Место психоанализа в истории психологии

В наше время термин «психоанализ*» известен всем, как и имя его создателя - Зигмунда Фрейда. В то время как другие выдающиеся фигуры в истории психологии - Фехнер, Вундт, Титченер - в целом мало известны за ее пределами, Фрейду удалось снискать популярность среди самых широких слоев читающей публики. Через 40 лет после его смерти журнал «Ньюсвик» отмечал, что идеи Фрейда настолько глубоко проникли в наше сознание, что «уже трудно представить себе двадцатый век без него» (30 ноября 1981 г.). Он принадлежит к той немногочисленной когорте мыслителей, которым суждено было коренным образом изменить наши представления о самих себе.

Фрейд однажды высказал мнение, что за всю свою историю человечество испытало три значительных удара по своему коллективному эго. Первый такой удар был нанесен польским астрономом Николаем Коперником (1473-1543), который доказал, что Земля не является центром Вселенной; она всего лишь одна из множества планет, вращающихся вокруг Солнца. Вторым откровением стало в XIX веке учение Чарльза Дарвина, показавшего, что человек не является уникальным, отличным от всего живого видом и потому не может претендовать на какое-то особое место в мире. Он не более чем один из высокоорганизованных видов животных, которые, в свою очередь, возникли в ходе эволюции из более низких форм жизни.

Третий удар нанес сам Зигмунд Фрейд, провозгласив, что мы не в состоянии полностью контролировать собственную жизнь при помощи разума. Напротив, мы - игрушка в руках бессознательных сил, не подвластных контролю сознания. Таким образом, «Коперник переместил человечество из центра мира на его окраину, Дарвин заставил его признать свое родство с животными, а Фрейд доказал, что рассудок не является хозяином в собственном доме» (Gay. 1988. P. 580).

Становление психоанализа по времени совпадает с развитием других известных школ в психологии. Так, например, в 1895 году, то есть в год выхода в свет первой книги Фрейда и формального начала этого движения, ситуация была следующей: Вундту исполнилось 63 года, а Титченеру еще только 28. Он всего лишь два года работал в Корнел-лском университете и только приступил к разработке своей структурной психологии. Дух функционализма безраздельно господствовал в Соединенных Штатах. Еще не было ни бихевиоризма, ни гештальтпсихологии, Уотсону исполнилось 17 лет, а Вертхеймеру вообще еще только 15.

Однако, ко времени смерти Фрейда, в 1939 году, ситуация существенно изменилась. Вундтовская психология, структурализм Титченера и функциональная психология - уже достояние истории. Гештальт-психология пришла из Германии и быстро завоевала популярность, но безраздельным лидером американской психологии, безусловно, был бихевиоризм.

Несмотря на все разногласия, рассмотренные нами прежде школы исходили из одного и того же академического наследия: в значительной мере все они черпали вдохновение в работах Вундта. Их понятия и методы рождались в лабораториях, библиотеках и лекционных аудиториях. Они отстаивали идеал чистой науки. Напротив, психоанализ не имел никакого отношения ни к университетским аудиториям, ни к идеалу чистой науки. Он произрастал в недрах психиатрической традиции, видевшей свою задачу в том, чтобы помогать тем людям, которых общество отвергло как «психически больных». Именно поэтому психоанализ никогда не был психологической школой в собственном смысле слова. Точнее, не был школой, сопоставимой с другими школами.

Психоанализ с самого начала выбивался из основного русла психологической мысли по своим целям, интересам и методам. Его предметом было аномальное поведение, что сравнительно мало интересовало остальные школы; исходным методом - клиническое наблюдение, а не контролируемый лабораторный эксперимент. И, кроме того, психоанализ преимущественно интересовался бессознательным - темой, которая практически игнорировалась прочими школами.

Вундт и Титченер не включали бессознательное в свои системы по одной простой причине: оно недоступно интроспекции. А раз так, то его и невозможно свести к каким-либо элементарным компонентам. Для функционализма с его исключительным вниманием к сфере сознания бессознательное также не представляло особого интереса. В обширном учебнике по психологии Энджелла, вышедшем в 1904 году, бессознательному уделено не более двух страниц. В учебнике Вудворта 1921 года сказано немногим больше: этот вопрос рассматривается там, скорее, как некоторое недоразумение. И уж, конечно, в бихевиористской системе Уотсона для бессознательного не могло найтись места более, чем для сознания. Он трактует бессознательное как всего лишь невер-бализованные действия индивида. Понятно, что подобные явления не могут играть в его системе никакой существенной роли.

Но тем не менее, есть все же нечто, что роднит психоанализ с базовыми характеристиками функционализма и бихевиоризма. Все они испытали на себе значительное влияние <духа механицизма>, работ Фехнера в области психофизики и эволюционных идей Дарвина.

Предшествующие влияния

На развитие психоаналитического движения существенное влияние оказали два источника:

1) философские концепции бессознательных психических феноменов и

2) работы в сфере психопатологии.

Теории бессознательного мышления

В самом начале XVIII века немецкий философ и математик Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646-1716) разработал концепцию, названную им монадологией*. Монады, по мысли Лейбница, представляют собой единичные элементы реальности, отличные от физических атомов. Монады состоят не из материи в обычном смысле слова. Каждая монада представляет собой непротяженную психическую сущность. Хотя они и имеют психическую природу, тем не менее им присущи и некоторые свойства физической материи. Когда достаточное количество монад соединяются вместе, они образуют протяженные объекты.

