения. Развитие поэзии периода войны как особого этапа развития литературы определяется внеэстетическими факторами: онтологическая миссия человека – спасение нации как этноса (России и советского государства) – определяет перестройку литературного процесса в 1941 – 1945 годах. В нем ведущее место занимает поэзия: во-первых, потому что это наиболее мобильный род литературы (отвечающий сверхзадаче исторического времени), во-вторых, наиболее эмоциональный, напрямую выражающий самосознание и мироощущение человека; в-третьих, массовый, который доступен и понятен всем, актуален для каждого. Распределение материала обусловлено целью пособия: представить жанрово-стилевую картину развития поэзии Великой Отечественной войны. В связи с этим предложены два принципа систематизации текстов. С одной стороны, выделены жанрово-стилевые тенденции: 1) публицистические жанры, или поэзия публицистического стиля; 2) повествовательные жанры; 3) исповедальные жанры, или лирика индивидуального переживания. С другой стороны, необходимым основанием становится «поколенческий» подход: поэзия «фронтового поколения» и поэзия «старшего поколения» (стихи о войне Б. Пастернака, А. Ахматовой). Выделяемые жанрово-стилевые тенденции отличаются рядом критериев: а) набором жанров, б) формами воплощения авторского сознания, в) характером мотивов и образов, г) особенностями стихотворной организации, а также лексическими и синтаксическими особенностями.  В отдельный параграф вынесена песня – ключевой жанр поэзии этих лет; она представляет и особое поэтическое «ответвление», и вместе с тем растворена в других жанрово-стилевых тенденциях. Структура пособия. Оно включает тексты, вопросы и задания к ним; развернутый план практического занятия; список литературы.
Жанрово-стилевая картина развития поэзии Великой Отечественной войны
Публицистические жанры
Василий Лебедев-Кумач
Священная война
Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой С фашистской силой темною, С проклятою ордой! Пусть ярость благородная Вскипает, как война, Идет война народная, Священная война! Дадим отпор душителям Всех пламенных идей, Насильникам, грабителям, Мучителям людей!
Не смеют крылья черные Над родиной летать. Поля ее просторные Не смеет враг топтать.
Гнилой фашистской нечисти Загоним пулю в лоб, Отребью человечества Сколотим крепкий гроб!. 1941
Алексей Сурков
Человек склонился над водой И увидел вдруг, что он седой. Человеку было двадцать лет. Над лесным ручьем он дал обет: Беспощадно, яростно казнить Тех убийц, что рвутся на восток. Кто его посмеет обвинить, Если будет он в бою жесток? 1941
Анна Ахматова
Мужество Мы знаем, что ныне лежит на весах И что совершается ныне. Час мужества пробил на наших часах, И мужество нас не покинет. Не страшно под пулями мертвыми лечь, Не горько остаться без крова, - И мы сохраним тебя, русская речь, Великое русское слово. Свободным и чистым тебя пронесем, И внукам дадим, и от плена спасем Навеки! 1942 Михаил Светлов
КЛЯТВА
Вор сорвал с нашей двери запор. Мы из тех, кто стреляет в упор! Старожилы победных боев, Мы из племени большевиков! Всей земли боевая пора! Встанут древние воды Днепра И, пока не затопят врага, Никогда не войдут в берега! И земля за врагом поползет Всеми топями пинских болот, Всею пылью широких дорог, Чтоб пути разглядеть он не мог. Это нашей республики дом! Это все мы скопили трудом Разве гору с собой унесешь? Разве русскую землю возьмешь? В нашем доме врагу не житье! Я клянусь, государство мое, - Ярость воина, тяжесть свинца Во врага погрузить до конца! Жизнь моя, пронесись, пролети, Выполняя приказ, сквозь бои, Закаляясь в дыму и в огне, В общей клятве родимой стране! 1941год.
Вопросы и задания к текстам:
1. Определите жанры публицистического стиля в приведенных примерах. 2. Проанализируйте 1 – 2 стихотворения и покажите миромоделирующую функцию жанра в аспекте особенностей выражения авторской позиции, форм реализации конфликта, образа национального мира и образа врага, характер развития лирического сюжета, пространственно-временную организацию. 3. Назовите основные образы и мотивы (призыва и воззвания, ненависти и мести), а также особенности языковой структуры (изобразительные средства, лексико-семантические, синтаксические и ритмико-интонационные особенности). 4. Выявите общие черты публицистического стиля и их индивидуальное проявление. 5. Покажите общее и отличное в клятве А. Ахматовой. Сохраняется ли связь поэта с мировоззрением и эстетикой акмеизма и в чем она выражается?
