Крестец ореопитека – крест на прямохождении ореопитека

Да, много проблем создал ореопитек для ученых. Не то он был прямоходящий, не то – специализированный древолаз. Не то изящно срывал малину кончиками утонченных пальцев, не то грубо сгребал листья всей мохнатой пятерней. Много аксонов было сломано в былинных турнирах сторонников и противников необычайной продвинутости ореопитека. Много нейронов погибло в попытках открыть тайны островной обезьяны. Но, видимо, недостаточно…

А потому двое антропологов из Техаса – Габриэль Руссо и Лиза Шапиро – решили продолжить эпическую битву за ореопитека (Russo et Shapiro, 2013). На сей раз они обратили внимание на часть, доныне не привлекавшую взоры. Оказалось, что доселе никто не исследовал крестец ореопитека. Честно говоря, оно и понятно, ибо окаменелость больше напоминает нечто из фильма “Чужие” (если не что похуже), нежели филейную часть обезьяны. Ничем не лучше выглядят и нижние поясничные позвонки. Вообще-то, исследователям приходится изучать деформированный кусок угля, а не исчезнувшие в вечность кости, так что проблема и впрямь немалая.

Однако крестец называется крестцом неспроста, ибо находится в самом важном месте – в Центре Тяжести! А посему на нем в первую очередь отражается положение тела при ходьбе. У человека и австралопитеков крестец очень широкий и короткий, с мощным верхом, резко сужающийся вниз. У человекообразных обезьян крестец узкий, длинный, вытянутый, сужающийся постепенно. Поясничные позвонки прямоходящих мощные, увеличивающиеся от первого к последнему, образующие изгиб вперед – поясничный лордоз. У косолапых антиподов все не как у людей. Что же ореопитек?

По большинству рассмотренных параметров он оказался человекообразной обезьяной. Абсолютная ширина крестца, размеры верхних и нижних суставных поверхностей поясничных позвонков и крестца, ширина позвоночных дуг, описательные признаки – все как у горилл и шимпанзе. Самой человеческой чертой выглядит только увеличение ширины между суставными отростками от первого до последнего поясничных позвонков, но оно не такое уж существенное и в той же мере встречается у обезьян. Из всего вышеназванного Г. Руссо и Л. Шапиро делают вывод, что нагрузки на поясницу и крестец у ореопитека были как у обезьян, никакого поясничного лордоза не было, а на гипотезе прямохождения можно поставить крест. Казалось бы, удивительная сказка заканчивается…

Но!

Никуда не делись другие признаки прямохождения ореопитека! А как же наклон мыщелков бедренной кости относительно ее диафиза? А как же масса специфических черт тазовых костей, в числе коих – трабекулярная структура? А как же “птичья ножка” – полуфантастическая форма стопы-треножника с опорой на пятку, оттопыренный на 100 градусов большой палец и на прочие 2–5-й пальцы? Даже с поясничными позвонками не все так окончательно и безнадежно, ибо сумма их передних высот, согласно предыдущим исследованиям, выше задних, что свидетельствует-таки о поясничном лордозе. А зачем последний, если ты ходишь на четвереньках и при этом не гигантская горилла? Так что любителям ореопитеков не стоит расстраиваться, расслабляться и успокаиваться; надо ждать новых изысканий и потрясений.

В лабораториях и ученых кабинетах по-прежнему раздается стук и треск, скрип и скрежет. Наука не стоит на месте!..

Итак, нарисовался замечательный и благородный образ ореопитека: прямоходящая обезьянка с чуткими и ловкими ручками, добрая в душе и только что не разумная. Все эти прогрессивные особенности, как предполагалось, смогли возникнуть в условиях эндемичной островной экосистемы при ограниченном количестве ресурсов, но и при почти полном отсутствии хищников. Никто не мешал ореопитекам ходить по болотистой земле своего острова, может быть и не совсем прямо, но хоть бы и придерживаясь длинными руками за низкие ветви деревьев и кустарников. Еды, впрочем, не хватало. Потому ореопитеки развили способность тщательно собирать все съедобное, усовершенствовав пальцевый захват до точечного. Не совсем, правда, ясно, для чего листоядной обезьяне точечный захват, но листоядность ореопитеков реконструируется по строению челюстей и зубов, а в условиях островов чего не бывает. Например, мыши из ореопитековой фауны имели зубы, вроде бы приспособленные для жевания степной травы, однако ж жили в болотистых лесах; это противоречие тоже объясняется, вероятно, отсутствием гнета хищников и конкуренцией за ограниченные ресурсы (Casanovas-Vilar et al., 2011). Микростертость эмали указывает на питание ореопитека скорее фруктами и твердыми плодами и семенами, нежели листьями (Williams, 2013).

Oreopithecus, конечно, не был предком человека, но замечательным образцом параллельной эволюции».

«Глава 31
Ореопитек в руках ученых, или Ученые в лапах ореопитека

Людям, далеким от науки, может казаться, что далекие от реальной жизни чудаки-ученые в тиши своих кабинетов годами тихонько поскрипывают перьями по пергаменту, выцарапывая на нем тайны мироздания, а после с тихой гордостью являют свои манускрипты на суд дружного и сплоченного научного сообщества. Почтенные, убеленные сединами академики на торжественном заседании степенно возлагают лавры на главу достойного, после чего он углубляется в дебри науки на следующие годы.

В реальности картина несколько иная. Тишина научных кабинетов нарушается отнюдь не скрипом перьев – его заменил нервный перестук клавиатуры; скрипят в основном натруженные мозолистые мозги и процессоры компьютеров. Отчетливо слышен и зубовный скрежет. Он адресован научным оппонентам. Накал страстей может быть весьма велик, под давлением мысли на страницы журналов изливается кипящая магма статей, которую дополняют летящие вслед раскаленные бомбы комментариев.

Примерно в таком виде на просторах журнала Journal of Human Evolution развернулась битва сторонников и противников особой продвинутости ореопитека Oreopithecus bambolii – знатного кандидата на почетное звание парачеловека.

…Впрочем, стоит начать с истории. Ореопитек с самого своего появления в 1872 году задал жару ученым. Словно черный чертик выскочил из угольных копей Тосканы и в лучших гоголевских традициях стал морочить голову палеонтологам. Его таксономическое положение менялось от парапитековых через мартышкообразных до гоминид, а в 1951 году У. Грегори даже прописал его среди свиней (видимо, в противовес пресловутому гесперопитеку, но это уже совсем другая история…). Д. Хюрзелер, самый известный исследователь ореопитека, считал его вполне возможным предком человека. Одни авторы подчеркивали примитивные черты итальянской обезьяны, другие – продвинутые, третьи – специфические.

Ореопитек замечателен массой особенностей. Обычно пишется, что он жил 9–7 млн лет назад, но новейшие исследования фауны расширяют этот интервал до 9,5–6 млн, а абсолютное ⁴⁰Ar/³⁹Ar-датирование и магнитостратиграфия сужают до 8,3–6,7 млн (Rook et al., 2000, 2011).

