Одергивание» национальностей

Если в экономической области война привела к ограничению волюнтаристской практики, то в идейно-политической сфере она вызвала ослабление надзора, увеличила число неконтролируемых идейных движений, особенно среди тех, кто в течение нескольких лет находился за пределами системы (в оккупированных районах или в плену), в национальной среде и интеллигенции.

С возвращением к мирной жизни власти попытались, действуя чаще всего жестко, восстановить контроль над умами. Обращение с военнопленными, репатриированными в СССР, уже с лета 1945 г. свидетельствовало об ужесточении режима. В целом только около 20% из 2 млн. 270 тыс. репатриированных военнопленных получили разрешение вернуться домой. Большинство же бывших военнопленных были или отправлены в лагеря, или приговорены к ссылке минимум на пять лет или к принудительным работам по восстановлению разоренных войной районов. Такое обращение было продиктовано страхом, что рассказы репатриированных о пережитом будут слишком расходиться с тем, что официально выдавалось за правду. Показательно, что в июне 1945 г. сельские органы власти получили инструкцию установить в деревнях на видном месте щиты с надписями, предупреждавшими, что не следует верить рассказам репатриированных, так как советская реальность неизмеримо превосходит западную. Это уведомление имело целью морально изолировать репатриированных и заставить людей подозревать их в предательстве.

Возвращение в состав СССР территорий, включенных в него в 1939 — 1940 гг. и остававшихся в оккупации в течение почти всего хода войны, во время которой там развились национальные движения против советизации, вызвало цепную реакцию вооруженного сопротивления, преследования и репрессивных мер. Сопротивление аннексии и коллективизации было особенно сильным в Западной Украине, Молдавии и Прибалтике. Первая советская оккупация Западной Украины (сентябрь 1939 — июнь 1941 г.) вызвала к жизни довольно мощную подпольную вооруженную организацию — ОУН (Организация украинских националистов). После прихода туда немецких войск ее лидеры предприняли безуспешные попытки создать независимые украинские правительства во Львове и Киеве. Члены ОУН часто добровольно вступали в подразделения СС (такие, как дивизия «Галитчина») для борьбы против евреев и коммунистов, В июле 1944 г., когда Красная Армия вступила в Западную Украину, ОУН создала Высший совет освобождения Украины. Лидер ОУН Р.Шухович стал командующим Украинской повстанческой армии (УПА), численность которой достигла осенью 1944 г., согласно украинским источникам, более 20 тыс. человек. С июля 1944 г. по декабрь 1949 г. советские власти семь раз предлагали повстанцам сложить оружие, обещая им амнистию. В 1945 — 1946 гг. сельские районы Западной Украины, ее «глубинка», находились в основном под контролем повстанцев, которые пользовались поддержкой крестьянства, категорически отвергавшего саму идею коллективизации. Силы УПА действовали в районах, граничивших с Польшей и Чехословакией, скрываясь в этих странах от ответных операций Советской Армии. О масштабах этого движения можно судить по тому, что СССР был вынужден подписать в мае 1947 г. соглашение с Польшей и Чехословакией о координации борьбы против украинских «банд». Согласно ему польское правительство переместило украинское население на северо-запад страны, чтобы лишить повстанцев их прочной базы. Голод 1947 г., заставивший десятки тысяч крестьян из восточной части Украины бежать в западную, менее пострадавшую, позволил повстанцам в течение еще некоторого времени пополнять свои ряды. Окончательно Западная Украина была покорена только в 1950 г., после проведения там коллективизации, переселения целых деревень, депортации, ссылки или арестов около 300 тыс. человек (с 1945 по 1950 г.). Эта цифра включала тех, кто сотрудничал с немцами, повстанцев и простых крестьян, которые сопротивлялись коллективизации или поддерживали партизан из УПА. Судя по признанию министра внутренних дел УССР в декабре 1949 г., «повстанческие банды» набирались не только из крестьян. Среди разных категорий «бандитов» этот документ упоминал также «молодых людей, сбежавших с заводов, донецких шахт и из фабрично-заводских училищ».

