Критические стадии развития

Доллард и Миллер полагают, что бессознательный конфликт, научение которому по большей части происходит во время младенчества и детства, является базой для наиболее жестких эмоциональных проблем последующей жизни. Они согласны с теоретиками психоанализа, что критические детерминанты взрослого поведения – переживания первой полудюжины лет жизни.

Важно понять, что невротический конфликт не просто усваивается ребенком, но усваивается в первую очередь вследствие условий, создаваемых родителями. Эта несчастливая способность родителя плохо влиять на развитие ребенка частично вытекает из того, что культурные предписания, относящиеся к ребенку, противоречивы или непоследовательны, а частично – из того, что ребенок в период младенчества недостаточно "оснащен" для того, чтобы справиться со сложностями научения, даже если требования последовательны. Так, общество требует, чтобы ребенок научился быть агрессивным в одних ситуациях и подчинялся в других, очень похожих: различение трудно. Хуже всего то, что требование такого рода может быть предъявлено во время когда ребенок еще не владеет символическими функциями, порождаемыми языком, так что это может привести попросту к фрустрации и эмоциональным сдвигам. Подобная разрушительная система обстоятельств может возникнуть и во взрослом возрасте, например, в случае исключительном, – войны. Как можно ожидать, такие условия часто ведут к неврозам.

Важнейший аспект детского опыта – крайняя беспомощность ребенка. В младенчестве он неспособен манипулировать средой и потому уязвим в отношении разрушительного действия побуждающих влечений-стимулов и губительной фрустрации. Обычно процесс развития предполагает, что у человека развиваются механизмы избегания наиболее жестоких фрустрирующих ситуаций. В младенчестве у ребенка нет иного выбора, кроме проживания их.

"Тогда не удивительно, что в детстве возникают острые эмоциональные конфликты. Младенец не научился ждать, не зная о неизбежной рутинности мира; не научился надеяться, и тем уверять себя в том, что хорошее мгновение вернется, а зло уйдет; не научился размышлять и планировать и тем самым избегать существующего беспорядка, конструируя будущее контролируемым образом. Нет, ребенок понуждается к движению безнадежно и беспланово, иногда в безбрежной боли, а затем погружаясь в бездну наслаждения. Маленький ребенок неизбежно дезориентирован, запутан, он заблуждается, он галлюцинирует – короче, у него те же симптомы, которые мы считаем психотическими у взрослого. Первобытные влечения в ребенке взывают к действию. Эти влечения не модифицированы надеждой или представлением о времени. Высшие психические процессы (Я) не могут делать свое доброе дело поддержки, направления усилий, приведения мира в порядок. Ушедшее может никогда не вернуться. Беспорядочно возникают ситуации, порождающие бессознательные психические конфликты. Лишь когда ребенка научили говорить и думать на достаточно высоком уровне, могут быть редуцированы эти беспорядочные воздействия" (Dollard & Miller, 1950, сс. 130-131).

В соответствии с этим взглядом, на ранних стадиях жизни роль родителей в первую очередь – установить низкий уровень влечений-стимулов. Родители должны позволять, доставлять удовольствие, выдвигать немногие требования в плане научения до тех пор, пока у ребенка не разовьются языковые способности.

Принимая во внимание, что каждая культура выдвигает много требований к индивиду, который должен эффективно жить в ней, наверняка существуют такие требования, которые могут продуцировать конфликт и эмоциональные нарушения. Доллард и Миллер определяют четыре ситуации, в которых культурные предписания в интерпретации родителей имеют наиболее вероятные катастрофические последствия для нормального развития. Это ситуации кормления в детстве, обучение туалету и чистоте, раннее половое обучение и обучение контролю за гневом и агрессией.

Доллард и Миллер полагают, что их анализ этих конфликтных ситуаций – повторение положений Фрейда с точки зрения их собственной концептуальной схемы. По этой причине мы не будем воспроизводить здесь все, что они сказали о критических стадиях, а просто кратко рассмотрим их анализ ситуации кормления и проиллюстрируем, как в этой ситуации они используют представления о научении. Для читателя важно понять, что эта теория допускает, что ранние события в развитии имеют центральное значение в плане их влияния на дефекты поведения и, помимо этого, действие этих событий соответствует процессу научения, уже очерченному нами.

