Глава II. Отчуждение личности как источник преступного поведения

Отчуждение и преступление

Криминолого-психологические исследования убедительно свидетельствуют о том, что большая часть правонарушителей находится на определенной социально-психологической дистанции от общества и его ценностей. Они как бы отстранены, отчуждены и от общества, и от малых социальных групп (семьи, трудовых коллективов, друзей и т. д.) или существенно ослабили связи с ними. Это определяет своеобразную мотивацию преступного поведения, специфику реагирования на жизненные ситуации, особенности воспитательного воздействия общества на таких людей.

Термин “отчуждение” появился давно и имеет разные значения. Отчуждение - это объективный социальный процесс, уходящий корнями в историю разделения труда и выражающийся в деформирующем господстве общественного труда над трудом индивидуальным, общественных отношений над человеком. В государственной жизни, идеологии, межличностных отношениях на производстве, в семье и быту - всюду возникают различные формы отчуждения человека от окружающей среды и соответствующее его отношение к ней. Отчуждение труда от производителя порождает отношение к нему как к несчастью, нежелание работать, что обусловливает субъективную готовность добывать средства к существованию противоправным путем.

Тема отчуждения широко освещается в современной западной философии, где оно обычно связывается с научно-техническим прогрессом, урбанизацией, миграцией населения, атеистическим миропониманием. Иногда отчуждение понимается как абсурдность и произвол, а к его жертвам в равной мере относят представителей самых различных слоев общества, переживающих отчужденное состояние как бессмысленность собственного бытия. Очень часто отчуждением объясняются утрата человеком себя, веры, ценностей, отчаяние, страх, дезорганизация.

В экзистенциалистской философии отчуждение понимается как нигилизм, как всеобщая опустошенность сознания и утрата ценностных характеристик бытия. Высшая стадия нигилизма означает полное и добровольное самоотчуждение человека, опустошенность духа, но уже с осознанием корней абсурдности бытия и глубинных причин страха.

Такую опустошенность некоторые экзистенциалисты, особенно А. Камю, расценивают также как победу человека, поправшего свои иллюзии и решившего смело посмотреть в глаза трагической правде, отказаться от рутины повседневности с ее кажущимся преодолением кардинальных вопросов жизни и смерти.

В западной социологии в 20-е годы, часто без употребления самого термина “отчуждение”, был проанализирован такой его аспект, как социальная аномия (Э. Дюркгейм, Р. К. Мертон). Это понятие выражает отношение человека к социальным нормам и ценностям, утрату их значимости, что ведет к отклоняющемуся поведению. Аномия также обозначает отсутствие эталонов, стандартов сравнения с другими людьми, которые позволили бы оценить свое место в социальной структуре, выбрать образцы поведения, без чего оно становится неопределенным, колеблясь (в социальном плане) от нормы до патологии. Э. Дюркгейм рассматривал аномию как постоянное и нормальное состояние общества. По его мнению, индивиды, лишенные богатства, власти, престижа, неизбежно вступают в конфликт с обществом, пытаясь достичь этих целей и приобрести необходимые для них ценности противоправным путем.

Р. К. Мертон, пытаясь найти социальные истоки преступного поведения, приходит к тому, что определенные фазы общественного развития порождают такие обстоятельства, при которых нарушения социального кодекса представляют собой “нормальный” ответ на возникающую ситуацию. В рамках теории аномии он показывает, как некоторые социальные образования оказывают давление на отдельных людей, толкая их на неподчинение.

Американский ученый В. Фоке рассматривает отчуждение как крайнюю форму выражения аномии, как отход от нормального общества и, быть может, даже как вступление в контакт с другими людьми и целыми группами лиц, сходным образом отстранившимися от общества. Он связывает с отчуждением образование шаек, в которых отчужденные люди находят возможность разрешать общие для них проблемы.

Интересны соображения В. Фокса о безразличии общества к человеку: безразличие усугубляет отчуждение и, следовательно, вероятность преступного поведения. Небезосновательно его суждение и о том, что в группы правонарушителей объединяются люди, в той или иной степени изолированные от общества. Наши эмпирические наблюдения показывают, что группы, хотя и нестабильные по составу и длительности существования, нередко формируются из правонарушителей для того, чтобы найти в них поддержку и понимание. Это является следствием их отчуждения от нормальных связей и отношений в семье, трудовых, учебных коллективах и т. д.

