СЕНСОРНО-ПЕРЦЕПТИВНЫЕ ПЮЦЕССЫ 9 страница

⁴⁰ В качестве показателей удивления в этих и аналогичных экспериментах использо­вались психофизиологические признаки ориентировочной реакции, которая будет рассмот-250   рена в следующей главе (см. 4.4.1).

старт

Рис. 3.28.Траектории движений глаз младенца при рассматривании лица: А. Первые 2—3 недели жизни; Б. От 4 недель и старше.

Таким образом, многое в восприятии представляется врожденным, причем в плане самых общих категорий, таких как интермодальное про­странство и постоянство существования предметов. Чувствительность к нюансам в пространственной области сочетается со слабостью в вос­приятии формы. В самом деле, регистрация движений глаз показывает, что в первые недели жизни младенец фиксирует лишь наиболее замет­ные элементы внешних очертаний предметов и лиц (рис. 3.28). Поэтому предмет, положенный на другой предмет, несколько больших размеров перестает им восприниматься⁴¹. Даже когда к концу первого месяца жизни младенец начинает фиксировать внутренние детали обращенно­го к нему лица, его интерес привлекают прежде всего глаза — независи­мо от того, сколько глаз находится на лице и как они распределены по его поверхности. Это заставляет сделать вывод, что описанная в преды­дущих разделах этой главы дорзальная система восприятия (уровень С, без его моторных компонентов) в большей степени готова к функцио-

⁴¹ Близкие наблюдения многократно описаны в нейропсихологической литературе и в исследованиях поведения приматов с удаленной зрительной корой. Поэтому не исклю­чено, что речь идет о субкортикальных эффектах. Интересно, что фактически они реали­зуют правило, согласно которому «в одном месте пространства в данный момент времени может находиться только один предмет». Дальнейшее уточнение этого правила к концу первого — началу второго года жизни связано в разных культурах с использованием игру­шек «матрешечного типа», когда из одного предмета внезапно появляется другой (Бауэр, 1981).

251

252

нированию к моменту рождения, чем вентральная система (уровень D), которая дозревает и, возможно, отчасти формируется в течение первого полугодия жизни (см. 9.4.2).

Еще один аргумент против моторных теорий развития восприятия связан с наблюдениями за развитием детей с серьезными врожденны­ми аномалиями опорно-двигательного аппарата. При условии полно­ценной социальной поддержки, их перцептивное и интеллектуальное развитие не обнаруживает никаких выраженных отклонений от нор,мы. По-видимому, невозможность осуществлять собственные движения мо­жет быть компенсирована выполнением совместных действий с други­ми людьми. При такой широкой трактовке можно сохранить пред­ставление о том, что перцептивное развитие происходит в русле осуществляемой активности, которая «проявляет» и усиливает су­ществующие задатки, но, правда, тем самым иногда ограничивает их спектр. В главе, посвященной речи (см. 7.1.1), будут рассмотрены дан­ные о восприятии и произнесении фонем. Эти данные свидетельствуют о том, что специфическое языковое окружение ведет к исчезновению первоначально присутствовавшего различения некоторых речевых зву­ков. Так, столь важные для европейцев различия фонем /р/ и /л/ не яв­ляются смыслоразличительными в японском языке. Поэтому взрослые носители этого языка не способны к их дифференциации ни при про­изнесении, ни при узнавании.

Первые недели и месяцы жизни являются критическим периодом в развитии восприятия, когда формируются его основные нейрофизиоло­гические механизмы. Однако пластичность восприятия сохраняется на годы и десятилетия, о чем свидетельствуют эксперименты на адаптацию к сенсорным искажениям. Обычно в этих экспериментах, начало кото­рым положил в конце 19-го века один из американских учеников Вунд-та Джордж Стрэттон, испытуемые должны были в течение более или менее длительного времени носить специальные очки, или призмы, ме­няющие отображение видимого окружения на сетчатку. Даже наиболее радикальные из таких искажений, переворачивающие ретинальное изображение на 180°, как правило, сопровождаются восстановлением двигательных координации и практически нормального восприятия че­рез несколько недель после начала ношения призм.

Адаптация к сенсорным искажениям, по-видимому, осуществляется прежде всего в рамках той заднетеменно-премоторной подсистемы вос­приятия, которая была названа выше «восприятием для действия». Раз­нообразные исследования этого рода, в том числе с животными, демон­стрируют важную роль сенсомоторной активности в возникновении наблюдаемых адаптивных изменений (Held & Hein, 1963). Однако в от­личие от опытов с животными, где собственная моторная активность в сочетании с вызывающими ее сенсорными изменениями оказывается необходимым условием адаптации, эксперименты с людьми выявили

еще один возможный подход, ведущий к коррекции сенсорных искаже­ний даже при собственной моторной пассивности испытуемого. Для этого испытуемый, похоже, может использовать речь, управляя своими перемещениями в пространстве при помощи другого человека. В соот­ветствии с данными о раннем онтогенезе мы можем предположить, что не только моторные акты сами по себе, но и в особенности жтенцио-нальные, в том числе речевые действия (см. 7.1.2), выполнение которых может быть поддержано другими лицами, существенны для становления и перестройки перцептивных механизмов⁴².

