РЕСТАВРАЦИЯ КЭММУ И ЭПОХА ИОСИНО

Император Годайго (1318—1339) был государем, одаренным большой прозорливостью. С юных лет он лелеял мечту о восстановлении былого порядка: управления страной непосредственно Императором. Имея это в виду, он отправил экспедицию против регента Хоодзёо Такатоки, чтобы таким путем избавиться от Бакуфу. Свою первую неудачную попытку он сделал в первый год Сёочуу (1324), а семь лет спустя — вторую. Эта вторая экспедиция была послана им в первый год Гэнкоо (1337), когда он занял позицию на горе Касаги, в провинции Ямасиро (префектура Нара), призвав под свое знамя военных вождей и их соратников, приверженцев идеи монархической власти. Однако, в короткий срок гора Касаги перешла в руки приспешников Бакуфу или мятежников. Ведь всякий, кто осмеливался противиться воле и власти Императора, клеймится позорным именем мятежника или изменника, так как, ограниченный или нет, Тэнноо всегда является законным правителем Империи. В следующем году Император Годайго был насильственно удален на остров Оки в Японском море.

Но еще до этого события местный военный вождь Кусуноки Масаси-гэ ранее всех других провинциальных начальников поднял свое верноподданническое знамя и оказал поддержку Императору. Он занял позицию у подножия горы Конгоо, в провинции Кавачи (префектура Осака), вступил в бой с мятежниками и разбил их. Принц Моринага, принц крови, занял позицию у Иосино, в провинции Ямато (префектура Нара), откуда отдал приказ всем провинциям призвать верные войска, сплотить их и присоединить к Императорским знаменам. Кикучи Такэтоки, всесильный глава провинции Хиго (префектура Кумамото) на Кюусюу, и другие провинциальные бароны также выступили на защиту монархической идеи. Следствием этого было то, что в третьем году Гэнкоо (1333) Император Годайго покинул остров Оки и временно обосновался на горе Сэндзёо, отдавшись под защиту Нава Нагатоси, начальника провинции Хооки (на берегу Японского моря). Тогда Такатоки, регент в Камакура, приказал Асикага Такаудзи и другим генералам поспешить на запад с крупными военными силами. Но Такаудзи, жаждавший известности и благосостояния для себя и своей семьи, внезапно перешел на сторону монархистов и вступил в Киото с целью восстановить там мир и порядок во имя Императорского Дома. Приблизительно в то же время Нитта Иосисада, военный вождь провинции Коозукэ (префектура Гумма), собрал войско, захватил Камакура, низвергнул клан Хоодзео и, таким образом, упразднил Бакуфу и Камакура.

Торжественно возвратился Император Годайго в Киото и вступил в непосредственное управление страной. Это событие называется реставрацией Кэмму, но присвоенному этой эре наименованию. К сожалению, между придворными кругами (кугэ) и военными главами (букэ) ни в чем не было согласия. Народные массы стонали под непомерной тяжестью налогов. В делах управления страной были досадные беспорядки и злоупотребления. Очень скоро ход событий принял такой оборот, что многие начали оплакивать отошедший в прошлое старый военный режим. Асикага Такаудзи, уже давно таивший намерение восстановить военное управление, быстро уловил настроение народных масс и использовал их при первом удобном случае. Он двинулся в Камакура, провозгласил себя, без санкции Императора, сэйитайсёогуном (генералиссимусом) и поднял открытый мятеж против Императорского Двора. Он разбил армию Нитта Иосисада, посланную на восток против него по приказу Императора, и направился в Камакура. Но в первый же месяц первого года Энгэн (1336) он понес такое жестокое поражение, что бежал на Кю-усюу. Однако, там он быстро собрал подкрепление и вновь двинулся на Киото. Иосисада и Масасигэ со своими войсками продвинулись до Хёого (ныне часть Кобэ), где и встретились с армией Такаудзи. Масасигэ после ожесточенного боя скончался на реке Минатогава, а Иосисада покинул поле битвы как побежденный генерал. Победоносный Такаудзи вновь вступил в Киото.

Император Годайго сперва удалился на гору Хиэй, но в том же году возвратился в Киото; затем снова, инкогнито, покинул столицу и отправился на гору Иосино в провинции Ямато. Термин «эпоха Иосино» относится к периоду, начавшемуся с этого события (1336—1392) и продолжавшемуся почти пятьдесят семь лет. Иосисада бежал в провинцию Эчи-зэн (префектура Фукуи) с наследным принцем Цунэнага, своим сюзереном, и составил планы последующих операций во имя осуществления монархической идеи. При взятии замка Канэгасаки наследный принц попал в плен. Но Иосисада в разных частях страны продолжал доблестно бороться против войск мятежников, хотя ни разу не воплотил в жизнь своих благородных стремлений. Он пал в сражении у Фудзисима в третий год Энгэн (1338).

После отречения Императора Годайго, трон последовательно занимали Гомураками Тэнноо (1339—1368), Чоокэй Тэнноо (1368—1383) и Го-камэяма Тэнноо (1383—1392). Все эти Императоры были преисполнены желания водворить мир в стране и содействовать благосостоянию народа. Например, Император Годайго написал:

«О чем могу молить я Небо, Как не о мире для страны, О благоденствии народа, Что мир один лишь даст ему».

Содержание одной из поэм Императора Гомураками таково:

«Грубо пробужденный при восходе солнца От моей дремоты резким криком птицы, Мирно размышляю о стремлениях мира».

Император Чоокэй следующим образом передал свои мысли:

«Эти годы, увы, Мятежей и войн полны: Нет возможности у нас Уделить хотя бы час, Чтобы вишней любоваться».

Весьма печально, что такие просвещенные Императоры были лишены возможности воплотить свои стремления в жизнь, что и отразилось в их произведениях. Придворная знать и военные начальники, поколение за поколением служившие этим Императорам, всегда оставались верными идее монархизма. Так, принц Мунэнага говорил:

«За Монарха и для мира В жертву жизнь готов отдать, Чтоб хоть маленькою пользой Им услугу оказать».

