Творческий путь В.В Маяковского.

Владимир Владимирович Маяковский (1893 – 1930) – знаменитый советский поэт 20 века, публицист, драматург, художник. Кроме того – талантливый актер кино, режиссер и сценарист.

Ранние годы

Родился 7 (19) июля 1893 года в селе Багдати, Грузия, в семье лесничего. У Маяковского было 2 сестры, а 2 его брата умерли еще будучи детьми.

Юный Владимир свободно владел грузинским языком. Первое образование в биографии Маяковского было получено в гимназии города Кутаиси, куда он поступил в 1902 году.

В 1906 году переехал в Москву вместе с матерью, начал учиться в гимназии №5. Революция Маяковского не оставила в стороне. Из-за невозможности оплатить обучение, он был исключен из гимназии. Затем Владимир Владимирович вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию.

Начало творческого пути

Во время одного из арестов, в тюрьме было написано первое стихотворение Маяковского (1909). В 1911 году Маяковский поступил в Московское училище живописи. Затем он увлекся творчеством футуристов. Первое стихотворение Маяковского – «Ночь» – было опубликовано в 1912 году. В следующем году писатель создал трагедию «Владимир Маяковский», которую поставил сам и сыграл в ней главную роль.

В 1915 году была окончена знаменитая поэма Маяковского «Облако в штанах». Дальнейшая поэзия Маяковского, кроме антивоенных тематик, содержит также сатирические.

В творчестве Маяковского должное место занимают сценарии к фильмам. Он снимается в трех своих фильмах в 1918 году.

Путешествия и общественная деятельность

1918-1919 годы в биографии Владимира Маяковского ознаменованы широким распространением темы революции. Он участвовал в выпуске плакатов «Окна сатиры РОСТА», в которых создавал подписи, рисунки. В 1923 году создал творческое объединение ЛЕФ (Левый фронт искусств) и журнал «ЛЕФ», в котором был редактором. В этом журнале печатались Пастернак, Осип Брик, Б. Арватов, Н. Чужак, Третьяков, и др.

В 1922 -1924 годы Маяковский посещает Германию, Францию, Латвию. В 1925 году совершил путешествие в США, Мексику, Гавану. В Америке у поэта случился краткий роман с одной русской эмигранткой, в результате которой на свет появилась дочь Маяковского, Патриция.

Вернувшись из-за границы, путешествует по СССР, пишет стихи, выступает с докладами. Стихотворения Маяковского печатались во многих газетах, журналах, изданиях. В 1928 году вышла известная пьеса Маяковского – «Клоп», в 1929 году – «Баня».

Смерть и наследие

В начале 1930 года поэт много болел. Далее Маяковского ждала череда неудач: его выставка «20 лет работы» не принесла успеха, а премьера пьесы «Клоп» и спектакль «Баня» провалились. Душевное состояние Владимира Владимировича ухудшалось. А 14 апреля 1930 года Маяковский застрелился.

В честь великого поэта и драматурга названы многие объекты (например, библиотеки Маяковского, улицы, пощади, парки, станции метро, кинотеатры), установлены многочисленные памятники. Театры им. Вл. Маяковского находятся в Москве, Норильске, Душанбе.

1. Творческий путь М. Горького.

Горький Максим (16 (28) марта 1868 - 18 июня 1936) - писатель. Настоящее имя --Алексей Максимович Пешков.

Родился в Нижнем Новгороде. Сын управляющего пароходной конторы Максима Савватиевича Пешкова и Варвары Васильевны, урожденной Кашириной. В семь лет остался сиротой и жил с дедом, некогда богатым красильщиком, к тому времени разорившимся.

Алексею Пешкову пришлось с детства зарабатывать себе на жизнь, что и побудило писателя в дальнейшем взять себе псевдоним Горький. В раннем детстве служил на побегушках в магазине обуви, затем учеником чертежника. Не выдержав унижений, сбежал из дома. Работал поваренком на волжском пароходе. В 15 лет приехал в Казань с намерением получить образование, но, не имея никакой материальной поддержки, не смог осуществить намерение.

В Казани узнал жизнь в трущобах и ночлежках. Доведенный до отчаяния, совершил неудачную попытку самоубийства. Из Казани переехал в Царицын, работал сторожем на железной дороге. Затем возвратился в Нижний Новгород, где стал писцом у присяжного поверенного М.А. Лапина, много сделавшего для юного Пешкова.

Не удержавшись на одном месте, отправился пешком на юг России, где испробовал себя и на каспийских рыбных промыслах, и на постройке мола, и других работах.

В 1892 г. впервые был напечатан рассказ Горького «Макар Чудра». В следующем году он возвратился в Нижний Новгород, где встретился с писателем В.Г. Короленко, принявшим большое участие в судьбе начинающего писателя.

В 1898 г. А.М. Горький был уже знаменитым писателем. Его книги расходились многотысячными тиражами, а известность распространилась за границы России. Горький автор многочисленных рассказов, романов «Фома Гордеев», «Мать», «Дело Артамоновых» и др., пьес «Враги», «Мещане», «На дне», «Дачники», «Васса Железнова», романа-эпопеи «Жизнь Клима Самгина».

С 1901 г. писатель начал открыто выражать сочувствие революционному движению, что вызвало негативную реакцию правительства. С этого времени Горький не раз подвергался арестам и гонениям. В 1906 г. он уехал за границу в Европу и Америку.

После свершения октябрьского переворота 1917 г., Горький стал инициатором создания и первым председателем Союза писателей СССР. Он организовывает издательство «Всемирная литература», где получили возможность работать, тем самым спасшись от голода, многие литераторы того времени. Ему же принадлежит заслуга спасения от ареста, гибели представителей интеллигенции. Часто в эти годы Горький был последней надеждой преследуемых новой властью.

В 1921 г. у писателя обострился туберкулез, и он выехал для лечения в Германию и Чехию. С 1924 г. жил в Италии. В 1928, 1931 г. Горький ездит по России, в том числе посетил Соловецкий лагерь особого назначения. В 1932 г. Горького практически вынудили вернуться в Россию.

Последние годы жизни тяжело больного писателя были, с одной стороны, полны безграничного восхваления – еще при жизни Горького его родной город Нижний Новгород был назван его именем – с другой, писатель жил в практической изоляции под постоянным контролем.

Алексей Максимович был женат многократно. Первый раз на Екатерине Павловне Волжиной. От этого брака имел дочь Екатерину, умершую во младенчестве, и сына Максима Алексеевича Пешкова – художника-любителя. Сын Горького неожиданно умер в 1934 г., что породило предположения о его насильственной смерти. Смерть самого Горького через два года так же вызвала подобные подозрения.

Второй раз женат гражданским браком на актрисе, революционерке Марии Федоровне Андреевой. Фактически третьей женой в последние годы жизни писателя стала женщина с бурной биографией Мария Игнатьевна Будберг.

Умер недалеко от Москвы в Горках, в том же доме, где умер В.И. Ленин. Прах находится в Кремлевской стене на Красной площади. Мозг писателя был отправлен в Московский институт мозга для изучения.

1. Художественные особенности прозы И.А. Бунина.

Ивана Алексеевича Бунина (1870—1953) называют «последним классиком». Бунинские размышления над глубинными процессами жизни выливаются в совершенную художественную форму, где своеобразие композиции, образы, детали подчинены напряженной авторской мысли.

В своих рассказах, повестях, стихотворениях Бунин показывает нам весь спектр проблем конца XIX — начала XX века. Темы его произведений настолько разнообразны, что, кажется, они — сама жизнь. Проследим, как менялась тематика и проблематика рассказов Бунина на протяжении его жизни.

Главная тема начала 1900-х годов — тема уходящего патриархального прошлого России. Наиболее яркое выражение проблемы смены строя, крушения всех устоев дворянского общества мы видим в рассказе «Антоновские яблоки». Бунин сожалеет об уходящем прошлом России, идеализируя дворянский уклад жизни. Лучшие воспоминания Бунина о прежней жизни пропитаны запахом антоновских яблок. Он надеется, что вместе с отмирающей дворянской Россией корни нации все-такисохранятся в ее памяти.