Повествовательные жанры
Александр Твардовский РАССКАЗ ТАНКИСТА
Был трудный бой. Все нынче, как спросонку, И только не могу себе простить: Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку, А как зовут, забыл его спросить. Лет десяти - двенадцати. Бедовый, Из тех, что главарями у детей, Из тех, что в городишках прифронтовых Встречают нас как дорогих гостей, Машину обступают на стоянках, Таскать им воду ведрами - не труд, Приносят мыло с полотенцем к танку И сливы недозрелые суют... Шел бой за улицу. Огонь врага был страшен, Мы прорывались к площади вперед. А он гвоздит - не выглянуть из башен, - И черт его поймет, откуда бьет. Тут угадай-ка, за каким домишкой Они примостился, - столько всяких дыр, И вдруг к машине подбежал парнишка: -Товарищ командир, товарищ командир! Я знаю, где их пушка. Я разведал... Я подползал, они вон там, в саду... -Да где же, где?... - А дайте я поеду На танке с вами. Прямо приведу. Что ж, бой не ждет. - Влезай сюда, дружище! - И вот мы катим к месту вчетвером. Стоит парнишка - мины, пули свищут, И только рубашонка пузырем. Подъехали. - Вот здесь. - И с разворота Заходим в тыл, и полный газ даем. И эту пушку, заодно с расчетом, Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозем. Я вытер пот. Душила гарь и копоть: От дома к дому шел большой пожар. И, помню, я сказал: - Спасибо, хлопец! - И руку, как товарищу, пожал... Был трудный бой. Все нынче, как спросонку, И только не могу себе простить: Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку, Но как зовут, забыл его спросить. 1941 год БАЛЛАДА ОБ ОТРЕЧЕНИИ
Вернулся сын в родимый дом С полей войны великой. И запоясана на нем Шинель каким-то лыком. Не брита с месяц борода, Ершится - что чужая. И в дом пришел он, как беда Приходит вдруг большая... Но не хотели мать с отцом Беде тотчас поверить, И сына встретили вдвоем Они у самой двери. Его доверчиво обнял Отец, что сам когда-то Три года с немцем воевал И добрым был солдатом. Навстречу гостю мать бежит: -Сынок, сынок родимый... – Но сын за стол засесть спешит И смотрит как-то мимо. Беда вступила на порог, И нет родным покоя. -Как на войне дела, сынок? – А сын махнул рукою. А сын сидит с набитым ртом И сам спешит признаться, Что ради матери с отцом Решил в живых остаться. Родные поняли не вдруг, Но сердце их заныло. И край передника из рук Старуха уронила. Отец себя не превозмог, Поникнул головою. -Ну что ж, выходит так, сынок, Ты убежал из боя?..- И замолчал отец-солдат, Сидит, согнувши спину, И грустный свой отводит взгляд От глаз родного сына. Тогда глядит с надеждой сын На материн передник. -Ведь у тебя я, мать, один, - И первый, и последний.- Но мать, поставив щи на стол, Лишь дрогнула плечами, И показалось, день прошел, А может год, в молчанье. И праздник встречи навсегда Как будто канул в омут. И в дом пришедшая беда Уже была как дома. Не та беда, что без вреда Для совести и чести, А та, нещадная, когда Позор и горе вместе. Такая боль, такой позор, Такое злое горе, Что словно мгла на весь твой двор И на твое подворье, На всю родню твою вокруг, На прадеда и деда, На внука, если будет внук, На друга и соседа... И вот поднялся, тих и строг, В своей большой кручине, Отец-солдат: - Так вот, сынок, Не сын ты мне отныне. Не мог мой сын, - на том стою, - Не мог забыть присягу, Покинуть Родину в бою, Прийти домой бродягой. Не мог мой сын, как я не мог, Забыть про честь солдата, Хоть защищали мы, сынок, Не то, что вы. Куда там! И ты теперь оставь мой дом, Ищи отца другого. А не уйдешь, так мы уйдем Из-под родного крова. Не плачь, жена. Тому так быть. Был сын - и нету сына, Легко растить, легко любить, Трудней из сердца вынуть... - И что-то молвил он еще И смолк. И, подняв руку, Тихонько тронул за плечо Жену свою, старуху. Как будто ей хотел сказать: - Я все, голубка, знаю. Тебе еще больней: ты - мать, Но я с тобой, родная. Пускай наказаны судьбой, - Не век скрипеть телеге, Не так нам долго жить с тобой, Но честь живет вовеки. А гость, качнувшись, за порог Шагнул, нащупал выход. Вот, думал, крикнут: «Сын, сынок! Вернись!» Но было тихо. И, как хмельной, держась за тын, Прошел он мимо клети, И вот теперь он был один, Один на белом свете, Один, не принятый в семье, Что отреклась от сына, Один на всей большой земле, Что двадцать лет носила. И от того, как шла тропа, В задворках пропадая, Как под ногой его трава Сгибалась молодая, И от того, как свеж и чист, Сиял весь мир окольный И трепетал неполный лист, Весенний, - было больно. И посмотрев вокруг, вокруг Глазами не своими, -Кравцов Иван, - назвал он вслух Свое как будто имя. И прислонился головой К стволу березы белой. -И что ж ты, что ж ты над собой, Кравцов Иван, наделал? Дошел до самого конца, Худая песня спета. Ни в дом родимого отца Тебе дороги нету, Ни к сердцу матери родной, Поникшей под ударом, . И кары нет тебе иной, Помимо смертной кары. Иди, беги, спеши туда, Откуда шел без чести, И не прощенья, а суда Себе проси на месте. И на глазах друзей-бойцов, К тебе презренья полных, Тот приговор, Иван Кравцов, Ты выслушай безмолвно. Как честь, прими тот приговор, И стой, и будь как воин Хотя б в тот миг, как залп в упор Покончит счет с тобою. А может быть, еще тот суд Свой приговор отложит И вновь ружье тебе дадут, Доверят вновь. Быть может... 1942 год
Алексей Сурков
Встреча Хрустит снежок морозный, жесткий, Взбегают сосны на бугор. Сквозь лес, минуя перекрестки, На запад держит путь дозор. Таятся лисы в снежных норах. За тучей «юнкерc» воет зло. Дозорный ловит каждый шорох, Входя в отцовское село. Здесь с детства все ему знакомо, Здесь тропка каждая мила. Был дом родной. Не стало дома, И детства нет. И нет села. По пепелищу вьюга рыщет, Под серым пеплом черный сруб. На тополе, над пепелищем, Качается тяжелый труп. Качается понурый, синий, Опоры нет ему нигде. Сжат черный рот, и белый иней Застыл в дремучей бороде. Как над открытою могилой, Дозорный сгорбился, скорбя. Он глухо шепчет: «Батя... милый... Хороший... как они тебя...» И, пересиливая муку, Он гладит зипуна обшлаг, Целуя ледяную руку, Упрямо сжатую в кулак. А русский снег кругом — как море. А даль зовет: пора идти! И он идет вперед. И горе Тому, кто встанет на пути. Западный фронт 1942
Михаил Исаковский
На позицию девушка Провожала бойца, Темной ночью простилася На ступеньках крыльца.
