Второй вопрос. Восприятие речи, т.е. осмысленного материала.

Восприятие как процесс имеет одно важное собственно человеческое свойство предметности. Мы воспринимаем вещи, а не только условные фигуры на фоне, не только пространство, движущиеся объекты во времени. Но предметность необычайно трудно изучать. Она дама нам как таковая, изучать можно лишь в измененных условиях. Два типа условий. Первый – метод кратковременных экспозиций. Можно измерить порог предметности (сколько времени нужно для того, чтобы опознать объект).

Более эффектен метод создания перцептивных конфликтов. Наши перцептивные навыки суть операции, не осознаются. Метод в том, чтобы эти операции перевести в действия. Для чего нужно резко изменить условия. Несколько приемов. Инверсия визуального поля (замена отношений верх и низ). Реверсия визуального поля (это скажем при ношении псевдоскопа, замена отношений далёкое близкое). Частичное смещение[536] зрительного поля. Изменение цветности зрительного поля. И наконец такие искажения, к которым необычайно трудно адаптироваться, которые касаются времени предъявления материала, смещение событий во времени.

Пожалуй, здесь надо начать с исследователя который ещё век назад положил начало экспериментам с инвертированным зрением. Стреттон, который первым носил окуляр, переворачивающий мир на 180 градусов. Адаптация наступает при непрерывном воздействии изменяющихся условий. Если воздействие прерывно, то поведенческая адаптация должна наступать, но не перцептивная.

Прежде всего оказывается, что при инвертирующих очках или псевдоскопе картина первоначально может вообще не измениться. Испытуемому довольно трудно отстроиться от своих перцептивных навыков (по Леонтьеву – перевести операции в действия). Самое первое впечатление – нереальности мира. Затем серьёзно изменяются все показатели константности. Воспринимать, значит иметь СО. Меняется СО, с этим константности положения, формы, а главное есть дистанция между поведенческой и перцептивной адаптацией. Поведенческая заключается в том, что человек видит мир таким, в котором можно видеть.

Различается видимое поле и видимый мир. Поведенческая адаптация происходит к видимому миру. Визуальное поле наблюдается неоднозначно. Зрительное поле становится неоднородным, в нём явно выделяется центр и периферия. На пятый день Стреттон катался на велосипеде. Адаптация наступает с периферии. Центр же по сути дела так и остаётся неопределенным. Адаптация наступает без участия рефлексии.

Был пример с книжками, когда приближаются к носу изображения, а потом надо найти зону панума. Трудно сделать такое действие тем, кто постоянно рефлексирует своё восприятие (что я вижу, почему и так далее). То же и в случае с инвертированным зрением.

Представим себе, что мир утратил предметность, а значит мы воспринимаем только чувственную ткань. А это значит, что мы воспринимаем мир сенсорно и ещё неизвестно что получится из новой чувственной ткани. На периферии, которая не рефлексируется, перцептивные отношения становятся нормально видимыми. Но в последнюю очередь адаптируется к зрительному полю. Адаптация наступает к миру, в котором действует человек, но не к полю. Это дополнительный довод в пользу экологической теории Гибсона.

Гораздо более прост материал псевдоскопического зрения, где утрачивает предметность именно визуальное поле. На этом материале изучаются возможности перцептивной адаптации или дезадаптации. Есть некая общая идея, которая касается следующего. Перцептивный образ подчиняется определенным инвариантным соотношениями.

Инвариантные отношения в восприятии.

Закон Эммерт. Зависимость видимого расстояния от видимого размера. Когда ситуация неопределенна, что мы видим. Это определяется некоторым соотношением. Будет определенный объект размера А и расстоянием до него от сетчатки Д. Постоянная величина А/Д будет сетчаточным изображением, которое условно можно обозначить углом альфа. Всякая ситуация должна быть доопределена. Постоянная величина – это угол. Если известен размер, можем установить расстояние до него и наоборот.

Перейдем к правилам правдоподобия восприятия. Предположим, что наш испытуемый видит перед собой расположенные на полу некий конус, фигурку слоника и карандаш, который соединяет спину слонику и вершину конуса. По правилам правдоподобия быстрее всего вывернется наизнанку конус. Слоник – это сложный объект, предметность которого достаточно сильна. И тогда возможны шесть вариантов предметного правдоподобия.