Ассоциированные с голодом влечения-стимулы – среди первых сильных побудителей активности индивида. Следовательно, можно полагать, что методики, которые вырабатывает индивид для контроля или редуцирования этих стимулов, играют важную роль как модели средств, которые на более поздних жизненных этапах призваны редуцировать другие сильные влечения-стимулы. В этом смысле теория полагает, что ситуация кормления служит мелкошкальной моделью, частично определяющей крупношкальное регулирование у взрослого. Так, Доллард и Миллер считают, что ребенок, который плачет от голода и обнаруживает, что это приводит к кормлению, быть может, предпринимает первые шаги, которые приведут к активной манипулятивной ориентации в отношении редукции влечений. С другой стороны, ребенок, которому дают "выплакаться", может обрести базу для пассивного и апатичного реагирования на сильные влечения-стимулы. Далее, если стимулам голода позволяют неограниченно расти, ребенок может прийти к ассоциации слабого стимула голода с причиняющим сильные страдания непреодолимым стимулом, который он систематически переживал так часто; таким образом он может прийти к "сверхреакции" на относительно слабые влечения-стимулы, то есть слабые влечения-стимулы приобретают вторичную движущую силу, эквивалентную очень интенсивному влечению-стимулу. Другое опасное следствие предоставления ребенка интенсивному влечению-стимулу голода заключается в том, что на этой основе может развиться страх одиночества. Если в одиночестве ребенок открыт приносящему сильные страдания стимулу голода и если эти стимулы редуцируются только тогда, когда появляются родители, может случиться, что это сильное подкрепление (редукция стимула голода) сделает привычной реакцию, непосредственно предшествующую появлению родителей – реакцию страха. Таким образом, в будущем, когда ребенок или взрослый остается один, он будет демонстрировать типичные стереотипы страха темноты или одиночества.

Возможно, важнейшая сторона ситуации кормления – то, что ее относительная успешность, по-видимому, имеет серьезное отношение к будущим межличностным отношениям. Это следует из того, что опыт кормления ассоциируется с первым интимным межличностным отношением – между матерью и ребенком. Если кормление успешно и характеризуется редукцией влечения и удовлетворением, ребенок ассоциирует свое приятное состояние с присутствием матери, и это отношение посредством стимульной генерализации связывает с другими людьми, так что их присутствие становится целью или вторичным подкреплением. Если кормление неуспешно, сопровождается страданием и гневом, можно ожидать обратного. Отнятие от груди и нарушения пищеварения с особой вероятностью будут иметь для ребенка несчастливые последствия, поскольку привносят в ситуацию боль и дискомфорт и усложняют ситуацию научения, которая уже требует от ребенка способности в полном объеме.

Любопытное дополнение к этому анализу ситуации кормления – результаты ряда изобретательных экспериментов, осуществленных с обезьянами Гарри Харлоу и его коллегами (Harlow, 1958; Harlow & Zimmerman, 1959) после появления книги Долларда и Миллера. Харлоу усомнился в их допущении относительно важности кормления в развитии детско-материнских отношений и предположил, что гораздо важнее телесный контакт. Взгляды Харлоу были подкреплены в эксперименте, в котором детеныши обезьяны были помещены в условия полной изоляции, за исключением присутствия двух неодушевленных "матерей", одна из которых была сделана из проволоки и держала бутылку, из которой детеныш получал все свое питание, а другая была набивной, с плюшевым верхом и обеспечивала мягкую, удобную поверхность, за которую детеныш мог цепляться. Молодые животные проводили большую часть времени в физическом контакте с плюшевой "матерью" или играя поблизости от нее. В испуге они искали ее защиты и вообще вели себя в отношении одетой в плюш конструкции во многом также, как детеныши обезьян ведут себя в отношении настоящей матери. Проволочная же "мать", наоборот, почти полностью игнорировалась, когда обезьяны не питались.