И пока за туманами Видеть мог паренек На окошке на девичьем Все горел огонек.
Парня встретила славная Фронтовая семья, Всюду были товарищи, Всюду были друзья.
Но знакомую улицу Позабыть он не мог: Где ж ты, девушка милая, Где ж ты мой огоноек? И подруга далекая Парню весточку шлет, Что любовь ее девичья Никогда не умрет;
Все, что было загадано, В свой исполнится срок, - Не погаснет без времени Золотой огонек.
И просторно и радостно На душе у бойца От такого хорошего От ее письмеца.
И врага ненавистного Крепче бьет паренек За советскую родину, За родной огонек. 1942 Враги сожгли родную хату
Враги сожгли родную хату, Сгубили всю его семью. Куда ж теперь идти солдату, Куда нести печаль свою? Пошел солдат в глубоком горе На перекресток двух дорог, Нашел солдат в широком поле Травой заросший бугорок. Стоит солдат - и словно комья Застряли в горле у него. Сказал солдат: «Встречай, Прасковья, Героя - мужа своего. Готовь для гостя угощенье, Накрой в избе широкий стол, - Свой день, свой праздник возвращенья К тебе я праздновать пришёл...» Никто солдату не ответил, Никто его не повстречал, И только теплый летний ветер Траву могильную качал. Вздохнул солдат, ремень поправил, Раскрыл мешок походный свой, Бутылку горькую поставил На серый камень гробовой: «Не осуждай меня, Прасковья, Что я пришел к тебе такой: Хотел я выпить за здоровье, А должен пить за упокой. Сойдутся вновь друзья, подружки, Но не сойтись вовеки нам...» И пил солдат из медной кружки Вино с печалью пополам. Он пил - солдат, слуга народа, И с болью в сердце говорил: «Я шел к тебе четыре года, Я три державы покорил...» Хмелел солдат, слеза катилась, Слеза несбывшихся надежд, И на груди его светилась Медаль за город Будапешт. 1945 год
Лев Ошанин
Баллада о Сергее Кускове Когда командир, чтоб сдержать врага, На смерть позвал смельчаков, Первым из строя на два шага Вышел Сергей Кусков. Последний танк в дыму вороном От его руки запылал, И, выполнив долг, Под вражьим огнем На землю Кусков упал. Посмертно Героем его нарекли. Но когда опустилась мгла, Женщина в пепле родной земли Живым его нашла. От вражьего взгляда укрыла его Густою лесною тьмой. Прохладой летом лечила его, Теплом лечила зимой. -Где я? - очнувшись, спросил Кусков. Она зашептала: - Молчи! Тяжелые звуки чужих шагов Он услыхал в ночи, На дорогах чужого металла звон, Голоса чужие в селе. - Не мне их бояться! - воскликнул он. – Я на родной земле! – Он сойкой свистнул, запел щеглом, И вдруг на все голоса До границы на сотни верст кругом Зазвенели в ответ леса. И в селах, прижавшись к русским печам, Задрожали враги. Теперь им мерещились по ночам Повсюду его шаги. Предатель болтается на столбе, Мост - на сотни кусков, Записка в пустой штабной избе: "Был Сергей Кусков" .
Его ловили в густом бору Два отборных полка. Его повесили на миру На площади городка. Палач, довольный, спешит на ночлег, Но граната летит из кустов. Смеется поднявшийся человек: «Я – Сергей Кусков». Полк за полком за часом час Сровняли полземли. Его повесили десять раз И десять раз сожгли. Но когда наши части пришли сюда, Навстречу шел из лесов Живой, как огонь, как земля и вода Русский солдат Кусков. 1945.
Волжская баллада
Третий год у Натальи тяжелые сны, Председатель дает подорожную ей. На другую солдатку оставив детей, Много раненых братьев, отцов и мужей Нерастраченной нежности женской полна, даже она ни понять, ни узнать не могла. Он хозяином был ее дум и тревог, Он ли – этот бедняга без рук и без ног, И, не в силах сдержаться, от горя пьяна, В голос вдруг закричала, завыла она:
Не узнать тебе друга былого, жена,— Причитали соседки над женской судьбой, Под окном раздаются мужские шаги, И Наталья глядит со скамейки без слов, Замечает чужие глаза в тишине И другого на месте своем. За великую душу подруге не мстят Если будешь на Волге, припомни рассказ, Где напротив хозяйки в обеденный час
Александр Недогонов Гнездо Высота врезалась в рощу клином и жила под ветром, на дожде, с маленьким гнездом перепелиным, с желторотым птенчиком в гнезде.
Озаряя рощу светом белым, грозы полыхали над гнездом. Мать, прикрыв птенца промокшим телом, отводила молнии крылом.