А) вывернулся наизнанку конус. Слоник остался на месте. Карандаш раздваивается. Одна половина картинки касается конуса, другая – слоника. Б) Карандаш оказывается изломанным. Также касается спины слоника и стремится к вершине конуса, который превратился в воронку. В) Карандаш не потерял предметности, но утратил ориентацию. Г) Конус превратился в воронку, но карандаш не потерял своего предметного содержания и как бы висит в пространстве, опираясь лишь на спинку слоника. Д) Доминирует в картине конус, который превратился в воронку и карандаш сохранил свою предметность. Но слоник изменил свою ориентацию. Е) Обернулся конус в воронку. Карандаш сохранил предметность. А слоник тут стоит на карандаше. Но константность формы слоника не меняется.

Правила порождения предметного образа. Предметность можно изучать укорачивая интервал, искажая условия наблюдения и наконец заменяя чувствительную поверхность органа. Одну модальность можно смоделировать с помощью другой. Человеку, который не видит от рождения, пытаются смоделировать сетчатку. Ему сетчаткой теперь будет кожа груди или спины. На спине у испытуемого располагаются вибрационные датчики, интенсивность которых зависит от освещенности объекта.

К голове испытуемого прикреплена видеокамера, так что наблюдает он искусственным глазом и то, что там на видеокамере это ещё не сетчатка. Ею является кожа спины. Освещенность точки на видеокамере моделируются величиной вибрации. Любые изменения, которые наблюдаются, моделируются тактильно. Сначала испытуемый ощущает щекотку на спине. Но затем он начинает различать хотя бы грубо формы объектов. Первой возникает целостность гештальтность образа. Затем понадобятся особые условия чтобы видеть глубину, чтобы регулировать фокусное расстояние до объекта.

В конце-концов испытуемый начинает воспринимать предметность видимых образов. Сложности связаны с тем, что испытуемый так и будет с трудом воспринимать глубину искусственных объектов. Пожалуй, самое важное. Субъективно испытуемый определяет свои впечатления как зрительные. Не кожные ощущения[537], а именно аналог зрения. А объективно то, что это действительно зрение. Наблюдаются иллюзии движения (например, водопада).

Образ смысловой трудно моделировать. Отметим объективный предел непосредственного восприятия. Этот предел - восприятия причинности. Причинность можно видеть непосредственно. Это показал исследователь Мишотт. Это особый аргумент в пользу концепции Гибсона.

Подводим итог такой. У восприятия есть несколько важных свойств. И мы рассмотрели лишь те из них, которые можно хотя и трудно смоделировать. Когда сенсорные качества измеряемы по интенсивности их можно моделировать, когда без интенсивности – можно моделировать. Целостность образа моделируется с помощью законов перцептивной организации. Константность величины, формы и т.д. моделируется. Например, с помощью инвариантных соотношений. Предметность моделируется по правилам предметного правдоподобия. Искусственный орган даст больше вариантов чем глаз реальный. И самая вершина - восприятие событий или причинности. Тоже можно смоделировать. Нельзя смоделировать порождение смыслового образа.

Второй вопрос. Восприятие речи[538]. Фонематический слух. Трансформационная модель порождения и понимания речевых высказываний (Наум Хомский).

Восприятие речи относится одновременно и к восприятию и к мышлению. С одной стороны восприятие звуков, фонетика речи. Когда говорим о наборе звуков прежде всего вспоминаем чувственную ткань. Выделить её трудно, п.ч. есть второй аспект - понимание речи. Мы слышим осмысленные звуки, обладающие семантикой. Назвать надо Хомского. Вопрос будет переходом от фонетики[539] речи к семантике[540].

Прежде всего следует вспомнить первую главу «Мышления и речи» Выготского. Он рассуждает так. Когда мы воспринимаем слово в целом, то мы выделяем в качестве единицы речевого мышления значение слова. Но когда мы слышим набор звуков, то единицей анализа становится осмысленный звук[541], звук влияющий на восприятие и понимание речи. От Выготского до современности единицей звучащей речи, осмысленным звуком называем слово «фонема»[542]. Надо четко пометить встречу двух специалистов. Один занимается психофизикой и фонема с одной стороны чисто физическое событие. Другой – психолог, психолингвист, определяет фонему как единицу смысловую. И тогда фонема как базовая центральная единица речи определяется, как минимальная единица речевого потока, которая позволяет отличить одну смысловую единицу от другой.