В середине 1910-х годов тематика и проблематика рассказов Бунина начала меняться. Он уходит от темы патриархального прошлого России к критике буржуазной действительности. Ярким примером этого периода является его рассказ «Господин из Сан-Франциско». С мельчайшими подробностями, упоминая каждую деталь, описывает Бунин роскошь, являющую собой истинную жизнь господ нового времени. В центре произведения образ миллионера, у которого нет даже собственного имени, так как его никто не запомнил, — да и нужно ли оно ему? Это собирательный образ американского буржуа. «До 58 лет жизнь его была посвящена накоплению. Став миллионером, он хочет получить все удовольствия, которые можно купить за деньги: ...карнавал он думал провести в Ницце, в Монте-Карло, куда в эту пору стекается самое отборное общество, где одни с азартом предаются автомобильным и парусным гонкам, другие рулетке, третьи тому, что принято называть флиртом, а четвертые — стрельбе голубей, которые очень красиво взвиваются из садков над изумрудным газоном, на фоне моря цвета незабудок, и тотчас стукаются белыми комочками о землю...» — это жизнь, лишенная внутреннего содержания. Общество потребителей вытравило в себе все человеческое, способность к сочувствию, соболезнованию. Смерть господина из Сан-Франциско воспринимается с неудовольствием, ведь «вечер был непоправимо испорчен», хозяин отеля чувствует себя виноватым, дает слово, что он примет «все зависящие от него меры» к устранению неприятности. Всё решают деньги: гости хотят получать удовольствия за свои деньги, хозяин не хочет лишаться прибыли, этим и объясняется неуважение к смерти. Таково нравственное падение общества, его негуманность в крайнем ее проявлении.

Автору важно было подчеркнуть мысль о ничтожности могущества человека перед лицом одинакового для всех смертного итога. Оказалось, что все накопленное господином не имеет никакого значения перед тем вечным законом, которому подчинены все без исключения. Очевидно, смысл жизни не в приобретении богатства, а в чем-то ином, не поддающемся денежной оценке или эстетской мудрости. Тема смерти получает в творчестве Бунина многообразное освещение. Это и гибель России, и смерть отдельного человека. Смерть оказывается не только разрешительницей всех противоречий, но и источником абсолютной, очищающей силы («Преображение», «Митина любовь»).

В литературе русского зарубежья Бунин — звезда первой величины. После присуждения в 1933 году Нобелевской премии Бунин во всем мире стал символом русской литературы

1. Лирическая героиня поэзии А.А.Ахматовой и М.И. Цветаевой.

Начало 20 века в русской литературы немыслимы без имен Анны Ахматовой и Марины Цветаевой. Своим творчеством эти женщины-поэты не только украсили свое время, но и внесли, каждая по-своему, большой вклад в русскую поэзию. Их поэзия, как доказало время, вечно.

Поэзия Анны Ахматовой – это своеобразный гимн женщине. Так, в хрестоматийном стихотворении «Сжала руки под темной вуалью» очень эмоционально обрисовываются эпизоды жизни и любви героини. Ключевые детали стихотворения передают психологический настрой лирической героини, ее душевное состояние. В этом стихотворении отражено не только минутное настроение двух влюбленных людей, но и вечная трагедия расставания:

Как забуду? Он вышел, шатаясь.

Искривился мучительно рот…

Я сбежала, перил не касаясь,

Я бежала за ним до ворот.

Через призму сердца Ахматова воспринимает не только любовь, но и все, что происходит рядом с ней. В поэме «Реквием» мы читаем скорбные строки:

Семнадцать месяцев кричу,

Зову тебя домой,

Кидалась в ноги палачу,

Ты сын и ужас мой.

Нет, Анна Ахматова не говорит здесь о жестокости современного ей мира. Она не говорит об ужасных годах… Поэтесса рисует образ женщины, которая провела много времени у тюремных дверей, ожидая приговора …своему ребенку! И эта женщина не одна, их тысячи - с такой же искалеченной судьбой и израненными сердцами.

Время Великой Отечественной войны также оставило трагичный след в творчестве Ахматовой. Важно, что у нее иное видение войны, не похожее на других поэтов того времени. Поэтесса воспринимает ее, в первую очередь, как женщина, как мать:

Щели в саду вырыты,

Не горят они.

Питерские сироты,

Детоньки мои!

Перед нами другая сторона военного времени. Ахматова говорит о детях, так как нет ничего страшнее и ужаснее, чем боль ребенка:

Постучись кулачком – я открою

Я тебе открывала всегда…

Творчество Марины Цветаевой, по многим своим проявлениям, сложнее поэзии Ахматовой. Эта поэтесса считается одним из самых виртуозных художников слова начала 20 века. Ее язык, система средств художественной выразительности самобытна и нестандартна. Темы, проблемы, мотивы, которые Цветаева использует в своем творчестве, необычайно глубоки и серьезны.

Стихи поэтессы разнообразны по мотивам и во многом интуитивны. Однако, на мой взгляд, есть нечто, объединяющее все произведения Цветаевой, – ее трагическое мироощущение - «на разрыв», которое в полной мере отразилось в творчестве поэтессы.

Одной из ведущих тем лирики Цветаевой является тема родины, тема любви к отчему дому, Москве, России. Лишь в ранних стихах поэтессы (1916-1917 года) создается картина прекрасной страны: бесконечные дороги, багровые закаты и лиловые беспокойные зори. Позже в стихи Цветаевой вошла война, мировая, а затем гражданская. В этот период жалость и печаль переполняли ее творчество:

Бессонница меня толкнула в путь.

- О, как же ты прекрасен, тусклый Кремль мой! –

Сегодня ночью я целую в грудь

Всю круглую воюющую Землю!..

К революции 1917 года Цветаева относилась сложно. Поэтесса не могла принять и простить той крови, которая проливалась.

Стихотворения Цветаевой о любви невозможно спутать с ничьими другими. Они очень пронзительны и тонки. Лирическая героиня вся отдается своему чувству, живет и дышит только им:

Не властвовать!

Без слов и на слово –

Любить…Распластаннейшей

В мире – ласточкой!

Не могла поэтесса обойти своим вниманием и тему поэта и поэзии. В осмыслении этой темы она следует традициям русских классиков: Пушкина, Лермонтова, Тютчева. По мнению Цветаевой, вдохновение – единственный повелитель поэта. Оно приходит к нему в облике огненного всадника: «С красной гривою свились волоса… Огневая полоса – в небеса!».

По мнению Цветаевой, дорога поэта в мире нелегка. Его не понимает и не принимает эгоистичная и слепая толпа. Обыватели погрязли в быту, своих приземленных интересах и проблемах.

Кроме того, поэт, по Цветаевой, неподвластен суду: «Я не судья поэту, И можно все простить за плачущий сонет!». Поэта не в состоянии оценить читатели, поэтому они не могут его судить. Поэт мыслит по-своему: «тьма» поэта не всегда означает зло, а высота – добро. Но оценить это сможет только время…

Начало 20 века подарило русской литературе два гениальных имени – Ахматова и Цветаева. Творчество этих женщин самобытно и оригинально, разительным образом отличается друг от друга. Однако есть то, что родним этих великих поэтов – глубокая человечность, преданность своему «женскому» естеству, огромная любовь к Родине.

1. Литература русского зарубежья ("волны" русской эмиграции, крупнейшие представители), основные темы.