В клочьях облаков, как бог, спокойное поднималось солнце. Лишь тогда перепелка в небо знойное выпорхнула из гнезда...
Дуновенье ветерка залетного колыхало с пчелами цветы...
Пополудни рота пулеметная заняла рубеж у высоты.
В полный рост поднявшись над долиною, русский парень, бравший города, вырыл у гнезда перепелиного ров для пулеметного гнезда.
И когда по ковылю седому вражий строй пошел на высоту, птица, возвратившаяся к дому, вдруг затрепетала на лету и запела вдруг...
И в то мгновенье пулеметчик прошептал: — Пора... (Я назвал бы ангелом спасенья эту птицу серого пера!)
Грянул бой. Она над боем черным заклинала песней хрупкий дом, всем своим издревле непокорным, гордым материнским существом...
А когда свинец поверг пехоту и опасность обратилась вспять, человек, приросший к пулемету, мертвым был.
Но продолжал стрелять. Студенок. Изюмский плацдарм Август 1943 г.
Илья Эренбург
1941 Мяли танки теплые хлеба, И горела, как свеча, изба. Шли деревни. Не забыть вовек Визга умирающих телег, Как лежала девочка без ног, Как не стало на земле дорог. Но тогда на жадного врага Ополчились нивы и луга, Разъярился даже горицвет, Дерево и то стреляло вслед, Ночью партизанили кусты И взлетали, как щепа, мосты, Шли с погоста деды и отцы, Пули подавали мертвецы, И, косматые, как облака, Врукопашную пошли века. Шли солдаты бить и перебить, Как ходили прежде молотить, Смерть предстала им не в высоте, А в крестьянской древней простоте, Та, что пригорюнилась, как мать, Та, которой нам не миновать. Затвердело сердце у земли, А солдаты шли, и шли, и шли, Шла Урала темная руда, Шли, гремя, железные стада, Шел Смоленщины дремучий бор, Шел глухой зазубренный топор, Шли пустые, тусклые поля, Шла большая русская земля. 1942.
Он пригорюнится, притулится, Свернет, закурит и вздохнет, Что есть одна такая улица, А улицы не назовет. Врага он встретит у обочины. А вдруг откажет пулемет, Он скажет: «Жить кому не хочется», – И сам с гранатой поползет. 1942.
Константин Симонов
Майор привез мальчишку на лафете. Погибла мать. Сын не простился с ней. За десять лет на том и этом свете Ему зачтутся эти десять дней. Его везли из крепости, из Бреста. Был исцарапан пулями лафет. Отцу казалось, что надежней места Отныне в мире для ребенка нет. Отец был ранен, и разбита пушка. Привязанный к щиту, чтоб не упал, Прижав к груди заснувшую игрушку, Седой мальчишка на лафете спал. Мы шли ему навстречу из России. Проснувшись, он махал войскам рукой... Ты говоришь, что есть еще другие, Что я там был и мне пора домой... Ты это горе знаешь понаслышке, А нам оно оборвало сердца. Кто раз увидел этого мальчишку, Домой прийти не сможет до конца. Я должен видеть теми же глазами, Которыми я плакал там, в пыли, Как тот мальчишка возвратится с нами И поцелует горсть своей земли. За все, чем мы с тобою дорожили, Призвал нас к бою воинский закон. Теперь мой дом не там, где прежде жили, А там, где отнят у мальчишки он. 1941 Дмитрий Кедрин Колокол
В тот колокол, что звал народ на вече, Вися на башне у кривых перил, Попал снаряд, летевший издалече, И колокол, сердясь, заговорил. Услышав этот голос недовольный, Бас, потрясавший гулкое нутро, В могиле вздрогнул мастер колокольный, Смешавший в тигле медь и серебро. Он знал, что в дни, когда стада тучнели И закрома ломились от добра, У колокола в голосе звенели Малиновые ноты серебра. Когда ж врывались в Новгород соседи И был весь город пламенем объят, Тогда глубокий звон червонной меди Звучал, как ныне…Это был набат! Леса, речушки, избы и покосы Виднелись с башни каменной вдали. По большакам сновали крестоносцы, Скот уводили и амбары жгли… И рухнули перил столбы косые, И колокол гудел над головой, Так, словно то сама душа России Своих детей звала на смертный бой! Август 1942.
Вопросы и задания к разделу «Повествовательные жанры»: 1. Выделите в стихах конкретные повествовательные жанры (баллада, рассказ, разговор, история, легенда). Какую функцию они выполняют среди других жанрово-стилевых тенденций, какова их общая семантика, какую сторону жизни человека на войне они отражают? 2. Объясните причины распространения и выявите особенности жанра баллады. а) назовите ее тематические разновидности (баллада о дружбе, баллада о подвиге, баллада о предательстве и др.). б) выявите общие особенности жанра: эпическая основа, наличие фантастического, мистика, трагическое начало. в) покажите трансформацию жанровых черт баллады, проанализировав поэтику: особенности субъектно-объектной организации – соотношение субъекта речи и объекта изображения, сочетание конкретности и символического обобщения. Способы раскрытия внутреннего мира личности, интрига и фабула, фантастика и сверхъестественное, трагическое и героическое. г) Какова онтология войны в балладах А. Недогонова (Гильза, Баллада о железе, Гнездо). д) Можно ли говорить о новых разновидностях баллады, появившихся в годы войны? Приведите примеры. е) Выделите в «Волжской балладе» основные коллизии. Можно ли здесь говорить об ирреальном? 3. Определите особенности воплощения авторского сознания в стихотворениях М. Исаковского и А. Суркова («Враги сожгли родную хату», «Огонек», «В землянке» и др.). 4. Проанализируйте историко-культурные образы в поэзии Д. Кедрина: какие это образы, назовите исторические реалии стихов, каковы их функции, каков образ национального мира, воссоздаваемый поэтом.
