Социальные взаимоотношения.

Основной эпигенетический принцип Эриксона гласит: «Можно сказать, что личность развивается постепенно, в соответствии с готовностью развиваться самого человеческого организма, вместе с готовностью человека интересоваться более широким кругом людей и взаимодействовать с ними и общественными институтами» (1968, р. 92-93).

Социальные взаимоотношения играют главную роль практически на всех стадиях развития. Отношения с родителями, семьей и сверстниками являются решающими на первых пяти стадиях. Появление чувства идентичности строго обусловлено утверждением подростка в обществе ровесников. Стадия близости открывает возможность для более глубоких социальных взаимоотношений. Следующая качественная перемена происходит на стадии генеративности, когда люди учатся заботиться, кормить и воспитывать тех, кто младше, слабее и ничего не знает об окружающем мире.

Воля.

Эриксон подробно останавливается на развитии воли, описывая стадию «автономии против стыда и сомнения». Развитие здоровой и сбалансированной воли (а также доброй воли) продолжается в течение всей жизни. Решающим для достижения здорового ощущения идентичности является вера в то, что «я — тот, кем я сам хочу быть».

Традиционный психоанализ прежде всего исследует личностную концепцию реальности, мысли, эмоции и особенно поведение человека. Эриксон делает акцент, в частности, на значении воли и поступка в мире. Одна из целей психоанализа — «восстановить продуктивное взаимодействие психологической реальности и исторической действительности» (1964, р. 201) и интегрировать внутренние субъективные переживания с внешними действиями и событиями. По Эриксону, реальность относится к «миру феноменального опыта, воспринятого с минимальным искажением». Хотя искажение и непонимание в какой-то степени неизбежны, Эриксон подчеркивает необходимость понимания реальности как «сферы причастности, разделенной между участниками» (1964, р. 165).

Возвращаясь к классическому случаю Доры из практики Фрейда, Эриксон критикует предшественника за то, что хотя Фрейд и провел блестящий анализ динамики и искажений психики своей пациентки, но он не учел ее беспомощности и бессилия в кругу семьи среднего класса. Дора проходила курс лечения у Фрейда в течение трех месяцев. Тогда ей было 19 лет, и отец Доры попросил Фрейда «образумить девочку». Господин К., друг семьи, сделал ей предложение, когда девушке было 16. Выяснилось, что отец Доры состоял в любовной связи с женой господина К. и, похоже, весьма снисходительно отнесся к ухаживаниям господина К. за своей дочерью. Еще больше осложняло дело то обстоятельство, что члены обеих семей делали Дору доверенным лицом — ее отец, мать, господин и госпожа К. Дора в данной ситуации пыталась противостоять воле родителей. Фрейд рассматривал ее поведение как притворство и игру, однако Эриксон с ним не соглашается. Он считает, что Дора активно боролась за честность и верность, за те качества, которые отсутствовали в знакомых ей моделях взрослого поведения.

Успешный поступок требует наличия одновременно социальных и исторических условий и возможностей, а также наличия у человека собственной воли. Точно видеть — еще не значит действовать эффективно.

Эмоции.

Как психоаналитик Эриксон подчеркивает эмоциональный компонент психологических процессов. Осознание значения эмоций присутствует во всех его теоретических разработках. В области теории его привлекало объединение новых когнитивных и исторических данных и психоанализа. Однако Эриксон не выделяет эмоции в отдельный аспект психологических процессов.

Интеллект.

Как и эмоции, интеллект считается основным элементом психологических процессов. Эриксон не отводит интеллекту какую-то особую роль. Однако он подчеркивает решающую роль интеллектуальных способностей в формировании чувства уверенности в тот период, когда человеку приходится справляться с задачами технологического общества, формировать чувство идентичности, выбирать приемлемую профессию и роль в обществе.

Самость.

Согласно эриксоновской теории, ощущение идентичности включает как идентичность эго, так и развитие ощущения самости (self).

«Эго надо понимать как главную и отчасти бессознательно действующую причинность, которая на каждой стадии жизни взаимодействует с изменяющейся самостью... То, что в таком случае можно назвать самоидентичностью (self-identity), возникает из ощущений, в которых временно перепутанные самости успешно реинтегрируются в ансамбль ролей, обеспечивающих социальное признание. Таким образом, можно сказать, что формирование идентичности имеет два аспекта — самости (self) и эго (ego)» (1968, р. 211).

Самоидентичность достигается в результате интеграции наших прошлых и настоящих социальных ролей и образов себя.

«Психоанализ можно назвать первой систематической и активной «экспансией сознания». Такая экспансия необходима, если человек хочет уловить суть дела и способен сверхидентифицироваться с ней» (Erikson in: Evans, 1969, p. 98).

Психотерапевт.

Эриксон писал, что опытный психотерапевт интуитивно чувствует потенциал личностного роста и развития пациента. Работа психотерапевта заключается в том, чтобы поощрять этот рост, а не навязывать пациенту свой собственный прошлый опыт или видение будущего. Под таким углом и надо рассматривать требование психоанализа, чтобы психотерапевт сам подвергался обучающему анализу. Особо подчеркивается значение переносааффекта с одного объекта на другой и контрпереноса(возникновение подавляемых эмоций у самого психоаналитика). Перенос аффекта касается как позитивных, так и негативных чувств, которые пациенты испытывают к лечащему врачу. Часто это сильные иррациональные эмоции, источник которых в детских взаимоотношениях пациента с родителями. Сознательное понимание динамики переноса крайне важно в психотерапии. Психотерапевты могут испытывать как позитивные, так и негативные подавляемые эмоции к своим пациентам. «Жизнь каждого пациента, который ко мне приходит, находится в его собственных руках», — говорил Юнг. В ответ Эриксон так прокомментировал его высказывание: «Это правда, однако все же следует добавить, что он пришел именно ко мне, а не к кому-то другому, и потом он никогда уже не станет тем же самым человеком, каким был, и я — тоже» (Erikson in: Evans, 1969, p. 103).