Ареал ореопитека был крайне невелик – кусочек западного побережья Италии (севернее Рима, но южнее Флоренции) и Сардиния. В позднем миоцене эти области были островом Гаргано в Тирренском море. В свое время упоминалась возможная находка ореопитека из Молдавии, но, видимо, это было ошибкой. Остров был оригинален: его покрывали болотистые леса – они-то и стали тем углем, в котором теперь находят останки ореопитеков, – и там совсем не было крупных хищников, опасных для обезьян. Был, правда, местный вид крокодила, средних размеров медведь, одна мелкая и одна крупная выдра, более чем полуметровый хищный еж Deinogalerix koenigswaldi, такого же размера гигантские совы Tyto robusta и еще более крупные Tyto gigantea, еще кто-то такого же разлива, но это все не львы с леопардами. Древние средиземноморские острова знамениты своей эндемичной фауной: карликовые слоны и олени, гигантские кролики и крысы, ореопитеки… Впрочем, карликовые олени, гигантские крысы, хомяки и пищухи жили вместе с ореопитеками, а вот слоны обитали по соседству – на Сицилии, Мальте и Кипре; на Сардинии карликовые мамонты тоже появились, но гораздо позже – не раньше конца среднего плейстоцена.

Рис. 23. Реконструкция ореопитека, его череп и кисть.

Небольшая обезьяна – около 32 кг весом – имела брахиаторные пропорции: короткое туловище с расширенной грудной клеткой, очень длинные руки и маленькие ноги. В строении черепа обращают на себя внимание мощные, но укороченные челюсти и сравнительно небольшие клыки; не было и межзубных диастем. Рельеф черепа выражен отлично: надбровные валики, сагиттальный и выйный гребни развиты едва ли не как у гориллы. В свое время Д. Хюрзелер даже ошибочно реконструировал слишком большой объем мозга, приняв сплющенные гребни за стенки мозговой коробки.

На нижней челюсти обращает на себя внимание чрезмерное развитие восходящей ветви и особенно – резкое выступание угла назад; такое строение типично для специализированных на листоядности тонкотелых обезьян. Зубы в целом сравнительно маленькие, имеют массу примитивных черт, присущих скорее мартышкообразным, нежели человекообразным приматам, а также несколько особенностей, встреченных только у ореопитеков. Самым замечательным является центроконид на нижних молярах – бугорок, которого нет ни у каких иных приматов.

Судя по пропорциям конечностей и повышенной подвижности суставов, ореопитек должен был быть брахиатором, однако кости его рук очень тяжелые, так что порхать по веткам подобно гиббонам он явно был неспособен. Выраженные углы ребер свидетельствуют о сильном развитии прямых мышц спины, то есть о ее выпрямлении, а другие черты – об укороченности и расширенности туловища.

Такая вот оригинальная обезьяна с оригинального острова.

Вернемся же в современность.

Началось все с трех статей в Proceedings of the National Academy of Sciences – 1997 и 1999 годов. В них команда антропологов: Сальвадор Мойя-Сола, Мейке Кёлер и Лоренсо Рук – показала, что, во-первых, ореопитеки были своеобразно прямоходящими, во-вторых, имели развитые способности к точечному захвату кисти. Аргументация авторов была богата и весьма убедительна.

В первой статье С. Мойя-Сола и М. Кёлер рассмотрели признаки, связанные с прямохождением (Köhler et Moyà-Solà, 1997). Например, пять поясничных позвонков ореопитека имеют размеры тел спереди большие, чем сзади, а сверху – меньшие, чем снизу. Это говорит о наличии поясничного лордоза и о повышенной нагрузке на крестец. Такой вариант типичен для человека и нетипичен для обезьян. Таз ореопитека низкий и широкий, на нем развиты передняя нижняя подвздошная ость и седалищная ость (обе отсутствуют у обезьян и имеются у человека), расстояние от ушковидной поверхности до вертлужной впадины уменьшено, а седалищная кость укорочена. Лобковый симфиз тоже оказался коротким, а за счет тонкой и прямой формы нижней лобковой ветви в наибольшей степени соответствует варианту австралопитека, а не каких-либо понгид. На бедренных костях мыщелки образуют большой угол с диафизом, что опять же характерно для человека. Хотя у орангутанов и гиббонов угол тоже есть, но у них внутренний мыщелок очень большой, а у людей и ореопитеков мыщелки одинакового размера.

Самой оригинальной частью оказалась стопа. Она у ореопитека ориентирована пальцами наискось в стороны, а не вперед, как у всех приличных приматов. Внутренняя часть стопы, судя по деталям строения суставов, была предназначена держать большую нагрузку, а вот наружная не усилена должным образом. У современных обезьян усилена именно боковая сторона – для лазания по деревьям и ходьбе по земле вразвалочку. Пяточный бугор ореопитека ориентирован вертикально – как у человека, а не наискось, как у обезьян. Отличают ореопитека также укороченные пропорции плюсневых костей и в целом относительно небольшие размеры стопы – такие соотношения среди приматов есть у прямоходящего человека и у гориллы с ее огромной массой; но ореопитек-то был маленький. Однако своеобразнее всего оказалась ориентация большого пальца стопы: он был развернут от прочих пальцев градусов этак на 100. То есть стопа ореопитека представляла странный треножник, одной опорой которого была пятка, второй – II–V пальцы, а третьей – далеко отставленный большой палец. Такое строение напоминает ногу птицы.

Позже – в новой статье – те же антропологи в соавторстве с Лоренсо Руком, Лукой Бондиоли и Роберто Макиарелли привели новые доказательства прямохождения ореопитека (Rook et al., 1999). На этот раз они исследовали особенности трабекулярной структуры тазовой кости. В зависимости от нагрузок мелкие перегородочки внутри костей – стенки ячеек губчатой ткани – выстраиваются во вполне определенной последовательности и с неслучайной плотностью. Эти трабекулы располагаются вдоль преобладающих нагрузок и плотнее в тех местах, где нагрузка больше. В тазовой кости ореопитека трабекулярная структура оказалась более похожей на человеческую, чем на понгидную. Так, сильно укрепленными оказались область ушковидной поверхности по направлению к лобковой кости, подвздошная кость спереди по направлению к седалищной кости, в том числе область передней нижней подвздошной ости, также – задневерхний край подвздошного гребня; усиленная полоса кости проходит у ореопитека между передней и задней частями подвздошной кости от большой седалищной вырезки до передней нижней подвздошной ости. Все эти особенности у австралопитеков и человека выражены ярче, но у гиббонов и крупных человекообразных обезьян по большей части отсутствуют вовсе. Частичное исключение составляет лишь горилла с ее огромным весом, из-за которого область подвздошно-крестцового сустава в скелете этой обезьяны оказывается усиленной.

Третья из упомянутых статей была посвящена хватательным способностям кисти ореопитека (Moyà-Solà et al., 1999). Были разобраны всевозможные параметры, могущие свидетельствовать о том, что ореопитек был не только способен, но и приспособлен к точечному захвату. Точечный захват – это захват, осуществляемый кончиками пальцев, когда каждый палец может прикоснуться к любому другому и все они могут быть сведены в одну точку. Пальцы прижимают предмет к другим пальцам. Этим точечный захват отличается от силового, при котором предмет сгребается всей кистью, а большой палец участвует вместе с прочими, прижимая предмет к ладони. Команда С. Мойя-Солы привела массу аргументов в пользу наличия точечного захвата у ореопитека: маленький относительно величины тела размер кисти при значительной длине большого пальца; отсутствие сужения головчатой кисти – у понгид и австралопитеков такое сужение возникает из-за значительного развития одной из связок, связанных с древолазанием; строение пястно-фаланговых суставов, схожее с человеческим – без суставной поверхности на верхней стороне головок пястных (каковая есть у Proconsul, Dryopithecus и мартышкообразных с их хождением на ладонях) и без поперечного валика в том же месте (каковой есть у горилл и шимпанзе для ограничения разгибания суставов при костяшкохождении – с опорой на согнутые пальцы), с уплощенными основаниями проксимальных фаланг (чего нет у других приматов, кроме людей); ориентированное почти вперед соединение между головчатой костью и II пястной для противостояния боковым нагрузкам при точечном захвате – в противоположность боковой ориентации у Proconsul, Dryopithecus и шимпанзе (правда, у четвероногих мартышкообразных ориентация фасетки тоже заметно смещена фронтально, но у них это связано с усилением боковых нагрузок при ходьбе); человекоподобное строение концевой фаланги большого пальца – с расширенным и уплощенным основанием, развитой бугристостью для прикрепления сгибателя и глубокой бороздкой внизу для связки длинного сгибателя большого пальца. Все вышеупомянутые особенности у ореопитека, конечно, не идентичны человеческим и не достигают даже уровня австралопитековых, но все же явно уклоняются в эту сторону, закономерно отличаясь от вариантов прочих приматов.