Литература русского зарубежья складывается из трех волн русской эмиграции. Эмиграция первой волны — тра­гическая страница русской культуры. Это уникальное явле­ние и по массовости, и по вкладу в мировую культуру. Мас­совый исход из Советской России начался уже в 1919 году. Уехало более 150 писателей и более 2 млн. человек. В 1922 году по постановлению государственного полити­ческого управления (ГПУ) из страны были высланы на так называемом «философском корабле» более 160 рели­гиозно-философских писателей (Н. Бердяев, Н. Лосский, С. Франк, И. Ильин, Ф. Степун, Л. Шестов), прозаиков и критиков (М. Осоргин, Ю. Айхенвальд и др.), врачей, профессоров университетов. Из России уехал цвет рус­ской литературы: И. Бунин, А. Куприн (позже вернулся), Б. Зайцев, И. Шмелев, А. Толстой (вернулся в 1923 году), Д. Мережковский, 3. Гиппиус, К. Бальмонт, И. Северя­нин, Вяч. Иванов и др. Эмиграция первой волны сохра­няла все основные особенности русского общества, пред­ставляла, по словам 3. Гиппиус, «Россию в миниатюре».

Основными центрами русской эмиграции в Европе были Берлин (в основном здесь осели драматурги и театральные деяте­ли), Прага (профессора, художники, поэты), Париж (ставший столицей русской культуры). На Востоке эмигрантов приняли Шанхай, Харбин (С. Гусев-Оренбургский, С. Петров-Скиталец, А. Вертинский, Н. Байков).

В литературе первой волны эмиграции отчетливо выделялись два поколения: старшее, представители которого сформирова­лись как писатели на русской почве, они были известны рус­скому читателю, имели свой сложившийся стиль, широко из­давались не только в России. Это почти все символисты, кроме А. Блока, В. Брюсова и вернувшегося А. Белого (3. Гиппиус, К. Бальмонт, Д. Мережковский), футуристы (И. Северянин, Н. Оцуп), ак­меисты (Г. Иванов, Г. Адамович), реалисты (И. Бунин, И. Шме­лев, Б. Зайцев, А. Куприн, А. Толстой, М. Осоргин). Вокруг них складывались группы, кружки из писателей младшего, так на­зываемого «незамеченного» поколения. Это те, кто в России на­чинал еще свое становление, печатал отдельные произведения, но не успел сложиться как писатель или поэт со своим стилем. Одни из них группировались вокруг Бунина, образовав «бунин­ский кружок» (Г. Кузнецова, Л. Зуров). Другие объединились во­круг Ходасевича, создав группу «Перекресток». Они ориентирова­лись на строгие формы (неоклассицизм). Это Ю. Терапиано, Вл. Смоленский, Н. Берберова, Д. Кнут, Юр. Мандельштам.

Вокруг Г. Адамовича и Г. Иванова сложилась группа «Па­рижская нота» (И. Одоевцева, Б. Поплавский, А. Ладинский). Главное в творчестве — простота: никаких сложных метафор, ни­какой детализации, только наиболее общее, даже абстрагирован­ное. Они продолжали акмеизм, хотя обращались и к опыту симво­листов. Темы — любовь, смерть, жалость. Материал с сайта //iEssay.ru

Участники группы «Кочевье» (руководитель М. Слоним) стре­мились экспериментировать со словом, формой. Наследовали традиции футуризма, особенно В. Хлебникова (А. Гинкер, А. Присманова, В. Мамченко).

Основная тема творчества в самом начале эмиграции (1918-1920 гг.) — это «взрыв антисоветских страстей». Выходит «Окаянные дни» И. Бунина, книга заметок и дневниковых записей чело­века, изнутри видевшего первые послевоенные годы. В ряде мест она перекликается с «Несвоевременными мыслями» М. Горького (об азиатчине и дикости в русском человеке, о вине интеллиген­ции, которая так долго приучала народ к мысли, что он страда­лец и страстотерпец, так долго воспитывала в нем ненависть, что теперь сама ужасается плодам; о зверствах солдат и комиссаров и т.д.).

1. Проза М.А. Булгакова.

Есть книги, которые никогда не могут быть прочитаны, расшифрованы, разгаданы до конца. Мне кажется, что лучшая проза Михаила Булгакова, в особенности его последние произведения, относятся к их числу.

М.А.Булгаков не писал философских трудов как таковых. Это касается не только его, но и всех русских писателей, которые создавали русскую философию посредством своих литературных произведений.

Представим себя перед зеркалом, а лучше в окружении множества зеркал. Все как на ладони, но ведь что-то вечно ускользает, и нам хочется заглянуть еще за эту бесконечную стену. Перешагнуть роковую черту, чтобы узнать, рассмотреть себя до самого конца, понять таинство бытия. Уже тысячелетия мы не можем постигнуть границы человеческой души. До умопомрачения вглядываются люди в собственное ‘ отражение ’, пока их собственное Я не померкнет во вселенной, чтобы все вернулось вновь, но уже не со мной, не мое и не для меня.

Не такова ли природа и магия таланта большого писателя? Он будто чародей в окружении тысячи зеркал находит линии чужих судеб, вбирает их в себя, а потом бросает ее под молот грядущего бытия. Так умирает сам автор, и начинается судьба его трудов.

Краткая биография

Творчество М.А. Булгакова – одно из крупнейших явлений русской художественной литературы ХХ века. Его талант дал литературе замечательные произведения, ставшие отражением не только современной писателю эпохи, но и настоящей энциклопедией человеческих душ.

Разумеется, талант художника был у Булгакова, что называется, от Бога. А уж то, какое этот талант получал выражение, во многом определялось и обстоятельствами окружающей жизни, и тем, как складывалась судьба писателя.

Родился Булгаков 15 мая 1891 года в Киеве, в семье доцента, потом профессора духовной академии. Был он у Афанасия Ивановича и Варвары Михайловны Булгаковых первенцем. После него семья пополнилась еще двумя сыновьями и четырьмя дочерьми.

Жили они в том самом доме по Андреевскому спуску, в котором писатель поселил в свое время героев «Белой гвардии» и «Дней Турбиных». С этим домом можно не раз встретится, читая эти прекрасные произведения писателя.

В 1907 году в семье случилось несчастье : умер отец – Афанасий Иванович. Забота о воспитании семерых детей целиком легла на плечи Варвары Михайловны. Но как не было это сложно, мать «сумела... дать радостное детство».

Гражданская война застала Булгакова в его родном Киеве. Рушился старый быт, каждому надо было выбирать свой путь на дорогах вздыбленной истории. Булгаков видел «апофеоз» и кровавый закат белого движения, стал свидетелем немецкой оккупации Украины в 1918 году, зверств петлюровских банд. Всем складом своего воспитания он принадлежал к либерально-демократическим слоям старой русской интеллигенции и, как многие люди его круга, решил разделить судьбу своего народа, участвовать в строительстве новой культуры. Выбор этого пути дался ему непросто. Мировоззрение Булгакова не отличалось четкостью идейных позиций, однако, пафос его лучших произведений объективно стал служить возвышению человеческой личности, преодолению в ней эгоизма, корысти, фальши и лицемерия и тем самым смыкался с исторической задачей социалистического воспитания нового человека.

Формирование философии М.А.Булгакова.

В 1921 году Булгаков переезжает в Москву. Отныне этот многоликий город станет источником, питающим его оригинальное поэтическое и сатирическое творчество. Булгаков начинает писать. Сам он датирует начало своей литературной деятельности очень точно : 15 февраля 1920 года

Фельетоны и рассказы молодого писателя печатаются в столичных газетах и журналах, выходят отдельными изданиями.

К тому времени Булгаков уже отходит от своей медицинской деятельности (в 1916 году он был «утвержден в степени лекаря с отличием»), и полностью отдает себя литературному творчеству.

Ранние повести и рассказы. Булгакова имели успех у читателей, но встречали и резкую критику, которая обвиняла писателя в «злопыхательстве» и «новобуржуазных настроениях». Это причинило ему немало бед и огорчений.

Дни писателя были отданы газетной работе для заработка, вечера и ночи — для души, где вызревала серьезная булгаковская проза. Наряду с писанием сатирических повестей («Записки на манжетах», «Дьяволиада») он создавал в 1922—1924 годах свой первый большой роман «Белая гвардия».