В свете современного психологического понимания Эриксон дал новую формулировку «Золотому правилу» — «Golden Rule» (англ.),заключающемуся в том, что с другими надо поступать так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Он пишет, что моральные поступки делают сильнее того, кто их совершает (психотерапевта), укрепляют пациента и расширяют взаимоотношения между двумя личностями. В терапии эта версия «Золотого правила» подразумевает следующее:

«Психотерапевт должен развиваться как практик и как личность пропорционально излечению пациента как пациента и личности,так как их реальные взаимоотношения выходят за рамки отношений врач — больной. Опыт общения с психотерапевтом дает излечившемуся пациенту возможность развивать дальше и передавать окружающим разумное и здравое отношение к миру, являющееся существенной частью этического взгляда на вещи» (Erikson, 1964, р. 236-237).

Каждый психотерапевт должен быть готов к тому, чтобы воспринять любой образ жизни и идентифицироваться с ним. Темы ценности и морали — главные в психотерапии. Беспристрастность классического аналитика, по Эриксону, это способность беспристрастно оценивать свободные ассоциации пациента и его прошлое. Психотерапевт тоже всегда личность, он свободен выражать свои желания в идеале, не исказив их иррациональными подавляемыми эмоциями.

Оценка.

Эриксона критикуют за неясное изложение. Он виртуозно играет словами, однако в его рассуждениях недостает логики. Изящные красивые формулировки больше похожи на наброски концепций, чем на строгий логический анализ. Например, рассуждение Эриксона об идентичности состоит из множества идей, скорее запутывающих читателя, чем что-либо проясняющих. Как писал один рецензент:

«Читать Эриксона — все равно что идти в глубь густого прекрасного леса с тысячей разных тропинок и дорог. Поражает густота леса... Эриксон никогда не разбавлял свои научные работы «водой», никогда не упрощал их. И слава Богу, что его книги написаны с некоторой темнотой и неясностью смысла. Его произведения надо читать и перечитывать, выделять в них главное и медитировать. Это работы высочайшего качества» (Gross, 1987, р. 3).

В то же время Хамачек отмечает, что «большинство заключений Эриксона базируются на субъективных интерпретациях, которым недостает надежных эмпирических данных, поддерживающих и обосновывающих правильность его интуитивных выводов» (1988, р. 36). Хамачек (Hamachek, 1988, 1990) пытался связать стадии Эриксона со стадиями человеческого поведения и, таким образом, сделать первый шаг в эмпирическом подтверждении теории Эриксона.

Остальные критики, например Аппадурай (Арраdurai, 1978) и Роузен (Roazen, 1976), подняли вопрос об универсальности эриксоновских теорий. Можно ли с одинаковым успехом применять его эпигенетическую модель к различным, в том числе незападным, культурам, существующим сейчас или культурам прошлого? Например, Эриксон впервые выделяет отрочество в самостоятельную стадию развития. Однако в индийской культуре и в племенных обществах вопросы независимости, инициативы и идентичности, связанные с данной стадией, отходят на второй план.

Рассматривался и вопрос применимости модели Эриксона на Западе. Например, Эриксон предполагает, что этап производительности начинается с отцовства и материнства. То, что это не обязательно так, доказывают факты беременности девочек-тинейджеров. Молодые матери и отцы, не подозревающие об ответственности, оказываются насильно втянуты в подобные отношения. Кроме того, работы Эриксона критиковались за то, что он уделил внимание в основном мужской зрелости, а о созревании женщины писал довольно неясно (Gilligan, 1982).

Эриксон работал в рамках психоанализа. Его инструменты клинициста предназначались для лечения больных пациентов. Применение тех же инструментов к здоровой личности не всегда дает положительный результат. Этот недостаток становится очевиден при изучении работ Эриксона, посвященных великим людям. Анализируя личность Ганди, Эриксон искусно использует методы психоанализа, однако не учитывает роль духовных идеалов Ганди и его духовную дисциплину. Динамика жизни и размышлений Ганди рассматривается главным образом с точки зрения дисфункции, а не как свидетельство психологической и духовной трансформации. Внутреннее состояние Ганди, вероятно, отличалось от состояния среднего пациента. Кроме того, Эриксона критиковали за недооценку роли индийской культуры и социального контекста многих ключевых моментов в жизни Ганди (Appadurai, 1978).

Психоаналитические инструменты Эриксона далеко не всегда были адекватны задачам, которые он перед собой ставил. Применяя психоанализ по-новому, Эриксон, с одной стороны, раздвинул его рамки, а с другой — сделал очевидными недостатки, присущие этому учению. В каком-то смысле Эриксон контрабандой провез на психоаналитическую территорию концепцию человеческого духа. В этом один из секретов необычайной привлекательности его теорий.

Эриксон дает новую интересную и точную формулировку психоанализа. Он успешно применил систему мышления Фрейда к новой эпохе. Внимание Эриксона к социальным и культурным детерминантам поведения и его интеграция психологии, социологии, антропологии и психологической интуиции определили будущее развитие психологии личности.