Схематические когнитивные структуры и Я-схемы

Некоторые аспекты знаний не только легко доступны, но и весьма сложны и организованны. В процессе взаимодействия с окружающим миром и размышлений над полученным опытом у людей формируются сложные когнитивные структуры. Эти когнитивные структуры служат не только для внесения ясности в получаемую информацию, но и определяют, на какую информацию мы направляем внимание и как мы заполняем пробелы в том случае, когда нам доступна лишь часть информации. Эти организованные, активные когнитивные структуры называются схемами, термином, который восходит к работам Канта (1781), посвященным проблеме приобретения знаний, а в психологии — к исследованиям памяти Бартлетта (Bartlett, 1932) (подробный исторический обзор см. у Gardner, 1985).

Схема — это нечто большее, чем информация или перечень фактов. Схемы — это взаимосвязанные, организованные системы знаний (Fiske & Taylor, 1991; Singer & Salovey, 1991; Smith, 1998). Насыщенность и сложность этих когнитивных структур настолько велика, что часто мы не способны воспроизвести все наши схематические знаний о человеке или событии. Наша схема для посещения кабинета зубного врача, к примеру, включает не только очевидные факты, такие как необходимость сесть в специальное кресло, но и нюансы, такие как особенности ожидаемой межличностной манеры поведения врача (Abelson, 1981). Во многих случаях мы бы даже не смогли перечислить эти детали. Мы замечаем их, когда схема нарушается, например если наш зубной врач во время лечебной процедуры зевает, смеется или выглядит тревожным.

Когнитивные схемы неизбежно влияют на наши мысли и действия. Наблюдая за событиями, мы не просто фиксируем информацию, а активно соотносим ее с уже сформированными психическими системами, от которых зависят наши последующие выводы, ожидания и действия (Neisser, 1976). Схемы направляют мысли и о людях, и о ситуациях. Если наш новый знакомый обсуждает качественные вина и современные тенденции в кулинарии, то мы интерпретируем эти факты с точки зрения имеющихся у нас представлений о знатоках вин или, более обобщенно, о культурных людях. Таким образом, наши ожидания в отношении человека частично основаны на содержании этих общих личностных категорий (Cantor & Mischel, 1979). Если во время встречи подают пиво и пунш, играет громкая музыка, то мы рассматриваем ее как неформальную вечеринку (Cantor, Mischel, & Schwartz, 1982), а наши ожидания в отношении этого события будут зависеть от общих представлений о формах поведения, ожидаемых и уместных в подобных условиях. Наконец, схемы влияют не только на интерпретации, но и на действия. Например, Я-схемы о просоциальном поведении влияют на уровень пожертвований в пользу других людей, особенно если человек обладает развитым самосознанием (Froming, Nasby, & McManus, 1998). Схемы могут влиять на поведение не только напрямую, но и опосредованно — через влияние на оценочные процессы, управляющие мотивацией (Cervone, 1997).

При переработке информации, управляемой схемами, мы обычно «выходим за пределы наличной информации» (Bruner, 1957a). При интерпретации социальных событий к информации, почерпнутой из окружающего мира, мы добавляем знания, хранящиеся в памяти. Применение сформировавшихся представлений обычно приносит пользу, позволяя быстро оценивать сложные условия. Но эта когнитивная экономия имеет и негативные стороны. Применение схем, не в полной мере соответствующих сложившейся ситуации, может приводить к ошибочным социальным суждениям (Nisbett & Ross, 1981; Wilson & Brekke, 1994).