Бесспорно, следует согласиться с мнением В. Фокса о том, что отчуждение необязательно ведет к преступлениям. Оно способно порождать и непреступные формы поведения, так как вообще нет таких факторов, которые детерминировали бы только преступные действия.

Тема отчуждения относится к числу центральных в современном западном искусстве и получает все большее признание в отечественном. Ее успешно разрабатывали такие крупнейшие мастера, как Т. Манн, У. Фолкнер, К. Гамсун, Ф. Кафка, А. Камю в литературе, М. Антониони, Ф. Феллини в кино. Так, в творчестве Ф. Кафки отчуждение личности, ее одиночество, отсутствие контактов, беззащитность, зависимость и унижение, бесчеловечная и бездушная власть государства, его институтов и бюрократических учреждений вскрыты с исключительной убедительностью.

Эта тема возникла из острого ощущения человеком потери своей индивидуальности, из осознания своего внутреннего одиночества в обществе и вместе с тем зависимости от него. Во многих работах, посвященных отчуждению, выражается протест против обесчеловечивания личности, растущая тревога за распад общества на изолированные составные элементы. Например, в фильмах М. Антониони контакты между людьми случайны, непрочны и недолговечны, распад связей возводится в ранг фатальной закономерности, а стремление убежать от одиночества и от себе подобных неизбежно оказывается бесплодным.

В повести А. Камю “Посторонний” внешний мир чужд и непонятен главному герою, взывает у него ощущение призрачности. Он равнодушен ко всему, в том числе к браку, любви, приятельским отношениям, служебному и даже сыновнему долгу. Следствием этого является не только совершенное им убийство, но и видение того, что скрыто для других. Он не почитает условностей, не лжет и не играет в игру тех, с кем контактирует, пренебрегает лицемерием, из которого соткана мораль формального долга. Посторонний бродит в стороне от людей, по окраинам жизни. Именно поэтому он вызывает тревогу у других, страх разрушения привычного для них миропорядка.

Мысль о тотальном одиночестве и разобщенности людей, об отсутствии взаимопонимания между ними пронизывает и творчество К. Гамсуна. Его герои - это замкнутые в себе личности, живущие среди таких же затянутых пеленой загадочности и непостижимости, не понимающих друг друга людей. Они неуютно и неловко чувствуют себя в цивилизованном мире и находят счастье и свободу в общении с природой, в полном одиночестве.

Хотя тема отчуждения в искусстве сейчас весьма социально значима и актуальна, ее художественное открытие произошло, конечно, значительно раньше. Известно, что К. Маркс для подтверждения своего положения об отчуждении людей и вещей частной собственностью ссылался на У. Шекспира. И позже великие реалисты (О. Бальзак, Ф.М. Достоевский) анатомировали расчленение личности, в результате чего возникает отчуждение в общественной и психологической сферах.

М. Горький в 1909 г. писал: “Духовно обнищавшая, заплутавшаяся во тьме противоречий, всегда смешная и жалкая в своих попытках найти уютный уголок и спрятаться в нем, личность неуклонно продолжает дробиться и становится все более ничтожной психически. Чувствуя это, охваченная отчаянием, сознавая его или скрывая от себя самой, она мечется из угла в угол, ищет спасения...” И далее: “Современный изолированный и стремящийся к изоляции человек - это существо более несчастное, чем Мармеладов, ибо поистине некуда ему идти и никому он не нужен!”.

Таким образом, и научные исследования, и произведения искусства убеждают нас в том, что отчуждение личности оказывает заметное влияние на ее поведение, ее судьбу и относится к числу тех проблем, которые нуждаются в глубоком и всестороннем изучении.

Отчуждение личности прежде всего проявляется в общении - одной из важнейших сторон бытия человека как общественного существа. В общении формируется личность, реализуется ее активность, оно теснейшим образом связано с деятельностью. Общение - не просто сменяющие друг друга воздействия, а специфическая система межличностного взаимодействия. Отчуждение в психологическом плане представляет собой как бы уход человека из межличностного взаимодействия. Этот уход имеет существенные психологические и социальные последствия, в том числе криминогенного характера.