Дополнением к этим трем важным статьям стали еще две, опубликованные через несколько лет в Journal of Human Evolution. В первой было показано, что, хотя половой диморфизм по размерам клыков у ореопитеков был выражен вполне отчетливо, все же сравнительно с мартышками, дриопитеками, шимпанзе и прочими обезьянами сопоставимого размера самцы ореопитеков имели не такие уж крупные клыки (Alba et al., 2001). Это говорит о пониженной внутривидовой и особенно межсамцовой агрессии, примерно на уровне бонобо – самых миролюбивых и дружелюбных среди современных понгид. А ведь известно, что доброта и взаимопонимание – залог успешного развития.

Несколько позже вышла статья о строении внутреннего уха ореопитека (Rook et al., 2004). Его полукружные каналы оказались в целом понгидного строения, непохожими на вариант медленных древолазов. Передний и боковой каналы имеют размеры примерно как у понгид, а задний несколько увеличен. Это говорит о сильных угловых движениях головы в сагиттальной плоскости (то есть кивках вперед-назад), поскольку размер канала увеличивается у быстрых и подвижных видов для большей стабильности, а уменьшается у медленных. Например, у человека передний и задний каналы имеют увеличенные размеры для стабилизации при ходьбе, а вот боковой – маленький, так как боковые движения головы слабые.

Итак, нарисовался замечательный и благородный образ ореопитека: прямоходящая обезьянка с чуткими и ловкими ручками, добрая в душе и только что не разумная. Все эти прогрессивные особенности, как предполагалось, смогли возникнуть в условиях эндемичной островной экосистемы при ограниченном количестве ресурсов, но и при почти полном отсутствии хищников. Никто не мешал ореопитекам ходить по болотистой земле своего острова, может быть и не совсем прямо, но хоть бы и придерживаясь длинными руками за низкие ветви деревьев и кустарников. Еды, впрочем, не хватало. Потому ореопитеки развили способность тщательно собирать все съедобное, усовершенствовав пальцевый захват до точечного. Не совсем, правда, ясно, для чего листоядной обезьяне точечный захват, но листоядность ореопитеков реконструируется по строению челюстей и зубов, а в условиях островов чего не бывает. Например, мыши из ореопитековой фауны имели зубы, вроде бы приспособленные для жевания степной травы, однако ж жили в болотистых лесах; это противоречие тоже объясняется, вероятно, отсутствием гнета хищников и конкуренцией за ограниченные ресурсы (Casanovas-Vilar et al., 2011). Микростертость эмали указывает на питание ореопитека скорее фруктами и твердыми плодами и семенами, нежели листьями (Williams, 2013).

Oreopithecus, конечно, не был предком человека, но замечательным образцом параллельной эволюции» (Станислав Дробышевский. Обезьяны и все-все-все).

[5] «— Вот когда я был молод, — сказал Маздам, — чтобы вызвать у девчонки интерес, нужно было отрубить у своего злейшего врага достоинство и преподнести его девушке в подарок.

— Чиво?

— Я СКАЗАЛ, ОТРУБИТЬ У СВОЕГО ЗЛЕЙШЕГО ВРАГА ДОСТОИНСТВО И ДЕВЧОНКЕ ПОДАРИТЬ!

— О, это было так романтишно, — согласно закивал Хэмиш Стукнутый.

— А что делать, если у тебя нет злейшего врага? — спросил Малыш Вилли.

— Попробовать отрубить достоинство у кого ещё, — пожал плечами Маздам. — И злейший враг сразу же появится.

— Не, — задумчиво произнёс Калеб. — Сейчас все предпочитают дарить цветы» (Терри Пратчетт. Последний герой).

[6] «На днях моя дочь, барышня томная, нравная, сочиняющая стихи, музицирующая на гитаре, любящая, наконец, поваляться в постели часиков до 12 дня… пошла в армию.

Понимаю, что окончание этой фразы для российского читателя может показаться диким. Ну, сначала, конечно, она пошла в армию до пятницы – новобранцев, как правило, на первую же субботу отпускают по домам, – возможно, показать, что жизнь не кончилась, и мамино крыло по-прежнему рядом, и вообще, дать наплакаться вволю в родимую подушку после первого в жизни армейского дежурства.

Время нервное: весь наш двенадцатый класс постепенно – по мере персональных дат рождения – подгребает военная машина. Чуть ли не каждый день гудят отвальные – то у Иры, то у Шломо, то у Марка, то у Шимона.

Поздно вечером звонит уже с базы «забритый» утром Шимон и диктует моей дочери: «Значит, так: в палатках холодно, бери все теплое, что есть в доме – вязаную шапку, перчатки, свитера!»

Честно говоря, матерью солдата я уже однажды была, лет двенадцать назад, но как выяснилось, многое забыла. Например то, что новобранцы в израильской армии собираются на службу примерно так, как бравый Портос в романе Дюма экипировался перед военной кампанией во славу короля и Франции. То есть, заботы о некоторых деталях экипировки лежат на плечах семьи. И за две недели до призыва мы, высунув языки, скупали по магазинам теплые мужские кальсоны (да-да, с ширинкой, неважно: декабрьская ночь в палатке слезам не верит), мужские майки с начесом, теплые носки, ботинки, наконец.

– Как – ботинки?! Армия не выдает ботинок?! – восклицаю я возмущенно.

Нет, армия потом возмещает расходы, но ботинки ребенку надо выбирать отдельно, подбирать тщательно, по ноге, пробовать, менять, требовать другие, затем топать, прыгать и опять примерять. Мамин глаз надежней.

Опять же, простыни и подушки в той армии не предвидятся.

– Что-о?! – кричу я, – у Армии Обороны Израиля нет денег на подушки для солдат?!

Да есть, конечно, есть… Но пусть-ка этот изнеженный «мами» поспит в холодной палатке, подложив под голову свою армейскую куртку. Такая вот первая трезвящая плюха, как в песенке из трофейного американского фильма времен второй мировой, которую всю жизнь напевает другой солдат в семье – мой отец: «Здесь вы в казарме, мистер Грин! Здесь нет подушек и перин! Завтрак в постели и в кухне газ – эти блага теперь не для вас!»…

Накануне призыва и у нас дома гуляли по-человечески: выпили, как взрослые, блевали, как взрослые, уронили на балкон соседей снизу цветочный горшок и три пары разных ключей. Наутро хмурый наш сосед, Давид, стучит в дверь и молча протягивает эти ключи моей дочери. В глазах его – осуждение. Та рассыпается в извинениях: это была вечеринка перед призывом, и ребята…

– Ты идешь в армию? – его лицо расплывается в улыбке. – Какие войска?.. Молодец. А я был в морском десанте… Ну, счастливой службы, солдат!

