А. Н. Леонтьев ПОНЯТИЕ ОТРАЖЕНИЯ И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПСИХОЛОГИИ

Объективная логика развития научных психологических зна­ний все более настойчиво гребует обратиться к понятию отра­жения, которое является ключевым для теоретической психоло­гии. <...>

Прежде всего я хотел бы подчеркнуть исторический смысл понятия отражения. Он состоит, во-первых, в том, что содержа­ние этого понятия не является застывшим. Напротив, в ходе прогресса иаук о природе, о человеке и обществе оно развивается и обогащается.

Второй, не менее важный аспект состоит в том, что в этом по­нятии заключена идея развития, идея существования различных уровней и форм отражения. Речь идет о разных уровнях тех спе­цифических изменений рассматриваемых объектов, которые воз­никли в результате испытываемых ими воздействий и являются адекватными им. Эти уровни очень различны. Но все же это уровни единого отношения, которое в качественно разных формах обнаруживает себя и в неживой природе, и в мире животных, и, наконец, у человека.

В связи с этим возникает задача, имеющая для психологии первостепенное значение: исследовать особенности, функцию и механизмы различных уровней отражения, проследить переходы от более простых его уровней и форм к более сложным.

Подход, выделяющий уровни и этапы филогенетического и онтогенетического развития, давно получил в психологии широкое распространение и признание. Успехи, достигнутые на этом пути, общеизвестны. Речь идет об успехах исследований развития пове­дения, развития речи, развития восприятия, генезиса логических операций и т. п. Но как раз успехи этих исследований и порождают тенденцию к поиску широких понятий, способных выразить их общий итог.

Я думаю, что эта тенденция отвечает духу современной науки. Достаточно сослаться на плодотворность введения таких широких понятий, как понятия управления, информации, управ­ляющих (информационных) моделей. Последнее из этих понятий представляет для нас особенно большой интерес, так как оно, являясь близким к понятию отражения, позволяет сделать неко­торые полезные сопоставления.

Когда мы говорим «модель», мы обязательно имеем в виду также и «моделируемое». Применительно к любым открытым системам моделируемым является то или иное внешнее воздей­ствие, информация о свойствах (параметрах) которого поступа­ет иа вход данной системы.

Отношение модели к моделируемому (в указанном более специальном значении этого понятия) распространяется на ши-

18

рокий круг систем, включая живые системы и, наконец, челове­ка. Мы находим, что и на уровне человека управление поведе­нием осуществляется посредством программ и моделей. Мы называем их планами и образами или какими-нибудь другими аналогичными по смыслу терминами. Однако на этом уровне перед нами прежде всего выступает «картинная», изобрази­тельная сторона моделей: модель как отражение. При этом об­наруживаются такого рода свойства, которые уже не охваты­ваются понятием модели. Таково, например, свойство внешней «проецированное™» отражения, т. е. отнесенности его к некоторой реальности.

Таким образом, возникает своеобразная теоретическая си­туация. С одной стороны, понятие отражения и понятие модели непротивопоставимы. Более того, распространение понятия управляющей модели на живые системы, в том числе на человека, несомненно, оправданно, а для решения некоторых проблем просто необходимо. Оно имеет также и очень важное общетеоре­тическое значение, которое заключается в том, что сближе­ние образа с моделью утверждает требование рассматривать образ и отражение как лежащие в одной и той же плоскости ре­альности.

С другой стороны, на уровне человека становится особенно очевидным, что понятие модели, пересекаясь с понятием отра­жения, не покрывает содержания последнего. Самый аппарат, применяемый для анализа моделей, в том числе и моделей рас­сматриваемого типа, исключает эту возможность в принципе. Ведь такой анализ неизбежно ограничен рамками формальных отношений (гомоморфизма, изоморфизма), связывающих между собой два множества упорядоченных элементов некоторых сис­тем, в то время как на человеческом, психологическом уровне прежде всего выступает как раз неформальная сторона управ­ляющих моделей.