В социальной психологии отчуждение рассматривается в контексте межличностных отношений, когда индивид противостоит окружающим, в первую очередь микросреде. Такие отношения связаны с утратой им чувства солидарности, он воспринимает окружающих чужими, непонятными и даже враждебными себе, отвергая при этом их нормы, в том числе групповые и неформальные.

Такое восприятие мира есть психологическое последствие отчуждения. Человек ощущает разрыв между своими ожиданиями, желаниями и действующими социальными нормами, испытывает чувство изоляции, непричастности к делам других, даже близких людей, что препятствует усвоению норм, регулирующих поведение. Разумеется, для объяснения преступного поведения недопустима абсолютизация отчуждения, превращение его в единственную сущностную характеристику человека при игнорировании социальных условий жизни. Не следует думать, что другие люди и социальные группы всегда осознанно воспринимаются самим индивидом как противоположные ему. Такое восприятие, как показывают психологические исследования, возможно и на бессознательном уровне.

Нельзя смешивать отчуждение с отчужденностью. Отчужденность представляет собой результат отчуждения, позицию личности, отношение к другим людям и миру в целом, ее мироощущение. Криминогенное значение имеет неприятие мира, безразличие к нему или восприятие его как враждебного.

Отчуждение личности может принимать форму аутизации. В самом общем виде это уход личности в свой внутренний мир. Как отмечают многие психологи, для лиц с высоким уровнем аутизации характерно ориентирование главным образом на внутренние критерии, утрата способности к интуитивному пониманию окружающих, проигрыванию их ролей и в связи с этим нарушение адекватного эмоционального реагирования. Поведение таких лиц нередко представляется эксцентричным, непонятным, лишенным естественной эмоциональной окраски.

Нарушение коммуникаций у аутичных личностей приводит к тому, что у них отсутствуют четкие представления о том, как именно они должны вести себя в конкретной обстановке, чего от них ждут окружающие. Такая неадекватная реакция неудивительна при значительном ослаблении социальных связей. По этой же причине у них все больше сужаются возможности быть понятыми другими, развивается недоверие к последним, растет отчуждение, ощущение изолированности, утрачивается фактическая, а не формальная принадлежность к группе. На личностном уровне увеличивается внутренняя напряженность, тревожность, беспокойство, ощущается (часто без каких-либо оснований) холодность и даже агрессивность среды. Все это ведет к ответным враждебным действиям в целях самозащиты, а стремление преодолеть холодность - к демонстрации чрезмерного дружелюбия, готовности выполнить любые пожелания тех, к общению с которыми стремятся такие люди. В том и другом случае их поведение может противоречить социальным ожиданиям и нормам.

Целесообразно отличать социальное и психологическое отчуждение личности. Их отличие условно и зависит от происхождения этого явления, т. е. от того, заключена ли его причина в самой личности или в ее среде. Психологическое отчуждение приводит к определенной позиции индивида, обусловленной его субъективными свойствами, в том числе аутичностью. Социальное отчуждение порождается только или в основном внешними обстоятельствами, отношениями других людей и групп к данному субъекту (даже при сохранении стремления последнего к установлению или упрочению связей с ними и приобщению к их ценностям). Разумеется, психологическое отчуждение вначале может порождаться социальной изоляцией: если она длительна, то это может способствовать выработке у человека позиции отдаленности от микросреды, ухода от нее, потере интереса к ней.

Даже при наличии у человека стремления к общению, приобщению к групповым ценностям его личностных способностей может оказаться недостаточно для включения в деятельность группы. Так бывает с некоторыми осужденными в местах лишения свободы, когда другие преступники “выталкивают” их из своей среды. Таким образом, психологическое отчуждение представляет собой субъективное неприятие индивидом социального окружения, некоторых его важных объектов, а социальное - неприятие человека, во многих случаях отвергание его окружением. Отчуждение личности - проблема социально-психологическая, даже если оно порождается индивидуально-психологическими факторами, поскольку проявляется в общении. Индивидуально-психологические факторы могут вызываться к жизни негативными сторонами тех общественных отношений, в которые была включена личность.

