Записки начинающего психолога

Шаньгина Н.А., преподаватель психологии,

практикующий психолог, гештальт-терапевт  

Смотри же, я не даю уроков и не занимаюсь мелкой благотворительностью – когда я даю, я отдаю себя.

                                                                                                     Уолт Уитмен

У каждого свой путь, который приводит человека в психологию. Но каждый приходит со своей болью, со своим волнующем его вопросом. Э. С. Робин Скиннер, размышляя о своем приходе в психиатрию, отмечал: «Меня привела к изучению психиатрии необходимость найти способ как-то справиться с собственными проблемами. И мой нынешний интерес к подготовке профессионалов душевного здоровья привел меня к убеждению, что такая мотивация не только не является обычной для работы психотерапевта, но также сознательно или бессознательно, оказывается наилучшим при условии, что она приведет профессионала к подлинному, прямому и естественному систематическому изучению самого себя, а не к косвенному подходу к себе через изучение пациентов».

Получая психологическое, психиатрическое образование, мы прежде всего примеряем на себя различные психические отклонения и болезни. И приходим к неизбежному выводу, что лишь разобравшись в себе, разрешив свои внутренние противоречия, мы сможем помочь другим.

Вот мы уже выпускники, молодые специалисты, полные надежд и ожиданий. Чего мы хотим в первую очередь? Ну, конечно же, не терпится попробовать свои силы, узнать на что мы способны. Мы полны энергии и энтузиазма.

Однако на начальном этапе своей практической деятельности психолога ожидают различные разочарования.

Во многом фантазии, связанные с будущей работой, которыми живет молодой специалист, не имеют ничего общего с реальностью. Это может привести к разочарованию под условным названием "А в мыслях было все иначе".

Специфика работы психолога зависит от учреждения, в котором он работает. Если в психологическом центре— то, в основном, это консультационная и методическая работа. Если поступает в аспирантуру и идет работать в высшее учебное заведение—то это научная и преподавательская деятельность. Если в школе—то это прежде всего сочетание просветительской, диагностической, консультационной и коррекционной работы. Самое важное, чтобы психолог осознавал свои индивидуальные особенности и склонности, потребности и возможности и соизмерял их с теми требованиями, которые ему будут предъявлены в данном учреждении.

Куда бы психолог не пришел работать, на него, как на нового человека, будет направлено всеобщее внимание. Первое время придется отвечать на вопросы типа: "Психолог—это кто?", "Какой вы психолог?", "А что вы знаете и умеете?", "Сможете ли вы мне помочь?", "Интересно, а себе вы уже помогли?". На данном этапе своего профессионального становления практический психолог может столкнуться с разочарованием, которое получило название: "Ах, так вы не волшебник!".

     Ожидания скорых перемен, изменений, которые должны произойти благодаря появлению психолога, часто на практике оборачиваются горьким осознанием того, что "воз и ныне там". Что это? Неудача психолога как специалиста или стечение обстоятельств? На самом деле ни то, ни другое. Многие практические психологи начинают свою работу в школе с принципа "лоскутного одеяла" (так назвала его российский психолог Марина Битянова). Психолог пытается поспевать за всеми событиями в школе, профессионально реагировать на них, соответствовать всем предъявляемым ему ожиданиям, работать сразу и со всеми.

     Понятно, что такой подход неэффективен и крайне опасен для собственного эмоционального состояния. Хорошо, если удается осознать причину своей неудовлетворенности работой и изменить свой подход. А если нет? То работа перестает быть в радость. Напрашивается вывод о том, что нельзя быть мастером на все руки, так как это ведет к потере собственных границ. С этой проблемой может быть связано разочарование под условным названием: "Психолог—это не супермен по помощи".

С желанием видеть в психологе человека, который очень многое умеет и знает, мы столкнулись в первый год своей работы практическим психологом в школе. Было опрошено 200 человек, учащихся 9-11-х классов, которым был задан вопрос, для чего, на их взгляд, нужен психолог в школе. «Для решения проблем, выйти из трудной ситуации» ответило 29 % опрошенных, «для поддержки» - 20 %, «для психологической помощи» - 18 %, «помочь познать себя» - 12,5 %, «дать совет» - 12,5 %. По мнению учащихся, образ психолога складывается из следующих качеств: понимающий (68 %), внешне привлекательный (59 %), добрый (43 %), общительный (30,5 %), компетентный (27,5 %), умеющий помогать, поддерживать (14,5 %), умеющий вызывать доверие (12,2 %), спокойный (11,5 %), умеющий слушать (11,5 %).