Возвращение Западной Украины в состав СССР сопровождалось преследованиями униатов. После смерти в ноябре 1944 г. митрополита Западной Украины Шептицкого Униатской церкви было рекомендовано слиться с Русской православной церковью. Вскоре новый митрополит Слипый и несколько других иерархов были арестованы и осуждены за сотрудничество с немцами. В марте 1946 г. в Киеве состоялся объединительный Синод, на котором председательствовал патриарх Алексий. В 1951 г., после убийства Закарпатского епископа Ромши, униаты этого региона были также присоединены к Русской православной церкви.

В прибалтийских странах советские власти, прежде чем приступить к коллективизации, провели депортацию «классово враждебных» элементов, конфисковали земли крупных собственников, которые были распределены среди бедных крестьян, подавили сопротивление аннексии со стороны вооруженных групп партизан (1945 — 1948 гг.). В 1948 г. удельный вес коллективизированных хозяйств не превышал 2,4% в Латвии, 3,5 — в Литве и 4,6% в Эстонии. Насильственная коллективизация была проведена в два года (1949 — 1950 гг.). В 1950 г. в этих республиках было коллективизировано соответственно 90,8, 84 и 76% хозяйств по той же модели, что и во всей стране в 1929 — 1933 гг.: ликвидация имевшихся форм добровольной кооперации, охватывавших в этих районах три четверти крестьянских хозяйств, раскулачивание, экономическое и полицейское давление на крестьян, вынуждавшее их забивать свой скот и вступать в колхозы. Коллективизация сопровождалась депортацией примерно 400 тыс. литовцев, 150 тыс. латышей и 50 тыс. эстонцев.

26 июня 1946 г. «Известия» опубликовали указ о высылке за коллективное предательство чеченцев, ингушей и крымских татар, ликвидации Чечено-Ингушской автономной республики, а также «разжаловании» Крымской автономной республики в Крымскую область. На самом деле депортация этих и других не названных в указе народов была произведена уже за несколько лет до этого. Указ от 28 августа 1941 г. объявил о «переселении» немцев Поволжья (400 тыс. человек в 1939 г.) под предлогом наличия среди них «диверсантов» и «шпионов». С октября 1943 по июнь 1944 г. за «сотрудничество с оккупантами» были депортированы в Сибирь и Среднюю Азию шесть других народов: крымские татары (примерно 200 тыс. человек), чеченцы (400 тыс.), ингуши (100 тыс.), калмыки (140 тыс.), карачаевцы (80 тыс.), балкарцы (40 тыс.). В течение примерно десяти лет депортированные народы официально как бы не существовали.

Политика репрессий против некоторых национальностей и отказа от удовлетворения их национальных чаяний в известном смысле была продолжена в «речи Победы», произнесенной Сталиным 24 мая 1945 г. Поднимая тост не за советский, а за русский народ, Сталин объяснил, что последний — «руководящая сила Советского Союза» — сыграл решающую роль в войне. Своими «ясным умом», «стойким характером» и «терпением» он заслужил право быть признанным вождем «наиболее выдающейся нации из всех наций, входящих в состав Советского Союза».

Речь Сталина означала отказ от прежней концепции русского народа как первого среди равных в пользу его дореволюционного видения как народа-просветителя и покровителя. Вместе с тем Сталин, по сути, лишь вернулся к идеям, которые он отстаивал вопреки Ленину в 1922 г. в своем проекте автономизации, где Россия играла роль центра системы. Эта концепция была «исторически обоснована» во второй половине 40-х гг. прославлением прошлого русского народа и ревизией истории его отношений с другими народами СССР. Как и в 30-х гг., к созданию новой истории страны партия подключилась неповоротливо и грубо. В 1946 г. был закрыт «Исторический журнал», признанный неспособным разработать новый подход к истории. Созданные вместо него «Вопросы истории» в свою очередь в 1949 г. подверглись жестокой чистке. Историкам было настоятельно рекомендовано «избегать недооценки влияния Киевской Руси на Западную Европу» и «показывать действительно прогрессивный аспект исторического вклада русского народа в развитие человечества».

