X партийный съезд — решающий поворот

Когда войска Тухачевского вели подавление кронштадтского мятежа, в Москве начал работу X съезд партии (8 марта 1921 г.). На съезд были вынесены два важнейших вопроса: первый — о запрещении фракций внутри партии (постановление по этому вопросу потом еще долго определяло политическую жизнь в СССР), и второй — о замене продразверстки, три года тяготевшей над крестьянами, продналогом — мерой на первый взгляд ограниченной, но последствия которой было трудно сразу предугадать и с введения которой началась новая экономическая политика (нэп).

Основополагающие документы принимались почти что наспех, в последний день съезда, после долгих дискуссий о профсоюзах (представление и обсуждение мер, вводящих нэп, занимает всего 20 страниц из 330 в полном издании стенографического отчета съезда). После съезда резолюция по продовольственному налогу должна была быть дополнена двумя сериями других экономических мер. Одна узаконивала свободу внутренней торговли, другая — предоставление концессий частным предпринимателям. В мае 1921 г. было разрешено создавать мелкие частные предприятия, в июле денационализировались учреждения, где по найму работало менее 21 человека. Только за один год более 10 тыс. предприятий было переуступлено частным лицам, иногда бывшим владельцам, на срок от двух до пяти лет взамен 10 — 15% производимой ими продукции. Часть из них стали смешанными предприятиями с участием иностранных фирм. Рабочие получили право переходить с завода на завод, возрос авторитет инженеров и технических кадров.

Было ли введение нэпа вызвано событиями в Кронштадте? Вряд ли. Идея изменить политику по отношению к крестьянству, о которой давно говорили меньшевики, уже витала в воздухе. В конце 1920 г. Ленин в опубликованной впоследствии беседе с Кларой Цеткин признал «ошибочность политики продразверстки». 17 и 23 февраля в «Правде» появились две статьи, где говорилось о возможности введения продовольственного налога, который вдохновил бы крестьян на увеличение посевных площадей. Кронштадтский мятеж и приближающийся весенний сев ускорили принятие решения, которое, видимо, обдумывалось в течение всего февраля. Можно легко объяснить осмотрительность, проявленную Лениным, принимавшим эти меры «под шумок» и в несколько этапов. Среди коммунистов они не могли не Вызвать глубокого недоумения. Так же как в Брест-Литовске, им казалось, что советская власть отказывается от своих принципов и законности и что это ведет к «реставрации капитализма». Тысячи коммунистов вышли из партии. Привыкнув считать принуждение единственной возможной формой отношений со строптивым крестьянством, нижние партийные чины, чья карьера началась в армии, никогда не смогли избавиться от привычек, приобретенных ими в течение первых лет советской власти.

Для Ленина новая экономическая политика не являлась лишь временной, конъюнктурной мерой. «Понадобятся целые поколения, — объяснял он на съезде, — чтобы перестроить сельское хозяйство и изменить крестьянскую психологию». По его мнению, достичь этой цели можно было только через развитие индустриализации, электрификации, кооперации, союза рабочих и крестьян. «Пролетариат руководит крестьянством, но этот класс нельзя так изгнать, как изгнали и уничтожили помещиков и капиталистов. Надо долго и с большим трудом и большими лишениями его переделывать».

После четырех лет революции и гражданской войны Ленин, казалось, пришел к взглядам, близким тем, каких придерживались в 1917 г. почти все марксисты, спорившие с ним, — к пониманию того, что для перехода к социализму необходимо ,. время, что до победы социализма пройдет не одна смена поколений. Поскольку форма государства является отражением экономической ситуации, существование различных экономических укладов, признанное наконец нэпом, должно было, следуя марксистской логике, привести к сосуществованию различных политических формирований, представляющих противоположные интересы общественных групп, в особенности рабочего класса и крестьянства. Однако, вместо того чтобы сделать политическую жизнь более демократичной, коммунистическое руководство усилило партийную диктатуру.

Одним из первых последствий введения нэпа стало окончательное уничтожение меньшевиков, не из страха перед их возможным сопротивлением новым мерам, а из-за того, что они доказали правильность своих прогнозов и анализа ситуации, поскольку уже давно требовали введения такой политики.