Многие из наших схем универсальны, по крайней мере у представителей одной культуры. Знание культурных обычаев, социальных институтов и традиционных форм межличностного взаимодействия настолько универсально, что мы не задумываемся о том, что обеспечивает плавное социальное функционирование. Некоторые схемы более специфичны (Markus, Hamil, & Sentis, 1987), то есть они имеются у одних людей, но отсутствуют у других. Даже в одной и той же культуре или в одном и том же социальном контексте существуют значительные индивидуальные различия в степени сформированности представлений о тех или иных аспектах социальной жизни. Этот принцип иллюстрируют политические знания (Fiske, Lau, & Smith, 1990; Krosnick, 1990). Если одни люди сравнительно слабо разбираются в политических процессах, то другие обладают изощренными схемами, связанными с политикой. Люди, имеющие такие схемы, способны правильно определить идеологические позиции политиков и лучше запоминают политические события (Fiske et al., 1990). Следует отметить, что человек может обладать развитыми политическими схемами, но при этом придерживаться любых политических взглядов. Он может быть и консерватором, и центристом, и либералом.

Схемы: три особенности

Пример политических схем иллюстрируют три аспекта схематических знаний, о которых читателю необходимо помнить при рассмотрении представленных ниже исследований, посвященных использованию схем при переработке информации. Первый аспект — это разница между позицией по какому-либо параметру индивидуальных различий и наличием развитых схем, связанных с отражаемым этим параметром атрибутом. Между уровнем и схематичностью есть два существенных различия. Во-первых, человек может обладать схемой для некоего атрибута, и иметь как крайне низкий, так и крайне высокий показатель по связанному с ним параметру индивидуальных различий. Точно так же как и либералы, и консерваторы могут обладать сложными схемами, связанными с политикой, люди, имеющие как высокие, так и низкие показатели по какому-либо личностному параметру, могут обладать сложными схемами в отношении данной личностной особенности. Во-вторых, человек может получить крайне высокий или крайне низкий показатель по какому-либо параметру и в то же время не обладать схемой, связанной с данным атрибутом. Человек может считать себя убежденным консерватором, имея весьма расплывчатые представления о политике. Поэтому оценка схем может дать информацию о личностной структуре, которую не позволяют получить традиционные методики оценки выраженности той или иной личностной черты.

Второй момент заключается в том, что схематические знания контекстуализированы. Люди редко обладают «схемами вообще». Структуры схематических знаний формируются в определенных жизненных условиях и связаны с ними. У человека, имеющего ясные представления о межличностных отношениях между коллегами по работе, могут отсутствовать аналогичные знания о межличностных отношениях между членами семьи. Поэтому при разрешении межличностных конфликтов на работе этот человек будет более эффективен, чем при разрешении межличностных конфликтов дома. Таким образом, схемы — это устойчивые когнитивные структуры, обусловливающие вариации в поведении от одного контекста к другому. Исключение из этого правила — наличие у людей «абстрактных» схем (Ohisson, 1998), содержащих знания, применимые к разным ситуациям. Например, дарвиновские принципы естественного отбора могут быть представлены как абстрактная схема, которую люди могут применять к целому ряду ситуаций, связанных с конкуренцией в борьбе за ресурсы.

Третий момент касается когнитивных и поведенческих следствий обладания схематическими знаниями. Схемы позволяют быстро и гибко реагировать на требования среды. Люди, обладающие большим запасом знаний в той или иной области, могут быстро интерпретировать новые стимулы, ставить под сомнение интерпретации, кажущиеся ошибочными, а также изобретать и оценивать различные копинг-стратегии. Таким образом, схемы обогащают когнитивный и поведенческий репертуар человека (Cantor & Kihlstrom, 1987), расширяя его возможности для действия.

Вывод, который можно сделать, проанализировав указанные выше моменты, заключается в том, что схемы — это устойчивые структуры личности, не тождественные личностным чертам. Черты обычно соответствуют среднему уровню выраженности тех или иных особенностей человека. Схемы же могут лежать в основе как средних тенденций, так и вариаций в поведении от контекста к контексту; кроме того, они влияют не только на типичные диспозиционные тенденции, но и на потенциал действия, который редко себя обнаруживает. Например, люди могут различаться по тому, обладают ли они схемами, содержащими информацию о том, как заводить знакомства. Эти вариации могут никак не проявляться в повседневном социальном поведении, если человек живет в семье, и они могут обусловить заметные межличностные различия, если человек окажется в незнакомых условиях, например переехав в другой город (Cantor & Harlow, 1994). Обладание схемой дает человеку больше возможностей для приспособления к новым обстоятельствам.