В работу были вовлечены и представители естествознания. Состоявшаяся 5 — 10 января 1949 г. в Ленинграде сессия Академии наук СССР, посвященная 225-й годовщине основания российской Императорской Академии наук, «окончательно» доказала историческое превосходство русской науки. Ей был приписан приоритет следующих открытий: радио, лампа накаливания, трансформатор, самолет, парашют, передача электроэнергии. Таким же образом Ломоносов стал первооткрывателем закона сохранения энергии. Если русское прошлое превозносилось во всех своих аспектах (древность заселения, уровень цивилизации, достижения в области искусства и науки, военные победы, просветительская деятельность), то политические и культурные свершения, которые относились к далекому прошлому нерусских народов, должны были затушевываться на фоне восхвалений оказанных русскими благодеяний. Дореволюционная история этих народов изображалась как непрерывно крепнущая дружба между ними и русским народом, а царская империя представала отнюдь не «тюрьмой народов», а тиглем, в котором выплавлялось единство народов, собранных вместе благодаря их колонизации русским народом, к тому же открывшим перед инородцами революционную перспективу. В рамках этого нового видения национальные движения сопротивления царизму, когда-то признававшиеся «прогрессивными», могли только осуждаться. После четырех лет оживленных дискуссий имам Шамиль, предводитель движения за независимость Кавказа в первой половине XIX в., был признан «английским шпионом», а движение — «реакционным». Следствием этой «исторической» дискуссии, проведенной Институтом истории АН СССР, стал глубокий политический кризис в Грузии. 1 апреля 1952 г. пленум ЦК КП(б) Грузии, проведенный в присутствии специально приехавшего из Москвы Берии, сместил все руководство республики, находившееся у власти с 193 8 г. Новое руководство во главе с А.Мгеладзе начало крупномасштабную чистку, которая коснулась более 400 секретарей горкомов и райкомов партии, подавляющего большинства партийных кадров на местах. В 1951 г. критике из центра был подвергнут национальный эпос мусульманских народов: азербайджанская эпопея «Деде Коркут», узбекская «Альпамыш», казахский эпический цикл «Ер Саин», «Шора Батыр» и «Кобланды Батыр», киргизская эпопея «Манас», которые были осуждены за их «клерикальную и антинародную» направленность и запрещены. В большинстве мусульманских республик национальная интеллигенция молча приняла этот удар по культурному наследию. Исключение составила Киргизия: даже в партийных организациях бурная полемика по поводу запрещения «Манаса» продолжалась несколько месяцев.

Ждановщина

Одновременно с «одергиванием» нерусских народов в 1946 г. была развернута кампания по восстановлению несколько ослабленного во время войны контроля за интеллектуальной жизнью страны. Интеллигенция надеялась, что тенденции, наметившиеся в годы войны, получат дальнейшее развитие в мирное время. Однако надежды либеральных сил были быстро развеяны. Летом 1946 г. власти развернули широкое наступление против любого проявления интеллектуального творчества, где обнаруживались так называемые «заграничное влияние», «западное упадничество», «метафизические тенденции», «антирусский партикуляризм», «мелкобуржуазный индивидуализм» и «искусство для искусства». Идеологическое руководство этой кампанией осуществлялось лично Ждановым с таким рвением, что она была окрещена ее жертвами «ждановщиной». Однако и после смерти Жданова эта кампания продолжалась с не меньшей, а может быть, и большей жестокостью вплоть до 1953 г. Если причины, по которым интеллигенция «прибиралась к рукам», были понятны в условиях, когда власти взяли курс на всемерное восхваление Сталина, на окончательное создание культа его личности и легенды о нем, то объяснение выбора конкретного момента для развертывания наступления вызывает определенные затруднения. Похоже, однако, что именно тяжелый экономический кризис лета 1946 г., снова приведший к голоду (особенно сильному на Украине, в Молдавии и Нижнем Поволжье), подтолкнул власти к решению заставить интеллигенцию молчать. В СССР, недавно вышедшем победителем из войны, интеллигенты, конечно, не поверили бы, что засуха — « единственная причина голода в стране, и перед лицом этого возмутительного явления — с конца XIX в. голод неизменно восстанавливал гражданское сознание образованных кругов против властей — критика со стороны интеллигенции неизбежно перешла бы на экономическую политику правительства, ответственного в не меньшей, а может быть, и большей степени, чем засуха, за катастрофически низкий урожай 1946 г. Первым признаком изменения в духовном климате общества было решение о создании 1 августа 1946 г, нового журнала «Партийная жизнь», призванного контролировать развитие интеллектуальной, научной и художественной жизни, отмеченное со времени победы «идеологической вялостью, появлением новых идей и иностранных влияний, подрывающих дух коммунизма».