С ответов учеников психолог предстает этаким суперменом—всегда помогающим, решающим самые различные проблемы, умеющим давать полезные советы. Насколько можно совместить целый мир знаний, умений и навыков, который включает в себя психология вообще и практическая школьная психология в частности, в одном, отдельно взятом специалисте? Здесь уместна аналогия с медициной. Разве возьмется окулист давать консультации больному с пороком сердца? Мы же часто испытываем чувство вины за то, что не умеем справиться с какими-то специфическими ситуациями, возникающими в школьной практике. По мнению российского психолога М.Битяновой:

     "Делать нужно только то, что умеешь.

     Делать нужно только то, во что веришь.

     Делать нужно только тогда, когда понял, зачем?..

     Надо делать то, что умеешь, но делать целостно, системно, доводя начатое до логического завершения, видя и демонстрируя окружающим реальные возможности своего труда. И не бояться говорить: "А этого я не умею. Не умею, но после того, как в совершенстве освою то, чем сейчас занимаюсь, попробую научиться" [1].

     Вообще, в начале профессиональной деятельности отношение психолога (психотерапевта) к профессии характеризуется как некое удивление: «Надо же, получается! Могу?». В этот период очень много страха и скованности – страха навредить, страха сделать неправильно, страха быть неэффективным.

     Преодолев эту фазу профессионального развития, справившись со своими страхами, обретя некоторый опыт, очень легко психолог (терапевт) попадает во власть иллюзии о своем могуществе и сверхвлиянии на клиента. Ему кажется, что он действительно хитроумен и ведет клиента к цели, видимой только им, терапевтом. Психолог (терапевт) ощущает себя миссионером. Он готов работать «изо всех сил» и со всеми, кто, на его взгляд, нуждается в психологической (терапевтической) помощи. В период такой эйфории кажется, что каждый мало-мальски знакомый человек нуждается в психотерапии, а незнакомым людям она нужна всем поголовно; нуждающиеся об этом даже не подозревают и порой упорствуют в своем неведении. Правда, столкнувшись с реальностью, когда клиент либо удирает от психолога (терапевта), либо сопротивляется, отказывается личностно расти, специалист переживает это как неудачу, провал и впадает в переживание своей полной беспомощности, неумелости, испытывает желание все бросить и изменить специальность.

В этот момент начинается поиск причин своих трудностей. Психолог (терапевт) обращается к коллегам, усиленно посещает семинары, тренинги, кропотливо работает над собой. Для этого периода характерно осознание себя частью профессионального психологического (терапевтического) сообщества.

Только затем психолог (терапевт) вступает в следующую стадию профессионального развития, где отношение к своему труду можно определить как менее восторженное, достаточно спокойное, не как к мессианству, а как к работе, то есть способу зарабатывать деньги, получая от работы максимум удовольствия. И так длиться некоторое время, а потом…психолог (терапевт) проходит заново вышеописанные фазы, но уже на новом витке, имея гораздо больший запас знаний и опыта, чем в начале.

Все, о чем шла речь выше, касается профессионального роста психолога или психотерапевта. Но то, как психолог или психотерапевт справляется с различными трудностями и разочарованиями в своей работе, во многом зависит от его приоритетов и духовных ценностей, от его личностных смыслов и мировоззрения. Этот огромный личностный пласт значительно влияет на ощущение жизни, на поведение человека в целом, и психолога, психотерапевта, в частности.

     Психолог помогая другим, обладая профессиональными психологическими знаниями не застрахован от жизненных неурядец и личностных трагедий в собственной жизни. Почему среди психологов так много одиноких людей? Это миф, созданный американским кино (как правило, психолог, психотерапевт в зарубежных кинофильмах – редко счастливый человек, скорее колеблющийся, ощущающий внутренние противоречия, одинокий, например, главные героини из кинофильмов "Молчание ягнят", "Дом игр", главный герой из кинофильма "Окончательный анализ") или реальность?

     Возможно психологи, психотерапевты по роду своей деятельности, сталкиваясь с различными жизненными трагедиями людей, как никто другой осознают, что человек—одинокое существо. Доктор И. Ялом пишет: "Наступает время, когда перед нами с холодной ясностью открывается истина: мы рождаемся и умираем в одиночку... Это один из тех беспощадных фактов жизни, одна из данностей существования, столкновение с которыми вызывает боль, обычно поверхностную, и лишь минутами по-настоящему глубокую. Боль судьбы. Боль существования. Боль, которая всегда с нами, которая постоянно прячется за поверхностью жизни и которую так легко ощутить" [2]. Чем выше развитие человечества и человека, тем мучительней может быть последнее.