Остановимся на соотношении отчуждения и дезадаптации личности. Первое значительно шире второго и охватывает многие стороны жизни общества и человека. Оно шире и в том случае, если взять только его психологические аспекты, и, более того, выступает причиной дезадаптации личности. Последнее можно определить как неприспособленность индивида к социальной среде, так как социально-психологическим содержанием его является несовпадение целей и ценностных ориентации группы и личности. Индивид в силу различных причин не может или не умеет полностью либо в необходимой степени усвоить групповые нормы и культуру, принять групповые роли. Дезадаптация в дезадаптивное поведение являются следствием психологического, точнее, социально-психологического отчуждения. Так, психическая депривация, т. е. ограничение или лишение необходимых эмоциональных контактов в детстве, если они не будут компенсированы, как правило, приводит взрослого человека к дезадаптации.

Дезадаптация может быть охарактеризована и как состояние личности, вызванное в том числе психическими аномалиями или болезнями. В таком аспекте рассматриваемое состояние может активно способствовать отчужденности, являющейся, как мы уже отмечали, некоторой личностной позицией по отношению к окружающему миру. Отчуждение в целом можно считать родовым понятием по отношению к дезадаптации и отчужденности. Поэтому мы будем рассматривать дезадаптацию как частную проблему отчуждения.

Можно выделить следующие аспекты отчуждения личности, значимые для понимания причин преступного поведения:

1) отчуждение затрудняет усвоение человеком социальных норм, регулирующих межличностные отношения, поведение. Эти нормы не становятся “моими”, поэтому они не обязательны для “меня”. Это нечто чуждое и далеко не всегда понятное. Не случайно многие преступники не понимают, за что, собственно, их наказали, хотя им ясно, какие запреты они нарушили, но последние не приняты ими и не стали в силу этого регулятором их поведения. Многие даже бывают удивлены уголовным наказанием, хотя совершение преступления признают. Здесь мы сталкиваемся с глубоким внутренним противоречием, которое можно сформулировать так: “Да, совершил преступление, но не виновен”. Отсюда отношение к следователю, суду, органам, исполняющим наказание, и процессуальным процедурам как к чему-то, что очень слабо связано с их “я” и поэтому отталкивается ими. Естественно, что воспитательное воздействие закона и наказания на таких лиц весьма незначительно, поэтому повышается возможность возвращения их на преступный путь;

2) отчуждение личности на раннем этапе ее развития из-за невыполнения семьей своей основной функции - включения ребенка “через себя” в структуру общества - может закрепиться в человеке и стать причиной его социально-психологической изоляции от семьи, учебных и трудовых коллективов, других малых групп. При отсутствии компенсирующего воспитания это может привести к дезадаптивному противоправному поведению, во многом объясняя длительный рецидив преступлений;

3) отчуждение личности может приводить к формированию ее негативного отношения к среде, ощущению враждебности окружающих. Это способно породить агрессию в качестве защиты от чаще всего воображаемого нападения или угрозы, что, как показывают наши исследования, лежит в основе мотивации многих тяжких преступлений против личности. Субъективное восприятие среды как враждебной или безразличной существенно затрудняет профилактику преступлений, исправление и перевоспитание преступников в плане их внутренней переориентации, изменения наиболее важных установок и отношений;

4) изоляция субъекта от нормальных контактов в микросреде в большинстве случаев приводит к тому, что он ищет признания среди подобных себе. Это выражается в уходе в группы антиобщественной направленности и длительном функционировании в их составе. В данном обстоятельстве можно видеть одну из главных причин существования групповой преступности, если рассматривать группу не только как объединение тех, кто помогает друг другу совершать преступления, но и как общность, в которой личность получает возможность самовыражения, поддержку и признание. Здесь отчужденным выступает не только отдельный человек, но и группа, куда он входит, в психологии которой закрепляются черты отчужденности, присущие ее отдельным членам. В то же время групповое сопротивление позитивной среде может быть более упорным, чем сопротивление отдельного человека, поскольку сплоченность участников группы в рамках этого объединения повышает устойчивость последнего. Таким образом, психологическая зависимость личности от группы (и наоборот) может быть прослежена и по линии их общего отчуждения.

