Значение социологических идей Парето

Общепризнано, что Парето принадлежит к числу классиков социологии. Он внес важный вклад в формирование представления об обществе как системе. Этот вклад состоит, в частности, в разработке концепции равновесия, взаимодействия и взаимозависимости всех элементов социальной системы, в отрицании односторонних и универсальных причинно-следственных связей между элементами, наконец, в положении о том, что каждый элемент может быть понят только в свете той роли, которую он играет по отношению к другим частям социальной системы. Последнее положение позволяет видеть в Парето одного из основоположников структурно-функционального анализа в социологии.

Важное научное значение имел осуществленный в трудах Парето анализ человеческих действий и их мотивов. Термины «логические» и «нелогические действия», «осадки» и «деривации» впоследствии практически не использовались в социологии. Тем не менее, анализ самих явлений, обозначаемых этими терминами,  открыл для социологов существенную роль иррациональных и эмоциональных факторов социального поведения, разного рода предрасположений, установок, предрассудков, стереотипов, сознательно и бессознательно маскируемых и рационализируемых в «идеологиях», «теориях», верованиях и т. п. Тот факт, что именно такого рода эмоциональные факторы часто гораздо эффективнее, чем логическая аргументация, побуждают человека массы к активным действиям, в настоящее время широко признан в политологии, теории пропаганды и массовой коммуникации.

Парето впервые разработал развернутую теорию элиты. Он описал некоторые социально-психические характеристики элитарных групп и такие черты массы, как авторитарность, нетерпимость и неофобия. В своей концепции циркуляции элит он обосновал необходимость социальной мобильности для поддержания социального равновесия и оптимального функционирования социальных систем.

Разработка теории элиты парадоксальным образом способствовала углублению и уточнению представления о демократии, столь нелюбимой самим Парето. Понимание истинного места элиты в обществе позволило перейти от бессодержательных и туманных положений о «подлинной» демократии как о власти Самого Народа, о Самоуправлении Народа, к представлению о демократии, в частности, как о специфической открытой системе формирования «циркулирующих» элит, публично и в равных условиях конкурирующих между собой за авторитет и власть в обществе.

Правда, теория элиты у Парето отчасти входит в противоречие с его системной ориентацией. Он склонен не столько из социальных систем выводить особенности элит, сколько, наоборот, рассматривать социальные системы как следствие психических черт и деятельности элитарных групп. Между тем, способы рекрутирования, функционирование и смена элит — это не самодовлеющие явления и процессы. Они различны в различных социальных системах, поскольку обусловлены последними; вершина социальной пирамиды определяется ее основанием, всей ее конфигурацией.

Социально-практическое влияние  социологических идей Парето трудно отделить от влияния его многочисленных публицистических работ. Парето постоянно выступал не столько «за», сколько «против». Он ревностно стремился избавиться от всех предрассудков, и это необходимое условие поиска научной истины. Но подобный поиск совсем не обязательно требовал от него фанатичной и злобной критики таких «предрассудков», как демократия, свобода, гуманизм. Напротив, как показывает исторический опыт, без утверждения в обществе этих и подобных им ценностей никакая «логико-экспериментальная наука», столь любезная сердцу итальянского социолога, невозможна. Карл Поппер очень точно высказался о Парето: «Если бы он смог заметить, что он сам фактически выбирал не между предубеждением и отсутствием предубеждения, а только между гуманистическим предубеждением и предубеждением антигуманистическим, то он, пожалуй, в меньшей степени ощущал бы свое превосходство» [9, 375].

Будучи, по его собственному выражению, «атеистом всех религий», Парето стремился избавиться и от тех предрассудков, на которых вырос фашизм. В своем «Трактате», в частности, он осуждает такие идеологии, как национализм, империализм, расизм, антисемитизм. Но основное внимание он уделил «разоблачению» господствующей в его время либерально-демократической идеологии: в результате оказалось, что у него и у Муссолини имеется один общий заклятый враг. Парето теоретически  развенчивал те антитоталитарные ценности, которые затем практически  подавлял фашизм.