Или прислушайтесь к словам верноподданного автора Китабатакэ Чикафуса:

«Не страшны мне невзгоды печали, Что порой мою жизнь наполняли... Одного мое сердце желало, Чтоб страна Микадо процветала».

Эти стихи, оригиналы которых написаны в традиционной форме тридцати односложной поэмы, правдиво отражают тот дух, которым были проникнуты верные государю вожди, трудившиеся на пользу монархии. Юуки Мунэхиро, Кусуноки Масацура (сын знаменитого стратега Маса-сигэ, сохранившего верность Императору), Нитта Иосиоки (сын Иосиса-да) и Кикучи Такэмицу, перечисленные здесь как наиболее выдающиеся приверженцы монархизма, мужественно боролись против мятежников в своих упорных усилиях сохранить прерогативы Императорской власти. Между тем, в самом лагере Асикага происходил постоянный разлад, и, наконец, в девятом году Гэнчуу (1392) Асикага Иосимицу попросил Императора Гокамэяма возвратиться в столицу. Император уступил этой просьбе и возвратился в Киото, где передал священные сокровища — Императорские регалии — Императору Гокомацу, который ему наследовал как сотый Тэнноо (1392—1412).

История реставрации Кэмму и эпохи Иосино есть летопись доблестных усилий осуществить непосредственную власть самого Императора в соответствии с основными принципами японской национальной государственности и японского духа. На алтарь этого идеала с радостью приносили в жертву свою жизнь многие честные воины, верные духу древней благородной традиции, определявшей отношение подданного к Императору.

ЭПОХА МУРОМАЧИ

После вступления Императора Гокамэяма в Киото, Асикага Иосимицу, как сэйитайсёогун (генералиссимус), пользовался большим авторитетом при Императоре Гокомацу. Его управление, или Бакуфу, находилось на Муромачи, в Киото, а отсюда и наименование — «Муромачи Бакуфу», которое, в свою очередь, дало название эпохе. Эпоха Муромачи продолжалась сто семьдесят пять лет.

Иосимицу, которому удалось сохранить власть над большим числом военных вождей и их подчиненными, допускал чинить в стране ничем неоправдываемый произвол. Он построил себе виллу на Китаяма, в Киото, где соорудил трехэтажную золоченую постройку «Кинкаку», т. е. «Золотой Павильон» с живописным садом вокруг; здесь он вел жизнь крайне расточительную. После смерти Иосимицу фактический центр власти перешел от сёогуна к его номинальным подчиненным, между которыми происходила непрекращавшаяся борьба из-за первенства. Положение все ухудшалось и ухудшалось, пока при сёогуне Асикага Иосима-са, предававшемся роскошной жизни и безразличном к государственным делам, не стало необходимым прибегнуть к увеличению налогового бремени, чтобы облегчить финансовые затруднения. Неизбежным следствием было то, что в стране скоро забурлило недовольство и поползли слухи о войне. Наконец, в первый год Оонин (1467) Хосокава Кацумото и Ямана Соозэн, оба влиятельных сторонника Бакуфу, довели свое соперничество до того, что между их отрядами произошло фактическое вооруженное столкновение. Это послужило сигналом к началу продолжительной общенародной междоусобной войны. В течение более ста лет отряды местных военных вождей занимали стратегические позиции во многих округах и так боролись за первенство один против другого, что их время заслужило позорное прозвище «сэнгоку-дзидай», т. е. век хронической гражданской войны.

Несмотря на свою политическую несостоятельность, Иосимаса не был лишен исключительных качеств. Он был хорошо осведомлен в литературе и обладал способностью критики. После оставления должности сёогу-на, он построил себе виллу на Хигасияма, в Киото, главный корпус которой составлял «Гинкаку» или «Серебряный Павильон», где он вел эпикурейский образ жизни. Так как в то время появилось множество образцовых произведений в области изящных и прикладных искусств, то история искусств, воздавая должное этой эпохе, дала ей наименование: «Век Хигасияма». Среди известных художников этой эпохи были: Минчоо (специализировавшийся на буддийских изображениях), Сэссюу (пейзажист), Каноо Мотонобу (эклектик, заимствовавший из японского или китайского искусства все, что он находил хорошим) и Тоса Мицунобу (вдохнувший свежую жизненную силу в то, что известно как Ямато-э, буквально — «японская живопись»). В гравировке по металлу и в производстве лакированных изделий Готоо Юудзёо достиг большего совершенства, чем кто-либо другой. Что же касается нравов и обычаев того времени, то следовало бы отметить, что они были под столь сильным влиянием модного тогда «зэн-буддизма», что прямодушие и бескорыстие, смотря по взглядам, различные люди расценивали разно. Культ чайной церемонии и искусство аранжировки цветов были очень распространены. Такие искусства, как: стихосложение (рэнга), декламация «ноо» (ёокёку) и фарс «ноо» (кёогэн) зародились, приблизительно, в это время.

Война в эпоху Оонин привела Киото в состояние полного опустошения, и авторитет Муромачи Бакуфу сильно пошатнулся. Знатные люди, один за другим, покидали столицу, бродили по провинциям в поисках пищи и убежища в домах дальних родственников и друзей. Императорский Дом лишился многого из своего имущества, и его денежные средства до крайности оскудели. И все же, наследовавшие один другому Императоры неустанно заботились о безопасности страны и о благе своих подданных. Так Император Гоцучимикадо (1464—1500) написал:

«Если б небо, земля и люди Были такие, как в старину, То не поражала б рука Хаоса Страны Роскошных Тростников».

Или прислушайтесь к словам Императора Гокасивабара (1500—1526):

«В тревоге о стране, которой управляю, Мой дух в смятении летает в небесах И видит — острова объяты ураганом».