Я-схемы

В принципе, человек может описать себя в отношении широкого диапазона личностных качеств. Это подтверждает способность респондентов отвечать на все вопросы развернутых личностных опросников. Однако если не просить человека описать себя, многие из этих качеств вряд ли будут им отмечены. Таким образом, с точки зрения отдельного человека не все личностные свойства одинаковы. Некоторые из них лежат в основе нашего ощущения Я, тогда как другие характеристики настолько периферийны, что мы никогда бы не задумались о них, если бы нас не попросил психолог.

У людей формируются довольно ясные представления об этих основополагающих характеристиках. Такие представления называются Я-схемами. Таким образом, Я-схемы — это «когнитивные обобщения о собственном Я, обусловленные прошлым опытом и организующие, направляющие процесс переработки информации, связанной с Я» (Markus, 1977, р. 64). Я-схемы — динамические структуры знаний, влияющие на приобретение и интерпретацию новой информации о себе и о других людях.

Исследование Я-схем, проведенное Маркус (Markus, 1977), послужило образцом для дальнейших исследований в этой области. Для выявления схематических атрибутов она использовала двойной критерий. Испытуемые оценивали себя по ряду параметров черт, имеющих два полюса, а также указывали личную значимость каждого из параметров. Люди, которые были отнесены к группе с развитыми схемами по тому или иному атрибуту, по их собственным оценкам, занимали крайнюю позицию (то есть имели крайне высокие или низкие показатели) по данному параметру и расценивали его как чрезвычайно важный. Таким образом, при этом подходе появляется возможность дифференцировать людей, занимающих одинаковое положение на оси определенной черты, но по-разному оценивающих значимость данного понятия для собственной Я-концепции. В описываемом исследовании были выделены три группы женщин, различавшихся по схематичности в отношении независимости: независимые схематики (люди, придающие большое значение независимости и считающие себя независимыми), зависимые схематики (люди, придающие большое значение независимости, но считающие себя зависимыми) и асхематики (люди, считающие свое положение на оси параметра независимости близким к среднему и не придающие большого значения независимости/зависимости).

Динамический характер Я-схемы был раскрыт в последующих заданиях на переработку информации. Оценивая степень соответствия собственному Я ряда прилагательных, описывающих личностные свойства, независимые испытуемые с развитыми схемами независимости быстрее выбирали прилагательные, связанные с независимостью, а зависимые испытуемые с развитыми схемами независимости быстрее выбирали прилагательные, связанные с зависимостью. У испытуемых же асхематиков время реакции на обозначения независимости/зависимости не различалось, а испытуемые с развитыми схемами независимости не различались по времени реакции на прилагательные, не связанные с независимостью. Выполняя задание привести поведенческие примеры представленных черт, независимые и зависимые испытуемые смогли привести больше примеров независимого и зависимого поведения соответственно. Прогнозы вероятности совершения независимых и зависимых действий у испытуемых с развитыми схемами различались, тогда как испытуемые со слабо развитыми схемами не различались по субъективной вероятности совершения независимых/зависимых поступков. При предоставлении ложной обратной связи, не соответствующей их Я-образу, испытуемые с развитыми схемами чаще отвергали полученную информацию (Markus, 1977).