Вместе с тем непринятие индивида в группу или изгнание из нее может стать началом отчуждения или его усугублением, что также способно порождать преступное поведение. Личности же, отличающиеся повышенной предрасположенностью к отгороженности от среды, могут вообще не входить ни в какую группу либо пребывать в ней эпизодически. В этих случаях социальный контроль за ними еще более ослабевает;

5) существенные нарушения связей человека со средой приводят и к нарушениям установленных норм поведения. Если человек отрывается от группы, он не только выходит из-под ее контроля, но и перестает разделять ее ценности и нормы. Чрезмерная привязанность только к данной группе, решительное предпочтение ее всем иным коммуникациям со средой серьезно заслоняют индивиду окружающий мир. Это может иметь криминогенные последствия, особенно если угроза утраты связи с группой, являющейся единственным адаптирующим фактором, способна привести (и приводит) к глубоким психическим травмам. Например, такие ситуации способны стимулировать корыстные преступления ради непомерных материальных запросов семьи. Столь же вредные последствия могут наступить, если группа совершает правонарушения и “платой” за членство в ней являются преступные действия;

6) личностные особенности индивида, выражающиеся в уходе в себя, обособлении от других, часто связаны с отсутствием эмпатии, с неумением чувствовать эмоциональные состояния другого человека, сопереживать ему, с нарушением идентификации с другими людьми, т. е. с отсутствием способности поставить себя на их место. Подобные черты содействуют совершению тяжких насильственных преступлений.

В целом, как показывают исследования, отчуждение личности существенно влияет на совершение многих видов преступлений, в особенности тяжких против личности, хищений, взяточничества, краж, грабежей и разбоев, хулиганства и др. Весьма ощутима его роль в совершении преступлений несовершеннолетними и рецидивистами. Длительное преступное поведение, например, алкоголиков-воров или бродяг - это по существу полностью отчужденное, дезадаптированное поведение.

В широком смысле любое преступное поведение можно назвать отчужденным, поскольку оно свидетельствует о неприятии виновным ценностей и норм, установленных обществом. Оно является и отчуждающим, так как способствует изоляции преступника от среды, причем не только от ее формальных структур, например трудовых коллективов, но и от неформальных малых групп и их ценностей. Если проанализировать индивидуальные биографии преступников, то окажется, что их уголовно наказуемым поступкам обычно предшествовало совершение мелких правонарушений и аморальных действий, свидетельствующих об их отчуждении. Повторное преступное поведение усугубляет, изоляцию, расширяет дистанцию между субъектом и обществом. Способствует этому и пребывание в местах лишения свободы.

Однако нужно отметить, что переживание человеком своей изоляции, связанной с преступлением, и желание ее преодолеть могут выступать мощным стимулом человеческих поступков. Это блестяще показал Ф.М. Достоевский в романе “Преступление и наказание”. В письме к М.Н. Каткову, излагая центральную идею романа, он писал: “Божья правда, земной закон берет свое, и он (Раскольников. - Ю.А.) кончает тем, что принужден сам на себя донести. Принужден, чтоб хотя погибнуть на каторге, но примкнуть опять к людям: чувство разомкнутости и разъединенности с человечеством, которое он ощутил тотчас же по совершении преступления, замучило его”.

Переживания человека (связанные одиночеством, ощущением ненужности и “выброшенности” из жизни), долгое время проведшего в заточении, а затем неожиданно обретшего свободу, ярко описал выдающийся английский писатель Ч. Р. Метьюрин: “Я стал все меньше значить в собственных глазах - я ведь уже больше не был жертвой преследования, от которого столько выстрадал. Покамест люди еще думают, что им есть смысл нас мучить, у нас остается какое-то ощущение собственного достоинства, пусть даже тягостное для нас, пусть иллюзорное. Даже находясь в тюрьме Инквизиции, я кому-то принадлежал: за мной следили, меня охраняли. Ныне же я был изгоем в целом мире; я горько плакал; я был подавлен ощущением огромности расстилавшейся передо мной пустыни и невозможности ее перейти”.

Многие исследователи и практические работники исправительно-трудовых учреждений (ИТУ) давно обратили внимание на такое, на первый взгляд парадоксальное, явление: отдельные неоднократно судимые рецидивисты, не имеющие устойчивых семейных и иных связей, освободившись, стремятся вернуться в места лишения свободы. Их повторные преступные действия выступают (часто неосознаваемо) способом преодоления отчуждения в условиях свободы, где они не могут адаптироваться.