Когда великий голод и эпидемия свирепствовали в провинциях, Император Гонара (1526—1557) снимал собственноручно копии с буддийских сутр и, сопровождая их трогательными молитвами о скорейшем возвращении счастливых дней стране и людям, жертвовал их в синтоистские храмы, находящиеся в разных частях Империи. Военные начальники провинций, которым приходилось слышать о непередаваемых словами лишениях, испытываемых Императорской Фамилией, были, как и все верные японцы, глубоко этим опечалены. Среди непрестанной борьбы за жизнь они пользовались малейшим удобным случаем доказать деяниями, говорившими за себя, свою преданность монархической идее. Так, например, когда почил Император Гоцучимикадо, то Роккаку Та-канори, военный глава провинции Ооми (префектура Сига) внес свой дар на покрытие расходов государственных похорон. И опять же, когда понадобились средства на организацию торжественной церемонии по случаю восшествия на престол Императора Гонара, то Ооучи Иоситака из провинции Суоо (префектура Ямагучи), Асакура Норикагэ из Эчизэн (префектура Фукуи), Имагава Удзитэру из Суруга (префектура Сизуока) и Хоодзёо Удзицунэ из Сагами (префектура Канагава) собрали по подписке необходимую сумму. Но это только два примера из многих других.

Наиболее могущественными из главных военных начальников этого бурного века, только что описанного нами, были Хоодзёо Удзицуна и Хоодзёо Удзиясу (из Сагами), Уэсуги Кэнсин из Эчиго (префектура Ниигата), Такэда Сингэн из Каи (префектура Яманаси), Имагава Иосимото из Суруга, Ооучи Иоситака из Сува и Моори Мотонари из провинции Аки (префектура Хиросима). Из их среды выделился Ода Нобунага, который, действительно, первым направился в Киото, чтобы обеспечить безопасность Императорской Фамилии. Вскоре он занял положение верховного вождя над всеми военными начальниками соседних районов.

X. ЭПОХА АЗУЧИ-МОМОЯМА

Ода Нобунага был природный военный вождь из провинции Овари (префектура Аичи). После поражения нанесенного Имагава Иосимото в решительной битве, он переселился в соседнюю провинцию Мино, куда Император Оогимачи (1557—1586) отправил к нему специального посланца с поручением восстановить Императорские поместья во всех частях страны. Тронутый этим до глубины души, Нобунага в 11-ом году Эйроку (1568) отправился в столицу, чтобы засвидетельствовать Императору свои верноподданические чувства. После этого он весь отдался возложенной на него задаче — присоединял провинции, одну за другой, пока не восстановил мир и порядок в большей части Империи. Он уничтожил все заставы с целью облегчения сообщения и торговли; он приказал произвести широкое обследование земель, имея в виду установить твердый базис для системы налогового обложения. Он покровительствовал торговле, учредил строгий контроль над буддийскими храмами и монастырями и настоятельно проводил в жизнь другие реформы. Нобу-нага свято чтил богов и был преисполнен духа искренней преданности Императорскому Дому. Он восстановил поместья, принадлежавшие Императорскому Двору, отремонтировал Императорский дворец и предложил Императору дары, как деньгами, так и натурою. Он перестроил знаменитый храм Ивасимизу-Хачимангуу в провинции Ямасиро (префектура Киото) и пытался воскресить старый обычай периодической постройки новых храмов в Исэ в честь Аматэрасу-Оомиками и Тоёукэ-но-Оомиками. Век Нобунага иногда называется эпохой Азучи, по названию замка Азучи — резиденции Нобунага в провинции Ооми (префеки-ура Сига).

После смерти Нобунага его правая рука Тоётоми Хидэёси следовал по его стопам в честолюбивых намерениях подчинить страну единой власти. Он успешно выполнил эту задачу и восстановил мир во всей Империи, положив конец веку гражданских войн, возникших в эпоху Оонин. Путем дальнейшего аграрного обследования он определил, какое количество риса должно быть собираемо, как подать, в различных уездах или местностях. Он приказал разрабатывать золотые и серебряные рудники во всех частях страны и реформировал монетную систему. Он покровительствовал промышленности и торговле и содействовал процветанию городов, прилегающих к замкам. Хидэёси не отставал от Нобунага в своем почитании богов и Императорского Дома. Он построил в Киото великолепное здание, называемое Дзюракудай, и просил Императора Гоёозэй (1596—1611) оказать честь своим посещением. Пользуясь своим влиянием, он побудил феодальных вельмож засвидетельствовать свое почтение Императорскому Дому, а также увеличил Императорские владения. Кроме того, выполняя желания Нобунага, он возобновил периодическую постройку храма Коодайдзингу. Наконец, он достиг младшего чина первого ранга при Дворе и был назначен на пост верховного советника и премьер-министра. В период расцвета своего могущества он построил величественный замок в Осака, который и сделал своей резиденцией, и только будучи уже в пожилом возрасте, переселился в замок Фусими. Местность, где стоял замок Фусими, стала позднее называться Момояма, отсюда и наименование «эпоха Момояма», как часто назывался период власти Хидэёси. Следующее событие, имевшее международное значение, должно быть также отнесено ко времени Хидэёси. Несмотря на монгольское нашествие в эпоху Камакура, японские буддийские священники и купцы продолжали ездить в Китай, и между обеими странами поддерживались оживленные сношения даже тогда, когда на смену монгольской династии Юань пришла национальная китайская династия Мин.

Так как Япония — островное государство, то естественно, что ее народ имел склонность к отважным морским предприятиям, а потому, когда в эпоху Муромачи страна была охвачена гражданской войной, многие японцы отправлялись к берегам Коорай (Корея) и Империи Мин (Китай), вступали в торговые сношения с жителями прибрежной полосы и вели с ними меновую торговлю. Этот морской пионерский дух был не менее силен и тогда, когда у власти появился Хидэёси. Едва лишь он восстановил мир на островах, как отправил посольство в Чоосэн (Корея) с целью убедить его не только возобновить сношения с Японией, но и выступить в роли проводника и авангарда в случае японского похода на Китай. И когда Чоосэн отклонил оба этих предложения, то Хидэёси отправил через пролив огромную армию для того, чтобы завладеть Чоосэнским (Корейским) полуостровом. Эта кампания, состоявшая из двух последовательных периодов, в общей сложности длилась семь лет. Хидэёси умер, но война еще не закончилась. Тогда генералы, во исполнение приказа, отданного с одра смерти, вывели свои войска с полуострова. Хидэёси был человеком великодушным, с широкими международными взглядами. Он отправил послания вице-королю Филиппин и главе Коосан-коку (Формоза, или Тайван, тогда так называлась), требуя, чтобы они прислали к нему послов с данью.