Нэп способствовал появлению оппозиции среди самих коммунистов: некоторые заявили о «реформистском», даже «буржуазном» уклоне руководства, что побудило Ленина предложить съезду дне резолюции, гарантирующие единство партии. Согласно первой, требовалось немедленно распустить все группы, образованные на собственных платформах, под угрозой исключения из партии. В одной остававшейся неизвестной до октября 1923 г. статье этой резолюции Центральный Комитет облекался властью для осуществления этой меры. Вторая резолюция осуждала взгляды «рабочей оппозиции», в особенности на роль и место профсоюзов. В резолюции говорилось: «Марксизм учит, что только политическая партия рабочего класса, то есть Коммунистическая партия, в состоянии объединить, воспитать, организовать такой авангард пролетариата и всей трудящейся массы, который один в состоянии противостоять неизбежным мелкобуржуазным колебаниям этой массы, неизбежным... рецидивам профсссионалистской узости или профессионалистских предрассудков среди пролетариата». То понимание роли партии, которое Ленин сформулировал в 1902 г., было возведено в ранг одной из составных частей марксистского учения. Положения «рабочей оппозиции» становились, таким образом, «антимарксистскими». Эти две основные резолюции были приняты почти без обсуждения подавляющим большинством за несколько часов до закрытия съезда. Ошеломленное их неожиданностью, большинство членов «рабочей оппозиции» проголосовало за. Навязчивая идея сохранить единство партии побудила ее руководителей ко всяческим компромиссам и отречениям.

После X съезда последовало сплочение партии, выразившееся в новой «чистке», укреплении власти и полномочий сокращенного аппарата, а также возросшей бдительности по отношению к возникновению любых политических течений, угрожающих единству партии.

С августа 1921 г. все члены партии должны были пройти новую проверку, растянувшуюся на многие месяцы, после которой около четверти всех коммунистов оказались исключенными из партии (в основном по тем же причинам, что и во время «чистки» 1919 г.) или вышли из нее по собственному желанию. В марте 1922 г. XI съезд принял четкие правила приема в партию, которые менялись в зависимости от социальной принадлежности вступающего: в партию легче всего было вступить рабочим, а крестьянам — легче, чем «прочим». Несмотря на эти меры, партия не стала более пролетарской по своему составу: в 1922 г. примерно 15 тыс. рабочих, недовольных «буржуазным переходом» к нэпу, вышли из ее рядов. По-прежнему вступление в партию означало возможность занять новый пост в партийной административной системе, в профсоюзах или другой «общественной организации», и поэтому многие стремились стать коммунистами. Граница между руководителями и подчиненными оставалась нестабильной и открытой. На фоне разрушенной экономики, когда почти не создавалось новых рабочих мест, все время рос «аппарат», подпитываемый десятками тысяч демобилизованных военных. Во время гражданской войны в партии установился «командный стиль» руководства, введенный бывшими офицерами и солдатами, считавшими, что они просто «мобилизованы» на другой фронт. Стало привычным, что местное начальство назначается сверху. Низовые организации, нуждавшиеся в руководителях, сразу же обращались в специальные ведомства ЦК (Орготдел и Учраспред), занимающиеся расстановкой кадров. С апреля 1920 г. по март 1921 г. эти ведомства произвели 40 тыс. назначений на различные должности.

Эта практика продолжалась и в мирное время. Значительно возросла роль Оргбюро, ведавшего всеми организационными партийными вопросами, и Секретариата, контролировавшего все ведомства Центрального Комитета. В Секретариате, созданном одновременно с Политбюро в марте 1919 г. под эгидой Центрального Комитета, состоявшем первоначально из пяти человек, которые могли принимать срочные решения, не дожидаясь очередного заседания ЦК, уже в 1921 г. работало более 600 человек. Во главе Секретариата стоял Свердлов, потом Крестинский. После XI съезда партии генеральным секретарем ЦК партии стал Сталин, а Молотов и Куйбышев — его заместителями. Этот вроде бы формальный пост позволял Сталину держать под контролем все должности и обеспечивать себе надежную поддержку в аппарате. К расширению власти и компетенций аппарата прибавился еще более жесткий контроль за низовыми организациями и полицейский надзор за членами фракций, осужденных на X съезде. Правда, этот контроль пока не был достаточно совершенным, поскольку в марте 1922 г. еще не существовало подробного досье на каждого коммуниста. Лишившись права голоса, «рабочая оппозиция» вынуждена была обратиться («Декларация 22-х», февраль 1922 г.) к Коммунистическому Интернационалу с Выражением озабоченности «диктатурой аппарата», царящей в рабочей и профсоюзной среде, отсутствием «пролетарской демократии» в стране. Контроль за профсоюзами усилился: с декабря 1921 г. только опытные члены партии с большим стажем, не принадлежавшие ни к какой другой партии, кроме коммунистической, могли стать профсоюзными лидерами.

Принятие этих мер завершило «превращение большевизма в государственную структуру» (М.Ферро), начавшееся в октябре 1917 г. разгоном инакомыслящих политических партий, лишением Советов их полномочий, опекой над профсоюзами и заводскими комитетами. При такой жесткой политической диктатуре в новую систему тем не менее проникала определенная часть «масс», не настолько пролетарская, как этого хотелось бы советской власти. Такая «колонизация» новых учреждений элементами плебса, резко отличавшимися от первых большевиков, повлияла на саму природу советской власти, на направления и возможности развития, сохраняя на время открытыми и нечеткими границы между руководящими и руководимыми.

Глава V. Годы нэпа (1921 — 1928)