Фонема физически суть отдельный звук. Но наверное надо вспомнить школу. Звуки отличаются по тому, в какой контекст они входят в смысле целостных единиц – в слоге или в словах. Выделяют проблему соотношения звуков и букв. Буква может быть одной и той же, звуки в зависимости от того в каком слове стоит буква будут разные. Психологи перцептивного направления занимаются восприятием разговорной речи. Восприятие чтения вторично.

Зададимся вопросом, на какие ещё единицы можно членить звучащую речь. Что представляет собой конкретная фонема. Можем различать гласные и согласные звуки. С физической стороны это проблема выделения чувственной ткани. Гласные имеют большую длительность и более низкую частоту. Распев любого хора начинается с пяти гласных и-е-а-о-у. Эта последовательность довольно четко различается по частоте. Наиболее высокочастотная гласная и (4000 Гц), э (2000 Гц), а (1000 Гц), о (500 Гц), у (250 Гц). Гласные звуки можно назвать низкочастотной основой речи. Согласные тоже фонемы, влияют на понимание отдельного слова и речевого потока в целом, считаются высокочастотными, у них больший разброс частот. С, ч, ш, щ – это такие звуки, которые достигаются наиболее высоких частот (3000-5000 Гц и выше).

Кроме того можно говорить о мощности звука. Диапазон от шёпота до крика представляет собой 70 децибел[543]. Параллельно делаем важный вывод. Произносим звуки меньшего диапазона, чем слышим. Специалисты используют понятие спектрограмма. Это физическая запись звучащей речи. На записях речи могут выступать как отдельные участки высокой концентрации, где налагаются друг на друга несколько частот. Эти участки называются формантами. Это и есть чувственная ткань звучащей речи, которая выделяется с помощью специального прибора. Одно слово может без физического перерыва перетекать в другое. И произнесение одного и того же слова может включать в себя промежутки.

Если бы звучащая речь была только лишь набором звуков, то смыслы этих звуков было бы трудно различить. У воспринимаемой речи есть особенность. Она независима от целого ряда помех. Понимаем речь с разными акцентами, диалектами, на фоне шума. Как можно помешать испытуемому, чтобы он перестал понимать звучащую речь? Когнитивная психология выделяет три вида таких помех. 1) Срезание частот. Если срезать ниже какой-то определенной частоты, то мы что-то теряем, но никогда не полностью. В таких условиях воспринимается порядка 70% слов. В этом случае страдают в основном гласные. А если срезать выше какой-то частоты, то потерь станет больше, п.ч. страдать будут в основном согласные звуки. Согласные звуки в беглой разговорной речи считаются более значимыми. Гласные мы можем достроить по контексту. Для понимания речи достаточна сравнительно узкая полоса частот.

2) Самый распространенный. Пропуск звуков и контекста. Какой-то звук или фонему заменяют чужеродным звуком. Например, какую-то согласную мы заменяем кашель, а далее идут фонемы соответствующие английским буквам eel. Далее мы всю конструкцию целиком помещаем в контекст апельсина. И тогда испытуемый слышит слово peel. Или например поместим эту конструкцию в контексте слова «ось» и тогда слышит weel. Если бы просто пропустили этот звук не заменяя никаким другим, то вряд ли бы его услышали, а во-вторых точно бы определили место пропуска звука. Посторонние шумы являются своего рода фоном, который мы структурируем. Фонема принадлежит не к чувственной ткани, а к предметному содержанию образа. Поэтому в стимуле находим одно, а в ответе другое. Утрата контекста превращают речь в набор звуков. Мы слышим некоторый переткающий друг в друга набор формант, не выделяем фонем.

3) Самая интересная в современности. Пробелы в речи. Во всех этих ситуациях моделируется что-то общее. Исследуется не только восприятие речи, но и проблематика нашего непроизвольного внимания. В конце 40-х в психологию приходит масса работников технических специальностей. Даже если будет с частотой 9 раз в секунду пробелы, речь всё равно можно будет понять. Миллер проводил эксперимент с быстрым изменением громкости звуков в 1947г.