14 августа ЦК партии обрушился на журналы «Ленинград» и «Звезда» (первый получил выговор, а второй был закрыт) за то, что они стали проводниками «идеологий, чуждых духу партии», особенно после публикации произведений поэтессы А.Ахматовой и сатирика М.Зощенко. Через несколько дней они были исключены из Союза писателей на собрании, где Жданов долго объяснял, что в рассказе «Приключения обезьяны» (больше, чем любой другой, поставленном в вину Зощенко) «изображение жизни советских людей, нарочито уродливое, карикатурное и пошлое, понадобилось Зощенко для того, чтобы вложить в уста обезьяны гаденькую, отравленную антисоветскую сентенцию насчет того, что в зоопарке жить лучше, чем на воле, и что в клетке легче дышится, чем среди советских людей». Назначенному первым секретарем правления Союза писателей Фадееву было поручено навести порядок в этой организации. 4 сентября новое постановление ЦК подвергло критике «безыдейные», то есть без идеологических лозунгов, фильмы. В нем были названы три фильма: «Большая жизнь», рассказывавший о жизни донецких шахтеров и обвиненный в том, что в нем «фальшиво изображены партийные работники», отсутствует показ «современного Донбасса с его передовой техникой и культурой, созданной за годы Сталинских пятилеток»; «Адмирал Нахимов» Пудовкина и вторая серия «Ивана Грозного» С.Эйзенштейна. Знаменитый режиссер подвергся критике прежде всего за то, что создал ложный образ (как «бесхарактерного человека» «типа Гамлета») царя, который фигурировал отныне среди великих строителей русского государства рядом с Петром Великим и... Сталиным.

Новый еженедельник «Культура и жизнь» получил задание проверить, действительно ли наука, литература, искусство, кино, радио, музыка, пресса, музейное дело «поставлены на службу коммунистического воспитания масс». В конце 1946 г. «Культура и жизнь» начала кампанию против «декадентских тенденций» в театре и потребовала исключить из репертуара все пьесы зарубежных драматургов. 24 июня 1947 г. Жданов провел совещание философов, на котором добился осуждения «Истории западной философии» Г.Александрова, руководившего до этого Агитпропом и ставшего в 1 946 г. лауреатом Сталинской премии. Согласно Жданову, Александров проявил чрезмерную терпимость в своих суждениях об идеалистической, буржуазной и декадентской философии, «вдохновлявшей» борьбу империалистических держав против СССР (за это отсутствие полемического задора его сравнили с «беззубым вегетарианцем»).

Несколько месяцев спустя ждановщина затронула музыку — сферу, которой она до этого не касалась. Предлогом послужило исполнение в декабре 1947 г. трех произведений, заказанных к тридцатилетию Октябрьской революции: Шестой симфонии Прокофьева, «Поэмы» Хачатуряна и оперы Мурадели «Великая дружба». 10 февраля 1948 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «О декадентских тенденциях в советской музыке», осуждавшее оперу Мурадели, который «пренебрег лучшими традициями и опытом классической оперы вообще, русской классической оперы в особенности, отличающейся внутренней содержательностью, богатством мелодий и широтой диапазона, народностью, изяществом, красивой, ясной музыкальной формой, сделавшей русскую оперу лучшей оперой в мире». Мурадели, утверждалось далее, допустил в либретто оперы «исторически фальшивую» трактовку отношений между русскими, с одной стороны, и грузинами и осетинами, с другой, во время «борьбы за установление советской власти и дружбы народов на Северном Кавказе в 1918 — 1920 гг.». Не менее острой критике подверглись композиторы, «придерживающиеся формалистического, антинародного направлений»: Прокофьев, Шостакович, Хачатурян, Мясковский и другие, которые «снизили высокую общественную роль музыки и сузили ее значение, ограничив его удовлетворением извращенных вкусов эстетствующих индивидуалистов». Следствием постановления стала чистка и Союза композиторов. «Антиформалистская» кампания велась в течение всего 1948 г. с большой решимостью: почти все известные интеллектуалы и деятели искусства были осуждены, исключены из творческих ассоциаций и вынуждены прекратить свою деятельность. Вместе с тем в отличие от практики 30-х гг., которые, правда, не знали такого въедливого контроля за каждой областью духовной жизни, большинство подвергнутых остракизму интеллектуалов и деятелей искусства не были арестованы или отправлены в лагеря.