     Проблема одиночества – одна из самых острых в современной социальной жизни, затрагивающая изначальные основы человеческого бытия. В течение многих лет философы, психологи и социологи высказывали свои суждения об одиночестве. Наиболее пессимистичный взгляд на проблему одиночества характерен для экзестенциального подхода. Экзестенциалисты принимают в качестве точки отсчета тот «факт», что люди изначально одиноки. Никто другой не может разделить с нами наши чувства и мысли; разъединенность есть сущностное состояние наших переживаний. Французскому философу и писателю Ж. П. Сартру принадлежит ключевое для понимания экзестенциализма изречение: «Человек не есть то, что он есть; человек есть то, что он не есть». Согласно этой формуле, - отмечает кандидат философских наук Н. Е. Покровский, - «человек постоянно порывается стать тем, «что он не есть», - выйти за пределы своего «Я», найти истину вне себя, разомкнуть сковывающие его рамки одиночества. Но реалии, находящиеся вне его, отрезвляюще действуют на этот порыв. И тогда, возвращаясь к себе, не найдя ничего достойного общения в мире людей, человек не может понять, «что он есть» на самом деле. И поэтому его путь к себе, вернее, «в себя» всегда конфликтен, сопряжен с осмыслением одиночества как экзистенциальной ситуации бытия человека в мире» [8, с. 15].

Тема одиночества блестяще раскрывается в произведениях художественной литературы. В момент душевного откровения известный американский драматург Теннесси Уильямс признался: «Все мы отбываем заключение в одиночной камере своего «Я». Писательское творчество антисоциально, ибо писатель может говорить свободно только наедине с самим собой. Для того чтобы оставаться самим собой, он должен запереться в одиночестве, а для того, чтобы установить контакт с современниками, он должен порвать всякие контакты с ними, и в этом всегда есть что-то от безумия» [8, с. 6].

     Тема человеческого одиночества становится существенным обобщающим принципом всех работ Томаса Вульфа, который ясно дает нам понять, что рассматривает одиночество как универсальное состояние всего человечества: «Одиночество отнюдь не редкость, не какой-то необычный случай, напротив, оно всегда было и остается главным и неизбежным испытанием в жизни каждого человека» [4, с. 81].

     Люди, особенно в тяжелый момент, нуждаются в том, чтобы кто-то услышал их, разделил их одиночество. Какие выходы находит специалист, сталкиваясь с экзестенциальными проблемами своих клиентов? Ведь иногда оказывается, что клиенту не нужна никакая психотерапия, у него наблюдается конфликт между различными ценностями или экзестенциальное отчаяние (поиск смысла своего существования или сомнение в нем). А такая "озабоченность и даже отчаяние человека по поводу ценности своей жизни, - писал В. Франкл, - является духовным страданием, но никоим образом не психическим заболеванием" [9, с. 249].

     Как практический психолог сам справляется в тяжелые моменты своей жизни с болью утраты, опустошенностью и одиночеством? Как он переживает "экзестенциальный вакуум", когда утрачено осознание смысла, ради которого стоит жить, когда преследует ощущение внутренней пустоты?

 Большинство из нас испытывают одиночество эпизодически, понимая его как нечто естественное. Но затянувшееся одиночество раздражает человека и постепенно уничтожает его жизненные силы. Когда же чувство одиночества глубоко пронизывает человека и устойчиво сохраняется, оно истощает душевные силы и начинает вызывать опасения. Острая форма одиночества означает крах глубинных ожиданий личности относительно реализации основных возможностей, которые признаются важной составляющей человеческого бытия. Испытывая одиночество, человек осознает, что уходит что-то важное: ускользает то, во что верил, чего ожидал [5, с. 21].

 Психолог (психотерапевт) может убегать от экзистенциональных переживаний, игнорировать свою тревогу, отчаяние, касающееся своей жизни и компульсивно уходить в практику, занимаясь не своей жизнью, а жизнью клиентов. Таким образом, изменять не свою жизнь, а пытаться изменять жизнь других. Ведь не для кого не секрет, что большое количество разочарований, встречающихся в профессиональной деятельности и личной жизни психолога, могут приводить к неудовлетворенности и к невозможности реализовать свои профессиональные знания и умения.   Работа же «наизнос» может привести к "синдрому эмоционального выгорания", который определяется как эмоциональное, умственное и физическое истощение из-за продолжительной эмоциональной нагрузки. Особенно «выгоранию» подвержены те, кто работает страстно, с особым усердием. Помогая другим, со временем они начинают чувствовать собственную беспомощность и разочарование, так как не всегда удается достичь ожидаемого эффекта, а иногда еще приходится выслушивать и упреки. Все это так или иначе приводит к негативному отношению к клиентам и самой работе или к жизни в целом.