В эти же годы Булгаков писал рассказы о гражданской войне. Как правило, они представляли собой ответвления от главного романного ствола. Легко, например, обнаружить такую связь, сравнив рассказ «Я убил», со сценами из «Белой гвардии», где описаны бесчинства петлюровцев в Киеве.

Михаил Булгаков обладал не только сатирическим, но и редким лирическим даром, который и был, пожалуй, основным музыкальным тоном его прозы. Роман «Белая гвардия», рисующий историю киевской семьи Турбиных, конец белого движения на Украине, в самом стиле своем сочетает черты поэтического эпоса и тонкого психологического письма. Впоследствии этот роман превратится под пером Булгакова в пьесу «Дни Турбиных» (1926), которую поставит Московский Художественный театр. Она принесет писателю широкую известность.

Булгаков продолжает работать над своими литературными шедеврами. Он пишет такие известнейшие произведения как «Зойкина квартира» «Бег» и др. Все эти произведения пропитаны острой сатирой, благодаря чему они не раз запрещались, потом снова разрешались и так много раз.

Но в Булгаковских произведениях сатира очень тесно переплетается с какими-то сверхъестественными силами, часто переходящими даже в фантасмагорию. Наглядным тому подтверждением служит рассказ «Дьяволиада». Содержание «Дьяволиады» — судьба маленького человека, рядового винтика бюрократической машины, который в какой-то момент выпал из своего гнезда, потерялся среди ее шестеренок и приводов и метался среди них, пытаясь вновь зацепиться за общий ход, пока не сошел с ума. В сущности даже не этот маленький чиновник, хоть он и центральная фигура, а сама машина, ничего не производящая и только энергично жующая свою бумажную жвачку, и есть главное действующее лицо повести. Ее кипучая утробная жизнь, смысл которой не поддается разгадке, словно в ускоренных кадрах какого-то сумасшедшего фильма проносится перед глазами читателя.

И уж никто не ищет черты Булгакова в тихом блондине Короткове из повести "Дьяволиада". А ведь это произведение продолжает тему "Записок на манжетах", в нем применен тот же способ переосмысления и неожиданного соединения знакомых лиц и авторских наблюдений и впечатлений. Здесь тоже много биографических черт, и тем не менее все это создания творческой фантазии писателя, о которых Е. Замятин сказал: "Фауна и флора письменного стола - гораздо богаче, чем думают, она еще мало изучена".

 В "Дьяволиаде" много молодого увлечения литературой, самозабвенной игры в фантастику, экспериментов со словом и сюжетом, следования за гоголевскими "Записками сумасшедшего", откуда взята сама тема безумия маленького чиновника, смятого колесами бюрократического механизма. И здесь же есть неповторимый стиль, точно найденные подробности (вроде слетевшей шляпы извозчика, из-под которой разлетаются припрятанные денежные бумажки), предвещающие роман "Мастер и Маргарита" фразы типа: "Черная крылатка соткалась из воздуха"; появляется черный кот с фосфорическими глазами, в которого превращается Кальсонер. В "Дьяволиаде уже виден самобытный прозаик с даром замечательного рассказчика-сатирика, и не случайно Булгакова заметили после этой повести. Отсюда начинается путь писателя к роману "Белая гвардия" и повестям "Роковые яйца" и "Собачье сердце".

Надо также сказать несколько слов о языке «Дьяволиады».

Замятин справедливо хвалил " Дьяволиаду " за "быстрое" кинематографичное повествование и точные короткие остроумные фразы. Да, Булгаков сознательно стремился к "быстрой" прозе и вместе с тем понимал, что ритм нового повествования на одних коротких фразах не построишь. Еще тогда споря в московской редакции газеты "Гудок" с писателем Юрием Олешей и другими любителями краткости, он прочел им длинную фразу из "Шинели" и пояснил:

"Гоголевская фраза в двести слов - это тоже идеал, причем идеал бесспорный, только с другого полюса". Поэтому фразы из "гоголевских пленительных фантасмагорий" мы встречаем уже в "Не обыкновенных приключениях доктора", "Похождениях Чичикова" и "Записках на манжетах" и уж конечно в «Дьяволиаде». Тогда-то и формируется тот булгаковский язык, который мы встречаем на страницах его более поздних произведениях.

Поздняя философия М.А.Булгакова.

Наиболее ярко и полно Булгаков, как философ, раскрывается нам в своих поздних произведениях. На мой взгляд, к ним можно отнести повесть «Собачье сердце» и роман «Мастер и Маргарита». Эти произведения писались уже во времена зарождения советского общества, его начального развития. Именно поэтому они и сейчас вызывают у читателя иллюзию современности, т.к. на сегодняшний день мало чего изменилось в структуре нашей бюрократической машины, которая неотрывно сосуществует с простым обывателем в симбиозе.

Что интересно, практически не затрагиваются военные действия, дабы не затенять истинную картину вещей, происходящих в социальном укладе нашего общества. Булгаков ясно дает понять нам к чему мы можем прийти с таким пониманием общественных отношений. Я не пытаюсь ругать, как это модно сейчас, наше советское общество. Все это следует из его поздних произведений, и трудно с ним не согласиться, т.к. он основывается на фактах, а не на домыслах, как поступают многие критики.

1. Жизнь и творчество М.Шолохова.

Михаил Александрович Шолохов (1905 – 1984) – советский писатель, обладатель Нобелевской премии по литературе, автор таких известных произведений как «Тихий Дон» и «Поднятая целина».

Ранние годы

Родился Михаил Шолохов 11 (24) мая 1905 года на хуторе Кружилин (ныне Ростовская обл.) в семье служащего торгового предприятия.

Первое образование в биографии Шолохова было получено в Москве в годы Первой Мировой войны. Затем он учился в гимназии в Воронежской губернии в городе Богучар. Приехав в Москву для продолжения образования и не поступив, вынужден был сменить множество рабочих специальностей, чтобы прокормиться. В тоже время в жизни Михаила Шолохова всегда находилось время для самообразования.

Начало литературного пути

Впервые его произведения были напечатаны в 1923 году. Творчество в жизни Шолохова всегда занимало важную роль. После изданий фельетонов в газетах, писатель публикует свои рассказы в журналах. В 1924 году в газете «Молодой ленинец» опубликован первый из цикла донских рассказов Шолохова – «Родинка». Позже все рассказы из этого цикла были объединены в три сборника: «Донские рассказы»(1926), «Лазоревая степь» (1926) и «О Колчаке, крапиве и прочем» (1927).

Расцвет творчества

Широкую известность Шолохову принесло произведение о донских казаках во времена войны – роман «Тихий Дон» (1928-1932).

Эта эпопея со временем стала популярна не только в СССР, а еще в Европе, Азии, была переведена на многие языки.

Еще одним известным романом М. Шолохова является «Поднятая целина» (1932-1959). Этот роман о временах коллективизации в двух томах в 1960 году получил Ленинскую премию.

С 1941 по 1945 год Шолохов работал военным корреспондентом. За это время он написал и опубликовал несколько рассказов, очерков («Наука ненависти» (1942), «На Дону», «Казаки» и другие).

Известными произведениями Шолохова также являются: рассказ «Судьба человека» (1956), неоконченный роман «Они сражались за Родину»(1942—1944, 1949, 1969).

Стоит отметить, что важным событием в биографии Михаила Шолохова в 1965 году было получение Нобелевской премии по литературе за роман-эпопею «Тихий Дон».

Последние годы жизни

С 60-х годов Шолохов практически перестал заниматься литературой, любил уделять время охоте и рыбалке. Все свои награды передал на благотворительность (постройку новых школ).

Умер писатель 21 февраля 1984 года от рака и был похоронен во дворе своего дома в станице Вешенской на берегу реки Дон.

Когда Шолохов пришел свататься к одной из дочерей П. Я. Громославского, бывший казачий атаман предложил взять в жены другую его дочь – старшую Марию. В 1924 году они поженились. В браке они прожили 60 лет, в семье родилось четверо детей.