Характер японского народа в эпоху Азучи отличался склонностью к величию и роскоши, а потому его изящные и прикладные искусства полны благородства и отличаются изысканностью форм и красок. Архитектура была представлена такими колоссальными, великолепными сооружениями, как замок Азучи, замок Осака, Дзюракудай и замок Фу-сими. Живопись и скульптура их отделки были поразительной красоты. В частности, живопись дала таких первоклассных мастеров, как Каноо Эйтоку, Каноо Санраку, которые оставили после себя произведения крупные по размерам и высокие по достоинствам. Общее влечение было направлено в сторону возвышенного, предоставляющего простор фантазии; танцы, пение и музыка были также в большом почете. В этот период как раз появились «дзёорури» (мелодическая драма), «аяцури» (кукольная драма) и драма «кабуки». Во всем этом, вместе с тем, чувствовалось безразличное отношение к простоте и влечение к мистицизму, навеянному «зэн-буддизмом».

Культ чайной церемонии получил широкое распространение не только среди военных вождей, но и среди простых граждан, следствием чего и было появление такого бессмертного мастера церемонии, как Сэн Рикюу, и изготовление многих, имевших большое значение и применение в чайной церемонии, предметов, дошедших до нас, как ценная редкость. Наконец, но не в меньшей степени, сооружение гигантских построек значительно содействовало развитию художественного садоводства, которое и увенчалось разбивкой многих известных садов.

ЭПОХА ЭДО (ЧАСТЬ I)

Еще при жизни Хидэёси Токугава Иэясу был самым популярным, после Хидэёси, вождем народа в стране. После же смерти Хидэёси, Иси-да Мицунари составил план, как избавиться от Иэясу, и в пятом году эпохи Кэйчоо (1600) он выступил против него с оружием в руках. В знаменитой битве при Сэкигахара (префектура Гифу) Иэясу разбил Мицунари, а через три года, в восьмом году этой же эры (1603), был назначен сэйитайсёогуном (генералиссимусом) и учредил свое Бакуфу в Эдо (ныне Токио). В двух ожесточенных боях — в 19-ом году Кэйчоо (1614) и в первом году Гэнна (1615) — он уничтожил Тоётоми и их консервативных приверженцев, оказавших последнее сопротивление у замка Осака. После этого все усилия были направлены к реорганизации и упрочению различных систем и учреждений, в результате чего Бакуфу было поставлено на такой прочный фундамент, что лучшего нельзя было желать.

Общественный строй эпохи Эдо можно считать состоящим из следующих слоев населения: кугэ (придворная знать), букэ (воины), чоонин (горожане) и фермеры. Придворная знать занимала самое высокое общественное положение, но мало имела и политического значения и экономического влияния. Воины же, напротив, владели весьма реальной силой и пользовались огромным влиянием в делах политических и в вопросах экономических. Опираясь на Бакуфу, свой центральный орган, двести семьдесят даймёо, или феодальных вельмож, с их семьями разделили между собой всю страну на ленные поместья, или феоды, и управляли ими с помощью вассалов, или подчиненных. Под управлением этого военного класса находились горожане, занимавшиеся торговлей и ремеслами, и фермеры, возделывавшие землю. Таким образом, в Японии была введена и организована феодальная система.

Бросив ретроспективный взгляд на прошлое, мы увидим, что искусство судоходства в Европе с средины эпохи Муромачи делало заметные успехи, и число кораблей, плававших в морях Дальнего Востока, неизменно возрастало. Среди первых европейцев, посетивших Дальний Восток, наибольшего внимания заслуживает группа португальских моряков, причаливших к острову Танэгасима в районе Кюусюу в 12-ом году Тэммон (1543), когда на престоле был Император Гонара. Эти моряки впервые ввезли в Японию ружья. Естественно, что в такой истерзанный войною век, как период Муромачи, огнестрельное оружие было охотно и быстро принято всеми провинциями и оказало огромное влияние на тактику, фортификацию и прочие виды военного искусства. Несколько позже явились испанцы, которые, как и португальцы, вступили в торговые сношения с японцами. Так как эти европейские купцы прибыли в Японию южными морями, то они были прозваны «южными европейцами» (нанбан-дзин) [Этот термин, часто необдуманно передавемый как «южные варвары», в действительности не заключает никакого оскорбления или презрения в отношении иностранцев, к которым он обращен, ибо «бан» означает «чужая страна или чужой народ», живущий главным образом, к югу от говорящего лица.]

Вскоре за первыми португальцами в Японию прибыл Франциск Ксавье и проповедовал здесь догматы иезуитов. Это было в 18-ом году Тэм-мон (1549). Японцы называли новое учение «киристан-сюу» (христианство) или Тэнсю-кёо (религия Небесного Отца). С этого времени христианство постепенно распространялось включительно до периода Ода Нобу-нага, который поощрял его распространение, давши официальное разрешение на его проповедь. Оотомо, Оомура и Арима, три военных начальника Кюусюу, пошли еще дальше: они отправили в Рим послов, которые присутствовали на аудиенции у папы. Однако, Хидэёси из-за боязни, что христианство может оказаться враждебным общественному порядку и спокойствию, официально запретил его.