Монады можно уподобить актам восприятия. С точки зрения Лейбница, активность монад, всецело протекающая в сфере идеального, психических актов, имеет различную степень сознательности: от почти полностью бессознательного до ясного и четкого сознания. Низшие уровни сознания называются малыми перцепциями, их сознательная реализация получила названия апперцепции.

Спустя столетие немецкий философ и педагог Иоганн Фридрих Гербарт (1776-1841) развил эту лейбницевскую идею. Он сформулировал концепцию порога сознания*. Находясь под влиянием общего механического духа эпохи, Гербарт полагал, что «идеи воздействуют друг на друга подобно механическим силам» (цит. по: Hoffman, Cohran & Nead. 1990. P. 185).

По Гербарту, идеи, находящиеся ниже определенного порога, бессознательны, Когда идея поднимается до уровня сознания, она аппер-цептируется (если пользоваться лейбницевским термином). Но Гербарт пошел дальше. Для того, чтобы та или иная идея могла подняться до уровня сознания, она должна быть сопоставима с теми идеями, которые уже находятся в сфере сознания. Несовместимые идеи не могут находиться в сознании одновременно. Идеи, противоречащие уже имеющимся в сознании, вытесняются.

Вытесненные идеи находятся ниже порога сознания. Они во многом подобны малым перцепциям Лейбница. Согласно воззрениям Гербарта, различные идеи конкурируют между собой за возможность сознательной реализации. Он даже предложил математические формулы, позволяющие вычислить механику движения идей на пути к сфере сознания.

Густав Фехнер также оказал значительное влияние на развитие теорий бессознательного. Как и Гербарт, он также использовал понятие порога. Это ему принадлежит образ психики как айсберга, который произвел столь сильное впечатление на Фрейда, Фехнер считал, что, подобно айсбергу, большая часть психической деятельности скрыта под поверхностью сознания и подвержена воздействию ненаблюдаемых сил.

Весьма любопытно, что работы Фехнера, столь значимые для экспериментальной психологии, оказались также и в числе предпосылок психоанализа. Фрейд цитировал книгу Фехнера «Элементы психофизики» (Elemente der Psychophisik) в ряде своих работ. Некоторые важные моменты его концепции (принцип удовольствия, понятие психической энергии, интерес к изучению агрессии) также берут начало из фехнеровских разработок. Как пишет об этом один из биографов Фрейда, «Фехнер был единственным психологом, от которого Фрейд позаимствовал кое-какие идеи» (Jones. 1957. P. 268).

Разного рода представления о бессознательном составляли важную часть общего интеллектуального климата в Европе 80-х годов XVIII столетия. Именно в это время Фрейд начинал свою клиническую практику. Причем бессознательное было предметом интереса не только профессионалов; широкая публика тоже любила порассуждать на эту тему. Книга Э. фон Гартмана «Философия бессознательного» (Die philosophishen Crundlagen der Natunvissenschaften, 1869-1884 гг.) была столь популярна, что выдержала девять изданий в период с 1869 по 1882 годы. В 70-х годах XIX века появилось еще, по крайней мере, полдюжины других работ, содержавших в названии слово «бессознательное».

Таким образом, Фрейд не был первым, кто всерьез заговорил о бессознательном в человеческой психике. Напротив, он сам полагал, что философы до него уже многое сделали в этой области. То новое, на что претендовал именно он, касалось способов исследования бессознательного.

Исследования по психопатологии

Мы уже имели случай убедиться, что любое новое движение нуждается в каком-то противнике, в чем-то, с чем можно сражаться и от чего можно отталкиваться для обретения начального импульса движения. Но поскольку психоанализ развивался вне русла академической мысли, то и оппонентом его стала не вундтовская психология и не какая-либо иная из существовавших в то время в психологии школ. Для того, чтобы найти противника, которому противостоял Фрейд, нам придется обратиться к сфере его непосредственной профессиональной деятельности - исследованию природы и лечения психических расстройств.

История лечения душевных расстройств выглядит столь же захватывающе, сколь и удручающе. Первые упоминания о душевных болезнях относятся к 2100 до н. э. (Brems.Tbeverin & Routh. 1991). Жители Древнего Вавилона верили, что душевные недуги возникают из-за того, что человеком овладевает демон. Их лечение, впрочем, было довольно гуманным и сочетало в себе магию и молитвы.

Древние иудеи расценивали такие недуги как наказание за грехи. Они полагались при лечении на магию и молитву. Греческие философы - Сократ, Платон и Аристотель - считали, что причина душевных расстройств кроется в нарушении упорядоченности мыслительного процесса. А потому они рассчитывали на лечебную силу и убедительность разумных аргументов.

По мере распространения и упрочения в Европе христианства в IV веке, к психическим расстройствам вновь стали относиться как к чему-то, достойному осуждения, как к одержимости бесами и дьяволом. А потому надлежащее, с точки зрения церкви, лечение представляло собой сочетание морального и религиозного осуждения, пыток и других мучительных, варварских процедур по изгнанию бесов. С начала XV века и на протяжении трех последующих столетий печально известная своей жестокостью инквизиция сурово преследовала еретиков и колдунов, притом признаки, по которым последних можно было узнать, представляли собой, по существу, детальное описание симптомов душевных расстройств. Единственным же лечением, похоже, оставались жестокие пытки и мучения.

К XVIII веку душевные болезни стали рассматривать просто как иррациональное поведение. За это уже не предавали казни, а помещали несчастных больных в лечебницы, больше походившие на тюрьмы. Никакого лечения, собственно, и не предполагалось. Людей просто держали на привязи, в цепях, а иногда выставляли на всеобщее обозрение, словно животных в зоопарке.