С конца 1948 г. критику «формалистических» тенденций затмило открытие нового вредного уклона: «космополитизма». Впрочем, формализм и космополитизм являлись двумя сторонами одного и того же «низкопоклонства перед Западом». Запрет на контакты и вступление в брак советских граждан с иностранцами стал первой антикосмополитической мерой. Критика космополитизма быстро приобретала все более откровенный антисемитский характер. Газеты соревновались друг с другом в выявлении «настоящих имен» осужденных космополитов. Кампания была направлена в первую очередь против интеллигентов-евреев, обвиненных в «индивидуалистическом и скептическом обособлении», «антирусском космополитизме», «сионистской деятельности в интересах империализма». При таинственных «обстоятельствах в дорожном происшествии погиб художественный руководитель Еврейского театра С.Михоэлс. Преследования начались после того, как советские евреи продемонстрировали свою поддержку созданию государства Израиль и приветствовали приезд в Москву его первого посла Голды Меир. Еврейский антифашистский комитет, который в годы войны занимался сбором среди еврейских общин в разных странах, главным образом в США, финансовых средств для поддержки Советского Союза, был распущен, а его периодические издания, включая «Эйникайт», в котором сотрудничали самые выдающиеся представители еврейской интеллигенции СССР, и культурные организации — запрещены. Несколько сотен интеллигентов были арестованы. Некоторые из самых известных (Фефер, Перец, Маркиш, Бергельсон, Квитко) были отправлены в Сибирь ив 1952 г. расстреляны по обвинению в намерении собрать евреев в Крыму, откуда были выселены крымские татары, и организовать там акты саботажа. Объявление о раскрытии в январе 195 3 г. «заговора убийц в белых халатах», в котором подозревались несколько медицинских светил еврейского происхождения, окончательно деморализовали советских евреев, в течение нескольких недель со дня на день ожидавших решения об общей депортации.

Идеологический контроль был распространен на все сферы духовной жизни. Столь же уверенно, как в истории и философии, партия выступала как законодатель и в языкознании, биологии и математике, осуждая некоторые науки как «буржуазные». Такая же участь постигла волновую механику, кибернетику и психоанализ.

В 1950 г. Сталин принял личное участие в дискуссии о языкознании, выступив со статьей «Марксизм и проблемы языкознания» против теорий Н.Марра. Сталин старался доказать, что речь является совокупностью словесных раздражителей, позволяющих направленно вызывать у человека соответствующие психические реакции и действия. Лингвистические проблемы были лишь предлогом, чтобы поднять вопрос взаимоотношений между надстройкой и базисом советского общества, что заставило Сталина еще раз заявить об абсолютной необходимости незыблемого и всесильного государства в СССР. Спустя два года в «Письме товарищу Холопову», опубликованном в «Правде» 2 августа 1952 г., он вернулся к этой теме, открыто объявив неправильным выдвинутый Энгельсом в «Анти-Дюринге» тезис об отмирании государства после революции, поскольку капиталистическое окружение не было уничтожено, а социалистическая революция реально победила только в одной стране.