Шолохов был единственным советским писателем, который получил Нобелевскую премию с одобрения действующей власти. Его называли «любимцем Сталина», хотя Шолохов – один из немногих, кто не боялся говорить вождю правду.

Вокруг имени Шолохова периодически всплывала проблема авторства его произведений. После выхода в свет романа «Тихий дон» возник вопрос: как такой молодой писатель за такой краткий период смог создать столь объемное произведение. По распоряжению Иосифа Сталина даже была создана комиссия, которая, изучив рукопись писателя, подтвердила его авторство.

В 1958 году на Нобелевскую премию по литературе вместе с Шолоховым выдвигался Борис Пастернак, который и стал обладателем премии этого года.

1. Сюжеты и герои прозы А.И. Солженицына.

Солженицын Александр Исаевич(1955 - 1968)

Войну, лагерь, смерть Сталина в 1953 году и доклад Н. С. Хрущева о трагических последствиях культа личности Сталина на XX съезде КПСС в 1956 году - следует учитывать как факты духовной биографии Солженицына. Он их воспринял гораздо глубже, чем многие другие.

Первые опубликованные в начале 60-х годов на Родине произведения Солженицына - повесть "Один день Ивана Денисовича" (1962), рассказ "Матренин двор" (1963) - появились на исходе хрущевской "оттепели", в преддверии периода застоя. Кроме этого, были опубликованы и другие рассказы писателя: "Случай на станции Кочетовка" (1963), "Захар-Калита" (1966), "Крохотки" (1966). Солженицына стали называть, с одной стороны, писателем "лагерной" прозы, а с другой - прозы "деревенской". Сам автор однажды заметил, что к жанру рассказа он обращался нечасто, "для художественного удовольствия": "В малой форме можно очень много поместить, и это для художника большое наслаждение - работать над малой формой. Потому что в маленькой форме можно оттачивать грани с большим наслаждением для себя".

Повесть "Один день Ивана Денисовича" первоначально называлась "Щ-854 (один день одного зэка)". Сколько бы ни писали о лагерной жизни, нельзя забыть колонну людей в бушлатах, с портянками на лицах от ледяного ветра с узкими прорезями для глаз, бараки, столовую, где голодные люди "как на крепость лезут", зоркий мужицкий взгляд Ивана Денисовича Шухова.

"... И вышла колонна в степь, прямо против ветра и против краснеющего восхода. Голый снег лежал до края, направо и налево, и деревца во всей степи не было ни одного".

Начался год новый, пятьдесят первый, и имел в нем Шухов право на два письма..."

В повести читатель сталкивается со множеством ярких человеческих сознании, с полифонизмом помыслов и голосов. Иван Денисович, например, не может не высмеять, правда мягко, Алешу-баптиста и его призыв: "Из всего земного и бренного молиться нам Господь завещал только о хлебе насущном: Хлеб насущный даждь нам днесь!

- Пайку, значит? - спросил Шухов".

С сочувствием наблюдает Шухов бунт капитана второго ранга Буйновского против охраны, но не скрывает и свое сомнение: не сломается ли тот. Близок Шухову бригадир Тюрин с его умной независимостью, расчетливым покорством судьбе, недоверием к фразе.

В небольшом пространстве повести сочетаются многие человеческие судьбы, прежде далекие друг от друга. Время (один день) как бы вливается в пространство лагеря, растекается по снежному простору. Оно течет (вместе с движением колонны) по дороге, сжимается, уплотняется до узкого места на нарах. Это искусство сжатия, концентрации - замечательное достижение писателя. Оно связано с тем, что источником движения в повести был конкретный человеческий характер.

В 1962 году отечественный читатель еще не знал романа Солженицына "В круге первом" (1955-1968). Это роман о пребывании героя - интеллигента Нержина - в закрытом НИИ, в "шарашке". Здесь в беседах с другими заключенными: с критиком Львом Рубиным, инженером и философом Сологдиным - Нержин долго и мучительно выясняет: кто же в подневольном обществе в меньшей степени живет по лжи? Эти всезнайки-интеллигенты или вчерашний крестьянин Спиридон, дворник на этой же "шарашке"? После острых, глубоких споров Нержин приходит к мысли, что, пожалуй, Спиридон, не понимающий множества превратностей истории и своей судьбы, жил все же наивнее и чище, нравственней, непритворней.

Старуха Матрена из рассказа "Матренин двор" с ее бескорыстием, неспособностью обидеть мир, - а он ее не только обижал, грабил, но и погубил, - предшественница старух-праведниц из повести В. Распутина "Последний срок" и "Прощание с Матерой", бабушки из книги В. Астафьева "Последний поклон" (см. "Матренин двор").

"Архипелаг ГУЛАГ" (1958-1968) сам автор образно определил как "окаменелую нашу слезу". В этом произведении привлекает не только богатство разговорных интонаций, оттенки сарказма и иронии. Самое важное в том, что в стиле писателя преобладает мозаичность склеенных кусков. Значение разнонаправленных метаний, стремительных бросков в разных направлениях - в двух авторских выводах. С одной стороны, "ГУЛАГ" - это окаменелая слеза, это обвинительный акт. А с другой - это книга о коллективном, еще не отмоленном грехе. Здесь все жертвы и соучастники - и те же Крыленко, Раскольников, Дыбенко, Горький, и доверчивые крестьяне, слепо сжигавшие дворянские библиотеки и убивавшие юнкеров в 1917 году, а в годы коллективизации составившие самый большой поток ссыльных. Из цепочки "порывании" смятенной мысли Солженицына вызревает вывод о личном спасении его от внутренней "запыленности", засаленности души ложью и пошлостью самодовольства. Писатель приходит к своей излюбленной идее победы над злом через жертву, через неучастие, пусть и мучительное, во лжи. В финале своей книги Солженицын произносит слова благодарности тюрьме, так жестоко соединившей его с народом, сделавшей его причастным к народной судьбе: "Благодарю тебя, тюрьма, что ты была в моей жизни".

Солженицын становится "в оппозицию не столько к той или иной политической системе, сколько к ложным нравственным основаниям общества". Он стремится вернуть вечным нравственным понятиям их глубинное, исконное значение. Писатель продолжает одну из центральных гуманистических линий русской классической литературы - идею нравственного идеала, внутренней свободы и независимости даже при внешнем притеснении, идею нравственного совершенствования каждого. В этом он видит национальное спасение. Эту же мысль он проводит и в своей, казалось бы, самой "политической", обличительной книге "Архипелаг ГУЛАГ": "... линия, разделяющая добро и зло, проходит не между государствами, не между классами, не между партиями, - она проходит через каждое человеческое сердце - и через все человеческие сердца..."

В небольшой статье "Жить не по лжи!" в открытой публицистической форме писатель призывает жить по совести, жить по правде. "Мы так безнадежно расчеловечились, что за сегодняшнюю скромную кормушку отдадим все принципы, душу свою, все усилия наших предков, все возможности для потомков - только бы не расстроить своего утлого существования. Не осталось у нас ни твердости, ни гордости, ни сердечного жара". "Так круг - замкнулся? И выхода - действительно нет?" Автор верит в обратное, будучи убежден, что "самый простой, самый доступный ключ к нашему освобождению: личное неучастие во лжи! Пусть ложь все покрыла, пусть лож ь всем владеет, но в самом малом упремся: пусть владеет не через меня!"

В лекции по случаю присуждение Солженицыну-Нобелевской премии (1970) он развивает эту мысль, доказывая, что писателям и художникам доступно еще большее - победить ложь. Свою речь писатель закончил русской пословицей: "Одно слово правды весь мир перетянет".

Солженицынская правда жесткая, порой безжалостная. Но, как верно замечает по этому поводу С. Залыгин, "в нашем отечественном контексте наше теперь уже ходячее выражение "Смотреть правде в глаза" - это действительно то же самое, что "смотреть в глаза страданию". Такова наша история".

1. Военная тема в советской литературе 1950-1970-х гг.: "панорамные романы", "проза лейтенантов".