Эта неформальная сторона существует, конечно, не только на уровне человека, его сознания, но и на нижележащих уровнях. Она имеет свое развитие, свои преобразования при переходе от одного уровня к другому н доступна объективному исследованию. Понятно, что для ее выделения и описания нужно специальное понятие. Таким понятием и является понятие отражения. И я не вижу никакой логической возможности отбросить это понятие или обойти его.

Понятие отражения не просто постулирует отношение адек­ватности образа отражаемой реальности. Оно ориентирует и на­правляет исследование. Оно ставит фундаментальную проблему — проблему исследования процесса перехода или «перевода» отра­жаемого содержания в содержание отражения. Эта проблема и приводит нас ко второму положению, которое характеризует отражение, — к положению о его активности.

В своей явной форме активность отражения выступает на уровне живых систем. В дальнейшем я буду иметь в виду эти

2*

19

уровни и к тому же формы психического отражения. Примени* тельно к формам психического отражения мы говорим об актив­ности отражения в двояком смысле.

Во-первых, в смысле активной роли отражения в управле­нии жизненными процессами, процессами поведения. В общем виде эта роль не требует разъясиеиия. Главный интерес пред­ставляет проблема изменения роли, или, точнее, функции отра­жения в процессе развития, а иа уровне сознания — проблема иеэпифеиомеиальиости субъективных, идеальных явлений...

Мы говорим далее об активности отражения также и в том смысле, что отражение является результатом активного процес­са. Это значит, что, для того чтобы возникло отражение, одного только воздействия отражаемого объекта на живую систему, яв­ляющуюся субъектом отражения, еще недостаточно. Необходи­мо также, чтобы существовал «встречный» процесс — деятель­ность субъекта по отношению к отражаемой реальности. В этом активном процессе и происходит формирование отражения, его проверка и коррекция. Если иет этого активного процесса, нет и психического отражения.

Хотя это утверждение находится в противоречии и со старыми сенсуалистическими представлениями и с некоторыми новейшими концепциями, существует большое и все возрастающее число прямых оснований, которые позволяют на нем настаивать.

Так, становится все более очевидным, что, для того чтобы возник зрительный образ, еще недостаточно, как писал когда-то Гербарт, «иметь объект перед глазами», т. е. иметь его проек­ционный образ на сетчатке. Необходимо еще, чтобы осуще­ствлялась активная работа перцептирующей зрительной системы, необходимо участие ее эфферентных звеньев.

Обнаружение и регистрация эфферентных процессов и выяв­ление их роли в условиях высокоразвитого восприятия, в условиях, говоря словами Сеченова, «обученной сетчатки глаза», представляет иногда большие методические и технические труд­ности. По-видимому, этим и объясняется то, что некоторые явле­ния кажутся свидетельствующими скорее в пользу пассивной .«экранной» теории зрительного восприятия. Чем более, однако, углубляется исследование и совершенствуются его методы, тем более выявляется необходимость участия эфферентных про­цессов даже в тех случаях, когда их речь наиболее замаски­рована.

Сошлюсь только на некоторые последние, известные мне экспериментальные данные. Одним из самых «трудных» в этом смысле является случай восприятия изображения, строго ста­билизированного по отношению к сетчатке. Однако и в этих условиях удалось выявить необходимость активности зрительной системы, адекватной перцептивной задаче и воспринимаемому тест-объекту. Больше того, оказалось, что создаваемые этими совершенно искусственными условиями ограничения нормально­го «поведения глаза» приводят к искажению воснриятня, выра-

20

нсающемуся в ряде иллюзий, выпадении отдельных элементов объекта, в неразличении последовательных образов от прямых и т. п. <.. .>

В своей наиболее простой и вместе с тем демонстративной форме перцептивные действия выступают в процессах осяза­тельного восприятия пространственных свойств объектов. Осяза­ющая рука вступает в прямой механический контакт с объек­том; обегая его контур, она как бы «липнет» к нему. Ее тактильные рецепторы выполняют, таким образом, двоякую функ­цию: во-первых, они афферентируют перцептивное действие, во-вторых, они участвуют в сборе информации, которая обра­зует как бы чувственную ткань формирующегося осязательного образа.