Относительно этих открытий следует заменить, что они не бросают вызова сущности взглядов Долларда и Миллера на развитие аффективных привязанностей. Они предполагают, что в определении условий научения Доллард и Миллер, возможно, преувеличили важность редукции голода и жажды и недооценили важность материнских покачиваний, поглаживаний, держания ребенка на руках во время кормления или иного обслуживания.

Бессознательные процессы

Как мы видели, в представлениях Долларда и Миллера язык играет принципиальную роль в развитии человека. С этой точки зрения естественно, что те детерминанты поведения, которые не включают язык, или являются бессознательными, должны играть ключевую роль в поведенческих расстройствах. Теория вполне согласуется с психоаналитическими положениями в признании бессознательных факторов важными детерминантами поведения; однако предложенная Доллардом и Миллером трактовка истоков бессознательных процессов мало напоминает версию Фрейда.

Бессознательные детерминанты можно разделить на те, которые никогда не были сознательными, и те, что были сознательными, но более таковыми не являются. В первую категорию включаются все те влечения, реакции и ключи, которые были заучены до появления речи и, соответственно, не могли быть обозначены. Также к этой группе принадлежат определенные области опыта, для которого наше общество предлагает недостаточные или неадекватные наименования. Кинестетические и моторные ключи в целом обойдены условными обозначениями, по этой причине их сложно обсуждать и их можно полагать во многом бессознательными. Аналогично, определенные области сексуального опыта и некоторых других видов табуированного опыта обычно не сопровождаются подходящими обозначениями и поэтому слабо представлены в сознании. Ко второй категории принадлежат все те ключи и реакции, которые в прошлом были сознательны, но посредством вытеснения стали недоступны сознанию. Процесс, происходящий в отношении первой категории, понятен, и мы обратимся к феномену вытеснения.

Вытеснение – это процесс избегания определенных мыслей, и этому избеганию научаются и оно мотивируется так же, как любая другая заученная реакция. В этом случае реакция "не-думания" об определенных вещах приводит к редукции влечения и подкреплению и таким образом становится стандартной частью репертуара индивида. Есть определенные мысли и воспоминания, которые приобрели способность возбуждать страх (вторичные влечения-стимулы), и реакция "не-думания" или прекращения думания о них ведет к редукции стимулов страха, чем подкрепляется реакция "не-думания". Если при первоначальном научении индивид сначала думает о страшном акте или событии, а затем переживает страх и отказывается от мысли с последующим подкреплением, после опыта реакция "не-думания" становится упреждающей и возникает до того, как индивид реально реконструирует событие или желание. "Не-думание" – как упреждающая реакция не только удерживает пробуждающие страх стимулы вне сознания, но и вмешивается в нормальный процесс угасания. То есть, если реакция не возникает, она вряд ли угаснет, даже если исчез оригинальный источник подкрепления.

Доллард и Миллер вполне очевидно считают вытеснение варьирующим от слабой тенденции не думать об определенных вещах до сильнейшего избегания угрожающего материала. Они полагают также, начало этих тенденций можно обнаружить преимущественно в детстве, когда обучение часто продуцирует страх определенных мыслей. Если возникает страх мысли, то процесс вытеснения легко можно понять как редукцию влечения-стимула посредством "не-думания". Детей часто наказывают за использование определенных табуированных слов: сам по себе вербальный символ достаточен для того, чтобы без действия вызвать наказание. Или ребенок может объявить о своем намерении сделать нечто неправильное, и тогда он будет наказан до всяких действий. В других случаях ребенок может думать об определенных вещах, которые даже не выражаются вербально, но которые родители угадывают на основе экспрессивного поведения и других сигналов и наказывают ребенка. Часто ребенка наказывают за действия, совершенные в прошлом, так что наказание сопровождает мысль о действии, а не само действие. Все эти и другие переживания (опыт) формируют генерализацию – от акта внешнего поведения, ведущего к наказанию, до простой мысли или символической репрезентации этого акта. Возможна не только генерализация от акта к мысли, но и различение между ними. Это один из чрезвычайно важных и действенных процессов в хорошо приспособленном индивиде. Такой человек понимает, что определенная мысль не должна выражаться в определенном контексте, хотя будет чувствовать себя относительно свободным в размышлении об этом.