Совсем другой смысл носила дискуссия о биологии. Она была связана с экономическими, в первую очередь сельскохозяйственными, трудностями страны и торжеством псевдонаучной теории о наследственности шарлатана Т.Лысенко, обещавшего Центральному Комитету «и лично товарищу Сталину» в минимальные сроки обеспечить изобилие сельскохозяйственных продуктов. Карьера Лысенко началась в феврале 1935 г. на II съезде колхозников-ударников, где он, тогда молодой агробиолог, обрушился на «кулаков от науки». Очень скоро он был назначен президентом Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В.И.Ленина, откуда изгнал настоящих генетиков, своих научных оппонентов, и добился в 1940 г. ареста знаменитого генетика и ботаника Н.Вавилова, который умер в тюрьме в 1943 г. Начавшиеся накануне войнч преследования генетиков и биологов были с удвоенной энергией возобновлены в 1947 — 1948 гг. Под влиянием Лысенко ЦК навязал такую интерпретацию понимания изменчивости, которая соединяла марксистский детерминизм с признанием возможности влиять на человеческую природу. Собравшаяся в августе 1948 г. сессия ВАСХНИЛ послужила сигналом для преследования всех генетиков и биологов-»менделистов» (среди которых было много евреев). Академики А.Жебрак, П.Жуковский, Л.Орбели, А.Сперанский, И.Шмальгаузен и их ученики — в общей сложности несколько сотен исследователей — были изгнаны из Академии и со своих факультетов. В стране была запрещена генетика Менделя, а также все отрасли знания, которые рассматривали ту или иную форму неопределенности: квантовая физика, теория вероятностей, статистический анализ в социологии и т.д.

В той же мере, что и занятие Лысенко и его сторонниками ключевых постов в ВАСХНИЛ, лысенковщина была выражением политики партии по отношению ко всему научному знанию, триумфом той волюнтаристской псевдонауки, которая позволяла руководству страны, находящейся на грани голода, утверждать, что советское сельское хозяйство в ближайшем будущем ждет впечатляющий подъем. Лысенковщина вдохновляла абсурдные «сталинские планы преобразования природы», а также «планы преобразования человека», под которыми «специалисты по психологии» типа академика К. Быкова понимали систематическое применение теорий Павлова для создания «нового человека».

Апогей системы концлагерей

Идеологическое и политическое ужесточение 1945 — 1953 гг. привело к разрастанию репрессивных органов и концентрационной системы. С 1946 г. деятельность по охране порядка и подавлению инакомыслия осуществлялась двумя органами, чьи права и обязанности оставались туманными и не регламентировались никаким законом: Министерством внутренних дел (МВД) и Министерством государственной безопасности (МГБ). Многочисленные перестановки в их руководстве, произошедшие в эти годы, отражали сложные перипетии той борьбы за власть, которой в политическом плане был отмечен конец сталинской эры. В 1946 г., оставаясь заместителем председателя Совета Министров и членом Политбюро, Берия уступил руководство МВД генералу Круглову. МГБ, могущество которого постоянно росло, отошло к одному из подчиненных Берии Абакумову, заместителем которого Круглое работал в течение некоторого времени. В ноябре 1951 г. Абакумов был заменен Игнатьевым, ставленником Сталина. Если верить некоторым свидетельствам, Сталин перестал тогда доверять Берии и поставил политическую полицию под усиленный контроль «специального сектора» своего Секретариата.

Учитывая численность новых категорий приговоренных к лагерям (бывшие военнопленные, «чуждые элементы» из регионов, недавно включенных в СССР, пособники оккупантов, представители подвергшихся массовой депортации народностей), следует признать, что в послевоенные годы советская концентрационная система достигла своего апогея. Так же как и для конца 30-х гг., оценки численности заключенных ГУЛАГа колеблются от 4,5 до 12 млн. человек. Тем не менее все историки признают, что число заключенных в лагерях и тюрьмах достигло своего максимального уровня в 1948 — 1952 гг., когда многие приговоренные в 1937 — 1938 гг. к десяти годам лагерей без суда получили новый срок на основании административного решения. С другой стороны, есть основания полагать, что и смертность среди заключенных после 1948 г. значительно сократилась благодаря осознанию властями необходимости «беречь» экономически выгодную рабочую силу.