В этом обществе все – солдаты. Даже те, кто не успел послужить по возрасту или по здоровью. Все солдаты – мамы, папы, бабушки и дедушки, братья, сестры. По пятницам вся страна ожидает своих солдат на побывку, все автобусы приобретают изнутри густо-зеленый, бежевый, серый колер военной формы разных родов войск. Сидят на баулах в проходах, теснятся, едут на перекладных. Никто не жалуется, что в тесноте его пихнули дулом или прикладом винтовки.

В день призыва мы отвозим свою нежную девочку на сборный пункт. А там – зрелище посильнее, чем «Фауст» Гете, причем, значительно сильнее: целый цветник рыжих, темных, золотистых, каштановых кудрей… День призыва такой – девчачий. А вокруг, у двух автобусов, сопровождающие – их сверстники с винтовками. И уже стреляют глазами направо-налево представители обоих полов.

– Господи! – бормочет мой муж, – что за жизнь фронтовая…

Да, жизнь такая, что множество молодых пар в этой стране изначально – боевые товарищи. Жизнь такая, и такой ее понимают и принимают наши дети…

Дают команду – по автобусам. Заплаканные мамы кричат последние указания: – Не забывай заряжать мобильник! Позвони сразу же – куда попала!!! Надень на ночь две пары кальсон!!!

Ребята с автоматами влезают последними в обе двери, автобусы разворачиваются и выезжают со двора на шоссе. Мы же плетемся к своей машине и сразу – рука сама тянется – включаем радио. Новости наших будней: из густонаселенных кварталов арабского Хан-Юниса палестинские боевики продолжают обстрелы еврейского района Гуш-Катиф. Ответный огонь открыл наш батальон бригады «Голани». После полудня премьер-министр собирает совещание представителей силовых структур по вопросу борьбы с «тоннельными взрывами»… Армейские источники опубликовали, наконец, список убитых при взрыве в Рафиахе израильских солдат.

– Ты не помнишь, – спрашивает меня муж, – она взяла синий свитер?

*

Каждую пятницу, ближе к полудню, у меня дома раздается звонок. Я снимаю трубку и слышу страстный голос дочери:

– Ставь жарить картошку, я уже в Иерусалиме!!!

Я хватаю самую большую сковороду, раскаляю масло и вываливаю на нее целую миску чищенной с утра и нарезанной картошки.

Когда в первую свою побывку из армии, она позвонила с воплем: «Го-о-ло-о-дна-ая-я-я как соба-а-ка-а!!!», отец философски мне сказал: – …А что ты думала? В любой армии всегда голодно… У нас в Перми, помню, плеснут тебе щей в миску, а там три синих пленочки плавают вместо мяса…

Ну, вваливается ребенок и, едва сполоснув руки, набрасывается на картошку…

– Что ж ты голую картошку-то… – пытаюсь я сердобольно встрять, представляя как же оголодала девочка, если ей одной лишь картошки довольно… – Вот, возьми баклажаны.

Она с полным ртом:

– Какие баклажаны?! Я их уже видеть не могу! У нас каждый день пять видов закусок с баклажанами…

– Ну, рыбку возьми…

Она вытаращивает глаза:

– У меня рыба уже из ушей лезет! То тунец, то форель, то карп, то копченая, то соленая…

Я несколько оторопела.

– А курицу будешь?

– Мам, ну, сколько можно эту курицу есть! Каждый день курица?!

– Минутку, ты сказала, что голодная… Я поняла, что вас плохо кормят.

– Ужасно! Ужасно кормят!

Тут я взялась за допрос серьезно.

– Так. Давай с самого начала. Молоко дают?

Она удивилась:

– Молоко? А зачем? Оно на столах стоит, конечно, но только для кофе. Зачем его пить? Есть же йогурты, творог разный, кефир, ряженка, то, се…

– А именно что: то, се?

– Ну, сыры там всякие, какие-то каши дурацкие… Салаты… Яйца… омлеты, в основном. Глазунью сделать как следует не умеют. Я говорю: «Дуду, не зажаривай слишком, я так не люблю!» А он, как назло, – зажаривает и зажаривает! Когда с луком, так еще ничего, а когда с грибами – тут он вообще не умеет…

– Понятно… – ледяным тоном сказала я. – А выпечка?

– А что – выпечка? Кому нужны эти круассаны и пироги: килограммы набирать? Это вообще еда нездоровая. И гарниры все эти… Я вместо них просто овощи и фрукты ем.

– Знаешь, что, – сказал мне отец. – Гони ты отсюда в три шеи эту зажравшуюся буржуйку! Дай сюда ее картошку, я доем!

– Не-е-т! – заорала дочь, обнимая тарелку. – Картошечка моя, любимая, – такую только мама готовит!

…Помню в самом нашем начале здешнем, лет пятнадцать назад, когда мы только обосновались на съемной квартире, когда я железно знала, что могу потратить на продукты в супермаркете только 20 шекелей в день, и ни копейкой больше, к нам в гости приехал из Тверии (не из Твери) мой старый друг. К тому времени он жил в Израиле уже год, и даже успел прослужить полгода в армии. И вот тогда он с возмущением рассказывал нам о здешних армейских «порядочках».

– Ужас! – говорил он, – нет сил смотреть, душа болит: то, что не съедается за завтраком, выбрасывается мгновенно. Не дай бог выставить банку йогурта в обед – накажут самым жестким образом. И главное – запечатанные, далеко не просроченные йогурты – все сметается в помойный бак!

Мы ахали, качали головами, приговаривали: «Как же так, почему бы не раздать неимущим?! Какое попустительство, какое разбазаривание добра!» – и нам казалось, что только бывшесоветскии разум может навести в этой стране надлежащий порядок. А без нас пропадут, захлянут, выкинут, разбазарят…

– …Как тебе не стыдно, – говорю я дочери. – Помнишь, на Малой Полянке нас остановил солдатик, попросил 5 рублей, у него в авоське болтались булка и баночка кефира? Вот ему бы выпечку, которую ты не съедаешь! Или йогурты, которые вы сметаете в помойный бак.

– Мама! – строго отвечает она. – Ты с ума сошла? Это запрещено! В армии продукты должны быть наисвежайшими! У нас и так проблем выше макушки. Еще не хватает, чтоб от тухлятины на марше весь полк обосрался!

Мне нечего ей ответить.

– Но почему именно – картошка? – только спрашиваю я.

– А это у кого что мамино – любимое… Ирка по пельменям тоскует, Юдит ждет субботы из-за «пэсто»… Кто – чего, словом…

И я лишь плечами пожимаю. Но с утра, в пятницу, первым делом становлюсь в свой кухонный наряд. Сковорода наготове.

Жду: вот-вот зазвонит телефон, и голос дочери пропоет нетерпеливо:

– Еду-еду! Кар-то-о-ошечку-у-у!!!

*

Воинская присяга в Армии Обороны Израиля – дело серьезное, торжественное и даже волнующее. Но… все-таки, и эта церемония, как почти все церемонии в стране, напоминает выезд на пикник большого шумного семейства. На присягу любимого отпрыска едут: родители, братья-сестры, бабушки-дедушки с домашними животными, а также соседи-друзья, с рукописными плакатами – как болельщики на спортивные состязания.

