Были наняты три фирмы с детекторами лжи, чтобы определить, кто украл камеру. Все эксперты уверенно показали виновного, хотя кражи на самом деле не было.

Другая причина, почему большинство специалистов по допросам с помощью детекторов лжи убеждены в точности этого аппарата, вероятно, проистекает из бесспорного факта, что детектор лжи хорош для одного: выявления признания, особенно когда у людей сделать это не получилось (Lykken, 1998; Ruscio, 2005). Эти специалисты часто предполагают, что люди, которые провалили тест и не признались в совершении преступления, должно быть, лгут. Тест кажется им фактически безошибочным: если человек проваливает тест и признает, что он лгал, — тест «сработал», а если человек проваливает тест и не признает, что он лгал, — тест также «сработал». А если человек прошел тест, то он будет, по сути, всегда соглашаться с тем, что он говорил правду, и таким образом тест снова «сработал». Такое мышление «с помощью подбрасывания монетки» делает трудным или невозможным сфальсифицирование объяснения, лежащего в основе полиграфического теста. Как отме-

чает философ науки сэр Карл Поппер, нефальсифицируемые утверждения не являются научными.

В 2003 году во всестороннем обзоре Национальный научно-исследовательский совет раскритиковал объяснение ТСВ и исследования, поддерживающие его эффективность. Большинство из них были лабораторными исследованиями, в которых относительно небольшое количество студентов колледжа совершало мнимые преступления типа кражи бумажника, а не исследованиями в полевых (реальных) условиях с большим количеством подозреваемых в настоящих преступлениях. В нескольких полевых исследованиях на мнения специалистов влияла внешняя информация (вроде газетных сообщений о том, кто совершил это преступление), что не давало отличить влияние фактов данного дела от результатов, полученных на детекторе лжи. Участники теста обычно не были обучены использованию контрмер, то есть стратегий, призванных «обмануть» полиграфический тест. Чтобы использовать контрмеры, человек намеренно увеличивает физиологическое возбуждение в нужных моментах теста, например, кусает язык или выполняет в уме сложные подсчеты (скажем, постоянно вычитает 17 из 1000) во время сравнительных вопросов. Информация относительно контрмер широко освещена в популярных источниках, включая Интернет, и она, конечно, почти наверняка уменьшает эффективность детектора лжи в реальном мире.

Учитывая эти ограничения, Национальный научно-исследовательский совет отказался оценить точность ТСВ. Дэвид Ликкен охарактеризовал точность в 85% для виновных людей и 60% для невинных людей

как благожелательную. То, что 40% честных экзаменующихся кажутся лживыми, предоставляет чрезвычайно плохую защиту невинным подозреваемым, и эта проблема осложняется, когда специалисты, использующие детектор лжи, проводят тесты со множеством подозреваемых. Предположим, что произошла утечка секретной информации и есть данные о том, что в этом виноват 1 человек из 100, и все они проходят полиграфическое тестирование.

По оценкам Ликкена, шансы выявления виновного человека равняются 85%, но при этом будут ложно обвинены другие сотрудники! Это тревожные цифры. А ведь надо учесть еще и то, что Пентагон недавно усилил ежегодные проверки всех своих 5700 нынешних и будущих сотрудников, частично в попытке минимизировать риск проникновения террористов (Ас-сошиэйтед пресс, 2008).

Однако полиграфические тесты остаются популярной иконой в представлении общественности. В одном опросе 67% простых американцев назвали детектор лжи либо «надежным», либо «полезным» для обнаружения лжи, хотя большинство не назвало его безошибочным (Myers, Latter & Abdollahi-Arena, 2006). В ходе опроса студентов, изучающих введение в психологию, Аннетт Тэйлор и Патрисия Ковалски выявили: 45% из них полагали, что детектор лжи «может точно идентифицировать попытки обмана». Полиграфическое тестирование было показано в более чем 30 кинофильмах и телешоу, обычно без намека на его недостатки. К 1980-м годам только в Соединенных Шта-