Использованные Маркус (Markus, 1977) методики оценки времени реакции оказались чрезвычайно ценным дополнением к исследовательским работам по психологии личности. Методики оценки времени реакции позволяют исследователю не только выявить представления человека, но и оценить скорость или легкость, с которой эти представления возникают в сознании. Это очень важно, поскольку каким бы ни было их содержание, представления, редко возникающие в сознании, вряд ли играют существенную роль в повседневной жизни человека. Кроме того, показатели времени реакции обладают тем преимуществом, что они не подаются сознательному контролю. Ускорить свои мыслительные процессы невозможно. Поэтому показатели времени реакции менее подвержены систематическим ошибкам вследствие, например, желания испытуемого представить себя в лучшем свете. Наконец, использование методик оценки времени реакции основано на четких принципах психической хронометрии в экспериментальной психологии (Posner, 1978). Поэтому исследование Маркус сыграло важную роль в сближении психологии личности и когнитивной психологии.

Если принять во внимания все эти преимущества, не приходится удивляться тому, что в значительной части последующих работ для исследования когнитивных структур личности использовались методики оценки времени реакции. Исследовательские данные подтверждают, что люди, которые, по их собственному мнению, занимают крайние позиции по тому или иному личностному параметру, быстрее реагируют на связанные с этим качеством слова. На прилагательные, чрезвычайно близкие к образу Я или чрезвычайно далекие от него, человек реагирует быстрее, чем на слова, имеющие умеренную связь с образом Я (Kuiper, 1981). Лица, дающие себе высокую оценку по параметру фемининности и низкую — по параметру маскулинности (Markus, Crane, Bernstein, & Siladi, 1982) или причисленные к группе фемининных при использовании контрольных перечней прилагательных (Mills, 1983), реагируют быстрее на прилагательные, описывающие проявления фемининности. Женщины, обаладающие развитыми схемами в отношении массы тела, быстрее оценивают соответствие собственному Я прилагательных, связанных с полнотой, и силуэтов полных людей (Markus, Hamil, & Sentis, 1987). Аналогично была установлена связь между схемами соблюдения диеты и попытками похудеть (Kendzierski & Whitaker, 1997).

Разная продолжительность латентного периода реакции выявлена не только при оценке терминов, характеризующих личностные качества, но и при заполнении личностных опросников, предназначенных для оценки той или иной личностной черты. При использовании методики самоотчета, оценивающей как нормальные личностные вариации, так и психопатологию, испытуемые с более высокими показателями по шкалам индивидуальных различий быстрее отвечают на вопросы, соответствующие данной черте (Fekken & Holden, 1992). Методики оценки латентного периода реакции также обладают дискриминантной валидностью. Продолжительность латентного периода реакции на вопросы предлагаемого теста имеет более тесную корреляционную связь с соответствующими тестовыми показателями, чем с показателями по другим шкалам, не имеющим соответствия с вопросами теста (Holden & Fekken, 1993). Методики оценки скорости реагирования на вопросы теста также демонстрируют значительную ретестовую надежность, хотя ее уровень варьирует при оценке разных параметров индивидуальных различий и оказывается ниже уровня надежности самих тестов (Freeken & Holden, 1992).

Анализ времени реакции оказался ценным приемом для изучения связи между представлениями человека о себе и представлениями о нем других людей. Фурман и Фандер (Fuhrman & Funder, 1995) установили, что схемы, формирующиеся у человека в отношении самого себя, во многом совпадают со схематическими представлениями о нем других людей. Крайне высокая или крайне низкая оценка человеком какого-либо из своих качеств связана не только с его собственным временем реакции при вынесении суждений о самом себе, но и со скоростью вынесения суждений о нем его знакомых.