Таким образом, вклад Парето в идеологию фашизма состоял не столько в позитивной разработке этой идеологии, сколько в критике той идеологии, которая противостояла фашизму и другим формам тоталитаризма.

Как уже отмечалось, Парето выразил сдержанную поддержку фашистскому режиму, установившемуся в Италии незадолго до его смерти. При этом важно иметь в виду, что новый режим в Италии не сразу проявил свои отвратительные черты, и некоторые представители либеральной интеллигенции вначале увидели в нем благотворную силу, способную вывести страну из кризиса. Например, известный итальянский философ Бенедетто Кроче, ставший одним из лидеров либеральной оппозиции фашизму, вначале также выразил поддержку новому режиму.

Не вызывает сомнений, что если бы Парето пришлось дольше прожить при фашизме, ему бы многое в нем не понравилось. В одной из статей, написанной уже при новом режиме, он отмечал, что фашизм должен избегать таких опасных для общества явлений, как военные авантюры, ограничение свободы прессы и свободы в системе образования. Эти предупреждения показывают, насколько плохо Парето понял природу фашизма: ведь он предостерегает фашизм как раз от того, что составляет его сущность и без чего он перестает быть самим собой. Такого рода предостережения — типичный пример тех самых «нелогических действий», о которых так много писал итальянский социолог.

Тема «Парето и фашизм» чрезвычайно поучительна, так как позволяет лучше понять тему ответственности социолога за содержание своих научных выводов и политических выступлений. На примере Парето мы видим, как выдающийся ученый, всю жизнь стремившийся ниспровергать всех богов, в конце концов оказался в плену самого отвратительного из них.

Литература

1. Селигмен Б.  Основные течения современной экономической мысли. М., 1968.

2. Pareto V.  Traiffi de sociologie gimurale // Pareto V. Oeuvres complntes. Geimve, 1968. T. XII.

3. Маркс К.  Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 40.

4. Макиавелли Н.  Избр. сочинения. М., 1982.

5. Romans G. and Curtis  С. Л An Introduction to Pareto. N. Y., 1970.

6. Bousquet G. H.  Pareto (1848–1923). Le savant et l'homme. Lausanne, 1960.

7. Parsons T.  The Structure of Social Action. N. Y., 1937. Ch. V, VI.

8. Pareto V.  Manuel d'uconomie politique. P., 1909.

9. Поппер К.  Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. П.

[1] При этом «естественное состояние» часто понималось не как результат действия собственно природных сил, а как в конечном счете творение божественной воли.

[2] Об одном из них, К. Марксе, Ф. Энгельс говорил, что целью его жизни, наряду с созданием коммунистической партии, было «научное изучение так называемого социального вопроса…» [13, 377].

[3] Выражая умонастроение многих мыслителей и реформаторов ХГХ в, французский писатель, автор утопических коммунистических проектов Э. Кабе, писал «Если зги пороки и несчастья не являются результатом воли Природы, надо, стало быть, искать причину в другом месте Не содержится ли зга причина в плохой организации Общества?» [цит. По: 14, 34].

[4] Деонтология — раздел этики, изучающий проблемы долга и должного. Термин «деонтология» введен английским этиком-утилитаристом И. Бентамом  (1748–1832).

[5] При этом техника и механика, объединяющая в себе науку и искусство, понимались не как господство и произвол человека над природой, а как высвобождение ее собственных сил и потенций путем искусного подчинения ей. «Знание и могущество человека совпадают, ибо незнание причины затрудняет действие. Природа побеждается только подчинением ей, и то, что в созерцании представляется причиной, в действии представляется правилом», — утверждал Ф. Бэкон [34,12].

[6] Взгляды Конта на вклад различных мыслителей в создание социологии изложены, в частности, в 47-й лекции его «Курса» [2, 225–286].

[7] Последнее значение нами уточнено и исправлено по изданию [5,65–66].