Если всмотреться в этот процесс, то перед нами откроется прежде всего решающая роль действия, «снимающего» коитур объекта. Как известно, мы можем без ущерба для адекватности образа изменить состав сенсорных сигналов, поступающих в ре-цепирующую систему, как это имеет место в случае, когда мы переходим к ощупыванию объекта с помощью зонда или пользу­емся, например, большим пальцем ноги. Достаточно, однако, нару­шить выполнение самого перцептивного действия, как тактильны» образ разрушается или извращается.

Итак, именно действие субъекта по отношению к объек­ту и есть тот процесс, который «переводит» отражаемое в отра­жение.

Другой замечательный факт состоит в том, что в условиях патологии двигательного аппарата осязающего органа его движе­ния не способны выполнять функцию активного воспроизведения контура объекта. Даже в том случае, когда благодаря многочис­ленным и длительным тактильным контактам со знакомым по прежнему опыту объектом он все же в конце концов опознается испытуемым, возникающий при этом образ оказывается лишен­ным важнейшего психологического свойства — своей отнесенности к реальности. Мы имели случай наблюдать подлинно драматиче­скую картину, когда в результате потери обоих глаз и ампутации кистей обеих рук одновременно хирургической перестройкой мы­шечного аппарата предплечий у больных при сохранении кожной чувствительности, но с явлениями апраксии периферического происхождения, чувство реальности предметов, с которыми они сталкивались, исчезало.

По-видимому, то, что мы называем перцептивным действием, создает также отнесенность образа к реальности. Может быть, поэтому именно осязательное восприятие с его развернутой внеш-недвигательной активностью и обладает для нас наивысшей убедительностью. <...>

Я задержался на осязательном восприятии для того, чтобы опираясь на анализ описанных явлений, облегчить себе задачу формулирования некоторых общих положений. Одно из них свя-

21

зано с только что введенным мной, понятием процесса уподоб­ления.

В осязании этот процесс осуществляется внешним движением руки. Но это лишь особый, частный случай. В более же обшем смысле это процесс, осуществляемый эффекторными звеньями любой перцептивной системы, динамика которого воспроизводит перцепируемые физические свойства объекта. Он может иметь форму внутреннего процесса, например, так называемого движе­ния внимания по элементам зрительно воспринимаемого внешнего поля. Однако, как правило, этот процесс все же «затекает» на моторные пути. <...>

Является ли функция уподобления морфологически фиксиро­ванной в структуре эфферентных аппаратов перцептивной систе­мы? Да, в том смысле, что они всегда адекватны этой функции, приспособлены для ее выполнения; но филогенетически формиро­вание этих аппаратов может происходить в связи с развитием других функций. Так, например, эффекторным аппаратом перцеп­тивной системы звуковысотного слуха являются голосовые связки, и их устройство строго адекватно перцепируемому параметру звука — его основной частоте. Однако по своему происхождению и по главной своей функции это органы вокализации, а не детек­ции звуковой частоты; последняя выполняется ими только в составе функциональной системы звуковысотного слуха.

Итак, изучение активного аспекта отражения наталкивается на множество осложняющих обстоятельств. Они, однако, не могут закрыть от нас главного — того, что процесс отражения является результатом не воздействия, а взаимодействия, т. е, результатом процессов, идущих как бы навстречу друг другу. Один из них есть процесс воздействия объекта на живую систему, другой — активность самой системы по отношению к воздействующе­му объекту. Этот последний процесс благодаря своей уподоблеи-ности независимым свойствам реальности и несет в себе ее от­ражение.