Длительное антиобщественное, часто бездомное существование, жизнь в антисанитарных условиях, правонарушения, постоянное употребление спиртных напитков, отсутствие какого-нибудь разумного режима и т. д. создают реальную угрозу здоровью. Поэтому лица, ведущие такой образ жизни, не всегда отдавая себе в этом отчет, стремятся вновь попасть в места лишения свободы. Добавим, что некоторые преступники-рецидивисты старших возрастов, давно утратившие общественно полезные связи, в беседах с нами не скрывали своих желаний вообще не покидать исправительно-трудовую колонию.

Конкретные исследования убедительно свидетельствуют о том, что наиболее отчужденными являются бродяги, а из них - алкоголики. Изолированность этих людей обычно выражает их личностную позицию по отношению к окружающему миру. Другая категория отчужденных - осужденные к лишению свободы, и в первую очередь к длительным срокам наказания, причем многие из них раньше были достаточно хорошо адаптированы к обществу. Но за время пребывания в ИТУ могла появиться и значительно возрасти их социально-психологическая дистанция от общества, могли сформироваться соответствующие внутренние качества и позиции.

Значительная и весьма опасная часть осужденных, очень хорошо адаптировавшаяся к условиям ИТУ, не выключается из социального общения. Это относится к рецидивистам старших возрастов, которые большую часть своей жизни провели в местах лишения свободы. Они, как правило, являются активными и признанными членами различных неформальных групп антиобщественной направленности, нередко их лидерами. Напротив, другая часть преступников очень тяжело переживает условия изоляции, что может вызывать у них состояния безысходности, апатии, чувство безнадежности, утрату перспективы в жизни, неверие в людей и т. д. Это обычно осужденные за взяточничество, хищения государственного и общественного имущества, .спекуляцию, убийства на бытовой почве.

В практической работе по исправлению осужденных важно учитывать не только временные состояния и переживания, но и общую социально-психологическую позицию личности как ее фундаментальную особенность в плане отчуждения или, напротив, адаптации к жизни вообще, и условиям ИТУ в частности. От того, насколько включен индивид в жизнь и солидарен с ее позитивными нормами, зависит успешная адаптация после отбытия наказания.

Нами был разработан специальный опросник с целью выявить социально-психологическую включенность осужденных и в среду в целом, и в их непосредственное окружение, их отношение к отдельным общественным ценностям, их временные психологические состояния. С помощью этой методики в 1989 г. была опрошена большая группа осужденных (400 человек) и законопослушных граждан (200 человек) - контрольная группа.

Среди всех ответов в ходе обработки были выделены наиболее “благополучные”, т. е. такие, которые свидетельствуют о хорошей адаптации личности, ее достаточно удовлетворительном самоощущении, и “неблагополучные”, которые говорят о неудовлетворительном приспособлении к среде. Количество “благополучных” ответов среди изучаемой группы осужденных было в 2 раза меньше, чем в контрольной. При этом создавалось впечатление, что многие такие ответы осужденных носят декларативный характер и больше отражают желаемое, чем действительность. Это говорит о том, что значительная часть осужденных отнюдь не утратила стремлений к успешной адаптации, но не может реализовать их в силу сложившихся условий. Поэтому считать, что все лишенные свободы лица находятся в строгой психологической изоляции, нет никаких оснований.

Так, среди осужденных оказалось больше, чем среди законопослушных, тех, кто может утверждать следующее: “Я смог бы назвать всех друзей детства и юности”; “В отношениях между людьми преобладают доброжелательность и дружественность”; “Друзья никогда меня не подводили”. Однако в действительности большинство преступников друзей не имеют, что в значительной степени связано с утратой дружеских связей в местах лишения свободы. Об этом, например, свидетельствует распределение ответов на вопрос: “Как Вы думаете, стали бы Ваши друзья переживать Ваши неудачи и неприятности?” Они распределились следующим образом: “Стали бы очень сильно” - осужденные - 26,5%, законопослушные - 30,8%; “Переживали бы, но не очень” - соответственно 33,1 и 49,2%; “Переживали бы очень мало” - 8,5 и 4,6%; “Вообще не переживали бы” - 5,8 и 0,8%; “Друзей у меня нет” - 6,9 и 3,1% (остальные на этот вопрос затруднились ответить). Сходным оказалось распределение ответов на более “прямой” вопрос: “Есть ли у Вас друзья?”