В исследованиях с использованием приема измерения времени реакции исследователи обычно относят испытуемых к схематикам, основываясь исключительно на крайне высокой или низкой оценке испытуемым какого-либо из своих качеств, а не на двойном критерии крайнего показателя и субъективной важности, предложенном Маркус (Markus, 1977; см. также Burke, Kraut, & Dworkin, 1984; Nystedt, Smari, & Boman, 1989). Тем не менее исследования дают положительные результаты, поскольку крайние показатели и субъективная важность обычно связаны; «хотя наличие схемы и крайние показатели выраженности какой-либо черты не обязательно коррелируют, обычно это так» (Fekken & Holden, 1992, р. 117). Чаще всего у человека формируются схематические Я-знания в тех сферах, в которых он отличается от окружающих. Качества, отличающиеся от нормы, обычно обращают на себя внимание и рассматриваются как информативные по отношению к человеку (McGuire & McGuire, 1988; Nelson & Miller, 1995). Исследования, направленные на оценку спонтанных самоописаний, свидетельствуют о том, что отличительные качества становятся более ярко выраженными в Я-концепции. Дети склонны рассматривать себя с точки зрения определенного физического атрибута, если по этому атрибуту они существенно отличаются от среднего (McGuire & Padawar-Singer, 1976). Этническая принадлежность выступает более четко, если человек принадлежит к этническому меньшинству (McGuire, McGuire, Child, & Fujioka, 1978). Пол более ярко выступает в Я-концепции, если в семье большинство принадлежит к противоположному полу (McGuire, MeGuire, & Winton, 1979). Таким образом, Я-схемы отражают окружающий нас социальный контекст (Markus & Cross, 1990), и, кроме того, более общие социокультурные факторы также формируют различные аспекты Я-концепции (Markus & Kitayama, 1994; Triandis, 1990). В японской культуре, где социальные роли и социокультурные обязанности важнее личных качеств, при самоописании у людей отмечается более медленная реакция, чем у американцев, особенно в отношении положительных качеств (Markus & Kitayama, 1994).

Прежде чем обратиться к рассмотрению других вопросов, касающихся представлений человека о себе, подчеркнем, что использование методов оценки времени реакции — это не единственный способ выявления Я-схем в отношении того или иного личностного качества. Еще один метод — оценка памяти. Если после предъявления длинного списка дескрипторов личности человек вспоминает сравнительно больше терминов, связанных с определенным качеством, можно сделать вывод о том, что он обладает довольно развитыми когнитивными схемами в отношении данного качества (Froming et al., 1998; Rogers, Kupier, & Kirker, 1977).

Я-схемы, переработка информации о других людях и компетентность в переработке информации. Я-схемы влияют не только на процесс переработки информации о собственном Я, но и на усвоение и интерпретацию информации о других людях. Оценивая других, человек исследует параметры, по которым у него имеются развитые схемы, и чувствует себя более уверенно при оценке именно этих параметров (Fong & Markus, 1982). Личностные качества, которые человек оценивает в себе особенно положительно, являются для него главными при оценке других людей (Lewicki, 1983). Знания, связанные с этими качествами, более доступны при вынесении суждений о личностных особенностях другого человека (Lewicki, 1984). Заметим, однако, что степень влияния представлений человека о себе на его восприятие других зависит от контекста. В заданиях, непосредственно требующих от воспринимающего использовать личные знания, влияние схем на переработку информации более выражено; точно так же оно более выражено, когда перед испытуемым ставится цель оценить другого человека, а не просто воспроизвести информацию (Catrambone & Markus, 1987).

Я-схемы обеспечивают предметно специфические социальные навыки, сходные с навыками решения задач, демонстрируемыми экспертами в таких, например, когнитивных областях, как шахматы (DeGroot, 1965). При решении задач эксперты, в отличие от новичков выделяют в материале крупные смысловые блоки, так как обладают способностью варьировать стратегии переработки информации в зависимости от условий задачи (Chase & Simon, 1973). То есть эксперты демонстрируют более эффективное и гибкое когнитивное функционирование. Аналогично, при выполнении межличностных заданий схемы обеспечивают компетентностью, способствующей более эффективному и гибкому личностному функционированию. Наблюдая связанную со схемой последовательность действий, состоящую из серии традиционно маскулинных поступков, мужчины, обладавшие развитыми схемами маскулинности, организовали информацию в более крупные единицы действия (Markus, Smith, & Moreland, 1985), что указывает на распознание ими в последовательности действий значения более высокого порядка (Newtson, 1973). Однако когда их просили сосредоточиться на деталях, обладатели развитых схем были способны распознать больше значимых действий низшего уровня, чем асхематики (Markus et al., 1985). Аналогично этому эксперты в области клинической диагностики структурируют результаты наблюдения за поведением в более крупные организующие категории, чем новички, и лучше способны использовать альтернативные объяснительные теории, когда наблюдаемое ими поведение не соответствует их ожиданиям (Dawson, Zeitz, & Wright, 1989). Эти способности незаменимы для эффективного решения новых или содержащих неожиданные моменты межличностных задач.