Исповедальные жанры
Александр Твардовский
Зачем рассказывать о том Солдату на войне, Какой был сад, какой был дом В родимой стороне?
Зачем? Иные говорят, Что нынче, за войной, Он позабыл, давно, солдат, Семью и дом родной;
Он ко всему давно привык, Войною научен, Он и тому, что он в живых, Не верит нипочем.
Не знает он, иной боец, Второй и третий год: Женатый он или вдовец, И писем зря не ждет…
Так о солдате говорят, И сам порой он врет: Мол, для чего смотреть назад, Когда идешь вперед?
Зачем рассказывать о том, Зачем бередить нас, Какой был сад, какой был дом. Зачем? Затем как раз, Что человеку на войне Как будто назло ей, Тот дом и сад вдвойне, втройне Дороже и милей.
И чем бездомней на земле Солдата тяжкий быт, Тем крепче память о земле И доме он хранит.
Забудь отца, забудь он мать, Жену свою, детей, Ему тогда и воевать, И умирать трудней.
Живем, не по миру идем, Есть что хранить, любить. Есть, где-то есть иль был наш дом, А нет – так должен быть! 1943.
Ветром, что ли, подунуло С тех печальных полей, - Что там с ней, как подумаю, Стороною моей! С той русской сторонкою, Захолустной, лесной, Незавидной, негромкою, А навеки родной. Неужели там по небу Тучки помнят свой шлях? Неужели там что-нибудь Зеленеет в полях? На гнездовья те самые За Днепром, за Десной Снова птицы из-за моря Прилетели весной? И под небом ограбленной, Оскорбленной земли Уцелевшие яблони – Срок пришел - расцвели? Люди счетом уменьшены, Молча дышат, живут. И мужей своих женщины Неужели не ждут? И что было - оплакано, - Смыло начисто след? И как будто, что так оно, И похоже... А - нет! 1943 год Илья Эренбург Так ждать, чтоб даже память вымерла, Чтоб стал непроходимым день, Чтоб умирать при милом имени И догонять чужую тень. Чтоб не довериться и зеркалу, Чтоб от подушки утаить, Чтоб свет своей любви и верности Зарыть, запрятать, затемнить, Чтоб пальцы невзначай не хрустнули, Чтоб вздох и тот зажать в руке, Так ждать, чтоб, мертвый, он почувствовал Горячий ветер на щеке. 1942.
Константин Симонов Жди меня B.C. Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди, Жди, когда снега метут, Жди, когда жара, Жди, когда других не ждут, Позабыв вчера. Жди, когда из дальних мест Писем не придет, Жди, когда уж надоест Всем, кто вместе ждет. Жди меня, и я вернусь, Не желай добра Всем, кто знает наизусть, Что забыть пора. Пусть поверят сын и мать В то, что нет меня, Пусть друзья устанут ждать, Сядут у огня, Выпьют горькое вино На помин души... Жди. И с ними заодно Выпить не спеши. Жди меня, и я вернусь, Всем смертям назло. Кто не ждал меня, тот пусть Скажет: - Повезло. Не понять, не ждавшим им, Как среди огня Ожиданием своим Ты спасла меня. Как я выжил, будем знать Только мы с тобой, - Просто ты умела ждать, Как никто другой.
А. Суркову
Как слезы они вытирали украдкою,
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Как будто за каждою русской околицей, За в бога не верящих внуков своих.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их? Покуда идите, мы вас подождем. “Мы вас подождем!» - говорили нам пажити.
“Мы вас подождем!» - говорили леса. По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади, Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
За то, что на ней умереть мне завещано, Что русская мать нас на свет родила,
Открытое письмо Женщине из г. Вичуга Я вас обязан известить,
Ваш муж не получил письма,
Когда он поднимал бойцов
Когда шагал он тяжело,
Когда на камни он упал
Могу вам сообщить о том,
Стоит звезда из жести там
Письмо нам утром принесли... Его, за смертью адресата, Между собой мы вслух прочли
Быть может, память коротка
Вы написали, что уж год,
Что вы не знаете беды,
Чтоб писем он от вас не ждал
И все. И больше ничего. «Не утруждай». «Муж». «Аттестат»... Ведь он же был солдат, солдат! Ведь мы за вас с ним умирали.
Я не хочу судьею быть, К несчастью, в жизни все бывает.
Ну хорошо, пусть не любим,
Но ведь солдат не виноват В том, что он отпуска не знает, Что третий год себя подряд, Вас защищая, утруждает.
Что ж, написать вы не смогли Так завяли бы где угодно.
В отчизне нашей, к счастью, есть Вам написали б эти строки;
Они б за вас слова нашли,
Не вам, а женщинам другим, От нас отторженных войною,
Что их мужья на фронте, тут,
Мы ваше не к добру прочли,
На суд далеких жен своих
Пускай поставят вам в вину,
А бывший муж ваш — он убит.
Живите, не боясь вины,
Лишь за одно еще простить
Уж ничего не сделать тут — Письмо медлительнее пули.