Уже в годы Великой Отечественной войны и вскоре после ее окончания появились произведения, посвященные этой народной трагедии. Их авторы, преодолевая очерковость и публицистичность, стремились подняться до художественного осмысления событий, очевидцами или современниками которых они оказались. Литература о войне развивалась в трех направлениях, взаимодействие которых образовало в русской литературе второй половины XX века мощное течение так называемой «военной прозы».

Первое из этих направлений — произведения художественно-документальные, в основе которых — изображение исторических событий и подвигов реальных людей. Второе — героико-эпическая проза, воспевавшая подвиг народа и осмыслявшая масштабы разразившихся событий. Третье связано с развитием толстовских традиций сурового изображения «негероических» сторон окопной жизни и гуманистическим осмыслением значения отдельной человеческой личности на войне.

Во второй половине 50-х годов начинается подлинный расцвет литературы о войне, что было обусловлено некоторым расширением границ дозволенного в ней, а также приходом в литературу целого ряда писателей-фронтовиков, живых свидетелей тех лет. Точкой отсчета здесь по праву считается появившийся на рубеже 1956 и 1957 годов рассказ М. Шолохова «Судьба человека».

Одним из первых художественно-документальных произведений, посвященных неизвестным или даже замалчиваемым страницам Великой Отечественной войны, стала книга Сергея Сергеевича Смирнова «Брестская крепость» (первоначальное название — «Крепость на Буге», 1956). Писатель разыскал участников героической обороны Брестской крепости, многие из которых после плена считались «неполноценными» гражданами, добился их реабилитации, заставил всю страну восхититься их подвигом. В другой своей книге «Герои блока смерти» (1963) С. С. Смирнов открыл неизвестные факты героического побега заключенных-смертников из фашистского концлагеря Маутхаузен. Ярким событием в литературе стала публикация «Блокадной книги» (1977) А. Адамовича и Д. Гранина, в основу которой были положены беседы авторов с ленинградцами, пережившими блокаду.

В 50—70-е годы появляется несколько крупных произведений, цель которых — эпический охват событий военных лет, осмысление судеб отдельных людей и их семей в контексте судьбы всенародной. В 1959 году выходит первый роман «Живые и мертвые» одноименной трилогии К. Симонова, второй роман «Солдатами не рождаются» и третий «Последнее лето» вышли в свет соответственно в 1964 и 1970—1971 годах. В 1960 году вчерне был закончен роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба», вторая часть дилогии «За правое дело» (1952), однако через год рукопись была арестована КГБ, так что широкий читатель на родине смог познакомиться с романом лишь в 1988 году.

Уже названия произведений «Живые и мертвые», «Жизнь и судьба» показывают, что их авторы ориентировались на традиции Л. Н. Толстого и его эпопеи «Война и мир», по-своему развивая линию героико-эпической прозы о войне. Действительно, упомянутые романы отличают широчайший временной, пространственный и событийный охват действительности, философское осмысление грандиозных исторических процессов, эпическое сопряжение жизни отдельного человека с жизнью всего народа. Однако при сопоставлении этих произведений с толстовской эпопеей, ставшей своеобразным эталоном этого жанра, проявляются не только их различия, но и сильные и слабые стороны.

В первой книге трилогии К. Симонова «Живые и мертвые» действие разворачивается в начале войны в Белоруссии и под Москвой в разгар военных событий. Военный корреспондент Синцов, выходя с группой товарищей из окружения, принимает решение, оставив журналистику, присоединиться к полку генерала Серпилина. Человеческая история этих двух героев и оказывается в фокусе авторского внимания, не пропадая за масштабными событиями войны. Писатель затронул многие темы и проблемы, прежде невозможные в советской литературе: рассказал о неготовности страны к войне, о репрессиях, ослабивших армию, о мании подозрительности, антигуманном отношении к человеку.

Удачей писателя стала фигура генерала Львова, воплотившего в себе образ болыневика-фанатика. Личная храбрость и вера в счастливое будущее сочетаются в нем с желанием беспощадно искоренять все, что, на его взгляд, мешает этому будущему. Львов любит абстрактный народ, но готов жертвовать людьми, бросая их в бессмысленные атаки, видя в человеке только средство для достижения высоких целей. Его подозрительность распространяется так далеко, что он готов спорить с самим Сталиным, освободившим из лагерей нескольких талантливых военных.

Если генерал Львов — идеолог тоталитаризма, то его практик, полковник Баранов, — карьерист и трус. Произносивший громкие слова о долге, чести, храбрости, писавший доносы на своих коллег, он, оказавшись в окружении, облачается в солдатскую гимнастерку и «забывает» все документы.

Рассказывая суровую правду о начале войны, К. Симонов одновременно показывает народное сопротивление врагу, изображая подвиг советских людей, вставших на защиту родины. Это и эпизодические персонажи (артиллеристы, не бросившие свою пушку, тащившие ее на руках от Бреста до Москвы; старик колхозник, ругавший отступающую армию, но с риском для жизни спасший у себя в доме раненую; капитан Иванов, собиравший испуганных солдат из разбитых частей и ведущий их в бой), и главные герои — Серпилин и Синцов.

Генерал Серпилин, задуманный автором как эпизодическое лицо, не случайно постепенно стал одним из главных героев трилогии: его судьба воплотила в себе наиболее сложные и в то же время наиболее типичные черты русского человека в XX веке. Участник Первой мировой войны, он стал талантливым командиром в Гражданскую, преподавал в академии и был арестован по доносу Баранова за то, что говорил своим слушателям о силе немецкой армии, в то время как вся пропаганда твердила о том, что в случае войны мы «победим малой кровью», а воевать будем «на чужой территории». Освобожденный из концлагеря в начале войны, Серпилин, по его собственному признанию, «ничего не забыл и ничего не простил», но понял, что не время предаваться обидам — надо спасать Родину. Внешне суровый и немногословный, требовательный к себе и подчиненным, он старается беречь солдат, пресекает всякие попытки добиваться победы «любой ценой». В третьей книге романа К. Симонов показал способность этого человека к большой любви.

Другой центральный персонаж романа — Синцов первоначально задумывался автором исключительно в качестве военного корреспондента одной из центральных газет. Это позволяло «бросать» героя на самые важные участки фронта, создавая масштабный роман-хронику. Вместе с тем возникала опасность лишить героя индивидуальности, сделать его только рупором авторских идей. Писатель достаточно быстро понял эту опасность и уже во второй книге трилогии изменил жанр своего произведения: роман-хроника стал романом судеб, в совокупности воссоздающих масштаб народной битвы с врагом. А Синцов стал одним из действующих персонажей, на долю которого выпали ранения, окружение, участие в ноябрьском параде 1941 года (откуда войска уходили прямо на фронт). Судьбу военного корреспондента сменила солдатская доля: герой прошел путь от рядового до высшего офицера.

Война, Сталинградская битва — лишь одна из составляющих грандиозной эпопеи В. Гроссмана «Жизнь и судьба», хотя основное действие произведения разворачивается именно в 1943 году и судьбы большинства героев так или иначе оказываются связаны с событиями, происходящими вокруг города на Волге. Изображение немецкого концлагеря в романе сменяется сценами в застенках Лубянки, а руин Сталинграда — лабораториями эвакуированного в Казань института, где физик Штрум бьется над загадками атомного ядра. Однако не «мысль народная» или «мысль семейная» определяет лицо произведения — в этом эпопея В. Гроссмана уступает шедеврам Л. Толстого и М. Шолохова. Писатель сосредоточен на другом: предметом его размышлений становится понятие «свободы», о чем свидетельствует уже заглавие романа. «Судьбе» как власти рока или объективных обстоятельств, довлеющих над человеком, В. Гроссман противополагает «жизнь» как свободную реализацию личности даже в условиях ее абсолютной несвободы. Писатель убежден, что можно своевольно распоряжаться жизнями тысяч людей, по сути оставаясь рабом вроде генерала Неудобнова или комиссара Гетманова. А можно непокоренным погибнуть в газовой камере концлагеря: так гибнет военврач Софья Осиповна Левинтон, до последней минуты заботясь лишь о том, чтобы облегчить мучения мальчика Давида.