В пятом году Кэйчоо (1600), когда Токугава Иэясу быстро продвигался к верховной власти, купеческое судно, принадлежавшее Нидерландской восточной индийской компании, появилось в японских водах. Иэясу призвал голландца Яна Юстэна и англичанина Вилльяма Адамса, бывших в числе судовой команды, и расспрашивал их о положении дел за границей. В 14-ом году Кэйчоо (1609) голландцам было разрешено производить торговые операции, а четыре года спустя (1613) подобное же разрешение было дано и англичанам. Хирадо и Нагасаки на Кюусюу стали открытыми портами, где чужеземные купцы могли вести торговлю.

После эпохи Муромачи мореходная предприимчивость японцев отличалась необыкновенной смелостью. В период Хидэёси многие купеческие корабли покидали родные берега ради торговли с отдаленными странами. В начале эпохи Эдо стремление к морским предприятиям настолько возросло, что несчетное число японских судов, получивших разрешения, снабженные алыми печатями Бакуфу, бороздили воды между Японией, Амакава (Макао), Люзоном, Сиамом и другими странами, лежащими к югу от Японии. Даже через Тихий океан, в Нуэва Хиспания (как тогда называлась Мексика), Иэясу отправил коммерческие представительства, чтобы завязать торговые отношения с этой отдаленной страной.

В отношении христианства Иэясу усвоил и продолжил политику запрещения, начатую Хидэёси. Впрочем, строгих преследований в стране не наблюдалось. Например, Датэ Масамунэ, правитель Муцу, открыто послал в Рим своего приверженца с откровенной целью постигнуть тайны католического вероучения. Сношения с заграницей были столь оживленными, что не представлялось возможным препятствовать проникновению европейских миссионеров в страну для проповеди Евангелия. Иэми-цу, третицй сёогун из рода Токугава, все же установил более строгий надзор над христианством, запретив ввоз христианской литературы, эмиграцию японцев в какую-либо чужеземную страну, а равно и возвращение их на родину. Протестом против этих мер явилось восстание на Кю-усюу, поднятое зимою 14-го года Канъэй (1637) иезуитами Амакуса и Симабара. Этот мятеж был подавлен следующей же весной. Бакуфу наложило строгий запрет на христианство и в 16-ом году Канъэй (1639) закрыло страну для португальцев. Так как англичане и испанцы еще до этого перестали посещать Японию, то одни голландцы приплывали в Нагасаки для торговли с нами. С этого времени голландцы, китайцы и корейцы оставались единственными иностранцами, которым был открыт доступ в страну. Таким образом, в общении с иностранцами наступил период печального упадка, и японская нация оказалась изолированной.

В то время, пока страна еще была открыта для европейцев различных национальностей, в ней были введены многие уставления западной цивилизации. Когда христианство распространилось по всей Японии, то под его влиянием были основаны школы и изданы книги. Астрономия, география, медицина, литература, архитектура и живопись заметно продвинулись вперед и процветали. Было ввезено множество изделий европейской продукции. Среди предметов одеяния имелись: шляпы всевозможных фасонов (нанбан-бооси и нанбан-гаса), нижнее белье, называемое «дзибан» (от gibao), непромокаемые плащи, прозванные «каппа» (от сара), вязанные вещи — «мэриясу» (от meias), пуговицы, или «ботан» (от botao), юбки с разрезом, известные как «карусан» (от caleao). Среди тканей были: бархат, или «бироодо» (от velludo), бумажная материя, называемая «ка-накин» или «канэкин» (от canequin), ситец, или «сараса» (sarasa) и сорт чесучи «бэнгарадзима» (от Bengala или Bengal). К числу печений и сладостей, заимствованных с Запада, относятся: засахаренные сливы, или «компэйтоо» (от confeloa), тянучки, называемые «арухэйто» (от alfeloa) и бисквит, или «касутэра» (от castella). Кроме всего этого, тогда же впервые были ввезены: табак, или «тобако», карты, «или карута» (от carta), трехструнный инструмент «самисэн», мыло, или «сябон» (от sabao) и пр.

После того, как двери Империи были закрыты для иностранцев, японский народ получал лишь скудные сведения о западной цивилизации от голландских купцов.

Сёогуну Иэмицу в его должности наследовал Иэцуна, а этому последнему — Цунаёси. Период власти Цунаёси известен под названием эпохи Гэнроку. В этот период, с одной стороны, наблюдался общий упадок гражданской морали, а с другой — изумительный прогресс в области литературы, науки и искусства. В плеяде ученых значились имена: Итоо Дзинсай, Огюу Сорай, Ямазаки Ансай и Ямага Сокоо. В эту эпоху возникла народная литература, т. е. появились виды литературных произведений, которые выдвинули таких мастеров, как драматург Чикамацу Монзаэмон, новеллист Ихара Сайкаку и поэт Мацуо Басёо, автор «хай-ку». Среди художников того времени прославились: жанрист (укиёэси) Хисикава Моронобу, Огата Коорин, специализировавшийся на лакированных изделиях, портретист Ханабуса Иччоо, рисовавший также цветы и птиц. Все эти художники создали произведения, полные сладостного очарования и беспредельной фантазии. Люди, пресытившиеся благами мирного житья, все более и более впадали в крайность. Они слушали декламацию «дзёорури», посещали театры, одевались в роскошные «кимоно», в которых проявлялся личный, но одинаково изысканный вкус. Быт и манеры, общепринятые в те времена, известны под общим названием «стиль Гэнроку». За Иэнобу, унаследовавшим должность сёогуна после Цунаёси, следовал Иэцугу. В то время, как Иэнобу и Иэцугу занимали этот пост, Араи Хакусэки, назначенный должностным лицом Ба-куфу, проводил реформы, устранявшие недостатки предшествовавшей эпохи. Реформы Хакусэки имели в своем основании гражданские принципы, тогда как Иосимунэ, следующий сёогун, решительно и твердо проводил свою собственную государственную политику. Приблизительно в то же время нация достигла заметного прогресса в области экономической деятельности.