О вас там каждая строка, Так я от имени полка
Примите же в конце от нас
По поручению офицеров полка К. Симонов Алексей Сурков К. Симонову
Вопросы и задания к текстам. 1. Определите варианты исповедальных жанров. Приведите свои примеры. 2. Выявите типологию мотивов (любви, преданности и неверности, возлюбленной и роли ее любви для воюющего человека, родного дома и войны и т.д.) 3. Поэтика женского образа в стихах военных лет. Варианты женских типов. 4.Раскройте внутренний мир человека, представленный в стихах. В каких ракурсах он раскрывается? Каковы особенности субъектной организации исповедальных жанров? 5. Цикл К. Симонова «С тобой и без тебя». Выделите основные стихи цикла, раскрывающие лирического героя и его мироощущение. Определите основные психологические коллизии во взаимоотношениях героев. Какая картина мира воссоздается в поэзии Симонова? 6. Покажите своеобразие дружеского послания военных лет на примере стихов К. Симонова и А. Суркова («Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины» и др). 7. Поэзия О. Берггольц. В цикле «Твой путь» покажите особенности мироощущения лирической героини, выделите основные мотивы, коллизию духовного и телесного (физической смерти и духовного противостояния ей), проанализируйте пространственно-временную организацию, мифопоэтическую символику низа и верха, воды и льда, зимы и весны. 8.Можно ли утверждать, что любовная лирика военных лет – выражение гуманистических основ национального сознания?
Поэзия «фронтового поколения» Семен Гудзенко Баллада о дружбе Так в блиндаже хранят уют коптилки керосиновой. Так дыханье берегут, когда ползут сквозь минный вой. Так раненые кровь хранят, руками сжав культяпки ног. ... Был друг хороший у меня и дружбу молча я берег. И дружбы не было нежней. Пускай мой след в снегах простыл, - среди запутанных лыжней мою всегда он находил. Он возвращался по ночам... Услышав скрип его сапог, я знал - от стужи он продрог или от пота он промок. Мы нашу дружбу берегли, как пехотинцы берегут метр окровавленной земли, когда его в боях берут. Но стал и в нашем дележе сна и консервов на двоих вопрос: кому из нас двоих остаться на войне в живых? И он опять напомнил мне, что ждет его в Тюмени сын. Ну, что скажу! Ведь на войне
я в первый раз побрил усы. И, видно, жизнь ему вдвойне дороже и нужней, чем мне. Час дал на сборы капитан. Не малый срок, не милый срок... Я совестью себя пытал: решил, что дружбу зря берег. Мне дьявольски хотелось жить, - пусть даже врозь, пусть не дружить. Ну, хорошо, пусть мне идти, пусть он останется в живых. Поделит с кем-нибудь в пути и хлеб и дружбу на двоих. И я шагнул через порог... Но было мне не суждено погибнуть в переделке этой. Твердя проклятие одно, приполз я на КП к рассвету. В землянке рассказали мне, что по моей лыжне ушел он. Так это он всю ночь в огне глушил их исступленно толом! Так это он из-за бугра бил наповал из автомата! Так это он из всех наград выбрал одну - любовь солдата! Он не вернулся. Мне в живых считаться, числиться по спискам. Но с кем я буду на двоих делить судьбу с армейским риском? Не зря мы дружбу берегли, как пехотинцы берегут метр окровавленной земли, когда его в боях берут. 1942 -1943
Перед атакой Когда на смерть идут – поют, а перед этим можно плакать. Ведь самый страшный час в бою – час ожидания атаки. Снег минами изрыт вокруг и почернел от пыли минной. Разрыв - и умирает друг. И, значит, смерть проходит мимо, Сейчас настанет мой черед. За мной одним идет охота. Будь проклят сорок первый год и вмерзшая в снега пехота. Мне кажется, что я магнит, что я притягиваю мины. Разрыв – и лейтенант хрипит. И смерть опять проходит мимо. Но мы уже не в силах ждать. И нас ведет через траншеи окоченевшая вражда, штыком дырявящая шеи. Был бой коротким. А потом глушили водку ледяную, и выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую. 1942.
Подрывник К рассвету точки засекут, а днем начнется наступленье. Но есть трагедия секунд, и есть секундные сраженья. И то, что может сделать он и тол (пятнадцать килограммов), не в силах целый батальон, пусть даже смелых и упрямых. Он в риске понимает толк. Уверенно, с лихим упорством вступает он в единоборство с полком. И разбивает полк. И рассыпаются мосты, и падают в густые травы, обламывая кусты, на фронт идущие составы. И в рельсах, согнутых улиткой, отражена его улыбка. 1942 г. Я был пехотой в поле чистом, в грязи окопной и огне, Я стал армейским журналистом, В последний год на той войне. В каких я странах побывал! Считать - не сосчитать. В каких я замках ночевал! Мечтать вам и мечтать. С каким весельем я служил! Огонь был не огонь. С какой свободой я дружил! Ты памяти не тронь. Но если снова воевать... Таков уже закон... пуская меня пошлют опять в стрелковый батальон. Быть под началом у старшин хотя бы треть пути, потом могу я с тех вершин в поэзию сойти. 1945 Мое поколение
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели. Мы пред нашим комбатом, как пред господом Богом, чисты. На живых порыжели от крови и глины шинели, на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.
Расцвели и опали... Проходит четвертая осень. Наши матери плачут и ровесницы молча грустят. Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел, нам досталась на долю нелегкая участь солдат.
У погодков моих нет ни жен, ни стихов, ни покоя – только сила и юность. А когда возвратимся с войны, все долюбим сполна, и напишем, ровесник, такое, отцами-солдатами будут гордиться сыны.
Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется? Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен? Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется, - У погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели. Кто в атаку ходил, кто делился последним куском, тот поймет эту правду, - она к нам в окопы и щели приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском. Пусть живые запомнят и пусть поколения знают эту взятую с боем суровую правду солдат. И твои костыли, и смертельная рана сквозная, и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат, - это наша судьба, это с ней мы ругались и пели, подымались в атаку и рвали над Бугом мосты. …Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели. Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.
А когда мы вернемся, а мы возвратимся с победой, все как черти упрямы, как люди живучи и злы, - пусть нам пива наварят и мяса нажарят к обеду, чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.
Мы поклонимся в ноги родным, настрадавшимся людям, Матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя. Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем – Все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя. 1945 год
Мы не от старости умрём - от старых ран умрем. Так разливай по кружкам ром, трофейный рыжий ром. В нем горечь, хмель и аромат заморской стороны. Его принес сюда солдат, вернувшийся с войны. Он видел столько городов! Старинных городов. Он рассказать о них готов. И даже спеть готов. Так почему же он молчит? Четвертый час молчит. То пальцем по столу стучит, то сапогом стучит. А у него желанье есть. Оно понятно вам? Он хочет знать, что было здесь, когда мы были там... 1946 год
Михаил Дудин Соловьи
О мертвых мы поговорим потом. Смерть на войне обычна и сурова. И все-таки мы воздух ловим ртом При гибели товарищей. Ни слова Не говорим. Не поднимая глаз, В сырой земле выкапываем яму. Мир груб и прост. Сердца горели. В нас Остался только пепел, да упрямо Обветренные скулы сведены. Трехсот пятидесятый день войны. Еще рассвет по листьям не дрожал, И для острастки были пулеметы... Вот это место. Здесь он умирал – Товарищ мой из пулеметной роты. Тут бесполезно было звать врачей, Не дотянул бы он и до рассвета. Он не нуждался в помощи ничьей. Он умирал. И, понимая это, Смотрел на нас, и молча ждал конца, И как-то улыбался неумело. Загар сначала отошел с лица, Потом оно, темнея, каменело. Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней. Запри все чувства сразу на защелку. Вот тут и появился соловей, Несмело и томительно защелкал. Потом сильней, входя в горячий пыл, Как будто настежь вырвавшись из плена, Как будто сразу обо всем забыл, Высвистывая тонкие колена. Мир раскрывался. Набухал росой. Как будто бы еще едва означась, Здесь рядом с нами возникал другой В каком-то новом сочетанье качеств. Как время, по траншеям тек песок. К воде тянулись корни у обрыва, И ландыш, приподнявшись на носок, Заглядывал в воронку от разрыва. Еще минута. Задымит сирень Клубами фиолетового дыма. Она пришла обескуражить день. Она везде. Она непроходима. Еще мгновенье. Перекосит рот От сердце раздирающего крика, - Но успокойся, посмотри: цветет, Цветет на минном, поле земляника. Лесная яблонь осыпает цвет, Пропитан воздух ландышем и мятой... А соловей свистит. Ему в ответ Еще - второй, еще - четвертый, пятый. Звенят стрижи. Малиновки поют. И где-то возле, где-то рядом, рядом Раскидан настороженный уют Тяжелым громыхающим снарядом. А мир гремит на сотни верст окрест, Как будто смерти не бывало места, Шумит неумолкающий оркестр, И нет преград для этого оркестра. Весь этот лес листом и корнем каждым, Ни капли не сочувствуя беде, С невероятной, яростною жаждой Тянулся к солнцу, к жизни и к воде. Да, это жизнь. Ее живые звенья, Ее крутой, бурлящий водоем. Мы, кажется, забыли на мгновенье О друге умирающем своем.v Горячий луч последнего рассвета Едва коснулся острого лица. Он умирал. И, понимая это, Смотрел на нас и молча ждал конца. Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле Когда он, руки разбросав свои, Сказал: «Ребята, напишите Поле: нас сегодня пели соловьи». И сразу канул в омут тишины Трехсот пятидесятый день войны. Он не дожил, не долюбил, не допил, Не доучился, книг не дочитал. Я был с ним рядом. Я в одном окопе, Как он о Поле, о тебе мечтал. И может быть, в песке, в размытой глине, Захлебываясь в собственной крови, Скажу: «Ребята, дайте знать Ирине: У нас сегодня пели соловьи». И полетит письмо из этих мест Туда, в Москву, на Зубовский проезд. Пусть даже так. Потом просохнут слезы, И не со мной, так с кем-нибудь вдвоем У той поджигородовскои березы Ты всмотришься в зеленый водоем. Пусть даже так. Потом родятся дети Для подвигов, для песен, для любви. Пусть их разбудят рано на рассвете Томительные наши соловьи. Пусть им навстречу солнце зноем брызнет И облака потянутся гуртом. Я славлю смерть во имя нашей – жизни. О мертвых мы поговорим потом. 1942 год
Борис Слуцкий КЕЛЬНСКАЯ ЯМА