С утра огромный пустырь перед базой начинает заполняться машинами разных марок, а на обочине вдоль огромного плаца солдатики выставляют для родных ряды пластиковых стульев.

Мы приехали едва ли не первыми и сразу заняли места в нужном ряду – повезло! – уже через час все стулья заняты, и публика рассаживается на земле, сидит на корточках, с любопытством бродит с фотоаппаратами и видеокамерами по той части плаца, куда их пускают, потому что поодаль на столах выложены ружья и высокими стопками лежат Пятикнижия в синих тисненых обложках. И вот туда-то подходить нельзя – столы охраняют девушки в форме…

– Боже, – замечает мой муж меланхолично, – посмотри на этих бравых солдат: как они воюют с этими попами, с этими цицами…?!

Он вообще настроен критически и, кажется, продолжает оставаться патриотом советской армии времен его службы в Перми, какие бы тяжелые воспоминания та ни оставила.

А, девочки, действительно, как на подбор, «у теле»… Как говорила моя бабушка: «Нивроку, маешь вешч»…

Туда-сюда по плацу бегает лохматая рыжая собака. Наверняка, кто-то привез с собой, и сейчас не может удержать на месте…

Между тем, напряжение возрастает, солдатская родня в возбуждении привстает и даже привскакивает с мест; наконец, со стороны далеких, едва видимых отсюда армейских палаток раздается слаженный гул команд и топот ног: на плац повзводно выводят подразделения.

Наглая рыжая собака по-прежнему свободно бегает по плацу, сопровождая каждый, вновь появившийся, взвод. Да что ж это, в самом деле, почему хозяева не отзовут ее, и как армейское командование позволяет псу болтаться под ногами марширующих солдат?!

– Это разве строевой шаг! – замечает мой муж. – Вот у нас был настоящий прусский строевой шаг!

Мне хочется попросить его заткнуться, но, увы, не могу не согласиться: советские солдаты на парадах шагали как-то… четче! Отрезанней! Их, выходит, гоняли тщательнее?! Недоработочка наша!

А уже там и тут вспыхивают радостные вопли мам и бабушек: кто-то уже узнал своего… свою… Какие же все они одинаковые!

– Ты ее видишь? – тревожно спрашивает меня муж с мечущимся по плацу взглядом…

Я ни черта не вижу! В беретах, в форме – все девочки похожи одна на другую. Сердце колотится, как будто всех их сейчас погрузят на грузовики и отошлют на фронт…

Но вот все выстроились – все четыре подразделения. С огромным трудом отыскиваем свою – с бледным серьезным лицом, вторую справа в третьем ряду в первом подразделении. У всех очень бледные и очень суровые лица. Но собака, – черт побери! – собака, кажется, собралась оставаться на плацу на время всей церемонии?! И никого это, кажется, не волнует?! А что же ее идиотские хозяева?!

Начинается церемония присяги. Выходит командующий военной базой, офицеры, военный раввин… взвивается флаг, играет труба… И все время лохматый рыжий пес околачивается там, где ему придет в голову: то уляжется у ног военного раввина, читающего отрывок из Пятикнижия, то подбежит к сапогам командующего, то весело прыгает у ног солдата, вызванного из строя для клятвы.

– Вот она! – сдавленно говорит муж. Вызывают к присяге нашу! Сюда ее голос доносится слабо: «Да, командир!… Клянусь… всем существом… до последней капли… за свою страну!..»… Отсюда почти не видно, – проклятая собака мельтешит под ногами! – как вручают ей оружие и книгу, как бежит она назад и становится в строй…

Муж как-то странно щурится и отворачивает от меня лицо…

Наконец, играют гимн и – по команде – солдаты с победными криками подбрасывают в воздух береты… Этим заканчивается церемония присяги, и мгновенно толпа штатских с воплями и объятиями смешивается с «зеленью». Вот тут и начинается настоящий пикник. Мамаши и бабушки торопливо разверзают необъятные сумки со «вкусненьким» и «домашненьким»…

Мы в панике бросаемся на поиски своей и с трудом ее отыскиваем – незнакомую, с собранными по уставу на затылке волосами.

Она стоит в окружении солдат и треплет по загривку рыжего пса!

– Что это за пес, в конце концов?! – кричу я. – Возмутительно, превратил всю торжественную церемонию в балаган! Хозяев оштрафовать, к чертовой матери! Где хозяева?!!

– Мы – хозяева… – улыбаясь, отвечают солдатики. – Это наш пес, здешний… Всех знает, всех встречает – провожает… Он уже стольких солдат к присяге привел! – наш солдатский пес…

*

Кончена жизнь – в моем доме появилось ружье. Не в том смысле, что оно должно непременно выстрелить в четвертом акте, а в том смысле, что покоя от него нет, как от недельного младенца.

Ружье выдано солдату Армии Обороны Израиля, а именно, моей дочери Еве, в порядке прохождения курса молодого бойца. Она звонит нам с базы, захлебываясь от восторга и гордости:

– Ма, я классно стреляю! Меня командир похвалил! Я знаешь, сколько выбиваю!

(Вообще-то, странным образом, у нас в семье все неплохие стрелки. А сын так вообще был лучшим ночным стрелком в роте. Так что, я не особо удивляюсь).

– Нас учили сегодня разбирать и собирать ружье, и я классно это делаю!

И вот это самое ружье (между прочим, хорошеньких несколько кило), должно находиться при солдате днем, ночью, в ванной, в туалете – куда бы солдат ни подался. Если он в форме. Согласно уставу.

Мы, предки то есть, – безнадежные лапти, – все время обнаруживаем свое невежество и отсталость. Вот на автобусной станции в Иерусалиме мы встречаем ее, отпущенную в увольнительную на субботу. Вот она появляется, с огромным солдатским баулом на плече и с немалым рюкзаком за плечами. Ружье тоже на плече, и этих хрупких плеч явно не хватает для всего багажа, где бы еще взять парочку?

– Дай, подержу, – я протягиваю к ружью руку. В ответ – округлившиеся от возмущения глаза:

– Ты с ума сошла?!

Вообще то, что мы с отцом сошли с ума, мы узнаем теперь с перерывом в несколько минут. Например, вечером, в субботу она собралась встретиться с друзьями в баре, в Иерусалиме.

– Господи, неужели я сниму, наконец, эту зеленую робу и надену человеческую юбку! Но куда спрятать ружье?

– Пусть лежит себе в шкафу, – неосторожно предлагаю я.

– Ты с ума сошла?! А если в дом ворвутся враги?!

– Ну, запри в комнате, а ключ проглоти, – советует отец.

– Папа!!! Ты с ума сошел?! Дверь в комнату выбивается ударом ноги!

Отец вздыхает и замечает, что его служба в Перми, среди снегов и морозов, в казарме на 200 человек была гораздо проще…

Наконец, за Евой заезжает прямо со своей военной базы ее друг Шнеур, или попросту, Шнурик, и наш дом благословляется еще одним ружьем. Сейчас мы уже можем держать против врагов круговую оборону. Сначала оба ответственных стойких солдата, сидя на ковре, осматривают свои ружья (идиллия по-израильски), потом бродят по квартире, раскрывают шкафы и кладовки, придумывают тайники, пытаются просчитать логику врага. Ура, выход найден! Оба ружья-близнеца укладываются на бочок на дно ящика Евиного дивана, заваливаются одеялами и подушками, дверь в комнату запирается на ключ, который прячется в тайнике в кладовке.