ЭПОХА ЭДО (ЧАСТЬ II)

Должность сёогуна после Иосимунэ унаследовал его сын Иэсигэ, который, в свою очередь, передал эту должность своему сыну Иэхару. Период сёогуната Иэхару был омрачен Танума Окицугу, который, узурпировав в значительной степени права сёогуна, породил политическое разложение. В начале власти следующего сёогуна Иэнари на ответственный государственный пост был назначен Мацудайра Саданобу, который и произвел необходимые реформы. Саданобу, верховный правитель Сиракава (префектура Фукусима), человек очень образованный, поступившись своими личными благами, решил спасти страну от бедствий плохого управления: он применил административные методы Иосимунэ и устранил господствовавшие непорядки.

К сожалению, после отставки Саданобу, Иэнари проявлял все большую и большую расточительность, которая и привела финансы Бакуфу еще раз в сильное расстройство. Между тем, образование и искусства развивались быстрым темпом именно в периоды Бунка и Бунсэй (1804— 1829). Наиболее выдающимися конфуцианскими учеными того времени были Сибано Рицузан, Битоо Нисюу и Кога Сэйри. Представителями народной литературы были такие писатели, как: Сантоо Кёодэн, Такиза-ва Бакин и Оота Намио. Среди мастеров графических искусств выделялись художники Кацусика Хокусай и Андоо Хиросигэ, писавшие жанровые картины (укиёэ), Маруяма Оокё, Сиба Коокаи, Икэ-но-Тайга и Тани Бунчоо также были художниками, из которых каждый отличался особым, свойственным ему стилем и манерой работы. Что касается голландской культуры, то начало ее изучению было положено Аоки Конъёо в период сёогуната Иосимунэ. Впоследствии оно получило дальнейшее развитие, благодаря ученым Сугита Гэмнаку, Маэно Рёотаку и Ооцуки Гэнтаку. Овладев голландским языком, люди приступили к изучению физико-химических наук, естественной истории, географии и военного искусства. Таким образом, японские ученые, изучивши голландский язык, были лучше, чем кто-либо в стране, осведомлены о положении дел на Западе.

Как бы то ни было, но не представлялось возможным замаскировать постепенное падение престижа сёогунального правительства. При сёогу-не Иэёси, Мизуно Тадакуни запрещал всякую роскошь и в обиходе, и в модах; он поощрял изучение военного искусства и стремился, так или иначе, положить предел злоупотреблениям. Но все было напрасно. Финансовые затруднения государства все возрастали, самураи же все более и более теряли твердость духа своих предков, вследствие чего реальная сила и влияние военного класса значительно уменьшились. Перспектива для Бакуфу была безотрадной из-за неизменного роста тенденций или школ, внедрявших почтение к Императорскому Дому, а также ввиду возрастающей сложности сношений с чужеземными странами. Фактически, события развертывались настолько быстро, что не было сил их задержать.

Согласно изложенному в предыдущей главе, почитание Императорской Фамилии составляет высшую сущность японского воззрения на отношения подданных к государю. С самого возникновения Империи оно непрерывно вливается в сердца подданных, подобно никогда неиссякаемому источнику. Этот источник национальных убеждений и чувств ширился и углублялся вместе с развитием образования в эпоху Токугава. Отраслями науки, содействовавшими росту и распространению этих убеждений, были национальная история, отечествоведение (в отличие от китайских классиков и истории), а также синтоо. Огромный труд « Дайни-хонси» (История Великой Японии), составление которого было начато Токугава Мицукуни, правителем Мито, и закончено только в эпоху Мэй-дзи, предназначался для освещения основных принципов нашей национальной политики. По мере того, как исследование японской истории, начиная от ее первоисточника, быстро продвигалось вперед, люди уясняли себе, к какой давности она восходит и насколько незыблемы прерогативы Императорского Дома. Сознавая свое истинное отношение к Императору и свой священный долг перед ним, они убеждались в том, что управление военным классом было незаконно в Японии. Начало кокуга-ку (отечествоведение) было положено в эпоху Гэнроку священником Кэй-чюу и его последователями: Када-но-Азуммаро, Камо-но-Мабучи, Мото-ори Норинага и Хирата Ацутанэ. Все они занимались изучением древних изречений и надписей, японской истории и классической литературы и прекрасно осветили обычаи древних японцев. Этим путем они разъяснили всем, где источник благоговения, вдохновляющего начала и основы национальной государственности. Синтоо является национальным культом Японии. В средний период нашего национального прогресса оно слилось с буддизмом, но в начале новой эпохи оно отделилось от своего чужеземного компаньона и вступило в процесс своего независимого развития, главным образом содействуя распространению верноподданических чувств к Императорскому Дому.

Бок о бок с распространением монархической идеи во внутренней политике, шли горячие прения и совещания по поводу назревших вопросов национальной береговой обороны. В четвертом году Кансэй (1792), а затем в первом году Бунка (1804) Россия прислала в Японию представителей с предложением открыть торговые сношения, но Бакуфу, все еще слепо придерживавшееся традиционной политики изоляции, оба раза отклонило предложения. Что касается англичан, то заслуживающим внимания обстоятельством является нижеследующее: в пятом году Бунка (1808), в разгар Наполеоновских войн в Европе, английский военный корабль, упорно преследовавший голландское судно (обе эти нации находились в состоянии войны), неожиданно очутился в Нагасаки, который он покинул только после того, как его экипаж учинил там беспорядки. Еще до этого, в период Кансэй (1789—1800), Хаяси Сихэй написал и издал книгу, в которой настаивал на необходимости усиления береговой защиты, а Мацудайра Саданобу лично обследовал районы, прилегающие к заливу Эдо. Бакуфу обратило особое внимание на оборону острова Эзо (как тогда назывался о. Хоккайдоо). Кондоо Дзюузоо отправился на остров Эторофу и водрузил там национальный опознавательный знак. В то же время Мамия Ринзоо не только исследовал остров Карафуто (Сахалин), но даже высадился на материке, расположенном за узким проливом. Военные науки и артиллерийское искусство, заимствованные с Запада, старательно практически изучались, и некоторые феодальные владения или кланы даже приступили к основательным военным приготовлениям на случай защиты своих берегов.