Интерес представляют и другие результаты, полученные в исследова­ниях адаптации к оптическим искажениям. К ним относится, в частно­сти, определенная последовательность наблюдаемых коррекций. Эти «стадии» особенно заметны при значительных искажениях типа инвер­сии ретинального изображения. Как правило, самые первые признаки положительных изменений возникают при локомоциях и выполнении действий с предметами. Затем постепенно «подтягиваются» особеннос­ти феноменального восприятия. При этом учитывается и семантическая информация — свечка, видимая сначала в перевернутом положении, вдруг воспринимается правильно, если ее поджигают и пламя начинает указывать направление «вверх»; точно так же «переворачивается«· чаш­ка, в которую начинают наливать воду, и т.п. (O'Reagan & Noë, 2001). В течение длительного времени после, казалось бы, наступившей адапта­ции внимательный интроспективный анализ ведет к выводу об инверти­рованное™ восприятия. Внезапные рецидивы искажений также вполне возможны на этих поздних стадиях адаптации, причем часто они связа­ны с восприятием фрагментов символьной информации, таких как назва­ния газет, вывески и номера автомобилей. Когда в конце концов иска­жающие восприятие оптические устройства снимаются, видимое окружение снова начинает казаться дезориентированным, но реадапта­ция происходит значительно быстрее.

Эти наблюдения привели к ряду работ, направленных на выявление особенностей памяти и научения, лежащих в основе адаптации к сен­сорным искажениям. В этих экспериментах испытуемые должны были время от времени снимать искажающие линзы. Продолжительность ин­тервалов с линзами и без оных варьировалась, а прогресс адаптации из­мерялся с помощью объективных тестов. Основной результат состоял в демонстрации относительной иррелевантности общего времени экспе­римента и практического отсутствия забывания — адаптация происходи­ла только при непосредственном сенсомоторном и перцептивном взаи­модействии с окружением и при наличии линз, причем каждое новое их надевание продолжало ход адаптации примерно в прерванной ранее точ­ке. Периодически заменяя пару линз, можно было даже добиться двух разнонаправленных адаптации при сохранении третьего, нормального

⁴². Понятие речевых действий (речевых актов — англ. speech acts) является одним из
центральных для современных философских исследований в области лингвистики и праг­
матики Оно будет рассмотрено нами подробнее в главе, посвященной речи и ее механиз­
мам (см 7.1.2). В следующей главе мы также остановимся на возможной роли речевых
действий в процессах оперативного контроля выполняемых действий (см. 4.4.2).                       253

254

модуса восприятия в одно и то же (макро)время (Welch et al., 1993). Эти данные напоминают результаты, полученные при изучении формирова­ния навыков чтения инвертированного текста (см. 5.1.3) и при анализе узнавания больших массивов сложных зрительных сцен (см. 5.2.1). Они подтверждают предположение о том, что в основе адаптационных эф­фектов лежат механизмы, отличающиеся от тех, которые известны из традиционных исследований памяти и обучения. Эти различия будут подробно рассмотрены в следующих главах.

Как ни любопытны в целом данные об адаптации к сенсорным ис­кажениям, не менее драматические изменения происходят в процессах нормального развития. Речь идет о формировании и шлифовке, иногда в течение десятилетий, перцептивных компонентов наших знаний и умений. Так, все мы обычно являемся экспертами в области восприятия и узнавания лиц, причем особое умение целостного схватывания выра­жения лица (его индикатором служит иллюзия Тэтчер — см. 3.3.1) ока­зывается сравнительно поздним достижением, проявляющимся лишь к началу подросткового возраста. Точно так же значительные изменения претерпевают процессы, включенные в чтение. На поздних этапах раз­вития этого навыка зрительная обработка и обслуживающие ее движе­ния глаз могут обеспечить узнавание слов и даже выделение общего смыслового содержания фразы без детального анализа отдельных букв и их последовательности (см. 7.2.1).

Еще одним ярким примером перцептивного обучения являются скорость и удивительная надежность идентификации опасных ситуа­ций автомобилистами. Даже в намеренно усложненных условиях одно­го из описанных выше исследований (см. 3.4.2) опытные водители во­время замечали свыше 99% опасных событий. Эти и другие, более специальные примеры (распознавание шахматных позиций гроссмей­стерами или фотографий тундры геологами) говорят о том, что перцеп­тивное обучение приводит к чрезвычайно быстрому автоматическому выделение осмысленных, целостных признаков и их изменений (см. 4.3.2 и 8.3.3).

Начав с анализа восприятия новорожденных, естественно кончить упоминанием изменений восприятия в старческом возрасте. Исследова­ния показали, что на этом возрастном сегменте наблюдается неожидан­ный рост корреляции интеллекта, памяти и внимания с простейшими показателями работы сенсорных систем, такими как острота зрения и слуховая чувствительность (Baltes & Lindenberger, 1997). Поскольку эта зависимость является корреляционной, ее объяснение пока остается за­гадкой. Возможно, она объясняется уменьшением количества ресурсов внимания — этот общий фактор начинает лимитировать успешность ре­шения как перцептивных, так и когнитивных задач (см. 4.2.1). Другое объяснение состоит в том, что ослабленные зрение и слух превращают простейший акт восприятия в сложную когнитивную задачу. Возможно

также, что внешний мир должен во все большей степени использовать­ся как источник поддержки ослабленным когнитивным механизмам. В частности, ухудшение произвольной памяти может вести ко все более выраженной опоре на воспринимаемое предметное и социальное окру­жение, выполняющее функцию своеобразной «внешней памяти» (см. 5.4.1 и 9.3.3).

255

4