Нас было семьдесят тысяч пленных В большом овраге с крутыми краями. Лежим безмолвно и дерзновенно, Мрем с голодухи в Кельнской яме. Над краем оврага утоптана площадь До самого края спускается криво. Раз в день на площадь выводят лошадь, Выводят сталкивают с обрыва. Вот она свергается в яму, вот ее делим на доли неравно, Вот по конине молотим зубами, - О бюргеры Кельна, да будет вам срамно! О граждане Кельна, как же так! Вы трезвые, честные, где же вы были, Когда зеленее, чем медный пятак, Мы в кельнской яме с голоду выли? Собрав свои последние силы, Мы выскребли надпись на стенке отвесной, Короткую надпись над нашей могилой - Письмо солдату Страны советской: «Товарищ боец, остановись над нами, Над нами, над нами, над белыми костями! Нас было семьдесят тысяч, пленных, Мы пали за Родину в Кельнской яме! Когда подлецы вербовать нас хотели, Когда нам о хлебе кричали с оврага, Когда патефоны о женщинах пели, Партийцы шептали: «Ни шагу, ни шагу!» Читайте надпись над нашей могилой! Да будем достойны посмертной славы! А если кто больше терпеть не в силах – Партком разрешает самоубийство слабым. О вы, кто наши души живые Хотели купить за похлебку с кашей, Смотрите, как, мясо с ладони выев, Кончают жизнь товарищи наши! Землю роем, скребем ногтями, Стоном стонем в Кельнской яме, Но все остается - как было! как было! – 1944 год
Воссоздать сумею ли, смогу Образ человека на снегу? Он лежит обеими руками Каша с вами, а души с нами. Провод, два конца его схватив, Собственной судьбой соединив Пустоту, молчание, разрыв, Тишину Между двумя кусками. Пулемет над головою бьет, слабый снег под гимнастеркой тает... Только он не встанет, не уйдет, Провода не бросит, не оставит. Мат старшин идет через него, И телефонистку соблазняют... Больше - ничего. Он лежит. Он ничего не знает. Знает! Бьет, что колокол, озноб, Судорога мучает и корчит. Снова он застыл, как сноп, как гроб. Встать не хочет. Дотерпеть бы! Лишь бы долежать! Дотерпел! Дождался. Долежался! В роты боевой приказ добрался. Можно умирать - или вставать. Будто руки окаменели. Будто вкопан он в грунт, во рву. Этот парень в серой шинели Не пропустит врага в Москву. Александр Межиров Человек живет на белом свете. Где — не знаю. Суть совсем не в том. Я — лежу в пристрелянном кювете. Он — с мороза входит в теплый дом. Человек живет на белом свете. Он — в квартиру поднялся уже. Я — лежу в пристрелянном кювете На перебомбленном рубеже.
Человек живет на белом свече. Он – в квартире зажигает свет Я — лежу в пристрелянном кювете,
Я — вмерзаю в ледяной кювет.
Снег не тает. Губы, теки, веки Он засыпал. И велит дрожать... С думой о далеком человеке Легче до атаки мне лежать. А потом подняться, разогнуться. От кювета тело оторвать, На ледовом поле не споткнуться И пойти в атаку — Воевать. Я лежу в пристрелянном кювете. Снег седой щетиной на скуле. Где-то человек живет на свете – На моей красавице земле!
Знаю, знаю – распрямлюсь да встану, Да чрез гробовую полосу К вражьему ощеренному стану Смертную прохладу пронесу.
Я лежу в пристрелянном кювете, Я к земле сквозь тусклый лед приник… Человек живет на белом свете Мой далекий отсвет! Мой двойник! 1942 Мы под Колпином скопом стоим, Артиллерия бьет по своим. Это наша разведка, наверно, Ориентир указала неверно.
Недолет. Перелет.Недолет. По своим артиллерия бьет.
Мы недаром присягу давали. За собою мосты подрывали, - Из окопов никто не уйдет. По своим артиллерия бьет.
Мы под Колпином скопом лежим, Мы дрожим, прокопченные дымом, Надо все-таки бить по чужим, А она - по своим, по родимым.
Нас комбаты утешить хотят, Говорят, что нас родина любит. По своим артиллерия лупит. Лес не рубят, а щепки летят.
***
После боя в замерзшем Берлине В тишине почти что гробовой, Подорвался на пехотной мине Русский пехотинец-рядовой.
Я припомнил все свои походы, Все мои мытарства на войне, И впервые за четыре года Почему-то стало страшно мне. Сергей Орлов Его зарыли в шар земной, А был он лишь солдат, Мы ушли на заре, Словно тени косые, Под землей наши руки с корнями сплелись. И не слышим мы – дождь ли идет по России, Или дымом сугробы в полях завились.
Тишина, о которой мы столько мечтали, Черным камнем легла на разбитую грудь. Может быть, петухи на Руси закричали, Но и им тишины не спугнуть, не вспугнуть.
Только хруст корневищ сквозь прогнившие кости, Только голос подземных ручьев… На забытом, заросшем крапивой погосте Мы лежим, может, год, может – тыщу веков. 1944
***
Я своих фотографий тебе не дарил И твоих не просил с собой. О тебе никому я не говорил, Уходя на рассвете в бой.
Это только поэты пишут в стихах, Это только в песнях поют, Будто женская верность на дымных полях Охраняет солдат в бою.
Ожиданьем пули не отведешь, Заклинать судьбу ни к чему. Будто ты меня силой любви спасешь, Я не верю совсем тому.
Позабудешь, устанешь ждать за года, Значит, мертвым я упаду? Схорони, забудь, я живой тогда Непременно назло приду. 1944 |
||
|
|
Последнее изменение этой страницы: 2018-06-01; просмотров: 175. stydopedya.ru не претендует на авторское право материалов, которые вылажены, но предоставляет бесплатный доступ к ним. В случае нарушения авторского права или персональных данных напишите сюда... |