[8] Возникшее в Париже Общество пролетариев-позитивистов, последователей Конта, в 1870 г. было принято на правах секции в Интернационал. Хотя Генеральный Совет Интернационала подверг резкой критике программу Общества, оно было принято с учетом его рабочего состава. См. об этом письмо К. Маркса Ф. Энгельсу от 19 марта 1870 г. [11,381].

[9] Как жаловался один из выдающихся неортодоксальных последователей Маркса Антонио Грамши, «марксистские», «по-марксистски» — эти прилагательное и наречие стерты, как монеты, прошедшие через слишком многие руки» [3,42].

[10] В этом советском издании французское слово «formation», употребляемое Марксом (письмо написано по-французски), переведено как «образование», по-видимому, с целью не засорять термин «формация» «липшими» значениями и сохранить его исключительно для принятой в советском марксизме «пятичленки», деления всемирной истории на пять формаций-эпох: первобытнообщинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую и коммунистическую, состоящую из двух фаз: социалистической и «высшей», собственно коммунистической.

[11] Последний термин из «Немецкой идеологии» в том же издании также переведен как «образование», очевидно, с той же целью, что и в предыдущем случае [1, т. 3, 37].

[12] Слово «эволюция» имеет два значения: во-первых, всякое развитие вообще, независимо от того, как оно понимается; во-вторых, постепенное, непрерывное, медленное развитие. Здесь слово используется в первом значении.

[13] См., в частности, его произведения в русских переводах: Век Возрождения / Пер. с фр. Н. М. Горбова., М., 1913; Кандагарские любовники / Пер. с фр. И. Мандельштам. Пг., 1923; Влюбленные из Кандагара. (Тот же рассказ в переводе Рюрика Ивнева.) М.; Л., 1926; Великий чародей / Пер. с фр. Р. М. Ивнева. Л., 1926.

[14] «Краснокожие», по Гобино, — результат смешения «желтой» и «черной» рас.

[15] Гобино подвергает критике европоцентристские оценки других народов: «Из-за того, что внешний облик их цивилизаций не напоминает наш собственный, мы склонны часто поспешно заключать, что либо они варвары, либо они ниже нас в достоинствах. Нет ничего более поверхностного и, следовательно, более подозрительного, чем заключение, сделанное из подобных оснований» [там же, 149]. Такие суждения не противоречат его утверждению относительно превосходства «белой» расы; ведь с его точки зрения все цивилизации, как европейские, так и неевропейские, созданы прежде всего ее усилиями.

[16] Под головным указателем в антропологии понимается процентное отношение наибольшей ширины головы к ее наибольшей длине. Понятие было введено шведским анатомом А. Ретциусом в 40-х годах XIX в.

[17] Отсюда каламбур ученика и последователя Дюркгейма С. Бутле: «Дюркгеймизм — это еще и кантизм, пересмотренный и дополненный контизмом» [2,283].

[18] По словам Дюркгейма, «при умелом применении теория Спенсера очень плодотворна» [3,93].

[19] Ср.: «Хотя эти законы никогда не могут противоречить законам индивидуального сознания, однако, они отнюдь не содержатся… в последних, совершенно так же, как и законы обмена веществ, например, в организмах не содержатся в общих законах сродства тел» [10,14]. Такой же тип рассуждений весьма характерен и для Дюркгейма.

[20] Дюркгейм писал своему ученику и последователю Ж. Дави: «Отойдя от философии, я стремлюсь к тому, чтобы к ней вернуться, вернее, я все время возвращался к ней самой природой вопросов, с которыми сталкивался на своем пути» (пит. по: [14, IX]).

[21] В 1911 г. на Международном философском конгрессе в Болонье он сделал специальный доклад, посвященный этой проблематике (см.: [20]).

[22] «Совокупность верований и чувств, общих в среднем членам одного и того же общества, образует определенную систему, имеющую свою собственную жизнь; ее можно назвать коллективным или общим сознанием»  [7, 80].