Должно быть, один из самых ярких эпизодов романа — оборона дома шесть дробь один группой солдат под командованием капитана Грекова. Перед лицом неминуемой смерти герои обрели высшую степень духовной свободы: между ними и их командиром установились столь доверительные отношения, что они безбоязненно ведут споры по самым больным вопросам тех лет, от большевистского террора и до насаждения колхозов. И последний свободный поступок капитана — из обреченного дома он отсылает с поручением небезразличную ему самому радистку Катю и Сережу Шапошникова, спасая тем самым любовь совсем юных защитников Сталинграда. Николай Крымов — герой, занимающий центральное место в системе персонажей романа, — получил приказ «разобраться на месте» с царящей в «доме Грекова» вольницей. Однако ему, в прошлом — работнику Коминтерна, нечего противопоставить услышанной здесь правде, кроме подлого доноса, который по возвращении Крымов пишет на уже погибших защитников дома. Впрочем, образ Крымова не столь однозначен: в конце концов он сам оказывается жертвой той системы, служа которой не раз должен был добровольно, а то и скрепя сердце идти против совести.

Подспудная мысль В. Гроссмана, что источник свободы или несвободы личности находится в самой личности, объясняет, почему обреченные на смерть защитники дома Грекова оказываются гораздо свободнее пришедшего их судить Крымова. Сознание Крымова порабощено идеологией, он в некотором смысле «человек в футляре», пусть и не столь зашоренный, как некоторые другие герои романа. Еще И. С. Тургенев в образе Базарова, а затем Ф. М. Достоевский убедительно показали, как борьба «мертвой теории» и «живой жизни» в сознании таких людей зачастую оканчивается победой теории: им легче признать «неправильность» жизни, чем неверность «единственно верной» идеи, должной эту жизнь объяснять. И поэтому, когда в немецком концлагере оберштурмбанфюрер Лисс убеждает старого большевика Мостовского в том, что между ними много общего («Мы форма единой сущности — партийного государства»), Мостовский может ответить своему врагу лишь молчаливым презрением. Он чуть ли не с ужасом чувствует, как вдруг появляются в его сознании «грязные сомнения», недаром названные В. Гроссманом «динамитом свободы».

Таким «заложникам идеи», как Мостовский или Крымов, писатель еще сочувствует, но резкое неприятие у него вызывают те, чья безжалостность к людям проистекает не из верности устоявшимся убеждениям, а из отсутствия таковых. Комиссар Гетманов, некогда секретарь обкома на Украине, — бездарный вояка, зато талантливый разоблачитель «уклонистов» и «врагов народа», чутко улавливающий любое колебание партийной линии. Ради получения награды он способен послать в наступление не спавших трое суток танкистов, а когда командующий танковым корпусом Новиков, чтобы избежать ненужных жертв, на восемь минут придержал начало наступления, Гетманов, расцеловав Новикова за победоносное решение, тут же написал на него донос в Ставку.

Ключом к авторскому пониманию войны в романе является парадоксальное на первый взгляд утверждение о Сталинграде: «Его душой была свобода». Как некогда Отечественная война 1812 года по-своему раскрепостила русский народ, пробудила в нем чувство собственного достоинства, так и Великая Отечественная вновь заставила почувствовать разделенный ненавистью и страхом народ свое единство — единство духа, истории, судьбы. И не вина, а скорее беда всего народа, что деспотичная власть, обнаружив собственное бессилие справиться с пробуждением национального сознания, поспешила поставить его себе на службу — и как всегда извратила и умертвила живой дух патриотизма. В свое время JI. Толстой противопоставлял патриотизм простых мужиков, Ростовых, Кутузова «салонному патриотизму» кружка Анны Павловны Шерер и «квасному» — графа Ростопчина. В. Гроссман также пытается разъяснить, что преданность родине таких героев, как Греков, Ершов, «толстовец» Иконников, уничтоженный немцами за отказ строить лагерь смерти, не имеет ничего общего с национал-шовинизмом Гетманова или же генерала-палача Неудобнова, заявившего: «В наше время большевик прежде всего — русский патриот». Ведь тот же Неудобное до войны собственноручно на допросах выбивал зубы тем, кого подозревал в пристрастии ко всему национальному в ущерб проповедуемому большевиками интернационализму! В конце концов, национальная или классовая принадлежность не зависит от воли человека, и потому не они определяют истинную цену личности. Ее определяет способность человека на подвиг или на подлость, поскольку только в этом случае можно говорить об истинной свободе или несвободе.

На рубеже 50—60-х годов в литературе появились произведения, наследующие другие традиции батальной прозы Л. H. Толстого, в частности традиции его «Севастопольских рассказов». Своеобразие этих произведений прежде всего заключалось в том, что война была в них показана «из окопов», глазами непосредственных участников, как правило, юных, еще не оперившихся лейтенантов, командиров взводов и батальонов, что и позволило критикам такие произведения назвать «лейтенантской прозой». Писателей этого направления, многие из которых сами прошли дорогами войны, интересовали не перемещения войск и не планы Ставки, но мысли и чувства вчерашних студентов, которые, став командирами рот и батальонов, впервые столкнулись со смертью, впервые ощутили бремя ответственности и за родную страну, и за живых людей, ждущих от них решения своей судьбы. «Я раньше думал: «лейтенант» // Звучит налейте нам», //И, зная топографию, // Он топает по гравию. // Война ж совсем не фейерверк, // А просто трудная работа, // Когда — черна от пота — вверх // Скользит по пахоте пехота», — писал еще в 1942 году поэт-фронтовик М. Кульчицкий, говоря о тех иллюзиях, с которыми предстояло расстаться его поколению на войне. Истинное лицо войны, суть «трудной работы» солдата, цена потерь и самой привычки к утратам — вот что стало предметом раздумий героев и их авторов. Недаром не рассказ и не роман, а именно повесть, сосредоточенная на жизненном пути и внутреннем мире отдельной личности, стала основным жанром этих произведений. Войдя в состав более широкого явления «военной повести», «лейтенантская проза» задала главные ориентиры художественных поисков для этого жанра. Повесть Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда» (1946) стала первой в ряду подобных произведений, более чем на десятилетие опередив последующие за ней «Батальоны просят огня» (1957) Ю. Бондарева, «Пядь земли» (1959) и «Навеки девятнадцатилетние» (1979) Г. Бакланова, «Убиты под Москвой» (1961) и «Крик» К. Воробьева, «На войне как на войне» (1965) В. Курочкина. Авторов этих книг упрекали в «дегероизации» подвига, пацифизме, преувеличенном внимании к страданиям и смерти, излишнем натурализме описаний, не замечая того, что усмотренные «недостатки» порождены прежде всего болью за человека, оказавшегося в нечеловеческих условиях войны.

«Учебная рота кремлевских курсантов шла на фронт» — так начинается одно из ярчайших произведений «лейтенантской прозы» — повесть писателя-фронтоства представления о войне имеют мало общего с тем, с чем вынужден столкнуться человек на поле боя: «Все его существо противилось тому реальному, что происходило, — он не то что не хотел, а просто не знал, куда, в какой уголок души поместить хотя бы временно и хотя бы тысячную долю того, что совершалось, — пятый месяц немцы безудержно продвигались вперед, к Москве... Это было, конечно, правдой, потому что... потому что об этом говорил Сталин. Именно об этом, но только один раз, прошедшим летом. А о том, что мы будем бить врага только на его территории, что огневой залп любого нашего соединения в несколько раз превосходит чужой, — об этом и еще о многом, многом другом, непоколебимом и неприступном, Алексей — воспитанник Красной Армии — знал с десяти лет. И в его душе не находилось места, куда улеглась бы невероятная явь войны». Поэтому так нуждается поначалу Ястребов в словах капитана, умеющего разрешать противоречия между тем, что знаешь, и тем, что видят твои глаза.