По сравнению с предыдущими годами организация концентрационной системы отличалась рационализацией использования заключенных, созданием для политзаключенных специальных лагерей и ростом числа серьезных попыток восстаний заключенных.

Можно полагать, что в отличие от послесталинского ГУЛАГа, если информация о насыщенности европейской части СССР лагерями не была сильно приуменьшена, основная часть лагерей находилась тогда в самых удаленных и суровых районах нового освоения, от безводных пустынь Средней Азии до полюса холода в Якутии. В конце 40-х гг. советская концентрационная система имела уже четвертьвековую историю. Местом, где началось ее формирование, были Соловецкие острова. Достаточно символично то, что центром, вокруг которого стала создаваться в 1923 г. структура архипелага ГУЛАГ, послужил крупный монастырь на этих островах, который до революции был стратегической крепостью, а затем тюрьмой, В конце 20-х гг. «население» Соловков было разбросано по стройкам железных дорог и лесоповалам Карелии, Мурманской, Архангельской и Вологодской областей. Первой большой сталинской стройкой с использованием заключенных стала прокладка Беломоро-Балтийского канала (1931 — 1933 гг.). В то же время было начато поэтапное строительство «Северо-Восточной дороги», вдоль которой были разбросаны более или менее постоянные лагеря. Эта транспортная артерия, берущая начало от стратегического Котласского перекрестка, продвигалась со своими рельсами, лесосеками и рудниками сначала к Усть-Илиму, а затем к Ухте, Печоре и Воркуте. Она делилась на две ветки: одна на Северный Урал, в район Соликамска, а другая — в арктические районы (Салехард, затем Норильск), куда в 1939 г. были переведены последние соловецкие узники. Во второй половине 30-х гг. заключенные начали строить еще одну линию от Южного Урала к Кузбассу, Байкалу (группа лагерей ОЗЕРЛаг) и Амуру (группа лагерей БАМЛаг). В тот же период по крайней мере центральная часть Казахстана и Колыма также покрылись сетью лагерей.

Полностью изолированная — добраться туда можно было только морем — Колыма стала регионом-символом ГУЛАГа. Ее административный центр и порт приема заключенных Магадан был построен ими самими, как и жизненно важное Магаданское шоссе, соединявшее только лагеря. Добыча золота в нечеловечески тяжелых условиях, позднее детально описанных бывшими узниками, составляла основной вид их деятельности. В Казахстане заключенные начали разработку месторождений угля и медной руды в районе Караганды. Оттуда лагеря распространились в Джезказган и Экибастуз, получившие известность благодаря восстаниям, которые там произошли в 1953 г. Немного севернее сельскохозяйственное освоение степей обеспечивал СТЕПЛаг, насчитывавший в 1949 г. 200 тыс. заключенных.

В сложной системе лагерей заключенные направлялись преимущественно на лесоповал («летучие лагеря» в тайге передвигались вместе с лесосеками), в горнодобывающую промышленность, главным образом (за исключением угольных шахт Воркуты и Караганды) в отрасли с высокой степенью риска для жизни (добыча урана, свинца, асбеста, золота, алмазов — большинство этих рудничных лагерей, где смертность была особенно высокой, относилось к СВИТЛагу, разбросанному по огромной территории от Якутска, Ногаевой бухты до устья Колымы с центром в Магадане), на строительство железных дорог (железная дорога Байкал — Амур, прокладка которой велась заключенными из БАМЛага, насчитывавшего в своих трех десятках «лагпунктов» несколько сотен тысяч заключенных; арктическая железная дорога Салехард — Игарка длиной 1200 км, так и не введенная в строй), на строительство крупных плотин (Усть-Каменогорск, Братск), городов (Комсомольск, Находка, Магадан, Братск, Норильск, Воркута, Балхаш, если называть только самые большие), на осуществление таких престижных проектов, как Волго-Донской канал, строительство которого закончилось в 1952 г.