Итог по помехам. Звучащую речь мы определяем по ряду признаков. Среди них особо важны невербальные признаки. Люди ориентируются на произношение речи в зрительном смысле, на движениях губ. МкГёрк в 1974 году выполнил работу. Испытуемый видит говорящего и одновременно слышит его. Говорящей, которую наблюдали испытуемые была женщина. Она произносила слоги типа га-га. Благодаря этому можно было видеть звуки фонем. Этот зрительный ряд синхронизировали с другим звуковым рядом, например ба-ба. Подобного рода конфликт перцептивная система ощущает и разрешает по своему. Конфликта между звуками и изображением не возникало. Когда закрывали глаза четко слышали звук ба. Когда ничего не слышали то догадывались чаще про слог га. Но когда и видели и слышали одновременно, то слышали слог да. Это называли аудиовизуальной интеграцией.

Это происходит с отдельными слогами, но не с речью в целом. Чтобы увидеть перцептивный конфликт, нужно приложить усилия. Скажем, при просмотре дублированных фильмов. Когда женский голос подменяется мужским, то возник перцептивный конфликт, но содержание слога сохраняется (Грин 1991).

Существует ряд теорий понимания и порождения речи. Первая из них идёт от Джемса – моторная теория. Исходя из неё выводится, что когда речь слышим, то повторяем её или едва заметно произносим. Речь распознается по тому, что у нас есть акустические единицы речи, соответствующие артикуляционными единицам. Есть образные категории и точно такие же в области артикуляции[544].

Простые фонемы основами которых являются звуки б и п. Они сходны. Когда б, голосовые связки размыкаются одновременно с этим, а когда п голосовые связки немножко запаздывают. Понять речь и породить её означается сходными механизмами.

Другой тип теорий. Анализ путём синтеза (анализ через контекст). У Рубинштейна встречается анализ через синтез - анализ предъявляемых условий задачи через синтез с её требованиями, т.е. когда мы анализируем звучащую или читаемую речь мы неизбежно в анализе фонемы учитываем целостный контекст. Пытаемся одновременно синтезировать более общее целое. Изложено по учебнику Нормана и Линса.

Многие исследователи устанавливают, что когда мы читаем текст, то постоянно забегаем вперёд. Время восприятия текста и время его понимания не совпадают. У Джемса этот механизм называется преперцепцией.

Данный вопрос завершит Хомский. Сегодня скажем о нём только главное. Когнитивная психология пережила лингвистический бум. Было много обвинений теории Хомского в неадекватности. Важно понять, что было до него и что стало после. До Хомского речь понимали либо как набор словесных единиц. Из фонем слоги, из слогов слова, из слов конструкции. И тогда процесс речепорождения становится вероятностным. Если бы человек говорил случайные слова без смысла, то выделялись бы высокочастотные слова и связи между ними. Типичный пример – поток сознания героев «Улисса».

Затем до Хомского была возможность менять единицу анализа речи. Единицей была целая фраза или части предложений (психологических подлежащего или сказуемого). Либо единица слово либо часть предложения.

Идея Хомского в том, что речь порождается и понимается на нескольких уровнях. Т.е. различают поверхностную структуру речи и т.н. базовую или ядерную структуру. Например «Студент сдал экзамен» является ядерным (активное и утвердительное). А правил трансформаций два. Перевод предложения из активного в пассивную форму «Экзамен сдан студентом». И такая трансформация требует времени для понимания. Вторая – перевод из утвердительной в отрицательную «Студент не сдал экзамен». Тоже требует времени.

Модель Хомского по тому завоевала популярность, что была проверяема экспериментально. Построить ядерные предложения, построить их трансформации и определить сколько времени нужно для опознания предложения. Есть ещё уровень глубинной семантики.

Хомский предполагает, что в языке и в различных языках есть глобальные универсальные семантические единицы. Они фундируют язык и редко появляются на поверхности. Выявляются они косвенно. Испытуемый слушает речь и время от времени подается некий сигнал. Задача – определить местоположение сигнала. Выявляется, что местоположение смещается. То место, куда смещается сигнал и есть граница глубинной семантики.

После Хомского заговорили не только о лингвистических, но и об перцептивных универсалиях. Уходящих в эволюционное прошлое. Воспринимаемых с помощью других (не только речи) органов чувств. Речь идёт о таком явлении, как синестезия[545]. Когда предлагают описать абстрактную незнакомую фигуру в привычных языковых терминах мы с готовностью идём на выполнение такой инструкции.