В этой связи я хочу затронуть последний вопрос: помещая деятельность как бы между субъектом и воздействующей на него реальностью, не встаем ли мы на ту точку зрения, что свой­ства объекта не отражаются, а произвольно «конструируются» субъектом? Конечно, нет. Нет, потому что деятельность необходи­мо подчиняется независимым свойствам объектов. Это не требует доказательств, когда речь идет о внешней деятельности, которая вступает в прямое соприкосновение с объектом и испытывает на себе его сопротивление. Однако так же обстоит дело и в том случае, когда деятельность является внутренней. Внутренняя деятельность, как и внешняя, тоже осуществляет жизнь — процесс, практически связывающий субъекта с реальным миром; она включена в этот процесс, от него зависит н им определя­ется. <...>

Развитие понятия отражения, учение об уровнях отражения и подход к деятельности как к процессу, в котором происходит

22

переход отражаемого в отражение, снимают многие теоретические трудности, стоящие на пути решения этой проблемы.

Во-первых, в самом представлении о различных уровнях от­ражения уже содержится не только необходимость выделения также уровней психического отражения, но и признание существо­вания качественных различий между ними. Следовательно, с самого начала отпадают и ложная идея отождествления психиче­ского с сознательным, и не менее ложная, представляющая лишь оборотную сторону той же медали идея вовсе исключить сознание из конкретного исследования, оставить его за пределами объ­ективной науки, как этого требовал, например, старый бихеви­оризм.

Во-вторых, — и это самое главное — представление о внутрен­ней связи отражения и деятельности дает в руки исследователя ключ для положительного решения проблемы.

Непредвзятый анализ широкого круга фактов, характеризую­щих переломные этапы в развитии поведения, позволил выдвинуть гипотезу, которую я продолжаю поддерживать и сейчас. В самом общем виде она может быть сформулирована так: какова общая структура деятельности, осуществляющей жизнь организма, его взаимодействие с окружающим миром, такова и общая структура психического отражения. Это значит, что, для того чтобы понять изменение психического отражения при переходе к человеку и то, в чем состоят условия и необходимость этих изменений, в частнос­ти необходимость появления субъективной презентированности отражения, нужно исходить из анализа происходящих при этом изменений в структуре деятельности.

Оставляя в стороне рассмотрение реальных изменений дея­тельности в процессе становления человека и резко углубляя анализ, я выделю только главнейшие их результаты.

Но прежде несколько слов о том, что создает необходимость перестройки деятельности и возникновения нового уровня и новой формы отражения.

Необходимость эта лежит в переходе от приспособительно» деятельности к деятельности продуктивной, трудовой. Замеча­тельная особенность этой деятельности состоит в том, что она подчиняется цели — представлению о том объективном результате, иа достижение которого она направлена. Понятно, что для того чтобы этот результат, т. е. будущий продукт деятельности, мог направлять ее и управлять ею, он должен быть представлен в голове субъекта в такой форме, которая позволяет сопоставлять его с исходным материалом (предметом труда), сравнивать с этапами преобразования последнего и, наконец, с достигнутым результатом (продуктом труда). Вместе с тем форма этого пред­ставления должна давать субъекту возможность активно видоиз­менять его в соответствии с меняющимися условиями и накапли­ваемым опытом деятельности. Иными словами, субъект должен теперь иметь возможность действовать с самими образами, пред­ставлениями, и, следовательно, отражаемое содержание должно

23

быть открыто для самого субъекта, существовать для него, «быть перед' ним», а это и значит, что оно должно иметь форму созна­тельного отражения, сознания.

Таким образом, представленность отражаемого субъекту от­нюдь не есть некий] эпифеномен, но составляет обязательное условие продуктивной деятельности — трудовой, изобразительной и всякой другой преобразующей, творческой деятельности чело­века.