Экстенсивность и жесткость вытеснения зависит от многих факторов; среди них – возможные различия во врожденной силе реакции страха; степень зависимости от родителей, а значит, интенсивность угрозы потери любви; тяжесть травм или продуцирующих страх ситуаций, которым был подвержен ребенок.

Критическая важность сознания связана со значением вербальных ярлыков в процессе научения, в частности в связи с действием высших психических процессов. Мы уже указывали, что процессы генерализации и различения могут быть сделаны более эффективными средствами вербальной символизации, а если обозначения исчезают, индивид явным образом действует примитивнее. Так, человек может становиться привязанным к конкретным стимулам, поведение начинает напоминать поведение ребенка или низших организмов, где посредующая роль языка не развита.

Конфликт

Никто не действует настолько эффективно, чтобы все тенденции были конгруэнтны и хорошо интегрированы. Следовательно, все теории личности должны прямо или косвенно затрагивать проблемы конфликтных мотивов и тенденций. Конфликтное поведение представлено Доллардом и Миллером с точки зрения пяти базовых допущений, представляющих распространение принципов, которые мы уже обсуждали.

Во-первых, они допускают, что тенденция движения к цели становится тем сильнее, чем ближе индивид к цели, и это обозначается как градиент приближения. Во-вторых, они допускают, что тенденция избегать отрицательных стимулов становится тем сильнее, чем ближе индивид к стимулу, и это обозначается как градиент избегания. Эти допущения можно вывести в первую очередь из принципа стимульной генерализации, уже нами описанного. Третье допущение заключается в том, что градиент избегания круче, чем градиент приближения. Это подразумевает, что скорость увеличения тенденции избегания с приближением к цели выше, чем скорость увеличения тенденции приближения в тех же условиях. В-четвертых, допускается, что увеличение влечения, ассоциированного с приближением или избеганием, будет повышать общий уровень градиента. Так, при приближении к цели будет возрастать сила приближения или избегания, но теперь эти тенденции будут сильнее на каждой стадии приближения. В-пятых, допускается, что из двух конкурирующих реакций возникнет более сильная. Вооруженные этими допущениями в дополнение к представлениям, которые мы уже обсуждали, Доллард и Миллер способны вывести предсказания относительно того, как будет реагировать индивид перед лицом конфликтов различного типа.

Один из основных типов конфликта связан с противостоянием между тенденциями приближения и избегания, возникающими одновременно в отношении одного и того же объекта или ситуации; скажем, молодого человека влечет к женщине, но в ее присутствии обнаруживает смущение и дискомфорт (страх). В соответствии с первыми тремя допущениями, реакция избегания (уйти от женщины) с удалением от цели (женщины) падает более резко, чем реакция приближения. Графически это представлено на рис. 13-2, где штриховые линии, представляющие реакцию избегания, наклонены круче, чем сплошные линии, представляющие реакции приближения. Таким образом, близко к объекту тенденция к избеганию может быть выше или сильнее, чем реакция приближения, но с отдалением субъекта на определенное расстояние (на диаграмме – к точке за пересечением градиентов) реакция приближения будет сильнее, чем реакция избегания (оставив женщину, он может позвонить ей или написать, чтобы назначить новую встречу). Именно в точке пересечения двух градиентов (скажем, когда мужчина входит в комнату, где находится женщина) индивид проявит максимум колебаний и конфликта, так как именно здесь две конкурирующие реакции примерно равновесны. Когда реакция приближения сильнее, чем реакция избегания, индивид будет приближаться без конфликта, и наоборот – в случае, если реакция избегания сильнее. Трудности в осуществлении реакции возникают лишь при примерном равенстве по силе.