Годы тревоги проходили, превращались в десятилетия. В 1853 году (шестой год Каэй, царствование Императора Коомэй) командор Перри прибыл в Урага (префектура Канагава) во главе эскадры Американских Соединенных Штатов и просил разрешения на торговлю с Японией. Вся японская нация как будто услышала громкий звон колоколов, возвещавший о наступлении новой эры. В том же году русский посланник, по фамилии Путятин, прибыл в Нагасаки и также просил об открытии торговых сношений. В следующем году, называвшемся первым годом Ан-сэй (1854), Бакуфу заключило дружественный договор с Соединенными Штатами в Иокогама (тогда еще селение близ Канагава) и открыло Симо-да (на Изу) и Хакодатэ (на Хоккайдоо) для американских судов. Этот договор известен как «Договор Канагава». Затем Бакуфу заключило подобные же договоры с Великобританией, Россией и Нидерландами. Так, политика изоляции, продолжавшаяся более двухсот лет, была оставлена, и Япония вступила в общение с другими нациями.

Следует иметь в виду, что договоры, заключенные Японией с западными державами, были лишь договорами дружественного общения. В четвертом же году Ансэй (1857) было заключено торговое соглашение с американским генеральным консулом Тоусендом Гаррисом, согласно которому Канагава (ныне Иокогама), Хёого (ныне Кобэ), Нагасаки и Ниигата были объявлены открытыми портами, и одновременно был закрыт порт Симода. В следующем году (1858) Ин Наосукэ, старшина Бакуфу (высшее должностное лицо в Бакуфу, рангом ниже сёогуна) подписал и скрепил печатью это временное соглашение и заключил тождественные договоры с Нидерландами, Россией, Великобританией и Францией. Именно в это время политическое мнение нации резко разделилось на два лагеря: тех, кто приветствовал открытие портов, и тех, кто защищал политику изоляции. Случилось так, что монархические стремления слились с чувством ксенофобии, и более восторженные и смелые приверженцы этого направления политической мысли заявляли об этом Ии Наосукэ в такой неистовой форме, что он их арестовывал и преследовал, пока, в конце концов, не был убит ими. Этот трагический случай был сигналом к быстрому и серьезному упадку престижа сёогуната; и хотя

Императорский Двор дал Бакуфу указ о преобразовании, однако оно было слишком слабо, чтобы восстановить былую мощь. Тогда монархисты (или приверженцы монархической идеи) открыто и смело стали требовать свержения сёогуната. Вся страна была охвачена волнением.

К тому времени, когда Император Мэйдзи (1866—1912) вступил на престол в третьем году Кэйоо (1867), Бакуфу было настолько бессильно, что не было и признака должного для управления страной авторитета. В десятом месяце того же года Токугава Иосинобу, занимавший пост сёо-гуна, охотно передал бразды правления Императорскому Двору. 265 лет протекло со времени назначения Иэясу на должность сэйитайсёогуна, и Бакуфу в Эдо закончило свое существование, завершив долгий период управления страной военным классом.

В двенадцатом месяце того же года Император издал важный манифест, возвещая о восстановлении древнего порядка управления Тэнноо, или Императором. Он объявил свое решение управлять страной на новых началах, в духе Императора Дзимму, положившего основание Империи. Другими словами, он пожелал лично просматривать и контролировать все важнейшие государственные дела. Вскоре после этого все междоусобные распри прекратились, и полный мир воцарился в стране.

ЭПОХА МЭЙДЗИ

Определив общее направление политики, которому обновленное правительство должно было следовать, Император Мэйдзи воздал поклонение богам неба и земли в третьем месяце первого года своей эры (1868) и дал обет провести в жизнь пять решений первостепенной важности, о чем и оповестил народ. Эти решения, известные как «Пять пунктов Императорской клятвы», нижеследующие:

«1. Мы будем созывать совещания и управлять народом, считаясь с общественным мнением.
2. Люди высших и низших классов, без различия, будут единодушны во всех предприятиях.
3. Обращение с гражданскими и военными чинами будет таково, что они смогут выполнять свои обязанности, не испытывая неудовольствия.
4. Отжившие методы и обычаи будут уничтожены, и нация пойдет по великому пути неба и земли.
5. Познания будут заимствоваться у всех наций мира, и Империя достигнет высшей степени расцвета».

Это торжественное обещание разъясняло всем и каждому новую национальную политику открытого и свободного общения с внешним миром, энергичной деятельности и предприимчивости, а не пассивности и отчужденности в сношениях с иностранцами. С той поры народ навсегда запечатлел в своем сердце идеал, возвращенный Императором Мэйдзи, и неустанно стремился к осуществлению его ради блага страны.

В седьмом месяце того же года (1868) Император переименовал Эдо в Токио и посетил его; хотя затем он на короткий срок и возвратился в Киото, но весной следующего года (1869) навсегда избрал Токио своей резиденцией. Вскоре после этого военные вельможи во всех частях страны вернули свои поместья вместе с людьми Императорскому Двору, который принял их, и в четвертом году эры Мэйдзи (1871), одновременно с упразднением кланов (хан), была сметена старая феодальная система и заменена строго централизованной формой управления.

Еще до этого, в первый год эпохи Мэйдзи (1868), Императорский Двор в вопросах иностранной политики решил придерживаться дружественных отношений со всеми странами мира. Однако Чоосэн (Корея) и Китай (тогда под властью Маньчжурских Императоров Цин), действуя вразрез политике Японии, проявили по отношению к ней такое недружелюбие, что принудили ее принять соответствующие меры. Вследствие этого, в седьмом году Мэйдзи (1874) Япония послала войска на Тайван (Формоза) с целью подчинить себе этот остров, занятый туземцами, или «сэйбан». В 15-ом и 17-ом годах эры Мэйдзи (1882 и 1884), когда в Кэй-зёо (Сеул), столице Чоосэн, вспыхнули беспорядки, туда были двинуты японские войска, чтобы заставить чоосэнское правительство принести извинения. И, наконец, в 27-ом году Мэйдзи (1894) Япония, открыв военные действия против Китая, одерживала победу за победой, пока старая монархия не запросила мира.