Высказанные выше соображения могут быть отнесены и к ряду других результатов опроса. Так, среди осужденных оказалось больше, чем среди законопослушных, тех, кто считает, что “люди очень любят маленьких детей” и что “люди очень счастливы в семейной жизни”. Однако на вопрос: “О ком из членов семьи Вы не задумываясь могли бы сказать, что любите его?” - относительно детей утвердительно ответили 34,6% осужденных и 52,3% законопослушных, а относительно жен - соответственно 19,6 и 43,1%. Поэтому есть основания думать, что идеальные стремления лишенных свободы очень часто не подтверждаются их жизненной практикой. Но, даже несмотря на такой разрыв, можно полагать, что их адаптивные возможности не исчерпаны до конца.

Несомненный интерес представляют и другие ответы осужденных: “В целом люди ко мне относятся очень хорошо”; “Люди понимают меня хорошо”; “Люди, с которыми я беседую, действительно интересуются тем, что я говорю”; “Я редко испытываю состояние, когда не хочется ни с кем встречаться”; “Мне безразлично, чтобы меня понимали другие люди” (т. е. потребность в понимании удовлетворительна); “Мне не кажется, что люди избегают меня”; “Я не очень легко меняю место работы, когда возникает такая необходимость”; “Считаю, что близкие мне люди всегда правильно понимали мои желания, действия, мысли, чувства, намерения”; “Я очень часто испытывал доброе к себе отношение”; “В жизни мне люди не мешали”; “Думаю, что люди редко обманывают друг друга”. Эти ответы можно рассматривать и как достаточно оптимистические жизненные взгляды.

Количество наиболее “неблагополучных” ответов из группы осужденных было в 9 раз большим, чем из контрольной группы. Соотношение ответов осужденных и законопослушных распределилось следующим образом: “В отношениях между людьми преобладают враждебность и завистливость” (8,8% осужденных и 3,8% законопослушных); “Очень часто или почти всегда я испытываю состояние, когда не хочется ни с кем встречаться” (10,4 и 3,4%); “Очень хочу жить тихо, незаметно” (32,5 и 8,5%); “Люди не были бы счастливее, если бы больше времени проводили с друзьями” (6,2 и 3,8%); “Я никогда не нуждаюсь в помощи других людей” (11,2 и 6,2%); “Я очень часто испытываю нужду в том, чтобы побыть одному” (20,0 и 6,9%); “Мне совсем не нравятся общительные, “компанейские” люди” (12,7 и 6,2%); “Я никогда не чувствую потребность высказываться” (11,5 и 3,8%); “Среди моих знакомых нет такого человека, к которому я не задумываясь мог бы обратиться за помощью” (18,8 и 10,8%); “Я очень редко испытывал доброе к себе отношение” (12,7 и 6,2%); “Совершенно справедливо мнение, что люди заводят знакомства потому, что друзья могут оказаться полезными” (29,2 и 15,4%); “Мне очень трудно поддерживать разговор с человеком, с которым я только что познакомился” (20,0 и 12,3%); “Я считаю, что безопаснее всего никогда не доверять людям” (36,5 и 21,5%); “Люди всегда обманывают друг друга” (7,7 и 2,3%).

Анализ этих высказываний позволяет предположить, что большинство осужденных (не в последнюю очередь по причине изоляции) психологически отчуждено от окружающего мира, не “вписано” в него, испытывает трудности в общении, не доверяет людям. Независимо от того, происходит ли это отчуждение в результате действия внешних причин или выражает позицию личности, ее отношение к миру, криминогенная роль такого явления очевидна.

Наши наблюдения показывают, что в целом психологическое отчуждение личности можно определить как развившуюся чаще всего в результате эмоционального отвергания родителями (психической депривации), из безразличия, социально-психологической дистанции между индивидом и средой, изолированность от ценностей, общества, невключенность в эмоциональные контакты. Психическая депривация и порождаемое ею отчуждение могут рассматриваться в качестве причины преступного поведения. Сами по себе эти факторы фатально не ведут к совершению преступлений. Однако они формируют общую нежелательную направленность личности, ее бессознательные установки, предопределяющие уголовно наказуемые формы реагирования на конкретные конфликты.