Исследования, посвященные компетентности в переработке информации, делают актуальным вопрос об индивидуальных различиях, который мы уже затрагивали ранее. Люди различаются не только по абстрактным личностным тенденциям (McCrae & Costa, 1996), но и по специфическим способностям (Bandura & Walters, 1963; Mischel, 1973; Wallace, 1966,1967). Наблюдаемые различия в личностном функционировании часто отражают различия в способности интерпретировать события окружающего мира и гибко на них реагировать. Люди с богатым опытом и знаниями в социальной области более способны адаптировать свои когнитивные стратегии к наличной ситуации (Cantor & Harlow, 1994; Cantor & Kihlstrom, 1987). Этот момент иллюстрируют исследования, направленные на оценку индивидуальных различий в дискриминативной легкости, то есть способности распознавать социальные сигналы, указывающие назначение социальных ситуаций (Chin, Hong, Mischel, & Shoda, 1995). При измерении дискриминативной легкости оценивалось, в какой степени испытуемый кодировал отрывки из рассказов с точки зрения сложных обусловленных связей между внутренним психическим состоянием персонажа, предшествующей межличностной ситуацией и наблюдаемым поведением. Было обнаружено, что люди, способные к более сложному кодированию, в повседневной жизни имеют более полноценные социальные отношения (Chiu et al., 1995).

Валентность в Я-схемах. В рассмотренных выше исследованиях Я-схем сопоставляются лица, либо обладающие, либо не обладающие схематическими когнитивными структурами в той или иной области. Кроме наличия или отсутствия Я-схем, можно сопоставлять их валентность. Схемы могут включать преимущественно позитивную или негативную информацию о собственном Я. В некоторых важных сферах у людей могут сформироваться как позитивные, так и негативные представления о себе. Этот момент иллюстрируют исследования у женщин Я-схем сексуальности (Andersen & Cyranowski, 1994; Cyranowski & Andersen, 1998).

Андерсен и Цирановски (Andersen & Cyranowski, 1994) использовали основанный на самоотчете показатель когнитивных обобщений женщинами в отношении своего сексуального Я и выделили четыре подгруппы. К позитивным схематикам были отнесены женщины, имевшие устойчивые представления о собственной готовности к сексуальному опыту и способности к сексуальной страстности. Негативные схематики придерживались взглядов, основанных на сексуальном консерватизме или стыдливости. «Косхематики» имели устойчивые позитивные и негативные представления о собственной сексуальности, а асхематики таковых вообще не имели. Между этими группами отмечались существенные различия. Как и ожидалось, у позитивных схематиков на протяжении всей их жизни оказалось больше сексуальных партнеров и они вели более активную сексуальную жизнь на момент опроса, чем негативные схематики. Однако, что, вероятно, более важно, асхематики и косхематики также различались. У косхематиков отмечался более высокий уровень любви и романтизма в отношениях с предшествующими сексуальными партнерами (Andersen & Cyranowski, 1994), а также более высокий уровень сексуальной тревожности (Cyranowski & Andersen, 1998). Важно отметить, что эти группы не различаются по общим самоотчетам о сексуальной активности в прошлом. То есть их поведенческая биография «обманчиво сходна» (Cyranowski & Andersen, 1998, р. 1375). У асхематиков — умеренная сексуальная активность, обусловленная умеренным уровнем мотивации к романтическим отношениям. У косхематиков отмечается умеренная сексуальная активность, которая обусловлена конфликтом между высокой потребностью в близости и тревогой, проистекающей из негативных представлений о себе. Как уже неоднократно подчеркивалось, выявить психические детерминанты, идя «сверху—вниз», невозможно (см. гл. 3). Одни и те же глобальные тенденции имеют разные детерминанты у разных людей. Еще один вывод, который можно сделать на основе этих результатов, состоит в том, что различия в представлениях женщин о собственной сексуальности нельзя охарактеризовать с помощью какого-то одного линейного параметра. Простой позитивно-негативный параметр уравнивает асхематиков и косхематиков. И те и другие оказываются на середине шкалы, хотя имеют существенные различия.