И вот уже два радостных штатских обалдуя выскакивают из дому, чтобы успеть на автобус… Через час я слышу в кладовке копошение. Это муж что-то ищет.

– …Куда они запропастили ключ от ее комнаты, не знаешь? Я забыл там фломастеры, а мне до завтра…

– Ты с ума сошел?!! – кричу я.

……………………………………………………………………

Последним автобусом ребята возвращаются из Иерусалима. Из своей комнаты мы слышим, как закипает на кухне чайник, и часа полтора еще идет обсуждение достоинств легендарного диджея Габи, того, что столько лет классно давал всем прикурить в «Бочке», но потом пошел в отряд профессиональных спасателей (которыми славится Израиль), и погиб где-то в Бирме при исполнении обязанностей. А нынешний, Джекки… он – нет, не тянет…

Потом долго разыскивается тот самый ключ в кладовке, при этом роняется с полок все, что спокойно стояло там месяцами… Затем стелется в гостевой комнате постель для Шнурика… Шумит в душе вода… Наконец, каждый укладывается, потому что подниматься завтра в половине пятого и тремя автобусами добираться до базы – на другой конец страны, вернее, каждому – в свой конец своей небольшой страны, ибо курс молодого бойца они проходят на разных базах.

Утром гром будильника поднимает меня, отца, нашу собаку, соседей в квартирах под и над нашей…

И только два солдата, два защитника родины, спят по своим углам в обнимку со своими ружьями – сладко, надежно, беспробудно… Как дети.

2004 г» (Дина Ильинична Рубина. Ружьё для Евы. В сборнике «Их бин нервозо..»)

[7] Германия во время Первой мировой войны испытывала нехватку сырья и продовольствия. Во время Второй мировой войны она оказалась в похожей ситуации. Несмотря на то, что в сельское хозяйство вкладывались большие средства, производимой продукции было недостаточно, чтобы прокормить страну.

14 февраля 1940 года статс-секретарь Имперского министерства продовольствия и сельского хозяйства, будущий рейхсминистр (1942 – 1945) Герберт Бакке (1894, Батуми, - 1947) на генеральном совете по четырёхгодичному плану объявил, что такая ситуация ставит под угрозу пищевую промышленность Германии и может привести к её развалу, как в 1918 году. Бакке придерживался мнения, что проблема с питанием может быть решена за счёт Советского Союза. Но поскольку расчёты, сделанные управлением сельского хозяйства, показывали, что излишков в СССР не было, то была разработана специальная стратегия, с целью получения максимального количества продовольствия из деревень и одновременного приведения в действие национал-социалистической политики уничтожения. По утверждению историка Кристиана Герлаха, экономическая стратегия на Востоке была орудием массового истребления гражданского населения.

В качестве доказательства существования такой стратегии существует целый ряд документов из государственных и партийных штабов планирования, а также записи речей в министерстве. Наиболее важным доказательством существования плана голода является протокол заседания государственных секретарей. В этом документе, который отражает намерения ряда высокопоставленных должностных лиц и старших офицеров армии, идёт речь о записке, которая была составлена в рамках одной из встреч:

«Война может быть продолжена, только если вермахт на третьем году войны будет полностью обеспечиваться продовольствием из России» («Der Krieg ist nur weiter zu führen, wenn die gesamte Wehrmacht im 3. Kriegsjahr aus Rußland ernährt wird.»).

«При этом, безусловно, десятки миллионов людей умрут с голода, если мы заберём из страны всё для нас необходимое» («Hierbei werden zweifellos zig Millionen Menschen verhungern, wenn von uns das für uns Notwendige aus dem Lande herausgeholt wird.»).

Зерновые богатства Украины были особенно важны для самодостаточности Германии, но всё же Украина не производила достаточно зерна, чтобы решить продовольственные проблемы Германии.

Вывозя сельскохозяйственную продукцию с Украины с целью обеспечения рейха продовольствием, немецкое руководство также призвало к:

уничтожению лишнего населения (евреи, население в больших украинских городах);

экстремальному сокращению пайков, которые выделяются украинцам в остальных городах;

уменьшению затрат на питание сельского населения.

В ходе обсуждения плана Бакке отметил, что количество «лишнего населения» в России достигает 20—30 миллионов. Если лишить это население питания, то сэкономленное продовольствие может быть использовано для питания немецкой армии и немецкого населения. План предполагал, что увеличившееся за годы индустриализации городское население СССР будет лишено поставок продовольствия. Предполагалась большая смертность среди населения Советского Союза, десятки миллионов смертей ожидались в течение первого года немецкой оккупации. Голод должен был стать неотъемлемой частью оккупационной кампании.

«12 заповедей» Бакке о поведении немцев на Востоке и обращению с русскими. В частности, 11-я заповедь гласит: «Русский человек привык за сотни лет к бедности, голоду и непритязательности. Его желудок растяжим, поэтому не допускать никакой поддельной жалости…»

План голода привёл к массовой гибели гражданского населения и советских военнопленных, которые почти не получали питания. Например, евреям было запрещено приобретать яйца, масло, молоко, мясо, овощи. Так называемая «порция» для евреев в Минске и других городах в пределах контроля центральной группы армий была не более 420 килокалорий в день. Десятки тысяч евреев погибли от голода и его последствий в течение зимы 1941—1942 годов. Всего в результате реализации плана на оккупированной территории погибло от голода 4.2 миллиона советских граждан.

Советским военнопленным в 1941 году была установлена норма питания около 900 ккал в сутки, что почти вдвое меньше необходимого для выживания. Такая норма приводила к необратимой дистрофии и гибели человека от голода в течение нескольких месяцев. Таким образом, лагеря для советских военнопленных в первую половину войны были такими же лагерями уничтожения как и лагеря для евреев. Всего в немецких лагерях погибло, в первую очередь от голода, более трёх миллионов советских военнопленных, из них 2 миллиона умерло до февраля 1942 года, за 8 первых месяцев войны.

В итоге общие потери СССР от реализации плана голода составили не менее 7.5 миллионов человек .

Хотя план голода был разработан для Советского Союза, он был использован и в оккупированной Польше. По оценкам Рауля Хильберга (1926 – 2007), более полумиллиона польских евреев умерло в гетто из-за голода.

К середине 1941 года в Польше немецкое население получало 2613 килокалорий в день, поляки — 699 килокалорий и евреи в гетто — 184 килокалории. Еврейский рацион составлял 7,5 % ежедневной потребности в пище, польский рацион — 26 %. Поляки имели какие-то возможности добывать пищу самостоятельно, для евреев в гетто это было намного сложнее. Только рацион, выделенный немцам, содержал достаточное количество калорий.

В начале 1943 года, по оценке Ганса Франка (1900 – 1946), немецкого губернатора оккупированной Польши, около трёх миллионов поляков столкнулись с голодом в результате приведения плана в действие. В августе Варшава была полностью отрезана от поставок зерна. Только большой урожай в 1943 году и приближение восточного фронта в 1944 году спасли поляков от голода.

Западная Европа была третьей в немецком продовольственном списке, хотя она никогда не страдала от истребляющего голода, как Восток. Продовольствие поступало в Германию из Франции и других оккупированных стран на Западе.

Тем не менее, план голода не был полностью реализован. Немцам не хватало людских ресурсов для полноценного обеспечения «продовольственной блокады» советских городов, и они не смогли конфисковать все продукты питания для своих собственных целей.