В такие моменты очень важно находить опору в себе, осознавая, что такие состояния бывают у каждого человека. Важно уметь выдерживать внутреннее напряжение, находить смысл и в страданиях.

     В. Франкл отмечал: "Поиск человеком смысла и ценности скорее вызовет внутреннее напряжение, чем приведет к внутреннему равновесию. Однако именно это напряжение является необходимым условием психического здоровья... Душевное здоровье основывается на определенной степени напряжения, напряжения между тем, что человек уже достиг, и тем, что он еще должен осуществить или тем, что он есть, и тем, чем он должен стать" [9, с. 250-251].

     У каждого человека свой смысл его существования. "Смысл уникален и специфичен потому, - пишет В. Франкл, - что должен и может быть реализован именно этим человеком и никем другим; только тогда он приобретает значимость, удовлетворяющую его собственное стремление к смыслу" [9, с. 244].

Однако существуют некоторые вещи в жизни человека, которые могут служить ему опорой и подпитывать,в частности психолога, психотерапевта. Это прежде всего духовные ценности и все, что включает в себя понятие «духовность», семья,

В. Сатир описывала зрелую семью и что она дает человеку следующим образом: « Я чувствую, что, если бы я жила в такой семье… я бы чувствовала себя полноценным человеком: любимым, высоко ценимым, нужным в окружении людей, которые ждут от меня любви, признания и уважения. Мне легко было бы с юмором относиться к жизни, смеяться и шутить, когда это уместно» [6, с. 12]. Безусловно, такая семья будет подпитывать человека

Задумываемся ли мы о духовном состоянии психотерапевта в ходе психотерапии, психолога в ходе консультирования? Какую духовность привносят они, работая с людьми, и как это отражается на изменении клиента? Духовность в психотерапии – это жизненные цели, ценности, которые привносит терапевт в терапию. Это отношение психотерапевта, психолога к клиенту, основанное на искренней заботе о нем, заинтересованности в его росте и развитии. О духовности психотерапевта воодушевленно говорил Бьюдженталь, как о его готовности удивляться и восхищаться красотой внутреннего мира клиента. Духовность в психотерапии – это состояние глубокого присутствия, когда возникает ощущение тесной близости и понимания, когда терапевт разделяет переживания клиента. Это глубокое проникновение во внутренний мир другого, когда не надо даже слов для понимания.

Существуют некоторые формы общения, которые могут способствовать решению экзестенциальных проблем, и, прежде всего, проблемы одиночества. По мнению М. Литвака, это формы общения, которые способствуют личностному росту: учеба, творческая деятельность и физическая культура. Человек становиться самодостаточным, и общается не для того, чтобы взять, а для того, чтобы отдать. В результате успешной учебы приобретаются знания, которыми хочется поделиться. Творческая деятельность способствует самовыражению, раскрывает внутренний потенциал личности и приносит много положительных эмоций. Занятия физической культурой (также умение расслабляться, активный отдых, элементы йоги и многое другое) помогают сохранять в хорошей форме свое тело, оптимистичный взгляд на жизнь, а значит быть духовно здоровым. Как пишет М. Литвак, «…если ты знаком с трудами гениев прошлого и можешь представит себе развитие будущего, то тогда ты связан со всей Вселенной. И если ты в этом мире сделал что-то существенное, то даже после телесной смерти остается твой дух. И если ты все время занят своим личностным ростом, тебе просто некогда думать о смерти. Кроме того, на пути личностного роста нас ждут встречи с интересными людьми, и тогда нас может посетить Любовь. И хотя наше одиночество остается при нас, вспоминать о нем некогда!» [3].

Литература

1. Битянова Марина. Надо подумать // Школьный психолог. 2001. № 22. С. 2.

2. Ионов Юрий, Баргина Елена. Профессия – присутствие // Школьный психолог. 2001. № 8. С. 5 – 6.

3. Литвак М. Психология одиночества // Школьный психолог.2001. № 44. С. 4.

4. Миюскович Бен. Одиночество: междисциплинарный подход // Лабиринты одиночества. М., 1989. С. 52 – 87.

5. Садлер А. Уильям и Джонсон Б. Томас. От одиночества – к аномии // Лабиринты одиночества. М., 1989. С. 21 – 51. (21)

6. Сатир. В. Как строить себя и свою семью. М., 1992. 12

7. Скиннер Э. С. Робин. Психотерапия и духовная традиция // Психотерапия и духовные практики: Подход Запада и Востока. Мн., 1998.(41)

8. Покровский Н. Человек, одиночество, гуманизм. В кн: Лабиринты одиночества. М., 1989. С. 5- 20. (15)

9. Франкл В. Человек в поисках смысла: введение в логотерапию. СПб., 1997.