Научное объяснение этого таинственного явления «представ­ленности» отражаемого самому субъекту, конечно, ие может до­вольствоваться старинной метафизической идеей о существовании в нас некоего маленького человечка — гомункулуса, созерцаю­щего картину, отраженную мозговыми процессами. Трудно согла­ситься и с современными попытками искать разгадку этого явле­ния в допущении того, что нервные структуры обладают свойством самоотраженности. Ведь это свойство выражает собой вид взаи­модействия внутри некоторой системы («взаимодействие с самим собой»), в то время как в данном случае речь идет о явлении, возникающем во взаимодействии отражающей системы с некото­рой внешней по отношению к ней действительностью.

Объяснение указанного явления следует искать, по-видимому, в тех же особенностях человеческой деятельности, которые соз­дают и его необходимость,— в особенностях продуктивной, трудо­вой деятельности.

Трудовая деятельность запечатлевается в своем продукте. В этом процессе превращения, говоря словами К. Маркса, формы деятельности в форму покоящегося свойства или бытия¹ происхо­дит запечатление в продукте также и регулирующего деятельность субъекта внутреннего образа. Теперь в этой воплощенной вовне, экстериоризоваиной своей форме ои сам становится объектом отражения. Происходящее в голове человека соотнесение вопло­щаемого образа и отражения объекта, воплотившего его в себе, и порождает осознание последнего.

Принимая это допущение, не оказываемся ли мы в заколдован­ном кругу? Нет, здесь скорее движение по спирали, процесс пере­хода от одного уровня отражения к другому, высшему его уровню.

Однако процесс этот может реализоваться лишь в том случае, если объект выступит перед человеком именно как запечатлевший отражение, т. е. своей идеальной стороной; следовательно, сторона эта должна быть выделена. Ее выделение и происходит в процессе предметно отнесенного речевого общения, в процессе словесного означения. Поэтому осознанное есть всегда также словесно обоз­наченное, вербализованное. В этом смысле мы говорим о языке как о «субстрате» сознания.

Следует отдать себе отчет также в том решающе важном обстоятельстве, что язык порождается связями людей друг с другом в их совместной деятельности и образует систему объек-

¹ См.: Маркс К. Капитал.— Соч., т. 23, с. 192. 24

тивиых явлений, носителей социально формирующихся значений, представлений и понятий, отражающих и резюмирующих общест­венный опыт; иначе говоря, он является также субстратом общест­венного сознания. Существование сознания как формы индивиду­альной психики возможно, стало быть, лишь в условиях существования общественного сознания.

Таким образом, сознание действительно является как бы «удвоенным» отражением, но только природа этой «удвоеиностн» лежит не во внутренних имманентных свойствах отражающей системы, а в особенном характере порождающих эту удвоеиность внешних отношений.

Конечно, указанные условия н отношения, характеризующие природу сознания, относятся лишь к его первоначальным формам, когда сфера сознаваемого была ограничена сферой материально­го общественного производства. Впоследствии в связи с выделе­нием и развитием духовного производства, обогащением и техни­зацией языка сознание индивидов освобождается от своей прямой связи с практической трудовой деятельностью; круг сознаваемого соответственно расширяется, и сознание становится у человека универсальной формой психического отражения. Это, однако, не значит, что теперь все, что отражается в голове человека, сознает­ся им. Как раз одна из фундаментальных психологических проб­лем и заключается в том, чтобы исследовать условия и функцию сознания. Современные исследования категориальности восприя­тия, роли речи в регуляции целенаправленной деятельности и исследования формирования понятий дают для решения этой проблемы богатейшие данные. <...>

Свою задачу я видел в том, чтобы показать, что понятие от­ражения имеет не только гносеологический смысл, но вместе с тем смысл конкретно-научный, психологический и что введение этого понятия в психологию имеет крупное эвристическое значе­ние прежде всего для решения ее фундаментальных теоретических проблем, без чего немыслимо построение непротиворечивой систе­мы психологических знаний.

XVIII Международный психологиче­ский конгресс. 4—11 августа 1966 го* да. М., 1966, с. 8—20.