Тем не менее, немцы смогли существенно пополнить свои запасы зерна, в особенности из зернохранилищ плодородной Украины и отрезали СССР от продовольственных источников Украины, что привело к масштабному голоду на советских территориях (наиболее сильно в Ленинграде, окруженном немецкими войсками, где во время блокады Ленинграда умерло около одного миллиона человек).

В конце 1943 года план привёл к стабилизации системы обеспечения продовольствием немецкого населения. Осенью 1943 года, впервые с начала войны, продовольственные пайки для немецких граждан, которые ранее были сокращены в несколько раз, были снова увеличены.

В 1942—43 годах оккупированная Европа поставляла Германии более одной пятой своего зерна, четверть производимых жиров и 30 процентов мяса.

Пауль Йозеф Гёббельс (1897 – 1945) писал в своих дневниках о плане голода. Он указывает, что основной принцип плана заключается в том, что «прежде чем в Германии наступит голод, голодать будет ряд других народов». А Герман Вильгельм Гёринг (1893 -1946) заявлял, что «если кому-то суждено умереть от голода, это будут другие, не немцы» и «...неважно сколько их умрёт, главное, чтобы от голода не умер ни один немец».

[8] Поскольку полная победа в генеральном сражении (которым должна была стать битва при Ватерберге 11 августа 1904 года) не была достигнута, генерал-лейтенант Адриан Дитрих Лотар фон Трота (1848 – 1920) приказал начать преследование повстанцев, ушедших в пустыню, с тем чтобы вынудить их дать бой и всё-таки осуществить разгром. Однако это было сопряжено с большими трудностями для шутцтруппе, а гереро уходили дальше и дальше, так что Трота принял решение оцепить границы пригодной для жизни территории, оставив африканцев погибать в пустыне от голода и жажды. Таким образом, именно на этом этапе произошёл переход от подавления восстания к геноциду. Причиной этого послужило опасение Трота, что восстание перетечёт в вялотекущую партизанскую войну, а любой исход, отличный от полного разгрома повстанцев, будет рассматриваться немецкими властями как поражение. То есть было два пути: либо шутцтруппе инициируют сражение и одерживают в нём окончательную победу, либо вытесняют восставших за пределы своей колонии. Поскольку первого достичь так и не удалось, был выбран второй путь; возможность переговоров и капитуляции Трота решительно отвергал. У гереро была возможность получить убежище в британской колонии Бечуаналенд на территории современной Ботсваны, но большинство при попытке попасть туда погибло в пустыне от голода и жажды или было убито немецкими солдатами.

Переходный момент ознаменовался знаменитой прокламацией Трота, опубликованной им 2 октября 1904 года:

Я, главнокомандующий немецких солдат, передаю это послание людям гереро. Гереро больше не принадлежат к Германии. Они совершали грабежи и убийства, отрезали носы, уши и другие части тела раненым солдатам, а теперь из трусости отказываются сражаться. Я объявляю: тот, кто доставит пленного командира на одну из моих станций, получит тысячу марок, а тот, кто доставит самого Самуэля Магереро {1856 – 1920, верховного вождя с 1890 – Ю.С.}, получит пять тысяч марок. Все люди гереро должны покинуть эту землю. Если они этого не сделают, я заставлю их своими большими пушками (артиллерией). Любой мужчина гереро, обнаруженный в пределах немецких владений, будь он вооружён или безоружен, со скотом или без, будет застрелен. Я не буду принимать больше ни детей, ни женщин, а буду отправлять их обратно к своим соплеменникам или буду стрелять в них. И это моё слово людям гереро.

Кроме того, Трота опубликовал и дополнительное разъяснение для своих солдат:

Эту прокламацию надлежит огласить нашим солдатам на перекличке, с дополнением, что подразделение, захватившее командира, получит надлежащее вознаграждение, а под «стрелять в женщин и детей» следует понимать стрельбу поверх их голов, чтобы заставить их бежать. Я уверен, что после этой прокламации мы больше не будем брать пленников-мужчин, но зверства в отношении женщин и детей недопустимы. Они убегают, если выстрелить несколько раз в их направлении. Мы не должны забывать о хорошей репутации немецкого солдата.

По факту на этот момент уже велись массовые убийства гереро, как правило, уже потерявших способность к активному сопротивлению. Об этом имеются многочисленные свидетельства, хотя большая часть их была использована Британией в конце Первой Мировой войны для дискредитации образа Германии, поэтому они не всегда полностью объективны.

Глава генштаба немецкой армии (1891 – 1905), граф Альфред фон Шлиффен (1833 – 1913) признал, что экономически более выгодно использовать рабский труд гереро, нежели полностью уничтожать их, и вскоре оставшиеся сдавшиеся или захваченные в плен были заключены в концлагеря, где их заставляли работать на немецких предпринимателей. Так, труд заключённых использовался частной алмазодобывающей компанией, а также для строительства железной дороги в районы добычи меди. Многие погибли от непосильного труда и истощения. Как отмечало в 2004 году немецкое радио Deutsche Welle, именно в Намибии немцы впервые в истории применили метод содержания заключенных мужчин, женщин и детей в концлагеря.

[9] Чтобы держать многомиллионное население Конго под контролем, использовались «Общественные силы» (фр. Force Publique) — частная армия, сформированная из ряда местных воинственных племён, под командованием европейских офицеров.

В стране царил режим вооруженного грабежа населения, активного расхищения наиболее доступных для эксплуатации естественных богатств. За невыполнение поставок слоновой кости, каучука, продовольствия, за отказ выполнять трудовую повинность власти истребляли местных жителей, сжигали селения, опустошали целые районы. Условия работы на каучуковых плантациях были крайне тяжелыми: сотни тысяч людей гибли от голода и эпидемий. Зачастую, чтобы принудить местных жителей к работе, власти колонии брали в заложники женщин и держали их под арестом в течение всего сезона сбора каучука. В экономическом плане властям в итоге удалось существенно увеличить производство каучука. По данным бельгийских источников, в 1887 году объём производства каучука в Конго составлял около 30 тонн, через 10 лет к 1897 году он увеличился в 40 с лишним раз (около 1300 тонн), а в 1903 году составлял уже около 5900 тонн.

Система жесточайшей эксплуатации привела к сокращению численности населения Конго с 30 миллионов в 1884 году до 15 миллионов в 1915 году. За малейшую провинность работников калечили и убивали. От бойцов «Общественных сил» в качестве доказательства «целевого» расхода патронов во время карательных операций требовалось предъявлять отрубленные руки убитых. Доходы от эксплуатации Конго король направлял, в частности, на содержание своей любовницы Бланш Зели Жозефины Делакруа (Каролины Лакруа, 1883 – 1948), прозванной журналистами «королевой Конго» (la reine du Congo). Бельгийские власти в некоторой степени попустительствовали тому, чтобы в прессе жестокое обращение с конголезскими племенами получало объяснение как реакция на жестокости самих конголезцев, поскольку в регионе бассейна Конго проживали племена, практиковавшие каннибализм.

Внимание общественности к проблеме Конго привлёк сначала Джозеф Конрад (Юзеф Теодор Конрад (Фёдор Апполонович) Коженёвский, 1857 – 1924) в повести «Сердце тьмы» (1899), а затем доклад 1904 года дипломата сэра Роджера Дэвида Кейсмента (1864 – 1916), тогда британского консула в Боме, и работа основанного им Общества по проведению реформ в Конго во главе с журналистом Эдмундом Дином Морелом (1873 – 1924).