Ho пережитый страх и врожденная честность помогли Алексею устоять, и в лейтенанте появилось то необходимое, что позволяет человеку выжить и не сломаться в нечеловеческих обстоятельствах — способность воспринимать мир таким, каков он есть, не нуждаясь в спасительных иллюзиях и объяснениях: «Я не пойду... He пойду! Зачем я там нужен? Пусть будет так... без меня. Ну что я теперь им...» Ho он поглядел на курсантов и понял, что должен идти туда и все видеть. Все видеть, что уже есть и что еще будет...» Эта способность приходит к герою не сразу: сначала он вынужден пройти через осознание, что смерть человека страшна своей омерзительностью, когда убитый лейтенантом немец пачкает ему шинель предсмертной рвотой; вынужден испытать стыд за собственную трусость, отсидевшись в воронке во время последнего боя роты; пройти через искушение самоубийства, разрешающего все проблемы с совестью. Наконец, он должен был пережить потрясение после самоубийства его кумира — капитана Рюмина. «То оцепенение, с которым он встретил смерть Рюмина, оказывается, не было ошеломленностью или растерянностью. То было неожиданное и незнакомое явление ему мира, в котором не стало ничего малого, далекого и непонятного. Теперь все, что когда-то уже было и могло еще быть, приобрело в его глазах новую, громадную значимость, близость и сокровенность, и все это — бывшее, настоящее и грядущее — требовало к себе предельно бережного внимания и отношения. Он почти физически ощутил, как растаяла в нем тень страха перед собственной смертью». И финальный поединок Ястребова с немецким танком все расставил на свои места.

Недаром критики в связи с «лейтенантской прозой» вспоминали имя Э. М. Ремарка. В романе немецкого писателя «На Западном фронте без перемен» впервые с неприкрытой откровенностью было сказано о незаживающих ранах, оставленных Первой мировой войной в душах совсем еще молодых людей, чье поколение получило название «потерянного».

Ю. Бондарев в романе «Горячий снег» (1965—1969) попытался на новом уровне развить традиции «лейтенантской прозы», вступив в скрытую полемику с характерным для нее «ремаркизмом». Тем более к тому времени «лейтенантская проза» переживала определенный кризис, что выразилось в некотором однообразии художественных приемов, сюжетных ходов и ситуаций, да и повторяемости самой системы образов произведений. «Некоторые говорят, что моя последняя книга о войне, роман «Горячий снег», — оптимистическая трагедия, — писал Ю. Бондарев. — Возможно, это так. Я же хотел бы подчеркнуть, что мои герои борются и любят, любят и гибнут, не долюбив, не дожив, многого не узнав. Ho они узнали самое главное, они прошли проверку на человечность через испытание огнем».

Действие романа Ю. Бондарева укладывается в сутки, в течение которых оставшаяся на южном берегу батарея лейтенанта Дроздовского отражала атаки одной из танковых дивизий группы Манштейна, рвущейся на помощь попавшей под Сталинградом в кольцо окружения армии маршала Паулюса. Однако этот частный эпизод войны оказывается той переломной точкой, с которой началось победное наступление советских войск, и уже поэтому события романа разворачиваются как бы на трех уровнях: в окопах артиллерийской батареи, в штабе армии генерала Бессонова и, наконец, в ставке Верховного Главнокомандующего, где генералу перед назначением в действующую армию приходится выдержать труднейший психологический поединок с самим Сталиным.

Комбат Дроздовский и командир одного из артиллерийских взводов лейтенант Кузнецов трижды лично встречаются с генералом Бессоновым, но как отличаются эти встречи! В начале романа Бессонов отчитывает Кузнецова за недисциплинированность одного из его бойцов, пристально вглядываясь в черты юного лейтенанта: генерал «подумал в ту минуту о своем восемнадцатилетнем сыне, пропавшем без вести в июне на Волховском фронте». Уже на боевых позициях Бессонов выслушивает бравый доклад Дроздовского о готовности «умереть» на этом рубеже, оставшись недовольным самим словом «умереть». Третья встреча состоялась уже после решающего сражения, но как меняются за эти сутки герои романа! Дроздовский был человеком черствым и эгоцентричным, в мечтах он создал себе собственный образ отважного и бескомпромиссного командира, которому стремится соответствовать. Однако смелость лейтенанта во время вражеского налета на эшелон граничит с безрассудством, а нарочитая жесткость в общении с подчиненными не только не прибавляет ему авторитета, но и стоит жизни возчику Сергуненкову, которого Дроздовский необдуманным приказом посылает на верную гибель. He таков лейтенант Кузнецов: он подчас излишне «интеллигентен», лишен «военной косточки» Дроздовского. Однако лишен Кузнецов и стремления кем-то «выглядеть», и потому он естествен с подчиненными и любим ими, хотя тоже может быть жестким и с провинившимися, и даже с Дроздовским, не перенося показной грубости командира и склонности того к самодурству. Неудивительно, что во время сражения именно к Кузнецову постепенно переходит управление остатками батареи, тогда как растерявшийся Дроздовский под конец лишь бестолково вмешивается в слаженные действия бойцов.

Разница этих героев проявляется и в их отношении к санинструктору Зое. У Зои близкие отношения с Дроздовским, но тот всячески это скрывает, считая их проявлением своей слабости, противоречащей образу «железного» командира. Кузнецов же по-мальчишески влюблен в Зою и даже робеет в ее присутствии. Смерть санинструктора потрясает обоих, однако потеря возлюбленной и пережитое за последние сутки по-разному повлияли на лейтенантов, что видно уже по тому, как они держатся перед прибывшим на батарею командующим. Дроздовский, «стоя перед Бессоновым навытяжку в своей наглухо застегнутой, перетянутой портупеей шинели, тонкий, как струна, с перебинтованной шеей, мелово-бледный, четким движением строевика бросил руку к виску». Однако после доклада он преобразился, и стало понятно, что события последних суток обернулись для него личностным крахом: «...шел он сейчас разбито-вялой, расслабленной походкой, опустив голову, согнув плечи, ни разу не взглянув в направлении орудия, точно не было вокруг никого». Иначе держит себя Кузнецов: «Голос его по-уставному еще силился набрать бесстрастную и ровную крепость; в тоне, во взгляде сумрачная, немальчишеская серьезность, без тени робости перед генералом, будто мальчик этот, командир взвода, ценой своей жизни перешел через что-то, и теперь это понятное что-то стояло в его глазах, застыв, не проливаясь».

Появление генерала на передовой было неожиданным: прежде Бессонов считал, «что не имеет права поддаваться личным впечатлениям, во всех мельчайших деталях видеть подробности боя в самой близи, видеть своими глазами страдания, кровь, смерть, гибель на передовой позиции выполняющих его приказание людей; уверен был, что непосредственные, субъективные впечатления расслабляюще въедаются в душу, рождают жалость, сомнения в нем, занятом по долгу своему общим ходом операции». В своем окружении Бессонов прослыл человеком черствым и деспотичным, и мало кто знал, что напускная холодность скрывает боль человека, чей сын пропал без вести, попав в окружение в составе Второй ударной армии генерала Власова. Однако скупые слезы генерала на позициях почти полностью уничтоженной батареи не кажутся авторской натяжкой, потому что в них прорвались и радость победы, сменившая нечеловеческое напряжение ответственности за исход операции, и потеря по-настоящему близкого человека — члена Военного совета Веснина, и боль за сына, о котором вновь напомнила генералу молодость лейтенанта Кузнецова. Такой финал романа вступает в спор с традициями «ремаркизма»: писатель не отрицает негативного воздействия войны на людские души, однако убежден, что «потерянность» человека возникает не просто вследствие пережитых потрясений, а является результатом изначально неправильной жизненной позиции, как это и случилось с лейтенантом Дроздовским, хотя даже ему автор не выносит безапелляционного приговора.