Рис. 13-2
Графическая репрезентация конфликтных ситуаций (Miller, 1951Ь)

Если реакция приближения или реакция избегания усиливаются, это повысит общий уровень градиента, как это показано на диаграмме верхними градиентами приближения или избегания. Естественно, это приведет к другой точке пересечения двух градиентов. Так, если возрастает по силе тенденция приближения, два градиента пересекутся ближе к цели, что подразумевает, что индивид подойдет к цели ближе, прежде, чем начнет колебаться. Чем ближе он подойдет к цели, тем сильнее реакция избегания, и потому острее будет конфликт. То есть, чем ближе он подходит к женщине, тем более его влечет к ней и в то же время он все более смущен и беспокоен. Наоборот, если тенденция к приближению ослабляется (если он меньше любит женщину), он не подойдет к цели так близко, прежде чем пересекутся градиенты (не придет на свидание), и конфликт и расстройство будут гораздо слабее, поскольку в этой точке интенсивность реакций избегания и приближения будут меньше. Если усиливается тенденция к избеганию (если возрастает дискомфорт), это приведет к тому, что два градиента пересекутся в точке более удаленной от цели (он может думать о назначении нового свидания, но никогда в реальности этого не сделает), и таким образом снижается интенсивность конфликта. В целом, чем ближе к цели точка пересечения, тем сильнее конкурирующие тенденции и интенсивнее конфликт. Следует отметить, что если сила реакции приближения может подняться до точки, где она сильнее, чем реакция избегания у цели (на рис. 13-2 это представлено сильным градиентом приближения и слабым – избегания) индивид будет идти прямо к цели, и конфликт будет преодолен. Так, если женщина привлекает мужчину настолько сильно, что он способен находится с ней в тесной близости, даже чувствуя неловкость, конфликт в конце концов будет разрешен.

Генерализация реакции также может определять действия индивида при столкновении с конфликтом "приближение-избегание". Доллард и Миллер полагают, что допущения, сделанные относительно стимульной генерализации, распространяются и на генерализацию реакций, а именно, что градиент приближения для реакций различной степени сходства с той, что были вызвана стимулом, уменьшается быстрее, чем градиент избегания. Так, ребенок может быть очень зол на родителей, после того, как те запретили ему заниматься любимым делом, но при этом испытывать страх или чувство вины относительно своего желания прямо выразить агрессию – обозвать их или ударить физически. Однако тенденции ребенка к избеганию снизились достаточно, чтобы позволить ему проявить неудовольствие косвенно, убежав в свою комнату и хлопнув дверью.

Со вторым типом конфликта мы встречаемся, когда индивид сталкивается с двумя конкурирующими реакциями избегания. Например, маленький мальчик может бояться забираться на дерево и в то же время хочет избежать того, чтобы приятели называли его трусом. Так, чем ближе он к цели (чем выше он взбирается), сильнее реакция избегания и тем вероятнее от сдастся. Однако, сдаваясь, он приближается к другой цели (быть названным трусом) и в то время, когда уменьшается первая реакция избегания, увеличивается вторая. Так, индивид будет демонстрировать колебания, обращаясь от одной цели к другой, то есть взбираться на определенную высоту и затем отступать. С возрастанием силы одной из реакций избегания будет меняться точка пересечения – так, что отдалится место, где индивид откажется от цели. Возрастет интенсивность конфликта, так как в точке пересечения оба градиента будут сильнее. Опять-таки, если одна из реакций будет сильнее, чем другая, индивид будет просто уходить от ситуации, которая пугает больше, пока конкурирующая не пройдена и конфликт не будет преодолен: либо он взберется на необходимую высоту, либо примет тот факт, что его называют трусом.

Доллард и Миллер не полагают, что конкуренция между двумя реакциями приближения составляет реальную дилемму. Они указывают, что когда индивид начал движение в направлении одной из позитивных целей, сила реакции возрастает (в соответствии с первым допущением), а сила конкурирующей реакции уменьшается. Значит, индивид будет идти прямо к этой цели. Даже если человек начинает с равновесия между двумя целями, изменения стимульной ситуации и внутри организма слегка нарушают этот баланс, и, как только это происходит, индивид продолжит движение в направлении ближайшей цели. Там, где кажется, что у индивида конфликт между двумя позитивными альтернативами, всегда прячется скрытое или латентное избегание реакций.

По поводу более подробного описания этой теории конфликта читателю следует обратиться к работам Миллера (1944, 1951, 1959), где обсуждаются итоги ряда экспериментальных исследований, посвященных проверке некоторых следствий, вытекающих из этой позиции. В целом результаты этих исследований серьезно подкрепляют полезность теории.