В 1948 г., в обстановке общей нехватки рабочей силы из-за понесенных в войне потерь, когда особенно пострадало население наиболее трудоспособных возрастов, власти распорядились использовать заключенных более «экономно» и «рентабельно». В 1945 — 1948 гг. особенно высокой была смертность среди заключенных, отправленных в лагеря за пребывание в немецком плену. Этим ослабленным и больным людям не удавалось выполнять норму выработки больше, чем на 30—40%, за что им соответственно урезалось питание. Поэтому «доходяги», как их называли на лагерном жаргоне, быстро умирали. Чтобы стимулировать производительность труда, с 1948 г. власти разрешили выдачу дополнительной зарплаты «ударникам»; также были увеличены пайки для выполнявших нормы выработки. Экономическая рентабельность ГУЛАГа получила различные оценки: некоторые (А.Солженицын, С.Розенфельд) подчеркивают невероятную дешевизну этой рабочей силы, «оплачиваемой» из расчета обеспечения ее воспроизводства; другие (Амальрик, Буковский) настаивают на широком распространении всякого рода «приписок», очень низкой производительности лагерной рабочей силы и огромных расходах на содержание многочисленного и коррумпированного лагерного персонала. Как бы то ни было, «население» ГУЛАГа внесло основной вклад в освоение новых районов, ресурсы которых могли бы эксплуатироваться вольной наемной рабочей силой, как это делается в настоящее время, правда, с очень большими экономическими затратами.

В 1948 г. были созданы лагеря «специального режима», в которых в очень тяжелых условиях содержались лица, осужденные за «антисоветские» или «контрреволюционные акты». У этих людей не оставалось никаких иллюзий относительно системы. Они, как правило, прошли военную службу, умели обращаться с оружием и имели совершенно другой жизненный опыт и мировосприятие по сравнению с «врагами народа» 30-х гг. — интеллигентами, партийными функционерами и хозяйственниками, убежденными в том, что их арест — результат ужасного недоразумения. Способные сопротивляться давлению «уголовников», которые при попустительстве администрации всегда терроризировали «политических», эти «новые заключенные» превратили некоторые «спецлагеря» в настоящие очаги восстания и политического сопротивления. Именно 1948 — 1954 гг. были отмечены несколькими восстаниями заключенных. Самые известные из них произошли в Печоре (1948 г.), Салехарде (1950 г.), Кингире (1952 г.), Экибастузе (1952 г.), Воркуте (1953 г.) и Норильске (1953 г.). Брожение в лагерях, особенно «специальных», достигло очень высокого уровня после смерти Сталина и отстранения Берии, то есть весной и летом 1953 г. и в 1954 г. Возглавленное, как и большинство предыдущих мятежей, бывшими военными, это движение приняло открыто политический характер.

Восстания заключенных дали основание отдельным авторам (прежде всего К.Лефору) утверждать, что «население» ГУЛАГа составляло некий «социальный класс», особенно эксплуатируемый и притесняемый правящим классом. Для Солженицына ГУЛАГ являлся территорией особой «зековской нации» со своей собственной культурой, своими кодексами и законами, языком, обществом, структурированным в рабочие бригады, для которых назначалась коллективная норма выработки и где применялись принципы коллективной ответственности; обществом, разделенным на «политических» и «уголовников», со сложной иерархией надзирателей, зеков, произведенных в мастера, «сачков», которым удалось, благодаря тому, что они владели какой-либо редкой и нужной специальностью, добиться от администрации освобождения от общих работ, всесильных блатных («воров» на лагерном жаргоне), помыкавших люмпен-пролетариатом, «внутренних рабов», зачастую превращенных в пассивных гомосексуалистов.

Существование этой параллельной «нации» не было только результатом репрессивной политики, проводившейся в отношении отдельных лиц и групп, подозреваемых в политической оппозиционности. Оно отражало общую криминализацию социального поведения. Вопреки солженицынскому образу ГУЛАГа, символом которого является интеллигент-диссидент, «политические» составляли меньшинство лагерного населения. В то же время большинство заключенных все же не были «уголовниками» в обычном понимании этого слова. Чаще всего в лагеря попадали обычные люди за нарушение одного из бесчисленных репрессивных законов. Цель законодательства состояла в том, чтобы заставить работать и дисциплинировать массы, не горевшие желанием участвовать в продлении функционирования системы и ее воспроизводстве.