[23] Понятие «органического» при этом несло с собой двойную положительную ассоциацию: оно ассоциировалось, с одной стороны, с «органическими» периодами в социальном развитии в понимании Сен-Симона и Конта, с другой — с популярными в то время биоорганическими аналогиями.

[24] Эта проблема до конца жизни волновала Дюркгейма не только как ученого, но и как гражданина. «…Прежние боги стареют или умирают, а новые не родились», — с тревогой писал он в 1912 г. [23,610–611].

[25] Дюркгейм указывает и на четвертый тип самоубийства — фаталистский, который должен служить симметричным антиподом анемического самоубийства, но не рассматривает его специально вследствие его незначительной распространенности.

[26] Это была его вторая попытка подобного рода. Первая была им предпринята в 1903 году совместно с учеником Дюркгейма Марселем Моссом большой статье «О некоторых первобытных формах классификации» [25].

[27] При этом в области общего мировоззрения Парето был антиподом Вальраса.

[28] Исторический материализм, согласно Парето, «заключает в себе часть истины, которая состоит в существовании взаимной зависимости экономики и других социальных явлений. Ошибка состоит в превращении этой взаимозависимости в отношение причины и следствия» [2, § 829].

[29] Сам Парето называл себя «атеистом всех религий». Эта самохарактеристика любопытным образом перекликается с позицией молодого Маркса, выраженной им словами эсхиловского Прометея: «По правде, всех богов я ненавижу» [3,153].

[30] Парето утверждал это 6 июля 1917 г. в речи по случаю 25-й годовщины его назначения на должность профессора Лозаннского университета. Опубликовано в качестве приложения к книге [5,299].

[31] Термин «экспериментальный» в итальянском и французском языках шире, чем в русском, и включает в себя не только собственно «эксперимент» как некое манипулирование исследуемыми объектами, но и область фактов (ср. понятие «экспериментальная реальность» у Парето) и методично осуществляемое наблюдение этих фактов. Этот термин примерно соответствует русскому «опытный» в широком смысле слова.

[32] Понятие «чувства» («sentimenti», «sentiments») он интерпретирует очень широко, включая в него, по существу, и мнения, установки, стереотипы, предрассудки и т. п.

[33] Модное в то время понятие инстинкта у Парето, так же, впрочем, как и у многих его современников, например у У. Джемса и У. Мак-Дугалла, не очень определенно и выступает в качестве некого автоматически действующего импульса. Оно, однако, не является у него чисто биологическим, оно включает в себя и значение ценностной установки. «Интересы» Парето определяет как вызванное инстинктом и разумом стремление индивидов и групп «присвоить полезные материальные блага или только приятные для жизни, а также стремление к уважению и почестям» [2, § 2009].

[34] Сам Парето усматривал в соотношении «осадков» и «производных» известную филологическую аналогию, сравнивая его с соотношением корней и производных, образующих слова какого-нибудь языка [2, § 879].

[35] Несмотря на свое требование четкости и строгости в терминологии, Парето использует иногда термин «инстинкт» в значении «осадок».

[36] В качестве синонимов этого термина Парето использует термины «правящий класс», «господствующий класс», «аристократия», «высший слой».

[37] Это просто объективно «лучшие» в определенной области деятельности: «Может быть аристократия святых или аристократия разбойников, аристократия ученых, аристократия преступников и т. п.» [8, § 103]. Проблема, однако, остается: как определить «лучших», наиболее компетентных и т. п.? Парето, по существу, игнорировал относительность «элитарных» качеств и их тесную связь с определенными социальными системами, каждая из которых вырабатывает свои специфические критерии оценки этих качеств.

[38] Эти термины-образы он заимствует у Макиавелли, который писал в «Государе»: «Итак, из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса— волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков» [4,351].

[39] В данном случае Парето изменяет своему обыкновению язвительно иронизировать над понятием прогресса и не помещает его в кавычки.