Что касается внутренней политики, то правительство, неуклонно придерживаясь «Пяти пунктов Императорской клятвы», в течение ряда лет всесторонне готовилось к осуществлению этого великого идеала. Сам Император, хорошо осведомленный о горячем желании народа открыть национальное совещательное собрание, издал манифест в 14-ом году Мэйдзи (1881), обещав созвать парламент в 23-ем году (1890). В связи с этим, правительство послало Итоо Хиробуми и других лиц в различные государства Европы изучать действующие там конституционные и иные государственные формы правления. В 18-ом году Мэйдзи (1885) Императорский Двор издал указ о реорганизации исполнительной власти центрального правительства и об учреждении должности премьер-министра и государственных министров для руководства деятельностью различных исполнительных органов. Итоо Хиробуми был назначен премьером. В 21-ом году Мэйдзи (1888) был учрежден Тайный Совет, высший совещательный орган Короны. Необходимая подготовка к осуществлению акта, создающего эпоху, закончилась, и 11 февраля 22-го года Мэйдзи (1889), в день Кигэнсэцу (национальный праздник в память основания Империи), была обнародована конституция Японской Империи. В ноябре следующего года (1890) был открыт так долго ожидаемый Императорский парламент и, таким образом, конституционная форма правления получила реальное осуществление. С первых же лет своего царствования Император Мэйдзи был сильно озабочен вопросом просвещения своего народа, и в пятом году эры (1872) он провел в жизнь новую систему образования, включавшую период обязательного посещения начальной школы, за которой следовали школа второй ступени, высшая школа, дающая или университетское или академическое образование, а также учительские институты, технические, коммерческие и другие профессиональные школы и женские учебные заведения, — все они, год от года, получали все большее и большее развитие. Учитывая этот феноменальный успех, в октябре 23-го года Мэйдзи (1890), Император даровал «Манифест о воспитании и образовании», в котором разъяснял своим подданным основы народного воспитания и образования. С той поры все японцы, в своей повседневной жизни, стараются руководствоваться этим Манифестом; — приобретая знания путем обучения, занимаясь ремеслами и профессиональной работой, они верно следуют пути, предуказанному Императором подданным.

В течение многих лет Россия желала и добивалась приобретения незамерзающей гавани на Дальнем Востоке. После китайско-японской войны (1894—1895) она убедила Германию и Францию присоединиться к ней при обсуждении мирных условий, последовавших за этим конфликтом. Россия принудила Японию возвратить Китаю Ляодунский полуостров, который она считала плодом своих побед, и подлила масла в огонь нашего негодования, когда послала свои войска в Маньчжурию, угрожая дальнейшим продвижением на юг. Признавая опасность положения, Япония приготовилась на случай критического момента и заключила союз с Великобританией в 1902 г. (35-ый год эры Мэйдзи). Однако, Россия не удовлетворилась Маньчжурией, как своей добычей, а начала протягивать свою руку к Чоосэн (тогда называемый Кан-коку). Тогда, в 37-ом году Мэйдзи (1904) Япония решительно взялась за оружие, чтобы бороться за прочный мир на Дальнем Востоке. В следующем году (1905) японские войска взяли Порт-Артур, одержали решительную победу под Мукденом и уничтожили большой русский флот в Японском море. Национальный престиж Японии возрос. Благодаря дружественной услуге президента Американских Соединенных Штатов Теодора Рузвельта, война окончилась заключением мирного договора в Портсмуте. Пять лет спустя, в 43-ем году Мэйдзи (1910), Император Японии принял государство Чоосэн от царствовавшего там государя и присоединил его к Японии. Кан-коку, как тогда называлась Корея, было снова переименовано в Чоосэн и подчинено административной власти генерал-губернатора.

В первые десятилетия эры Мэйдзи японская нация была занята приобретением от западных стран новых познаний и навыков в различных областях государственного устройства, экономики и науки. По истечении известного времени появились лица, которые начали применять заимствованные познания соответственно национальному характеру и потребностям и продолжали изыскания, следуя по своему собственному оригинальному творческому пути. Были сделаны блестящие открытия в медицине, особенно в хирургии, замечательные изобретения в области изготовления оружия и снаряжения, а также одержаны победы в других отраслях человеческой деятельности. Изучение японской и китайской классической литературы, временно находившееся в пренебрежении, сильно оживилось. Благодаря исключительно быстрому развитию печатного дела, в деле обучения были достигнуты огромные успехи. Что касается области литературы, то эпоха Мэйдзи, особенно ее вторая половина, дала многих замечательных романистов, новеллистов, поэтов-авторов «хай-ку» (хокку), тонких критиков и талантливых популяризаторов западной литературы. В области изящных искусств стремление к сохранению старых художественных произведений, возникшее в 12-ом или 13-ом году эры Мэйдзи, скоро вылилось в форму движения за возрождение античного искусства. Появилось большое число художников, как национальной, так и западной школы, а также много соперничавших с ними в искусстве скульпторов. В архитектуре, в выделке и окраске тканей, в керамических и лакированных изделиях чувствовалось влияние Запада: с одной стороны, они сохраняли античную элегантность предыдущих периодов, с другой стороны, новые черты придавали свежесть старине. Таков их процесс развития до настоящего времени.

Так все больше и больше возрастал престиж Японии и улучшалось ее благосостояние при Императоре Мэйдзи, который скончался после болезни 30 июля 1912 года, на 45-ом году своего царствования, в возрасте 61 года. В сентябре того же года его прах был торжественно погребен в Мавзолее Фусими-Момояма.

Печатается по изданию: Никамура Кооя. История Японии, X, 1938