[10] На острове Наргин в Каспийском море, близ Баку был расположен крупный лагерь для турецких военнопленных, число которых составляло здесь несколько десятков тысяч человек. Кроме турецких солдат и офицеров, в лагере содержались также небольшие группы германских и австро-венгерских военнопленных. Военнопленные влачили в лагере жалкое существование. Так, когда осенью 1917 года остров посетил врач Нариман Кербалаи Наджаф оглы Нариманов (1870 – 1925, будущий нарком иностранных дел (1920—1921) и председатель СНК Азербайджанской ССР (1920—1922)), он стал свидетелем того, как на острове жили голодные и исхудавшие человеческие существа, спавшие на голых камнях и скалах. В докладной записке, направленной Бакинской городской думе, Нариманов писал, что ежедневно на острове от тифа и других заболеваний погибает 40-45 человек. В это время на острове, по словам Нариманова, находилось ещё 6-7 тысяч человек. Основной причиной гибели военнопленных был недостаток воды и пищи.

Концентрационные лагеря для депортированных армян создавались властями Османской империи в 1915 году, на пути следования караванов депортированных армян в Сирию и Месопотамию. Такие лагеря существовали в 1915 —1919 годах в Хаме, Хомсе и под Дамаском (Сирия), а также в районе городов Эль-Баб, Мескене, Ракка, Зиарет, Семга, Рас-ул-Айн и в конечном пункте движения караванов — Дейр-эз-Зоре (Дейр-эз-Зорский лагерь).

В этих лагерях люди содержались под открытым небом, без воды и пищи. Именно голод и эпидемии, по свидетельствам очевидцев, стали причиной высокой смертности, в особенности среди детей. В марте 1916 турецкое правительство решило уничтожить оставшихся в живых депортированных армян. К этому времени в лагерях вдоль Евфрата и в Дейр эз-Зоре оставалось до 200 тысяч человек. В августе 1916 их депортировали в направлении Мосула, где людей уничтожали в пустынях Марате и Сувар; в ряде мест женщин, стариков и детей загоняли в пещеры и сжигали заживо. К концу 1916 лагеря вдоль Евфрата перестали существовать. Оставшиеся в живых в последующие годы обосновались в Киликии, перебрались в страны Европы и Ближнего Востока.

Пытка военнопленного в немецком лагере

Адольф Гитлер в начале февраля 1919 года записывается добровольцем в службу охраны лагеря для военнопленных, находившегося близ Траунштайна неподалёку от австрийской границы. Примерно месяц спустя военнопленных — несколько сотен французских и русских солдат — выпустили, а лагерь вместе с его охраной расформировали.

В начале Первой мировой войны австро-венгерскими властями были созданы концентрационные лагеря, так как тюрьмы оказались переполненными. Основными были лагеря в Талергофе в Штирии и в Терезине в Северной Чехии. С началом войны в Австро-Венгрии была с новой силой развязана борьба с галицкими русофилами среди русинов. Борьба против русинской интеллигенции и крестьян, заподозренных в симпатиях к Российской Империи или просто считающих себя русскими, проводилась и раньше, но с началом войны она обрела массовые масштабы. Русинов стали помещать под стражу, а иногда и расстреливать без суда и следствия.

Несколько тысяч русинов содержались в Терезинской крепости, где их использовали на тяжёлых работах, и затем этапировали в Талергоф. Заключённые в Талергофском лагере находились в ужасных условиях. Так, до зимы 1915 года там не хватало на всех бараков и минимальных санитарных условий, для жилья отводились ангары, сараи и палатки. Узники подвергались издевательствам и побоям. В официальном рапорте фельдмаршала Шлеера (Schleier) от 9 ноября 1914 года сообщалось, что в Талергофе в то время находилось 5700 русинов. Всего через Талергоф с 4 сентября 1914 до 10 мая 1917 прошло не менее 20 тысяч галичан и буковинцев. Только в первые полтора года погибло около 3 тысяч заключённых. Всего же, по некоторым оценкам, во время Первой мировой войны было уничтожено не меньше 60 тысяч русинов.

Кроме всего прочего, интернированию в Талергоф были подвергнуты граждане стран Антанты, на момент объявления войны находившиеся на австрийской территории (туристы, студенты, коммерсанты и т. д.)

Заключению в концентрационные лагеря подвергались также сербы. Так, именно в Терезинской крепости содержался Гаврило Принцип (). Сербское гражданское население находилось в концлагерях Добож (46 тысяч), Арад, Нежидер, Дьор.

[11] После подавления горских волнений адыгским народам Причерноморья было предложено либо принять подданство России, либо переселиться на оставшиеся османские территории. Не менее 200 тыс. черкесов предпочли эмигрировать. По другим источникам, итоги переселения были таковы: шапсугов было 300 тыс. — осталось 1983 человек; абадзехов 260 тыс. — осталось 14660; натухайцев 240 тыс. – 175, темиргоевцев 80тыс. — 3140, бжедугов 60 тыс. — 15263, махошевцев 8 тыс. — 1204, адамиевцев 3 тыс. — 230, жанеевцев, убыхов не осталось ни одного человека. Так образовалась черкесская диаспора на Балканах и в странах Передней Азии. Хотя целенаправленный геноцид адыгского населения российскими властями с применением орудий убийства не проводился, однако скученность, поспешность, а также плохая организованность в стране приёма (Османская империя) привели к повышенной смертности среди эмигрантов. Сейчас из 2,5 миллионов черкесов мира 1,5 (по другим данным, 2,5) миллиона живут в Турции, 700 тысяч в России, 120 тысяч в Иордании. С 1992 года общественные организации и (поначалу) правительства Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкессии и Адыгеи периодически обращаются к центральной государственной власти с просьбами о признании геноцида. В 1994 Президент Борис Ельцин признал оправданность сопротивления черкесов российским войскам, но не факт геноцида. Во всех трех республиках 21 мая (день конца Кавказской войны) объявлен траурным и нерабочим (Черкесский день траура). Во время своей пятой сессии 15−17 июня 1997 года Организация наций и народов, не имеющих представительства приняла специальную «Резолюцию по положению Черкесского народа», в которой постановила, что геноцид был, и Россия должна предоставить черкесам двойное гражданство и условия для возвращения на родину. Что интересно, так это то, что факт геноцида признало только две страны, и по некоторой иронии, - это Абхазия (населенная родственным черкесам народом) Постановлением от 15 октября 1997 года («Признать массовое истребление и изгнание абхазов (абаза) в XIX веке в Османскую империю геноцидом — тягчайшим преступлением против человечества»)[11] и Грузия (опиравшаяся на черкесов как противовес России на Кавказе) 20 мая 2011 года парламентской резолюцией. Черкесские националисты претендуют на земли исторической Черкесии (1840-х годов), на которых построен городская агломерация Сочи (построенного как античеркесский форт Александрия), и на большую часть Российского Причерноморья (территории Адыгеи, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, частей Ставропольского и Краснодарского краев). В Адыгее на 2012 год – 63% населения – русские, 25 – адыги, 3 – армяне. В Карачаево-Черкесии – абазин (7,8%) и черкесов (11,9) в совокупности меньше 20%. Самый многочисленный адыгский этнос Ставрополья – кабардинцы (0,29%) (пятнадцатый по численности этнос между осетинами и аварцами, в Кабардино-Балкарии – 58%, единственный регион с доминированием адыгского населения), далее абазины (0,13). В Краснодарском крае ситуация такая же – 0,26% адыгейцев (8 по численности этнос между белорусами и цыганами), 0,1 черкесов.