Позитивные и негативные Я-схемы могут различаться не только по валентности, но и по общей структуре. Мэлл и Горовиц (Mall & Horowitz, 1995) полагают, что элементы информации, составляющие негативные Я-схемы, в целом, более тесно взаимосвязаны, чем позитивные представления. Люди, обладающие негативными схемами, демонстрируют большее постоянство в представлениях о себе при использовании разных методик самоотчета (Malle & Horowitz, 1995).

Результаты изучения позитивно и негативно заряженных Я-схем подтверждает идею о том, что Я-концепция многомерна (например, Cantor & Kihlstrom, 1987; Kihlstrom & Klein, 1994; Markus & Wurf, 1987). Я-концепция имеет множество аспектов; одни из них соответствуют друг другу, а другие — противоречат. Мы рассмотрим проблему согласованности между разными аспектами Я в одном из следующих разделов.

Схемы отношений

Преобладающие схемы включают в себя не только знания о самом себе или о других людях. Как отмечалось при обсуждении процессов привязанности в главе 7, у людей также формируются схемы о межличностном взаимодействии. Информация о межличностных отношениях может интегрироваться со знаниями о себе и о других людях, образуя «схему отношений» (Baldwin, 1992,1999). Интериоризированные представления о повторяющихся межличностных взаимодействиях формируют ожидания в отношении социальных ситуаций, определяют их интерпретацию и эмоциональную реакцию на них (Baldwin, Fehr, Keedian, Seidel, & Thompson, 1993; Collins, 1996; Horowitz, 1991b).

Дауни и Фельдман (Downey & Feldman, 1996) провели аналогичный анализ когнитивных процессов и межличностных отношений. Ими была исследована чувствительность к отвержению, тенденция ожидать и бурно реагировать на возможность отвержения со стороны лиц, с которыми установлены близкие отношения. Дауни и Фельдман понимают чувствительность к отвержению как контекстуализированную информационно-процессуальную диспозицию. У некоторых взрослых, возможно в связи с детским опытом привязанности (Bowlby, 1980), формируются ожидания в отношении межличностного отвержения. Впоследствии, во взрослой жизни, эти мысли актуализируются определенными контекстами, например ситуациями, связанными с конфликтами или спорами с партнером. Дауни и Фельдман определяют лиц, чувствительных к отвержению, с помощью метода самоотчета. Было обнаружено, что эти люди особенно подвержены чувству отверженности при столкновении с неопределенным межличностным поведением незнакомого человека (Downey & Feldman, 1996, study 2). В своих устоявшихся близких отношениях и лица, чувствительные к отвержению, и их партнеры сравнительно менее удовлетворены своими отношениями (Downey & Feldman, 1996, study 4). Результаты лонгитюдного исследования свидетельствуют о том, что отношения лиц, чувствительных к отвержению, прерываются чаще, чем отношения людей, менее чувствительных к возможности отвержения (Downey, Freitas, Michaelis, & Khouri, 1998). Примечательно, что лица, чувствительные к отвержению, демонстрируют не общую тенденцию испытывать негативные эмоции, а специфическую подверженность тревожному чувству отвержения в межличностных отношениях. Когнитивные структуры, лежащие в основе чувствительности к отвержению, актуализируют контекстно-специфические переживания, а не общее негативное настроение.